Странная картина на моей стене Масло Город призрак

Наташа Лазарева
          Может быть, я уже где-то и не рада своему живописному хобби, но куда деваться? Знаете, сколько стоит тюбик краски? А у меня их уже больше тридцати. Кисти… И всё такое прочее. Готовую картину надо в багет оформить, это удовольствие вообще запредельное. И вот, казалось бы, висит себе готовый шедевр на стене, и ждёт выставки или нового хозяина, и на этом автору пора успокоиться. Но нет предела совершенству… Если брать на круг, я творю очень медленно, за месяц заканчиваю всего одну картину. Ну, это – на круг. Потому что пишу сразу пять, например. Я же не профи, боюсь что-то испортить, жду неделю, две, пока высохнет краска, чтобы писать дальше. Однако, получается всё лучше. И первые работы начинают раздражать.
          Вот эта – пейзаж с Пентидаттило, городом-призраком. Первая картинка в коллаже – окончательный результат. Вторая – многострадальное облако. Третья – одна из фотографий, которые использовались вместо пленэра. Четвёртая – то, что написала сначала.
          Итак, пейзаж с Пентидаттило висел себе на стене, пока я не поняла, что облако (которое на фото отсутствует) – некрасивое. Ну, не умела я рисовать облака. А пустая четверть холста раздражала. И я намалевала что-то, чтобы заполнить синеву. Но время шло, и даже облака стали получаться, и даже очень получаться, а на пейзаже с Пентидаттило – хрень какая-то на небе. Вытащила я картину из рамы, и взяла в руки нож. Да-да, огромный столовый нож. Думала, что стоит поскоблить краску – и она отвалится, и я напишу новое, красивое облако.
          Краска не отваливалась. Более того – она даже не отскабливалась ровно. Где-то уже был виден холст, а где-то пятна держались за ткань так крепко, словно в этой хватке заключался смысл их земного бытия. Я психанула, и приналегла на лезвие. И на холсте возникла дыра. А, так как я не подумала подложить под ткань хоть что-то, на краске отпечатался контур подрамника. Я смотрела на это варварство и ругала себя: «Ну, почему я не поехала в студию «Жёлтый карандашЪ», где начинала рисовать год назад, и не попросила помощи у профессиональной художницы и преподавательницы?!» Поняв свою чудовищную ошибку, написала Оксане сообщение. Она ответила: «Конечно, приезжайте!»
          Народ встретил меня с радостью. Во-первых, одна незнакомая женщина, едва увидев меня, воскликнула: «Наталья Лазарева?!» Я призналась, но извинилась, что не узнаю её. Оказалось, она читала «Нелегалку» и в курсе моих новостей, которые мелькают в её ленте. Во-вторых, все «восхитились» смелостью, с которой я набросилась на холст с ножом. Когда облака, под чутким руководством Оксаны, были более-менее поправлены, и дыра (предварительно подклеенная дома) замазана, началось «в-третьих».
          Преподавательница сказала, что у меня слишком много мелких деталей на картине. (Это она ещё не видела «Савоку», которую я выписывала несколько месяцев). Что все части картины равнозначны, а что-то должно доминировать. Но у меня нет доминанты, и следовало бы «размазать» что-нибудь. Например, кладку на стене или растения. Я не соглашалась (и не согласилась). Она сказала, что выписывание деталей – удел дилетантов. Я согласилась со своим дилетантством, но не согласилась с неважностью мелочёвки. Я сейчас часто хожу на разные выставки, и именно детали (коих полно на полотнах старых мастеров) приводят меня в полнейший восторг.
          Пока мы спорили, остальные ученики присоединились к разглядыванию моего шедевра. Ксюша вдруг сказала: «Вот в этих пятнах я вижу уставшего Чебурашку. Он такой грустный…» Я вздрогнула. Мария присмотрелась и выдала: «Это не Чебурашка, это ёжик. Но тоже грустный. Наверное, устал искать лошадку». Вера, признавшая меня с порога, присоединилась к просмотру цветовых пятен и сообщила: «Ворона! Ворона, из тени под кустом вылетает, видите?» Я не находила на картине ни Чебурашки, ни ёжика, ни вороны. Юля присоединилась к зрителям: «Посмотрите, там к стене медведь прислонился!» Хорошо, что младшее поколение художников было поглощено своими работами, и в троллинге не участвовало. Оксана резюмировала: «Вот, внимание зрителей рассеивается, все теряются в массе деталей…» Я отрицательно помотала головой: «Зато, сколько интересного все увидели!» Сама я уже видела ровно посередине композиции позеленевшего от злости Энштейна, но благоразумно промолчала.
          После этого я никак не могла выбраться в студию, чтобы работу забрать. Краска уже давно высохла, а времени на занятие не было. Я купила два новых холста, распечатала два пейзажа с Чефалу, и свалилась с гриппом. Потом загрипповала моя мать-старушка… Наконец, я появилась в студии. И с ужасом обнаружила, что полотно провисло. То ли неравномерные слои красок сыграли свою роль, то ли в студии было сыровато, но после занятия картина была отдана на перетяжку.
          Приёмщица сказала: «Делов-то на пять минут, завтра будет готово, мы позвоним». Ни завтра, ни послезавтра никто не позвонил. На третий день я вошла в мастерскую. Приёмщица посмотрела на меня мутным взглядом: «У Вас что?» Я слегка психанула: «Это у Вас – что? Два дня назад я должна была получить картину из перетяжки…» Пауза и объяснение: «Я не работала эти два дня и не отдала картину, чтобы не испортили. Зайдите через часик!» Я сказала, что зайду завтра. Вечером мне позвонили и долго объясняли, что работа была очень сложной, изначально холст на подрамнике был натянут неправильно, его переделали полностью. Я перебила: «Сколько?» - «Триста восемьдесят» - «Хорошо». Обещали за сто пятьдесят, между прочим.
          Получив звенящую барабаном картину, я принесла её домой и начала замазывать невидимые никому следы от ножа. Все уверяли, что их нет. Все, от преподавательниц в студии, до приёмщицы в мастерской. Но я знала, что они там есть, и упрямо намазывала белые барашки на ставшее почти естественным небо. Меня радовало то, что у трёх наших преподавательниц, профессиональных художниц, видевших эту работу, мнения разделились. Оксанин отзыв был критическим, Юля вполне одобрила изображение, зато Ольга его похвалила.
          Если несколько моих полотен уже обрели новых хозяев, эта картина вряд ли кому-то понравится, кроме меня. Я смотрю на стену и спрашиваю у Энштейна, что-то выискивающего на дороге: «Ты ворону не видел? А ёжика? Медведя с Чебурашкой тоже нет? А кого? Обезьяну? Какую ещё обезьяну?! А ну, исчезни, тебя тут тоже нет, между прочим!»
          Волшебная картина получилась, однако. Мой город-призрак оказался густонаселённейшим районом. Я решаю, что даже если картина кому-то приглянется, ни за что никому её не уступлю.