За окном ночь. Спальня. Она читает. Внешне абсолютно спокойна. Он, страдая, периодически поглядывает на них. Они от выпуклой тяжести слегка подались на края; идеально загорелые, вернувшиеся с южного берега моря, с выстраданного отдыха. Прозрачно прикрыты пеньюаром, приятно пахнут дорогом кремом, надеждами... Эх! Так хочется завестись по полной мужику, но молчит, терпит. Вздыхает, окончательно поворачивается к ней лицом, вот-вот откроет рот. Она, продолжает ровно дышать, молча перелистывает страницу за страницей, дешевого любовного романа.
Он:
— Ну, пожалуйста!
Она:
— Я сказала, — НЕТ! — продолжает читать. Ни один мускул не дернулся, ни одна складка не повелась.
Он: (настойчиво)
— Ну, сколько можно? — вздыхает, слабенко касается её пахучей груди.
Она, не отрывая глаз от книги, натягивая одеяло к шее:
— Мы же с тобой вроде договорились!
Он опять вздыхает, замирает к ней спиной. Тупо смотрит на равнодушный шкаф с лебедями на зеркале. «Вот стерва…» — про себя думает. «Всю душу вымотала. Я мужик... мне тоже хочется!..». С тумбы берёт газету, пытается читать, — не читается.
Нервно откидывает прессу, начинает тихо заводиться, чуть слышно бухтит себе под нос:
— Ну, ладно, отольются тебе кошка, котятковы слёзки. Пойдём в торговый центр, будут тебе новые туфельки и сумочка в цвет! Карточка у меня. Будешь греметь мелочью в своём кошельке…
Она: (не отводя взгляда от книжки)
— Что... что?.. — Пугать меня начинаешь?..
С полтычка, — заводит любимый каток, и спокойно наезжает им на него:
— Ты дверцу в ванной, сколько месяцев не можешь прикрутить, а?.. Все ноги отбила!
Он лениво встает. Гремит инструментом, ищет отвёртку.
Она:
— Можно делать как-то тихонечко, без грохота?..
Он идёт в ванную. Бах! «А-а-а!.. — моя нога!..».
Она, заразительно смеётся на всю спальню. Тут же, с нескрываемым злорадством, туда направляет свой ядовитый сарказм:
— Мало тебе, лентяй!
Он крутит, бубнит, прикручивает, ей слышно докладывает. Возвращается. Ложится.
Она:
— Делов-то, на одну минуту! А, столько времени мучил меня, лодырь!
Лежат. Она продолжает читать. Он продолжает страдать, легонько поглаживая её тёплое разомлевшее бедро.
Он:
— Что ты меня пытаешь? Мужик я, или не мужик?
Она:
— Тебе видней!?..
Он зло сопит. Резко закидывает руки за голову. Смотрит в потолок. Там рыжее, еле заметное пятно, смотрит на многолетнюю семейную пару сверху вниз. Нервно дергает ногой, вспоминает как соседка миловидная, фигуристая, одинокая, виновато просила прощение, за паскудный её кран, что такую большую протечку дал в её жизни.
Перед глазами стояло её молодое, налитое здоровьем, страстями тело. Но больше помнились глаза, — просто паутина, омут…
— Ах-х! — вырвался мотыльком вздох сожаления, из его волосатой поседевшей грудины. Возбуждённо засосал воздух носом. Ах, как больно жаль, что годы быстро, те, молодые ушли, когда он мог запросто сделать шаг вперёд, к одинокому телу, судьбе, чужому крану…
Он думал, мечтал, картинно представлял, а рядом «ОНА», не спрыгивая с катка, продолжала его плющить, в кровать закатывать:
— Ты знаешь, что ты своим сапожным кремом, всю стенку и паркет точками чёрными испоганил. Сколько уже об этом говорю, — как горох в воду…
Он опять, молча, встает, идёт в ванную. Берёт губку. В прихожей на коленках ползает, глазами в очках метки ищет, усердно трёт. Нет больше их! Сразу сообщает ей об этом. Она не реагирует, продолжает жить в любовном романе.
Возвращается, остаточно сопит, подёргивая правой ногой. Хочет вновь к ней сунуться, как опять абсолютно невозмутимо:
— А когда мой любимый нож, наточишь, а? (Пауза) — Или мне к соседу на поклон идти?
Он:
— Слово даю: Завтра... с утра! Только ты мне напомни пожалуйста!
Она перелистывая страницу, с ехидной улыбкой:
— Можно я заодно напомню, что в утюге вилку давно заменить надо, или ты ждёшь когда меня током шарахнет? Напомню, что пора в зале перегоревшую лампочку в люстре заменить, или ждёшь когда я на стремянку встану? Он отбивается, божится, устанавливая окончательные себе сроки исполнения. Она трудно берёт всё на веру, продолжает читать.
Он понимает, — надо по другому. Надо лаской раскрывать её сердце, и всё остальное. Прижимается и обхватывает рукой, расплывшуюся широкую талию:
— Пушистик!.. Родная моя хозяюшка, мать, жена, любовница! Хоть ты и пилишь меня, а всё равно ты самая лучшая на свете!
— Я половиню за дело! Тебя не строить, так вообще обленишься, на шею сядешь!
— Пушистик мой сладкий! Ты как всегда во всём права. Я всё сделаю, что скажешь. Только давай нарушим уговор... а?..
Она вроде как сдаётся:
— Ну, ладно! — Достал уже, ей-Богу! Только тихо! У соседки под стеной кровать с ребёночком стоит.
Он ликует, сердце колотится, выпрыгивает! Она отворачивается, он с благодарностью липко прижимается к ней. Чувствует горячее расслабленное её тело. Опускает руку, ищет его. Вот он большой и любимый. Рукой направляет.
Она, вздыхая, неторопливо переворачивает очередной лист романа:
— Что ты дёргаешься?..
Он сопит, продолжает суетиться.
Она, закрывая глаза:
— Можно всё делать тихонечко, чтобы кровать ходуном не ходила, а?
Он, себе под нос:
— Да-а! Блин...
Он и она задышали воздухом нервозности, который обычно, плавно переходит в срыв одного из лежащих.
Она, психуя:
— Он у тебя в руке?
Он, нервно:
— Да-а!
Она, с закрытыми глазами, вслушиваясь в себя и партнёра, спокойно:
— Не держи его как лом! Возьми его нежненько, мягко! Не хватай, со всей своей дури!
Он, недовольно отбивается:
— Ну-у, что ты меня всегда учишь, а?
Она:
— Не получается у тебя, потому что всё делаешь без мозгов.
Он несвязно, что-то бухтит себе под нос.
Она, тяжело вздыхая, опять вопрошает:
— Держишь?
Он, психуя:
— Да!
Она мягким, спокойным голосом, с закрытыми глазами:
— Без рывков и дёрганий, плавно веди его к центру. Потом от центра чуть опусти вниз. Замолчала. Он затих, и всё делает, как она говорит.
Она продолжает наставлять:
— А потом плавненько, поверни чуть влево.
Опять замолчала, тяжело вздыхая:
— Повернул? — Поймал направление?..
Он, взволнованно:
— Наверное!
Она, назидательно, но с мягкостью в голосе:
— А сейчас на одном дыхании, нежненько надави.
Щёлк! Хлоп! Яркой вспышкой озарился экран плазмы.
Он, радостно:
— Блин, уже достал меня!.. Надо батарейки срочно заменить! — и продолжает
«насиловать» пульт, в поисках любимого канала.
«Ура! Ура! Успел!.. Футбол только начинается!» Он радостно взбивает подушку, сам подымается выше, кладёт пульт на тумбу, успокаивается. Она, удовлетворённая своими правильными наставлениями, позевает, тянется рукой к светильнику:
— Башку тебе заменить надо, а не батарейки. Через паузу: — Ничего не видишь в этой жизни кроме футбола и ящика. Мог бы спокойненько и в зале смотреть, сосать, чавкать...
Он совершенно счастливый, наклоняется, и бесстрастно, тычком, обозначает поцелуй в её обнажённое приятно пахнущее плечо, выдыхая:
— Ляль! Правда!.. — ты у меня самая-самая!
В полном трепете тянется к «батарее» пива на полу, выставляя орешки на тумбочку.
Она, выключив свет, уже в темноту спальни, где только на синем экране лениво и бесплодно метались маленькие человечки Российской сборной, философски вздыхая, уронила:
— Не получается?.. — А всё потому, что всё делаешь грубо!.. А надо, аккуратненько, нежно, а главное — с душой. Тогда всё у тебя будет получаться с первого раза.
Март 2019 г.