Глава 5
---Солнышко моё, кыця моя, как ты устала! --Меер Моисеевич войдя в кухню, увидел сидящую за столом бледную, расстроенную Мирру, обнял её, поцеловал в висок,-- Ну, не переживай так, Миррочка, всё мы с Лёвкой устроили. Она пока ещё спит. Давай-таки вот что: посмотрим, что там у неё в этом свёрточке, может быть хоть узнаем кто она такая, а то сами пустили в дом барышню на свою голову и сами-таки теперь и расстраиваемся, --успокаивал Меер Моисеевич Мирру, чувствуя, какие тревожные мысли могли блуждать в её голове. В свёрточке были документы: «Воронцова Анна Ипполитовна… дворянка …девица… мать -урождённая баронесса фон Ланге" ( видно из прибалтийских немцев) -- "… отец -капитан второго ранга... Воронцов Ипполит Андреевич" ( небось родственник ещё и князю Воронцову), «Справка из Военного Госпиталя» ( а он последнее время обслуживал белогвардейцев! ), «Разрешение на эвакуацию» ( подписанное самим Деникиным!…), фотографии родителей( какая красивая семья!). И ещё одна, на которой она вместе с офицером, по форме видно, что офицер -французский... такие радостные, красивые, молодые... наверное, брат или отец её ребёнка? ...Да, Мирра Ильинична всего ожидала, но такого набора... Была бы просто мещаночка какая, а тут-таки прямой пропуск в ЧК к стенке. Она -то хорошо помнила, как они с Меером тряслись от каждого стука в дверь, когда пришли большевики к власти. Начался жуткий Красный Террор, расстреливали, грабили... Мироновича - ювелира, всю семью, десять человек, не пожалели стариков-родителей... потом Поляковых (скажи, пожалуйста, какие буржуи - Бакалейный магазин имели, но продукты надо же было забрать со складов, всё по закону-экспроприация).
Бергманы, врач Белецкий, адвакат Ревзин, и просто обыкновенные люди... погромы на Запорожской... А эти страшные списки, которые расклеивались по всему городу! Самая одержимая, ярая чекистка, товарищ Дора самолично пытала, издевалась, зверь, да и только! Её -то повесили, а сколько ещё таких дор там в ЧК!... Когда вскрыли деникинцы прошлой осенью в Александровском саду захоронения, весь город ужаснулся сколько народа там похоронено... так навалом, как скотов... А что сейчас, когда Советы пришли к власти, будет по- другому? Нет по- другому они не умеют. У Мирры сердце останавливалось от одной только мысли, что приютив эту женщину, пожалев её, совершив обыкновенный человеческий, естественный поступок - просто помочь больной беременной женщине, она навлекла на всю семью опасность, она привела в дом не просто беду, а смертельную, жуткую, страшную беду... И как теперь быть она не знала. Знала она только одно - у неё в доме «белогвардейская контра, а они, Вишневецкие, все пособники той самой контры», которая лежит сейчас за занавеской такая жалкая, несчастная и мучается в диком лихорадочном бреду. Видно было, что и Меер думал о том же самом, взгляд его помрачнел, он как-то ссутулился и не произносил ни слова.
Аня не приходила в себя, бредила, изнывая от жара и кашля. Больше недели уже длился весь этот кошмар, а ей не становилось лучше, несмотря на все ухищрения Мирры, на все её старания. Детям пришлось сказать, что у них в доме больная родственница и беспокоить её не нужно. Она так и лежала за занавеской то неподвижно с едва заметными признаками жизни, то металась в горячечном бреду, пытаясь встать. Около неё постоянно кто-нибудь дежурил то Лёвка, то Ицек, то сама Мирра подходила, её волновало бьётся ли ещё бедное дитя под сердцем этой изнемогающей от болезни девушки. Однажды Мирре показалось, что никакого шевеления и биения уже нет, и она, перепугавшись, послала Ицека за доктором Кассирским, который жил неподалёку.
Доктор пришёл незамедлительно, хотя на улице уже смеркалось и опасно было выходить, близился комендантский час уже объявленный в городе. Доктор Кассирский был немало удивлён, что в доме у Вишневецких откуда-то появилась незнакомая ему ранее родственница, хотя всю семью он пользовал не первый год. Но на все его недоумённые вопросы Мирра сухо отвечала: «Потом , потом, пан Кассирский, потом всё вам объясню, вы уж, пожалуйста, повнимательнее её осмотрите, я что-то волнуюсь, совсем растерялась...» Пан Кассирский долго осматривал больную, внимательно прослушал и простучал пальцами худенькую Анину спину, качая седой косматой головой, потом так же внимательно прослушал живот, и так же не переставая качать головой воскликнул:
--Матка Боска, пани Вишневецкая, вы совершенно напрасно так волнуетесь, у вашей... «родственницы»(при этом он многозначительно посмотрел на Мирру) ничего страшного я лично не нахожу, глубокий бронхит-таки есть... а ребёнок жив, биение слабое, но явное... тут что-то другое, может она переволновалась, нервы, знаете ли, коварная штука.. Как же она у вас- то оказалась в такое- то время? - Мирра поджала губы и ничего на это не ответила, -- Впрочем, это меня не касается вы правы, пани...Тепло, уксусные примочки при жаре, побольше тёплого питья, ну вы и сами знаете. Я думаю, всё обойдётся. У вашей «родственницы»- он опять многозначительно взглянул на Мирру поверх очков,- пани Вишневецкая, очень крепкий организм... Матка Боска, всё будет нормально... дня через два-три.
Когда он ушёл, Мирра вздохнула с некоторым облегчением, что с ребёнком всё в порядке и угрозы того, что Аня умрёт прямо тут на Лёвкиной постели, пока нет. Но возникла другая угроза: «донесёт, точно донесёт»--подумалось ей, и опять мысли её стали лихорадочно биться в поисках нужного решения, как поступить, что делать?