Глава 6
Красное пятно растекалось, увеличивалось, оно закрывало уже всё вокруг, и землю, и небо, сплошное красное липкое пятно... Нет не пятно, большой серый плед с чёрными крупными клетками, клетки неровные, блестящие, между ними красная жидкость, она наполняет промежутки, переливается из одного в другой медленно, очень медленно… И вот уже нет места гладким чёрным клеткам, красные ручейки слились..
Ах! Какой красивый нынче закат, какое большое алое солнце! Я прежде никогда не видела такого красивого заката... Я тоже!.. Пятно, большое красное пятно... Это совсем не плед, это мостовая ...-- Виктор, родной мой, вставай, здесь так грязно и эта мерзкая липкая красная жидкость! - она целует его глаза, лоб, гладит холодные щёки. - Виктор, услышь меня, любимый, милый мой, вставай... Его большие тёмно - вишнёвые глаза смотрели на неё с мольбой и растерянностью. Губы еле шевелились, но она услышала,--Прости... меня..., моя Анэчка... я так лублу тебя... лублу... Анэчка....--он смотрел на неё широко раскрытыми глазами, но уже не видел её.--Виктор, Виктор, не уходи! Сейчас, сейчас, потерпи... Помогите, кто-нибудь, помогите!!! --Аня кричала изо всех сил, но голоса не было, был тихий шепот.
Темнота, опять это красное пятно наступает и обволакивает, липкое тёмно-красное пятно… Кровь!... Откуда здесь кровь? Много крови... Боже мой, ведь это его кровь... Большие тёмно-вишнёвые глаза смотрели куда-то сквозь неё. Из уголка полуоткрытого рта полилась тоненькая, алая струйка и остановилась у самого подбородка... Свист полицейского .
--Тикай, хлопцы, кажися французику конец…Га-аа…у! Падла, чего воешь, шлюха, погуляла и будя! Контра недорезанная.... Тикать надо, Микола, хиба позно будэ... Цэ тоби грошы нужны? Тю-ю так цэ ж дохлый номэр. У, французьска пыдстылка, скажи спасибо, хиба сама цела.. га-га-гааа! Бо времени… нет…
--Люды, люды.. Ой, офицера, убили!
-- Как барышню то не тронули...
--За что ж воны ёго?
--Цэ воно видать так, созорничали хлопцы по пьянке,
....Свист полицейского всё нарастал, давил в виски, боль становилась невыносимой -- «Виктор, Виктор не надо, не оставляй меня, Виктор!» -болело сердце, душа, каждая клеточка… Свист, свист проникал под серую беличью шубку... холодно, очень холодно... снег залеплял глаза... белый-белый снег, почему в Одессе такой белый снег... Нет, это Петербург, Петербург… Мама, мамочка, мне так холодно, согрей меня... Они убили его, мама,--Я всё знаю, девочка моя, все знаю...--мама, я не могу жить без него, как же это, почему, за что? Мама, помоги мне, возьми меня. Ласковые, грустные мамины глаза--нет не могу, тебе нельзя, ведь ты скоро будешь сама мамой ....Мама, мама...Виктор...
И мамины глаза, и Виктора, и красное пятно- всё поглотила густая чёрная пелена.
--Мама, она снова бредит, подите сюда. Говорит то по-русски, то по-французски. Какого-то Виктора всё зовёт, теперь, маму вспомнила, ничего не понятно,--Лёвка сидел у Аниного изголовья и менял тряпочки с уксусной водой, прикладывая их на разгорячённый её лоб. Подошла Мирра Ильинична, покачала головой, потом, просунув руку под одеяло, долго держала её на Анином животе. Под Мирриной ладонью периодически чувствовались слабенькие толчки:
--Ох-хо-хо, меняй, меняй почаще тряпочки, Лёвушка, что бы холодные были. Сейчас попробую ей ещё воды горячей с мёдом дать, может-таки поможет.
Мирра пошла искать остатки мёда. Но мысли её были не только об этом. Вскоре она вернулась с кружкой, осторожно приподняла Анину голову и потихоньку стала поить её. Аня безумными глазами смотрела перед собой, пытаясь вырваться, куда сама не понимала, но всё же Мирра как-то ухитрилась влить в неё ещё пол чашки горячего чая с мёдом.
--Ма, а Ма, почему это?--Мирра приложила палец к губам, -- Я за то спросить хочу, что она седая? Она старая что ли? --Ицек заглянул за занавеску.
-- Смотри, Ицек, не говори никому , --Мирра ласково погладила сына по голове, -- болеет она. А старая и больная это две большие разницы... Иди, иди, поспи и ни о чём не думай, утро совсем скоро, тебе Лёвушку сменить надо будет, а то он ещё не спал, ну иди же, не мешай...
--Лёвушка, ты главное за тряпочки не забывай, меняй ... холодные нужны ...--медленно проговорила Мирра опять возвращаясь к своим раздумьям, она всё думала и думала, и от того простого, самого простого решения, которое она надумала, спина её похолодела.
***
Седая, седая… совсем седая… «Ах Мария Алексеевна, какие у вас прекрасные волосы, как вам идёт эта седина». Мария Алексеевна ласково смотрела и ничего не говорила, только улыбалась, смотрела и улыбалась. Седые волосы развевались вокруг головы, серебристыми лучами расходились в разные стороны, большим, огромным, бесконечным кругом, превращаясь в потоки прохладной воды… «ах, как хорошо, как легко мне с вами, баронесса... А я потеряла Виктора, его убили, просто так не за что» …Мария Алексеевна всё улыбалась, улыбалась, улыбалась... Глаза всё суживались, рот открывался всё шире, шире, шире... показывая неровные, щербатые зубы... И внезапно это противный рот начал хохотать:
« Ха-ХаХа, Ого-го-го, и-ИИИ»… Глаза смотрели колючим чужим взглядом... Злые, какие злые глаза! Лицо, нет уже свинячье рыло смотрело в упор и смеялось, кривляясь и гримасничая, … «Мария Алексеевна, что с вами, где вы, страшно мне... Зачем эта свинья, откуда?»…Глазки от злости превратились совсем в узкие щёлочки. Толстые розовые щёки, толстая розовая шея, толстая розовая грудь. Это же Глаша!.. Зачем она надела капот Марии Алексеевны? «Глаша, где Мария Алексеевна, почему ты в её капоте?» --«Какая я тебе Глаша? Глафира Прокоповна меня зовут, ясно тебе?» полу-свинья полу- Глаша упёрла руки в бока и от этого капот совсем раскрыл её безобразную наготу --«Да, простите, Глафира...Прокофьевна, я ничего не понимаю, жарко, мне дышать нечем...Мария Алексеевна, голубушка, где вы?» --«Вмэрла старуха, преста-ви-ла-ся, значится, уж и девять дней было. Всё! Была баронесса и вся вышла... Ха-ха-ха-а, Охо-хо вышла, вышла, вышла!!! Я тута одна теперь баронесса и барон имеется --Степан Юхимыч, ну- ка- ти подь сюды»
...Жарко-ох, как жарко...Свиное рыло дышало прямо в лицо, за ним ещё показалось рыло с усами, ещё рыло, ещё. Свиньи... свиньи..---«Ха- ха-ха –ха, угу-го, пошла, пошла отсюдова, кончилось ваше время, пошла-пошла, контра...ха-ха-ха, шпионка, шлю-ю-ха...»----Лестница, какая длинная лестница... вниз - пролёт, ещё пролёт, ещё пролёт… «Контра, шлюха французская»... Раздавался свинячий визг, рычание, смех. « Га-га-га, улю-лю-лю,»....вниз, ещё пролёт… ноги так медленно передвигаются... так тяжело дышать, грудь сдавило... Дышать, дышать... Лестница повернула наверх, ступенька, ещё одна, ещё ступенька, ещё чуть-чуть, догонят, догонят… Дышать, дышать нечем - пролёт, ещё пролёт... Вдруг ногам стало легче идти… «Почему легче вверх, а не вниз?»... Прохладный морской ветер подул в лицо, серое - голубое - синее, прохладное море,.. «Ах, как хорошо плавать в море, как легко стало дышать»....
***
--Вроде жар-таки спадает, вишь вспотела, это хорошо, очень хорошо... Лёвушка, поди и ты приляг, теперь, я думаю не помрёт, всё будет хорошо, пусть спит. В её положении это самое главное... А нам с папой надо всё ещё хорошо обдумать, очень хорошо подумать надо, очень хорошо... Мирра поцеловала сына в лоб,
--Прости меня, дитятко моё, самое долгожданное, сыночек мой ненаглядный ,-- ничего не понимающий Лёвка смотрел на мать. Он хотел что-то спросить, но сон уже одолевал его и, зевая, он пошёл-таки пристраиваться к братьям, так ничего и не спросив. Мирра Ильинична обтёрла сухой тряпочкой Анин лоб, постояла минуту - другую качая головой, потом, тяжело вздохнув и всё таки на что-то решившись, пошла в кухню, где за столом, в который раз перебирая бумаги неожиданной гостьи, сидел усталый, растерянный Меер.