— Людмила Евгеньевна, вы родились в семье ученых. Насколько обеспеченным было ваше детство?
- Мое детство прошло в коммунальной квартире в послевоенной Москве. Все жили бедно, и приблизительно одинаково бедно. Разница состояла в том, что семья моей мамы знала лучшие времена. Я помню день, когда отменили карточки в 47-м году, как денежная реформа неожиданно произошла, и соседка понеслась в магазин и купила на все имеющиеся деньги то последнее, что еще было, — четыре большие кастрюли приволокла. А у моей бабушки было замечательное высказывание: когда приходит время продавать серебряные ложки, то за них дают буханку хлеба… Я родилась в 43-м году, голода не помню, а вот скудость — очень хорошо.
— «Кем быть?» — решали родители? Или вам была предоставлена полная свобода выбора?
— Я всегда хотела стать биологом, как мама. Мне безумно нравилась лаборатория, все эти пробирки, бюретки, колбы, склянки, и я пошла на биофак, никто меня не принуждал. Бродили еще какие-то филологические фантазии, но я очень рано поняла, что не хочу соприкасаться с фальшивой идеологией, и наука мне казалась наиболее свободной сферой деятельности. Я ошибалась, но это я поняла позже.
— Ваши книги — для читателей с мозгами. С чего начинается каждая из них? С бессонных ночей и мыслей о жизни? Или история может закрутиться вокруг случайного эпизода, свидетелем которого вы стали?
— Моя первая книжка вышла в 1993 году, последняя — два года назад. За это время я чего только не написала — рассказы, сценарии, пьесы, романы. И все это разные жанры, и всегда трудно. Легкой у меня была только «Сквозная линия». И все по-разному происходили, у каждой своя история: и от случайной встречи, и от долгих размышлений. Всегда жизнь какой-то крючок посылает, за который цепляешься.
— Как выжить, когда жизнь напоминает о том, что может в любую секунду оборваться? Вы столкнулись с тяжелой болезнью, что она вам дала? Чему научила? Что вы можете сказать людям, которые сейчас лежат на больничной койке и мучительно думают: «За что?»
— Вопрос «за что?» — неправильный. Это мне объяснила много лет тому назад замечательная Нина Константиновна Бруни-Бальмонт. Ей отняли ногу, когда ей было уже сильно за семьдесят. Вот она-то мне и сказала: «Я все думаю, зачем мне это было дано пережить? Поняла: я слишком много бегала, и мне было предложено посидеть и подумать…» Она была христианка, и логика ее была христианская: Бог не такой мелочный, как это предполагают люди, считающие, что болезни посылаются в виде наказания. Правильный вопрос не «за что?», а «для чего?».
— Как вы думаете, почему наши родители, пережившие войну, не так были подвержены стрессам, как мы, и умели ценить жизнь?
— Почему вы думаете, что наши родители не были подвержены стрессам? Они просто боялись говорить, молча переживали свои неприятности, а то лишнее скажешь, того гляди и в лагере окажешься. Они были более сдержанны в своем поведении. Да и жизнь была так тяжела, что не могли себе позволить стрессов…
— Чем вы занимаетесь, когда не пишете книги?
— Давно у меня не было такого незаполненного пространства. Сейчас, к примеру, пишу для вас интервью. Могла бы заняться чем-то более интересным…
— У вас есть любимые места, куда вы можете собраться и при-ехать, чтобы отдохнуть душой?
— Да, есть. Если времени мало, то недалеко, в мастерскую к мужу, в Сокольники. А если есть возможность, улетаю в Италию, в одну чудесную деревню под Генуей. Вот и сейчас здесь сижу. Идет дождь, дует ветер из Сахары, несет желтую пыль, она оседает тонкой пленкой. А потом ветер переменится, пойдет другой дождь, чистый, без песка, и сразу похолодает, но мимоза уже почки надула, через неделю откроется.
— У вас случаются моменты счастья? Например, вы закончили книгу, отослали рукопись в издательство и…
— У меня таких моментов множество. Главное — вовремя остановиться и сказать это себе. А то на бегу можно и не заметить, что пришел момент счастья, и пропустить от спешки. С редакцией нисколько это не связано.
— У вас третий брак, два взрослых сына. Улицкая тоже стояла у плиты, готовила кашки, ждала мужа с работы с горячим ужином? Или вы такая же необычная жена и мать, как и писательница?
— Кашу и по сей день варю. И картошку чищу. И ужин мужу готовлю. Днем мы как раз очень редко совпадаем, да и утром-то не всегда встречаемся, потому что он ранняя птица, встает в пять утра, а я скорее из породы ночных животных. Просыпаюсь часов в девять, а то и в десять, а у него уже обеденный перерыв намечается… А вечер — лучшее время. Чего же в этом необычного? Так многие живут.