Назад, Глава 2. В путь, к налакам: http://www.proza.ru/2018/03/26/1580
– Марлин, нет оснований бояться внешнего мира! – сказал Шкипер.
– ...Если не считать уличной преступности... – задумчиво произнёс Ковальский.
– ...И стихийных бедствий... – быстро добавил Рядовой.
– ...Промышленных катастроф... – продолжил рассуждение Ковальский.
– ...Нападений барсуков... – Рядовой явно увлёкся.
– Вы двое! Закончили?! – повернулся к ним Шкипер.
– ...Падающих космических обломков... – по инерции ещё сказал Ковальский. –
Всё. Закончили.
Пингвины Мадагаскара, Безумное путешествие выдры.
Я и по сей день твёрдо уверен в том, что дронт Эдвард хотел придавить нас
своей задницей.
Туве Янссон, «Мемуары папы Муми-тролля».
Прошло, вероятно, минут пятнадцать, а может быть, и чуть больше суток. По крайней мере, всё ещё было утро и, кажется, ничего не изменилось: солнце стояло также, берег, ещё заметный, был удалён от них на такое же расстояние... Ду преспокойно сидел на руле, даже что-то насвистывал. Ремиса увенчивала их мачту, нахохлившись в полудрёме и всё же глядя куда-то вдаль. Иногда она, чуть обернувшись в сторону рулевого, что-то насвистывала и тот едва заметным движением руля поправлял курс. Их корабль тихо шёл по лёгко-рябчатой воде. Собственно, одномачтовый шлюп или ботик – как угодно. Но для них это был... Да что я объясняю! Разве не был никогда для кого-то шалаш на дереве горной пещерой?
– А слушай, Ду, – пробормотал Стактибус, щурясь на солнце, – отчего это тебе дали такое имя... Мыкий Дод! – последнее он произнёс с пафосом, достойным подмостков. – А?.. – и, так как ответа не последовало, он продолжил: – Ведь вроде бы твой отец... э-э... образованный человек, особенного ума... Да и вообще родственники все твои люди тонкие и со вкусом... Это что, шутка такая?.. Или у них настроение в тот момент плохое было?
Бобредонт, тоже проснувшийся, нахмурился и сел. В самом деле, нет ничего хуже, когда члены команды начинают делить должности. Но Мыкий Дод, благостно улыбнувшись, ответил:
– Да понимаешь... Так вышло, что папа очень захотел дать мне особенное имя... Но потом он понял, что самое прекрасное остаётся прекрасным лишь только если его удаётся скрыть... И вот, он укрыл его. Это – маленький ребус... – он чуть прищурился и добавил после небольшой паузы: – Совсем несложный на самом деле.
– Ну? И что значит Дикий мёд? – всё ещё хмуро спросил Бобредонт.
– Ага, – опять улыбнулся Ду, – а вот так-то будет уже сложнее... Ведь это на поверхности, так? Но это – тоже не окончание, а только образ...
– Пфу... Слушайте, у меня уже от вашей тарабарщины голова кругом... – ворчливо зевая, сказал тогда Бэ, изо всех сил при том чеша себе спину, – ну вот, опять бок отлежал... давайте лучше палубу делать. А то вдруг ветер, а у нас тут продукты неприкрытые...
Все синхронно улыбнулись (и даже Ремиса на мачте), чем вызвали дополнительную порцию праведно негодующего ворчания и терапевтического чесания, что в свою очередь увеличило градус и размах их улыбок. И так все уже окончательно проснулись. Только безмерно уставшие Рэ и Жэ по-прежнему спали.
– Ладно, – сказал Бобредонт, поднимаясь на ноги. – Давайте сделаем палубу.
Нет ничего лучше, чем работа на море! – скажет кто-нибудь. И это так и есть. Особенно если ты обустраиваешь, хотя и маленький, но собственный кораблик, и даже если иногда... а может быть часто... или из-за внезапной хохотообразной непонятно откуда взявшейся (обернёшься, а все мирно работают) сотрясающей качки то и дело лупишь себе молотком или чем-нибудь вроде этого по руке, по ноге, и вообще по всему телу... всё равно непонятным образом ощущаешь радость, как если бы, потеряв уйму сил, нашёл то самое, что эти силы и даёт... И что же бы это могло быть? Не знаю, стоит ли говорить...
Итак, палуба была готова! Ну хорошо, часть палубы. Но самая главная. Та, которая над продуктами.
– Ну хорошо, – сказал Стактибус странно серьёзным голосом, деловито щуря глаза на полдень, – теперь наши продукты не унесёт первым порывом ветра...
– А вторым? – спросил дискриминатор Бу и тут же опустил нос, пряча улыбку.
Ну ещё бы не прятать, если на тебя, когда ты рулишь и не можешь никуда убежать, уставились три пары рассерженных глаз. Впрочем, одна пара, судя по всему, была рассержена лишь по той причине, что кто-то решил у неё похитить пальму первенства главного шутника-сарказиста.
– Ну да, и вторым тоже, – по-прежнему деловито заключил Стактибус, постукав согнутым пальцем по доскам. – Только вот дыры ещё остались... вот там... вот там... вот там... короче, везде!.. И как вы думаете, что будет, если внутрь попадёт волна?
– О-ой-й... – было ответом.
Потому что два остальных героя, представив, сколько ещё нужно работать, упали навзничь.
Но полежав немного и подумав о горестных тяготах жизни и грустных трудах земной человеческой доли простого труженика, оные герои решили подняться и закончить! Ну, хотя бы ещё один промежуток.
Удивительно, но когда наступило время обеда, совсем не хотелось есть.
– Э-э, нет, ребята, – нахмурилась Ремиса. – Так дело не пойдёт. Быстро все в тень, в трюм. И ты, Бу, тоже. Я тебя сменю. Пусть только мне даст кто-нибудь носовой платок... желательно чистый.
Они сидели в трюме... ну, или под навесом, – как хотите, – и, тихо улыбаясь, смотрели на птицу, в носовом платке, повязанном как сельский платочек, похожую на добрую бабушку, как она важно и серьёзно сидела на руле, трепетом крыльев изредка передвигая его то чуть вправо, то чуть влево, по одной ей заметным признакам выправляя курс.
Их щелястая палуба, пушистые лучи полуденного солнца, проникающие в просветы (впрочем, не так уж и частые), создавали ощущение лесных глубин, из которых они созерцают чудную райскую птицу, её странную и удивительную, незаметную для других жизнь...
– А я есть хочу... – проканючил вдруг большой Бэ. – Может, хотя бы чайку попьём, а?..
И все улыбнулись в их лесной тишине.
– Ладно, – сказал Бобредонт. – Я, по правде сказать, тоже голоден, как слон.
– А что, слоны бывают как-то по особенному голодными? – придира Бу не смог оставить приведённое высказывание без комментариев.
А Мыкий Дод тем временем уже нашёл примус и чайник с прилагающимся к ним «охранным листом» (на самом деле просто медным листом с загнутыми краями). И, чтоб не тратить спичек, увеличительным стеклом он зажёг кусочек бумаги, потом щепочку... И вот, примус уже горел.
Они наблюдали за его манипуляциями как зачарованные, почти так же, как несколькими минутами ранее за Птицей. Было в этом всём что-то значительное... Ну, хотя бы то, что – удивительно, но этот Додик всё умел и делал уверенно. Даже Стактибус смотрел на всё это приоткрыв рот.
– Да я просто с папой в походы часто ходил, – смущённо пояснил Ду, заметив взгляды. – А так... Ну что, до кипятка греем или так хватит?
– Так хватит, – сказал Бэ и все засмеялись.
И стали доставать всякие вкусности, кто что хотел. А потом Ду, быстро поев (ведь он ночью спал и вдобавок к тому сидел на руле, а не строил корабль), сменил у руля Ремису, и она тоже слетела в трюм заморить червячка.
– Вот, и не жалко тебе бедного червяка? – Стактибус уже был сыт и мог, откинувшись назад и заложив руки за голову, философски шутить.
– Уку, – отрицательно покачала головой Ремиса. – Тем более что это не червяк, а оладьи.
И солнце пело в сквозящих щелях, и тихие волны пели у борта, и трое друзей и прекрасная птица, не имея сил сдерживать радость, вышли на палубу. Солнце уже склонилось и было не так жарко.
Палуба... Новая, гладкая... хорошо по ней ходить, не перепрыгивая с одного ребра корабля на другое, а просто передвигаясь в пространстве. И танцевать. И прыгать. Прочная!
И вот, когда уже вышли в открытое море, и берег их исчез за кормой, и корабль хорошо шёл, Бобредонт от радости заиграл на сигнальной трубе:
– Ту-у, ту-у, ту-у! Ту-туру-ту-ту-ту-ту!
А Бу схватил какую-то первую попавшуюся кастрюльку и стал ему прибарабанивать:
– Ба-ам, ба-ам, ба-ам! Барабам-бам-бам-бам-бам!
А Бэ, не имея ничего, кроме всего себя, которого был готов отдать теперь всего целиком всем и каждому, припрыгивал им, топая по палубе:
– Пры-ыг, пры-ыг, пры-ыг! Прыг-прыг-прыг, прыг-прыг-прыг-прыг!
А Ремиса, смеясь и радуясь их детским играм, летала вокруг корабля и шутливо пела по-воробьиному:
– Чи-ик, чи-ик, чи-ик! Чик-чирик-чик-чик-чик!
А Бу улыбался и рулил кораблём.
Наконец все утомились и, сияя в блаженной усталости, завалились на новой палубе отдыхать. И тут, в этот самый прекрасный момент, из трюма послышалось какое-то тихое кряхтенье, потом до их слуха донеслось, как кто-то скребётся, выползая наверх по лесенке... И вот наконец из трюмных уютных глубин показались две помято-всклокоченные физиономии... Всем видевшим это стоило большого труда не надорвать свой живот.
Но Рэ и Жэ, выспавшиеся и благодушные, как сытый Бэ (а он таким теперь и был), только криво улыбались, зевая и почёсываясь, и время от времени опять повергая зрителей в судороги какой-нибудь репликой (любой) или вопросом, вроде этого:
– А что это, дождик вроде барабанил, а тут совсем сухо и солнышко... – спросил Рэ, ещё немного стесняясь.
– И чем это так вкусно пахнет? – добавил Жэ, уже совсем не стесняясь.
И добрый Бэ вытащил на палубу ещё тёплые остатки их трюмного пира и стал кормить малышей, ну, почти что с ложечки. При чём они конечно недовольно и независимо фыркали, показывая, что они уже давно гиганты силы и смекалки. А все сидели и смотрели, как питался их детский сад.
– Слушай, зачем мы их взяли, напомни, а? – еле слышно, углом рта спросил Стактибус, вместе с тем продолжая весело улыбаться.
– Так ведь они сами условие такое поставили... – подобным образом ответил Бобредонт, не переставая излучать веселье.
– Мдя-я... – всё также конспиративно протянул вопрошатель. – Лучше бы мы тогда потерпели...
– Ну, может, это и к лучшему, – сказал Бобредонт, вдруг забыв про конспирацию.
– Что? – хором, с набитыми ртами, повернулись к нему Рэ и Жэ.
– Ничего, ничего, ешьте ребята, – с улыбкой махнул им Бо и, подойдя к борту, стал смотреть на всё более открывающееся перед ними изумрудное море.
– Слушайте, – сказал вдруг Бэ. – У меня предложение!
– Да? – скептически заметил Бу. – А я думал, одни междометия...
– Вот и нечего думать междометиями, – заметил Бэ и продолжил, пока Бу изумлённо приходил в порядок: – Я предлагаю основать ТОП!
– А что такое топ? – безмятежно спросил Рэ, ещё что-то жуя.
– А на каком месте его основывают? – с беспокойством спросил Жэ, осматриваясь вокруг и явно просчитывая возможности дипломатического отступления.
– ТОП, – стал объяснять Бэ, отвечая по порядку на первый вопрос, – это Тайное Общество Племянников! – потом, когда все молчали, усваивая изречённую им гениальную идею, решил ответить и на второй. – А основывается оно на любом месте, где бы мы ни находились! Ведь это и есть мы! И... да, я думаю, что я – Топ-1.
– Так-так-так, ну-ка постойте-ка, – заверещал недовольный несправедливой дискриминацией Бу. – Отчего это ты-то Топ-1? Ты что, самый умный, что ли? Любой чертёж составить можешь и теорию просчитать умеешь?
– Э-э-э... – несколько озадаченно протянул Бобредонт. – Вообще-то капитан вроде как здесь кто-то другой... – явно намекая на кого-то другого.
– Да, это почему это ты – Топ-1? – спросил ещё боящийся Жэ. Он явно что-то помнил.
– А мне кажется, он и есть Топ-1, – сказал Рэ и улыбнулся, невольно показывая остатки гренок.
– Не жуй с открытым ртом, – сказал Бэ и поднялся. – Вот, я вам сейчас приведу пример.
А Жэ почему-то закрыл голову лапами, глядя в щёлочки между пальцев. Но Бэ всего лишь снова исполнил партию прыг-прыга.
– Ну что? Кто ещё так может? А-а, вот так-то! Та что я – Топ-1.
– Ну да, –хмуро заметил Бу и, сложив руки на груди крендельком, гнусаво передразнил неизвестно где слышанного вокзального диктора: – «Внимание-внимание, всем осторожно, берегите ноги, по правому борту двигается Топ-1»... Топает он, ха!.. Только это ещё не даёт...
– Слушайте, а я знаю, – сказал вдруг Бобредонт, осенённый счастливой разгадкой. – Я знаю, кто у нас Топ-1...
И все, не сговариваясь, повернулись к Ремисе, которая сидела рядом на рее. Но та, улыбнувшись, только покачала головой. Когда же жалобная малышня подлетела к ней и стала упрашивать... ну что тут сделаешь? Она согласилась. А дальше было уже просто. Бу, как главного их теоретика, избрали Топом-2 (хотя Бэ гоготал при этом и говорил, что это его, Стактибуса, оценка). Бобредонт, как всё-таки капитан, стал Топом-3. Ну, а Бэ стал Топом-4. Ду стал Топом-5, и против этого никто не возразил и не спросил объяснений. Только вот между двумя племянниками Бурундука развернулась оживлённая дискуссия, кому из них быть Топом-7, потому что никто из них не хотел быть Топом-6, а пустым оставлять номер как-то не положено... В конце концов их, как близнецов, оставили быть одновременно обоих и Топом-6, и Топом-7. Ну, или так: Топ 6-7.
И вот в таких приятных занятиях они достигли вечера.
– Ну, что, будем ещё доделывать сегодня палубу, или как? – нарочито равнодушно, но явно питая одну тайную надежду, спросил Бэ, глядя на тихое солнце, заходящее над изумрудными водами, в глубины просторов которых они стремились. – Как здесь солнце заходит... надо же... – после паузы добавил он.
– Ладно, – с лёгкой улыбкой сказал Бобредонт. – Так уж и быть... – и сделал паузу, словно нарочно, чтобы посмотреть, как между бровей бедного и усталого Бэ собрались страдальческие морщинки, – ...продолжим завтра... – и великий вздох облегчения венчал эту замысловатую капитанскую фразу.
Потому что, кажется, не только все члены команды их маленького корабля, но и окружающее их море испустило вздох. Бобредонт даже нахмурился и с тревогой поднялся посмотреть – всё ли там в порядке. Но море было спокойно, мягкий ало-оранжевый отблеск лучей заходящего солнца стелился и плыл по изумрудным водам, испещрённым мелкой ликующей рябью, и всё огромное их пространство тихо вздымалось, дыша. Океан дышал.
– Ладно, – ещё раз сказал капитан. – Давайте готовиться ко сну...
– А ужин? – толстым и дрожащим от обиды голосом спросил один из самых забитых, обиженных, брошенных на произвол голода и судьбы членов команды.
– Ну, это ж само собой, – ласково сказал Бо.
– Так это ж совсем другое дело! – пропел Бэ и помчался накрывать стол, точнее, доску, потому что стол у них в трюме не устоял бы, и ели они на широкой целиковой доске, прямо так, громоздясь на полу и ощущая под собою мягкое движение волн.
Стактибус пересел за руль, а Мыкий Дод поплёлся разжигать примус, греть воду и ужин... Он заметно устал под конец дня – всё-таки непросто столько времени телесно безмолвствовать, сидя на одном месте, да ещё и ответственно управляя подобным кораблём.
Ремиса же осталась на своём наблюдательном пункте, верхушке мачты, глядя в далёкую даль, где покоились в лучах заходящего солнца Блаженные Острова налаков... Она так и не стала ужинать, ограничившись чашкой воды из горного источника.
А ночью произошло маленькое событие, как оказалось, имеющее под собой тайные большие причины. Итак, они спустили паруса и бросили якорь, но поскольку он был... как бы это сказать... не совсем якорным, и всё равно за кораблём нужно было присматривать, то на вахте нужно было оставить кого-то, и этот кто-то должен быть храбр, технически оснащён, мудр, просвещён... Короче говоря, это был Бу, Стактибус великий. Потому что Ду уснул и никакою силой (Бэ пробовал, так что все на минуту оглохли) невозможно было его разбудить.
И вот, в самой глубокой глубине их первой таинственной морской ночи, раздался ноющий тихий звук... он делался громче... потом стал похожим на оглушительный писк комара... и наконец превратился в плачущий шёпот:
– Бу!.. Бу!.. – тоненьким голосом звал один из двух их великого дежурного. – Там что-то... кто-то!.. двигается... дышит... – Бу!.. Бу!.. Бу!.. – продолжало звать несчастное нечто из самого безопасного уголка трюма, такого узкого, что никто никогда не смог бы там его стукнуть.
– Не бубни, – мрачно заметил Бобредонт, переворачиваясь с боку на бок. – А то выбросим в море... и вообще...
Крики тотчас утихли.
– Ой, слушай, я не понимаю... – услышал Бобредонт, проснувшись наутро. – Все эти стуксели и бамсели... Так сложно...
Выбравшись из трюма, он обнаружил, что Мыкий Дод пытается объяснить несчастному и дрожащему одному из двух (со спины не разобрать, кто это, Рэ или Жэ) устройство их парусного вооружения, а тот с тоскою смотрит куда-то вдаль, где был уже незаметный оставленный ими берег.
– Угу, – добавил хмурый капитан. – А ещё шлёпсели и пиноксели...
Один из двух тут же понял свою вину и быстро пошёл чистить зубы.
Что ж, раз у какого-то Топа-5 не получилось научить мудрости младших, тогда за дело пришлось приняться Топу-2, Стактибусу премудрому.
– А и бэ сидели на трубэ... – начал он загадывать загадку двум братьям; ведь надо же было их хоть чему-то научить.
– И нигде я не сидел, – сказал Бэ, выходя из-за мачты.
И пришлось Топу-2 срочно ретироваться. А за дело воспитания взялся самый убедительный. Но в процессе разговора он услышал такой тезис, на который совсем ничего в качестве не смог привести. Пролегомен был такой:
– И где же она, та ваша земля? – потрясал в воздухе хилой своей лапкой юноша Рэ. А брат его двоюродный Жэ добавлял: – Почему мы никак не приплывём? Где всё это ваше царство находится?
Ну что тут ответишь, на такую бессмыслицу?
– А мне это не зюйд-вестно, – цинично произнёс Бэ и пошёл от греха подальше завтрак готовить.
– А кому... кому известно? – жалобно сказали ему вслед двое из двух.
И на этот настойчивый вопрос могла ответить, конечно, лишь она, Бикардия Биарманландисса, Мириса, называемая друзьями Ремисой, хотя какая в этих двух именах разница, честное слово, не знаю. Она поднялась высоко в утренний чуть прохладный воздух и, вернувшись, заключила:
– Острова от нас уходят, верно малыши подметили... – двое из двух хмуро и значительно посмотрели на всех. – Мы уже должны были бы их достигнуть, но... ведь вы же знаете, что они не стоят на месте, они всегда в движении и тот, кто хочет их достигнуть, тоже должен быть в движении...
– Это что, в темноте, что ли плыть? – процедил Бу, принявший сказанное за личный упрёк.
– Я знаю, что, – вдруг сказал Бобредонт. – Мы должны достроить палубу.
– Ну, и какая в этом связь? – всё в том же духе ответил Бу.
– А такая, – неожиданно вмешался в разговор Мыкий Дод, по большей части при разговорах односложно улыбавшийся или скромной молчавший, – что прежде, чем липовая бочка будет готова и пропарена, мёд в неё не наливают.
– Ну, и какая... – начал опять Стактибус и остановился. – Ха! Так мы что, по твоему...
– Так, всё, завтракаем и за работу, – прервал дискуссию капитан.
И команда, отчего-то с большим облегчением, ему повиновалась.
До полудня они успели сделать многое, но далеко не всё. Но хотя бы на носу корабля палуба была готова принимать волновой душ, которого они, на своё счастье до сей поры избегали. После небольшого отдыха, обеда, потом ещё небольшого отдыха, потом... В общем, с тяжёлым страдальческим вздохом капитан Бо разрешил искупаться, тем более, что жара томила сильно, а пресной воды у них оставалось мало.
Но, что удивительно, первыми в воду бросились малыши Рэ и Жэ. А впрочем, может, и не удивительно. Потом интеллигентно столбиком спрыгнул в воду Мыкий Дод. Но даже видя веселье плещущихся детишек, Стактибус не решался. Тогда хитрый и коварный Дубробор подкрался...
– А-а-а! – завопил племянник Бурундука, мудрый Бу, падая в воду.
Впрочем, его вопль был недолго слышен, потому что тут же вслед за ним в воду в оглушительным плеском и шумом упала гора по имени Бэ. Когда же стих этот шум...
– А-а-а! – продолжал вопить Бу. – Тону-у!
Даже Бобредонт, всё ещё стоящий у борта, ухмыльнулся:
– Слушай, хватит орать, всё равно ведь ты не тонешь! У тебя там мелко...
– Да?! – возмущённо заорал Бу. – Ещё как тону! – и он стал подныривать, пытаясь показать, как глубоко... но отчего-то не получалось.
– Эй, капитан Буль-буль... – перекрывая дискуссию, раздался голос Бэ, сопровождаемый сдавленным детским смехом. – А слабо искупаться?.. А вот состязания по плаванию!! – и он, как реактивный глиссер, куда-то поплыл, а за ним всё их корабельное мальчишество.
Бобредонт улыбнулся и рыбкой лёгонько прыгнул в воду. Только вот очень быстро ему пришлось запрыгивать обратно. Потому что Бу подныривал-подныривал, и доподныривался. Потому что... потому что из моря стала подниматься чья-то огромная спина!
– Змей! – заорал он что есть мочи.
Правда, на общее счастье, от ужаса мочи у него оказалось немного, так что барахтающиеся и плещущиеся не сразу заметили, что с Бу и Бо происходит что-то странное... Первым это заметил зоркий Жэ. И, с трясущимися губами и лязгающими зубами, он вначале неуверенно, затем с всё возрастающим напряжением изрёк:
– Ро... Ру... Ра... Рэ... Рэ! Рэ!! Это змей!!!
И вот тут уже стало впору устраивать соревнования не по плаванию, а по бегу, и не важно, что в качестве беговой дорожки у всех них была вода.
Но это был не змей... Да и вообще неизвестно, был ли там кто, потому что когда они все всклокоченные, с глазами величиною с блюдце, повылезали на борт (Ремиса не могла дышать от смеха), вода за ними осталась совершенно спокойной, всё такой же изумрудной и сияющей солнцем и просвечивающим из зелёных глубин песком.
– Мы ведь иностранцы здесь... – хныкал ещё испуганный Рэ.
– Ну и что? – сказал злой Бу, отчего-то красный с головы до ног.
– А то, – продолжал причитать Рэ. – Что мы иначе странствуем!
– Это как иначе – в детский садик и домой? – процедил Бу, тщетно пытаясь справиться с краской. – Эх, зачем мы вообще вас взяли! Два зануды...
– Слушайте, а не съесть ли вас? – вмешался в чинную беседу Бэ, тоже красный, но не настолько.
Жэ, до этого лишь аккомпанимировавший брату, сразу перестал хныкать:
– А что – я ничего...
А Рэ тотчас занялся рассматриванием новой палубы:
– Ладно... конечно... хорошо...
Но Бэ разошёлся не на шутку:
– ...А вы что, не знали, что этот корабль вообще... ватрушечный?!
Но Рэ, совершенно припёртый к борту, за которым было страшное море, вдруг отважно завопил, ещё больше повышая тон, только визгливо:
– Ну и что?!!
– А то, что я тебе сейчас уши в нос вотру!!! – заорал Бэ во всю мидяновскую (Рэ тут же схватил их всеми лапами в отчаянной и последней надежде спрятать), и тут уже окончательно все проснулись, кто спал и кто не спал, кто был рядом, и кого здесь вообще в помине не было.
Всё море целиком. Потому что из воды стали выглядывать всякие морды и недовольно ворчать разные вещи, что-то типа «нельзя ли потише», «а можно вопить в другом месте», «незачем так орать» и тому подобное. Так что Бэ отчего-то сразу сник, притих и стал прятаться за мачтой. А Рэ так и стоял, закрывая уши лапами. А если бы не это, то он бы, наверное, со страху помер.
Ну что же? Потом они решили пообедать. И даже распечатать свой страшно секретный НЗ. Но оказалось, что он весь в пыли. То ли они так активно делали палубу, то ли кое-кто рядом с НЗ так активно спал, то ли эти их скачки... Так или иначе но все посадили провинившихся Рэ и Жэ сдувать с него пыль, а сами занялись достройкой палубы в другой части корабля.
Когда же закончили и пришли, голодные, как три Миди, то увидели, что половина предполагаемого обеда съедена, а два ветродуя лежат рядом и дуют в ус. Бэ так рассердился, что тут же загнал их на мачту, откуда они до полдника не осмеливались слезть. И теперь уже железные аргументы типа «маме скажу», «папе скажу», не действовали, приходилось придумать что-то другое. И они стали упрашивать: «ну Бэшечка, ну прости нас...» Что ж, их простили, взяв с них обещание никогда больше так не делать, впрочем, не очень-то веря, что они смогут его исполнить. Ну, а потом был полдник. Впрочем, для большинства это был только обед.
Наигравшись и навеселившись таким образом, все устали. Малыши Рэ и Жэ опять спали в трюме, Ду стоял на вахте у руля, Бу рассчитывал курс, понятный ему одному, Ремиса сидела на мачте, Бэ готовил ужин (при этом, конечно, всё пробуя, и не один раз), а Бобредонт задумчиво сидел на самом носу корабля и глядел вдаль... Не всегда ведь можно прыгать и веселиться, даже в детстве (или, может быть, особенно в детстве). И все знали, что в эти моменты его лучше не трогать.
Дальше, Глава 4. На островах налаков: http://www.proza.ru/2018/03/26/1908