В своём стремлении к желанной цели
положись на случай, и он посмеётся над тобой;
положись на чувства, и они обманут тебя;
положись на логику разума, и она ошибётся;
положись на веру, и тогда ты, наконец, поймёшь,
что цель твоя иллюзорна, а стремление тщетно.
(Книга Истины пророков-близнецов)
Дольфины! И всё-таки мы встретили их! Где-то в глубине души я надеялся, что моя 13-я боевая вахта доставит мне радость, принеся благоприятный знак от Богов, так оно и вышло: ведь 13 – число обновления, оно связывает нас с новым циклом или поворотом судьбы! Ночь мы шли над притихшими волнами самым полным ходом, а с утра сбавили ход до малого и легли на брюхо, готовясь на весь световой день уйти на глубину. Погода стояла пасмурная, то и дело принимался лить дождь. Пост акустика даже в такой ситуации засёк звуки, которые издавали дольфины, и сидевший за этим постом Такетэн-Хар вывел их на громкую связь. Некоторые звуки были похожи на скрип кожаных мехов, другие – на птичий щебет, а иногда к ним присоединялось что-то вроде протяжного пения. Скванак-Ан приказал ещё сбавить обороты вентиляторов, чтобы все могли лучше расслышать эти звуки, и дождь будто нарочно перестал, и вот тут-то камера правого борта показала, как недалеко от «Киклопа» похожие на огромных рыб морские твари резво выпрыгивают из воды и вновь ныряют. Уже в тот момент сердце моё замерло в предчувствии божественного знака! Поначалу в рубке заговорили, конечно, о ксариасах, но это оказались существа со странными длинными носами и крутыми лбами, и двигались они невероятно быстро. На скорости около 30 узлов они выскакивали из воды, порой пролетая несколько гексаподов по воздуху, а иногда взмывая вертикально в небо, при этом вращаясь всем телом, и вновь ныряли и выныривали. Очевидно, они делали это ради собственного удовольствия! Разглядев их подробно на экранах своих мониторов, мы поняли, кто это, капитан отдал приказ сменить курс, и вскоре стадо легендарных морских зверей нагнало нас и поплыло рядом. Дольфинов оказалось не меньше сотни, они не боялись «Киклопа» и не пытались его атаковать; они будто заигрывали с нами – в точности, как это описано в легендах! А ещё в легендах говорится, что люди когда-то дружили с дольфинами, плавали вместе с ними в океане, цепляясь за их спинной плавник, и что эти умные и добрые морские звери умели лечить людей от разных недугов... С четверть часа мы наслаждались созерцанием их прыжков – на мониторах и через окно рубки, а затем «Киклоп-4» погрузился и продолжил свой путь на юг под водой. Боги, я благодарен вам за эту встречу!
С этой вахты я начал всё записывать в новую тетрадь, потому что предыдущая почти уже закончилась, и я отложил её, оставив несколько чистых страниц в конце для правок и дополнений.
Близится мой 15-й день рождения. Если не считать дольфинов и побаливающего иногда плеча, в остальном моя служба на «Киклопе-4» вошла в привычное русло флотской рутины. Только раньше я этой рутины тяготился, а теперь простые обязанности и наряды кажутся мне чуть ли не отдыхом и приятным времяпрепровождением. При этом я рад ещё тому, что попал в малочисленный экипаж, так как по своему характеру я во многом остаюсь человеком гражданским и строгое соблюдение армейского распорядка легло бы на меня тяжким бременем. На больших кораблях, где численность экипажа составляют сотни и тысячи человек, соблюдается такой распорядок. Ежедневные коллективные мероприятия вроде поверки, приборки, помывки, питания, также и многие другие обязательны и осуществляются по расписанию. У нас в армии это вызвано по большей части стремлением никого не обделить вниманием, а вот в Альянсе подобные мероприятия проводятся с целью укрепления дисциплины, ведь там с этим вечные проблемы. В их армии младшие по рангу подчиняются старшим из страха наказания, которое, особенно в боевой обстановке, может быть скорым, жестоким и даже смертельным. Всё потому, что разум малаянцев и их союзников не просвещён Учением. В нашей же армии таких наказаний вообще нет, а подчинение старшим основано на уважении к их достоинствам, таким, справедливость и доблесть, а также к их знаниям и опыту. И ещё в армии Альянса не парные, как у нас, а только одиночные командиры, а одной рукой не распутать сложный узел. В армейских подразделениях нашего врага обычны ежедневная муштра, унижения со стороны старших, дисциплинарные наказания и насаждение пропагандистской лжи. К тому же, совместное мытьё, питание и проживание в тесных кубриках или казармах способствуют вспышкам заболеваний. Вы наверняка помните, как сразу на нескольких базах противника в самом начале войны вспыхнула эпидемия печиша. Вскоре она перекинулась и на некоторые корабли. В итоге умерли тысячи солдат, матросов и офицеров. Малаянцы тогда свалили это на нас, обвинив в применении бактериологического оружия. А у нас даже нет такого на вооружении! Нашим базам, во всяком случае тем, что расположены в высоких широтах, эпидемии не страшны: там не только слишком холодно для подобной заразы, но и в избытке чистый воздух и чистая вода. На кораблях нашего флота условия жизни соответствуют разумным санитарным нормам, мы не держим людей в стеснённых условиях и не заставляем есть тухлую рыбу из железных банок. Кубрики у нас достаточно просторные, а братья хетхи снабжают наших моряков качественным и здоровым питанием.
В эту вахту я проверял судовые средства связи, и тут мне отчасти помог Такетэн-Хар. Хотя я этого опасался, в этот раз его не назначили надо мной старшим и он держал себя в лицемерных рамках напускной скромности. Специалист Такетэн, конечно, первостатейный, однако мы с Муштаком, даже не имея такого образования, и без него справимся почти с любым нарядом офицера-электромеханика.
Ещё мы продолжаем разбирать склад. Предстоит освободить целое помещение под матросским кубриком и оборудовать его койками, чтобы разместить там малаянцев с «Прыжка Компры». Лишних коек у нас, конечно, нет, их придётся изготовить из подручных материалов, точнее, переделать под койки складские стеллажи. Также нужно что-то придумать с дополнительным обогревом, так как наш путь в Симбхалу будет проходить поздней осенью через приполярные воды, а склад не так хорошо обогревается, как кубрик и каюты, и зимней одежды у малаянских моряков не бывает, а нашей на всех не хватит. Хвала Хардугу, я этим не буду заниматься – для этого под начало того же Такетэна отрядили четверых матросов. Не иначе, как собранная им наспех жаровня сыграла роль в этом назначении. По нему теперь видно, как он этому рад – и тому, что у него самая большая команда, пусть и временная, и самой возможности всласть накомандоваться! Истинно сказано: достойный человек не пожелает власти над другими, ибо власть это яд для души и лишь самые стойкие способны принимать его без вреда.
Представляю, что здесь начнётся, когда экипаж удвоится за счёт людей с «Прыжка Компры». Очереди появятся не только на помывку, но и в гальюн (их у нас два, как и душевых), возрастёт и количество мусора, а у доктора станет столько пациентов, что карапа из медпункта придётся куда-то переселить. Интересно, они уже решили, куда? Надеюсь, не к нам с Ибильзой (смилуйся над нами, о Ардуг!). Системы очистки воздуха точно не справятся с удвоением экипажа, поэтому наше пребывание на глубине будет ограничено (я примерно прикинул) 6-7 часами. Этого недостаточно, чтобы скрываться под водой всё светлое время суток, но мы и не знаем, насколько вообще эффективен такой манёвр: ракеты демонов над нами больше не летают, а их корабли наверняка обладают чем-то вроде радиолокационных станций и на поверхности одинаково легко обнаружат нас как днём, так и ночью. Возможно, «Киклопу» стоит выныривать лишь для того, чтобы продувать помещения свежим воздухом. Опять же, подобная перспектива меня не радует.
Наш корабельный врач Заботливый Арза родился на юге, в рыбацком поселении, если не сказать в деревне, молодость провёл в небольшом городке, где работал фельдшером, а учиться медицине ездил в портовый Самут – то есть док изначально по образованию именно военный врач, закончил Самутскую медакадемию. «Заботливый» – это не Честное имя Арзы, точнее, оно не официальное, по судовым документам он Арза-Лаш, а имя Заботливый он получил ещё до войны, когда работал фельдшером. Впервые я встретил нашего доктора даже раньше, чем увидел «Киклоп-4». На базе все мы проходили регулярные медосмотры и Арза был одним из тех, кто их проводил. Тогда я и узнал, что он Заботливый Арза – об этом говорили толпившиеся в ожидании осмотра моряки. Должен засвидетельствовать, что Арза полностью соответствует этому имени. Он заботится обо всём экипаже и внимательно относится к больным и раненым. Я не сразу это уяснил. В начале моей службы на «Киклопе», когда я приставал к нему со своим недомоганием из-за перепадов давления, док показался мне хладнокровным и циничным. Я решил, что он просто отмахнулся от меня, не проявив должной заботы. Теперь я полностью признаю, что был неправ! У Арзы богатый опыт работы с моряками и он прекрасно понимал, что мои проблемы временны и через несколько суток я про них забуду. Именно это он и пытался мне объяснить. А я не хотел его слушать. Не знаю, стоит ли перед ним извиняться, ведь он явно не в обиде на меня... Когда настанут, наконец, мирные времена, я очень надеюсь, что не потеряю с ним связи и наша дружба продолжится.
Вчера вечером за партией в пуговицы доктор рассказал очередную забавную историю, которая случилась в начале его службы на флоте с его первым экипажем: про толстого лоцмана. Несложно догадаться, что вспомнить лоцмана и этот случай Арзу вдохновил взятый три дня назад на борт карап. А я рассудил, что в честь моей 13 вахты и на свежую голову стоит это записать. История попроще той, что я записал в прошлый раз, но зато её смело можно отнести к флотским байкам.
Вот она.
С началом войны Заботливому Арзе пришлось оставить работу в госпитале, так как его призвали служить во флот. Первое его судно – десантный корабль – было укомплектовано неопытным ещё экипажем, поэтому вместо боевых операций они занимались челночными транспортными рейсами, перебрасывая наши гарнизоны, оборудование и даже гражданских беженцев из южных провинций, которые мы тогда теряли одну за другой, в более спокойные и защищённые районы на севере. Часто те места, откуда они забирали людей и грузы, были плохо оборудованы для приёма судов, а то и вовсе представляли собой дикий берег, а времени на погрузку отводился минимум. Судоходную карту такого места не всегда можно было найти, поэтому командование флота набирало лоцманов из местных моряков, в основном отставных гражданских. Это к тому, что к лоцманам экипаж привык, и не воспринимал их как что-то диковинное. Однажды их судну, уже частично загруженному, пришлось забирать военный груз и беженцев из приморского городка, расположенного у южного устья пролива Аранк. После знаменитой битвы, а точнее, после разгрома флота Альянса, наши соорудили там временную базу, но просуществовала она недолго, и как раз её предстояло эвакуировать десантному кораблю. Для проводки по проливу им прислали очередного лоцмана – бывшего штурмана с торгового парусника, возрастом под 40 лет и необычайно толстого – по заверению самого Арзы, своей тучностью отставной штурман не уступил бы иному клерикальному скопцу. Док тогда осмотрел прибывшего лоцмана и под благовидным предлогом взвесил. Обычный вес крепкого взрослого мужчины – два таланта (мой, к примеру, и того меньше), а при взвешивании лоцмана стрелка весов, градуированная до пяти талантов, упёрлась в максимальную отметку и едва не погнулась! При этом толстяк живо двигался и для своего возраста обладал завидным здоровьем.
Думаю, все представляют себе двухпалубный десантный корабль: нижняя палуба сплошная, с фальшбортами и откидными аппарелями, а верхнюю, приподнятую на балочных конструкциях гексапода на 2 над нижней, делит на две неравные половины судовая надстройка с ходовой рубкой, имеющей по бокам крылья-балконы. Часть верхней палубы от надстройки до носа обычно занята орудийными башнями и ракетными установками, а та часть, которая позади надстройки, представляет собой площадку под дирижабль. Дирижаблем их десантник не был укомплектован, а из вооружения стояли только одна пушка и один противовоздушный комплекс, так что обе части верхней палубы использовались как грузовые. В городке десантник благополучно причалил, опустил аппарели, и на него загрузилось сотни три беженцев и актов 200 груза. Людей разместили на нижней палубе, туда же заехало несколько военных грузовиков, а на верхнюю палубу подняли судовыми кранами то, что не поместилось внизу. Когда загружали верхнюю палубу, вахтенный капитан переживал за остойчивость судна, но в итоге груз туда поместили незначительный, распределили и закрепили как следует, кэп успокоился, судно отчалило и пошло тем узким проливом – ведомое толстым лоцманом.
Как только десантник начал движение, лоцман этот, вооружившись биноклем и прибором связи, принялся переходить то на одно крыло рубки, то на другое – в зависимости от того, ближе к какому из берегов пролегал фарватер, и высматривал он оттуда даже не отмеченные буями рифы, банки или мели, а корпуса судов, затонувших в результате как Аранкской битвы, так и последующих авианалётов – эти корпуса по спокойной воде хорошо было видно сверху. Хотя их оттаскивали к берегу подальше от фарватера, они имели свойство перемещаться с приливами и течениями. Собственно говоря, из-за этих помех лоцмана в тот раз и прислали. Морякам всегда тяжело смотреть на останки кораблей: каждый понимает, что и его судно в любой час может оказаться на месте тех, что стали теперь лишь помехами судоходству. Так что и без того неважное настроение у уставшего от работы на жаре экипажа при виде подобного зрелища вовсе испортилось...
По набережным городка толпились люди, среди которых было много провожающих – тех, у кого на этом десантном корабле уплывали на север родственники или друзья. И вот все присутствующие в рубке наблюдают такую картину: лоцман идёт на правое крыло, и вскоре судно начинает изрядно кренить на правый борт. Поначалу никто не связал крен судна с лоцманом: в рубке решили, что причина всё же в неудачном распределении груза. Но вот толстяк переходит на левое крыло, и судно вслед за этим получает крен на левый борт. Мало того, собравшиеся на берегах горожане, как только судно наклоняется в их сторону, принимаются отчаянно махать всем, чем придётся, кричать и подавать какие-то знаки! Когда городская застройка закончилась, пролив расширился, лоцман вернулся в рубку и судно перестало кренить. Но водоизмещение у десантника больше 10 тысяч актов! Сколько бы ни весил лоцман... Что только не передумали в рубке, как только не гадали: и про смещение груза, и про попутную волну, и даже про критическую остойчивость и эффект рычага, однако потребовать объяснений от самого лоцмана не решились, побоявшись прослыть невеждами в глазах бывалого моряка. Тем временем десантник прошёл широкую часть Аранка и вновь вошёл в узкую. Там опять по берегам собрались провожающие, а толстяк с биноклем вновь принялся переходить то на одно крыло рубки, то на другое, высматривая в воде препятствия. И это повторялось раз за разом: на какой стороне появлялся толстый лоцман, на ту сторону у судна случался крен... В общем, команда десантного корабля, наблюдавшая за хождениями лоцмана, пребывала в недоумении и замешательстве. А толстяка, похоже, эта ситуация нисколько не смущала, он спокойно выполнял свои обязанности так, как будто крен огромного судна под ним – дело обычное...
Пролив в итоге миновали благополучно и за лоцманом пришла лодка, чтобы увезти его домой. Никто так и не решился испросить у него объяснений по поводу странного поведения судна, и толстяк, выполнив свою работу, молча покинул десантный корабль.
Они уже шли в открытом море, а члены команды в рубке всё никак не могли успокоиться, теряясь в догадках. Когда, наконец, к ним поднялся один из офицеров, нёсших вахту на нижней палубе, он услышал от своих товарищей совсем уж жуткую и суеверную версию: что де лоцман этот послан не командованием флота, а самим чернобородым Ардугом, чтобы вернуть должок за потопленный флот Альянса. И что стараниями толстого лоцмана в Аранке перевёрнуто уже немало наших судов – именно их корпуса лежат теперь на дне по сторонам от фарватера. Население городка отлично об этом осведомлено и собралось по берегам, чтобы поглазеть, как перевернётся и затонет очередное судно... Выслушав такое, офицер с нижней палубы, как говорится, свалился под штурвал. Он-то и объяснил, сотрясаясь от смеха, что на деле всё было проще простого: беженцы на нижней палубе, в точности как и лоцман, переходили к тому борту, который в данный момент был ближе к берегу. Только высматривали они, конечно, не затонувшие суда, а пришедших их проводить родственников и друзей, и обе стороны при этом усердно махали друг другу руками, платками и шапками и что-то кричали. Из рубки не могли видеть, что происходит на нижней палубе, но именно перемещение там сотен людей с борта на борт и давало этот крен. Как только берега опустели, беженцы угомонились и судно перестало крениться.
Так озадаченную команду десантника озарило Второе удовольствие Хардуга!
Мне интересно, до чего бы ещё додумались офицеры этого судна, если бы при прохождении пролива никто из их команды не нёс вахту на нижней палубе?..
Арза отличный рассказчик, и он так уморительно изображал толстого лоцмана, не вставая даже с кресла, на котором сидел, что мы с Жалящим в Нос нахохотались над его рассказом до резях в животе.
14-я боевая вахта
Половину пути до острова-птицы мы миновали прошедшей ночью, так и не встретив противника. Означает ли это, что тактика такого передвижения – подводного днём и скоростного надводного по ночам – обеспечивает нам необходимую скрытность? Или этот район океана пуст?.. Впрочем, пуст и весь этот мир. В судовом журнале «Копья Ксифии» содержатся дополнительные сведения на этот счёт. Разумеется, они прослушали те же радиодиапазоны, что и я, и ничего обнадёживающего не услышали. Но у такого большого судна, как подводный крейсер Альянса, имеется оборудование для глубоководной связи на сверхдлинных волнах, и записи в их журнале свидетельствовали, что после исчезновения Смутного Купола им не удалось установить связь с другими подводными судами, а сигналы от наземных станций пропали. Если не ошибается наша разведка, таких станций у малаянцев всего три, и ещё две у нас. Однако приёмник «Ксифии» не принимал сообщений ни от одной из них. Наверняка всё это озадачило экипаж крейсера, нет сомнений, что они обсуждали возможные причины молчания эфира, но про подобные обсуждения в судовом журнале, конечно, ничего писать не положено.
Я опять не выспался. Ещё затемно, задолго до моей вахты, резкие звуки тревоги подняли весь наш экипаж. Офицеры, отдыхавшие от вахты, срочно явились в рубку, а матросы заняли места по боевому расписанию в других помещениях ракетоносца. Тревога оказалась учебная. Матросы отрабатывали тушение пожара и латание пробоины в техническом отсеке, а нам Дважды Рождённый устроил ночные стрельбы по надувным мишеням, которые были заранее сброшены за борт. Стреляли из пушек только бронебойными – этих снарядов у нас в избытке и их теперь нет смысла экономить. Во время стрельбы «Киклоп-4» резко и непредсказуемо маневрировал, меняя скорость и курс, чтобы такое упражнение не показалось нам слишком простым. Давненько я не стрелял из пушки, но когда черёд дошёл до меня, с задачей я отлично справился. Правда, теперь меня не покидает чувство, что мне просто повезло. В Академии войсковой разведки такое же чувство у меня возникало после успешной сдачи какого-нибудь особенно сложного и ответственного экзамена.
Наши учения обеспокоили карапского колдуна. В разгар стрельб он без спроса заявился в рубку, да ещё со своим огромным посохом, и стал что-то бормотать про чутких демонов, чьё внимание не стоит привлекать громкими звуками и вспышками... Нам это показалось смешным, ведь традиционно считается, что вспышки и громкие звуки как раз отпугивают демонов. Да никаких демонов в округе и нет, океан совершенно пуст. Скванак-Ан холодным тоном попросил колдуна удалиться и больше не приходить в рубку без приглашения.
Шутки шутками, но мы помним, что где-то в этом мире присутствует грозный противник с разрушительным оружием и неизвестной нам тактикой. Изувеченный крейсер Альянса и его экипаж, погибший в последнем порыве отчаянной храбрости, не дают нам забыть об опасности. И хотя мы всячески стремимся избегать контакта с неведомым «безликим воинством», мы должны быть готовы к его нападению в любой момент. Отрадно, что наш радар видит демонические машины, и нами ещё не тронут запас зажигательных снарядов... И всё же я надеюсь, что такой контакт никогда не произойдёт.
За прошедшие четверо суток раны мои совсем затянулись и почти не беспокоят, хотя доктор пока ещё регулярно меняет мне повязки. Я, конечно, опасался, что раны воспалятся из-за того, что в них изначально попала та самая отвратительная маслянистая субстанция, но всё обошлось. На самом деле я не чувствовал себя лучше с того дня, как впервые ступил на борт «Киклопа-4». И теперь, как никогда до этого, во мне горит желание добраться до Арктиды, найти там Виланку и спасти её. Если карап не исчезнет с «Киклопа», воспользовавшись подлым колдовским приёмом, позволяющим ему проходить сквозь стены и мгновенно перемещаться с места на место, я не слезу с него, пока не увижу вновь похищенную девушку. Но если раньше я отчасти доверял тому, что говорил мне карапский колдун, то теперь нисколько ему не верю. Мне теперь известно, что у него свой интерес на острове-птице. Во всём этом замешана мистика, но куда же колдунам без мистики!
Ещё при первой нашей встрече карап обмолвился, что ищет здесь женщину по имени Гойтея. Хотя он не смог найти её на «Копье Ксифии», тем не менее Гойтея, по его убеждению, должна быть где-то на этой опустевшей Гее, причём на одном из кораблей. «Кто она такая? – удивлялся я. – Неужели с нами в это мир попала одна из лётчиц «Молний Ардуга»? Зачем она колдуну понадобилась? С чего он вообще взял, что эта женщина в этом мире, и непременно на корабле? Почему он не может определиться с конкретным судном или местом? Это полная нелепица...» Я поделился своими сомнениями с Ибильзой, и ещё я высказал ему опасение, что колдун может пытаться манипулировать нашими капитанами. Разумеется, я не обмолвился ни словом про наш разговор со Слышащим Движение мотористом, ведь это почти наверняка привело бы к серьёзному конфликту в экипаже. И тогда мой друг поведал мне о том, что узнал во время вахты в рубке из беседы наших капитанов. Оказывается, не найдя Гойтею на «Копье Ксифии», карап уповает теперь на малаянский авианосец. То, что мы не встретили там никакой женщины, его ничуть не смущает. Ибильза думает, что наш злобный пассажир выведал что-то у самих капитанов. Они упоминали судовой журнал «Прыжка Компры» в связи со всей этой историей, и если в том журнале и правда было что-то про искомую карапом женщину... В таком случае колдун действительно мог как-то повлиять на капитанов, чтобы те приняли благородное, но не самое очевидное и, главное, выгодное ему решение – забрать с острова малаянский экипаж! Ибильза ещё упомянул, что Скванак-Ан не очень-то доволен присутствием на борту такого чужака, и он не прочь при первых же признаках враждебности со стороны карапа бросить того в море... Мой друг даже не представляет, насколько эти сведения для меня важны! И теперь я по-другому смотрю на то, что сказал мне в реакторном отсеке Путра-Хар. Если рассудить, картина событий складывается в пользу его слов! Карап был на разорённом демонами малаянском крейсере, там я подобрал посох, после чего этот арктический колдун повстречался нам в сотнях миль от крейсера на первом же нашем заходе к берегу. При этом он не сидел на том берегу в ожидании – он плыл нам навстречу. Случайность?.. Даже если по берегам здесь полно карапов, к нам-то выплыл именно хозяин найденного посоха. Теперь вот наши капитаны решили взять на борт остатки экипажа «Компры» – из благородных побуждений, и тут же выясняется, что у этого экипажа могут быть важные для карапа сведения. Совпадение? Что-то мне не особо верится в такие случайности и совпадения...
Конечно, мы заключили союз с лживым и лицемерным созданием, разум которого извращён и погружён во тьму, но можно не сомневаться, что рано или поздно всё разъяснится, ведь Хардуг Праведный учит нас: Истину часто хоронят под толстым слоем лжи, и думают, что ей уже никогда не выбраться наружу. Но как семя прорастает сквозь твёрдую почву, так и истина пробьётся через пласты неправды, и рано или поздно, но обязательно появится на свет. Я верю капитанам и я не стану разоблачать интриги карапского колдуна, пока не увижу в его действиях явную угрозу. Только если у меня появятся убедительные доказательства его враждебных намерений, я немедленно об этом доложу. А пока, помимо долга службы, у меня есть заветная цель – Виланка, и я намерен дойти до этой цели. Перед вахтой мне удалось подловить момент, когда Заботливый Арза отлучился из своей каюты, и я отправился в медпункт, чтобы выяснить наконец, что наш карап знает о её похищении. И хотя формально колдун сдержал своё обещание, я теперь уверен, что он если не врёт, то многого не договаривает.
Когда я вошёл, карапский колдун сидел, вернее будет сказать полулежал, прямо на полу, точнее, на двух положенных один на другой матрацах, – очевидно, что его обширному седалищу наши стулья и кресла безнадёжно малы. Впрочем, ему вообще неудобно на нашем корабле. По словам доктора, наш огромный гость часто жалуется, что его тяготит пребывание в «в тесном и душном чреве убийственной машины», при каждом случае он просится наружу, подышать на верхней палубе, и он остаётся с нами лишь поскольку не видит для себя иного выхода. Ну и на том спасибо... К себе карап прижимал полупустой мешок с сухарями, а рядом на полу стояли огромная бутыль, тоже наполовину пустая, и тазик с ручкой, из которого он мог пить составленный для него Заботливым Арзой слабоалкогольный напиток. Однако при мне колдун не пил, лишь запах этого пойла вперемежку с кишечными газами заполнял весь медпункт. Время от времени колдун запускал в мешок шестипалую ладонь, доставал горсть сухарей, а затем двумя пальцами другой руки как щипцами брал из этой горсти по несколько сухариков и отправлял в свой пещероподобный рот, обрамлённый косичками безобразной бороды. В детстве я слышал, что эти бороды не настоящие, а вроде париков, но теперь лично убедился, что широкое лицо карапов достаточно щедро плодородит волосами, чтобы иметь собственную длинную и густую бороду. Я хорошо запомнил наш разговор, поскольку он был для меня необычайно важен, и воспроизвожу его по памяти довольно точно.
Только увидев меня, карап не стал разводить церемоний и сразу перешёл к главной теме.
– Юный мореход, – обратился он ко мне вполне сдержанным тоном, – Поскольку ты питаешь нежные чувства к деве по имени Виланка, и я ни мало не сомневаюсь, что чувства эти искренни и сильны, то по данной причине ты, безусловно, обязан так же искренне и сильно хотеть для той девы всяческого блага, в виде как крепкого телесного здравия, так и душевного благополучия, а равным образом, чтобы она имела в достатке личное счастье и удовлетворение потребных ей желаний. Но всё это Виланка в полной мере имеет в том месте, где ныне пребывает. Хочешь ли ты вызволить её из такового места и поместить в это, дни которого сочтены и где царствует лишь богомерзкая пагуба?
– Ты не обманешь меня, колдун! – в возмущении воскликнул я, поняв, что тот с первых слов пытается увести разговор в сторону и увильнуть от моих справедливых требований. – Ты или поможешь мне вернуть Виланку домой, или я сам сделаю это, без твоего участия. Никакой плен не может быть лучше свободы! Вы похитили девушку из её дома, насильно вырвали из круга семьи. И я прекрасно знаю, что вы делаете со своими пленниками!
– Юноша, твоя горячность мне понятна и подобные упрёки в наш адрес, увы, слышать мне не внове. Но горячность плохой советчик и ты торопишься с выводами и потому вновь заблуждаешься, – всё так же спокойно возразил мне карап, после чего закинул в рот очередную порцию сухарей. Я подумал, что он нарочно хочет разозлить меня, только не понимал, зачем ему это.
Похрустев немного сухарями, колдун продолжил:
– Дева, о которой мы говорим, Виланка, была вовсе не похищена, но спасена. Изнурённая тяжким недугом, она уже стояла на берегу реки несбывшихся клятв в ожидании мрачного сына ночи, когда, по мольбе её матери, я забрал эту деву в свою обитель и бережно выходил, словно собственное дитя. Ныне же она пребывает в истинно добрейшем и надёжнейшем месте, под опёкой заботливых и могущественных благодетелей.
То есть карап попытался меня убедить, будто это его я застал в том доме с Виланкой на руках. Ещё одно совпадение?.. Ну уж нет, я не настолько наивен. Тогда я окончательно уверился, что всё произошедшее с участием колдуна, начиная с находки мной его посоха – отлично режиссированный и исполненный им спектакль. И разыграл он его с целью получить власть над нашим судном и использовать нас в своих целях – скорее всего, найти Гойтею и добраться до своей Симбхалы. Теперь же он, разглядев моё слабое место, пытается так по-плутовски мне подыграть, чтобы набить себе цену и через это влиять на мои поступки... Я вдруг в ужасающе ярких красках представил, какая страшная участь ожидает тех несчастных, что попадают в жирные лапы вонючих пещерных людоедов. И что могут сделать с юной невинной Виланкой эти «заботливые благодетели»... «О, Близнецы, есть ли вообще какие-то пределы хитрости, жестокости и коварству карапов?! – гнев вспыхнул во мне, я готов был придушить колдуна, хотя мои ладони вряд ли способны объять столь толстую шею. – Но что он говорил о Виланке? Это правда?..» Сердце моё невольно сжалось, вытолкнув весь гнев вон.
– Ты говоришь, Виланка была при смерти? Но почему? Чем она болела? Или она была ранена во время атаки на город? – спросил я в волнении. – Скажи, что с ней случилось?
– Не беспокойся о том вовсе, радетельный юноша, ибо обсуждаемая нами дева, вследствие моих усердных стараний, а равно благодаря заботе и участию упомянутых мною благодетелей – величайших магов Вселенной – пребывает в основательном здравии, и ныне с той девой всё обстоит без сомнения благополучно. Однако, к моему стыду и прискорбию, я не могу того же сказать о её младенце брате и несчастной их матери, состояние которых мне неведомо, и которых, не смотря на всё те же усердные старания, мне не удалось отыскать на просторах этих бескрайних и неведомых вод...
Я, конечно, не ожидал такого поворота, растерялся, и до меня не сразу дошло, что колдун приплёл к нашему разговору ещё и близких Виланки...
– То есть ты хочешь сказать, что Гойтея, которую ты пытаешься разыскать, это мать Виланки? И она сюда попала не одна, а с младшим сыном?.. Но как ты вообще узнал, что они оба находятся в этом мире? – вновь собравшись с мыслями, спросил я у колдуна, хотя прекрасно понимал, что это глупо и что услышу в ответ очередную туманную нелепицу.
– Я владею практикой мантики наряду со многими другим тайными искусствами, о любознательнейший мореход, – важно заявил мне карап. – Должен заметить, что для данного рода практики всенепременно требуется, чтобы разыскиваемый предмет был хорошо знаком магу, только что не сродственен ему, в противном же случае точность подобных изысканий становится удручающе мала. Однако по причине того, что я имею с означенной Гойтеей весьма близкое знакомство, хотя бы и давнее, едва попав, помимо своей воли, в это место, я тотчас же прозрел, что она также пребывает здесь и путешествует со своим младенцем на большом корабле. Увы, я оказался не в состоянии разглядеть, каков именно из себя этот корабль и в каких водах мне его искать. Теперь же мы, если доподлинно уведомил меня ваш славнейший и мудрейший капитан, что зовётся Дважды Рождённым, плывём наконец к тому вожделенному мною кораблю...
Таким образом, карап фактически сознался в том, что у него есть свой интерес в нашей спасательной экспедиции. Было ли это очередной попыткой запутать меня и ввести в заблуждение?.. Впрочем, как бы он не путал меня и не хитрил, я уверен – наши капитаны лучше меня понимают сложившуюся ситуацию. Сказано Ардугом Ужасным: Горе тебе, хитрый и двуличный воин, если в открытом поединке встретишь ты противника честного и великодушного. Его честный и великодушный разум для тебя непостижим, тогда как твой противник будет видеть насквозь всю твою ложь. Капитаны же не только честны и великодушны, но и мудры, и в совершенстве знают своё дело. Они наверняка прекрасно понимают, что задумал колдун и на что он способен. И коль скоро они оставили карапа на борту и позволяют ему такие вольности, значит, наши с ним интересы во многом совпадают. С другой стороны, мне сами Боги указывают дорогу к моей любимой, и я не собираюсь упускать этот шанс, так же, как и уступать лицемерным увещеваниям карапского колдуна. Я твёрдо потребовал у него:
– Обещай, колдун, что проводишь меня к Виланке и дашь нам возможность поговорить, а затем позволишь ей самой выбрать свою судьбу. Самой! Без всяких твоих чар и других колдовских штучек!
Я хотел ещё добавить: «Учти, что не все довольны твоим присутствием на судне и имеется большой шанс, что тебя выкинут за борт.» Но, как ни хотел надавить на колдуна, промолчал, сочтя такое давление бесчестным.
– В свою очередь, пылкий юноша, тебе не стоит сполна вверяться одним лишь собственным представлениям, ибо обстоятельства, в которых мы оказались, весьма непросты, так, что даже у меня отсутствует ясное видение того положения, в котором ныне пребываем здесь как мы, так и все, кого нити судьбы завели в этот не знавший Богов тупик.
Слова карапа так и сочились бесстыдным лицемерием. Без сомнения, он хитрый, изворотливый, подлый человек, за замысловатыми и внешне пристойными речами он скрывает непроглядную темноту своей сущности.
– Раз уж ты сам признался, что похитил её, – сказал я колдуну жёстко, – Ты должен знать точно, где она теперь, и ты меня к ней проведёшь, в то место, куда её поместили, будь то Симбхала или что-то другое. Если вам так уж нужен кто-то для людоедских опытов, возьмите меня, а её взамен отпустите! Или я лично будут свидетельствовать перед Богами о ваших злодеяниях!
– Не злодеяние вершится над Виланкой, но благо! – с притворным негодованием воскликнул колдун. При этом он так ярко, так убедительно изобразил попранную святость, что я на мгновение ему поверил. – Величайшие маги вознамерились разрешить Гею от пагубы Безликого Воинства, – продолжил он после небольшой паузы. – Я полагаю, их обряд не пошёл строго по предначертанному замыслу, либо же содеялось иное недоразумение. Именно так это, или как-либо иначе произошло, но Виланка, потребная им дева, чистая душой, ныне нисколько не относится ко мне, но лишь к тем магам. И ты, юноша, ни коим образом не сможешь её заменить.
И вновь колдун упомянул каких-то таинственных «величайших магов». Я решил, что так он называет некую высшую касту карапских колдунов, по поручению которых Виланка была похищена. Определённости в мои поиски это явно не вносило.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь, колдун, – решительно заявил я ему, – Но я не сомневаюсь, что добьюсь своего.
– При данных обстоятельствах лучшим выбором для тебя, храбрый юноша, будет вовсе отказаться от заблуждающих твой разум предубеждений, и вслед за мудрыми твоими капитанами довериться мне хотя бы в той части, что относится к нашему вызволению из этого скорообречённого мира. Но для этого в далёкой Арктиде мы должны отыскать вход в Симбхалу, что при наличии такого корабля, как этот, не составит сколь-нибудь существенных трудов. Подземная страна, надо полагать, в этом мире также безлюдна, как и поверхность, но под внутренним светилом Обители Просветлённых не может быть демонов, что кишмя кишат здесь, зато в благолепном Агарти наверняка пребывает в целости и готовности Пирамида Странствий, что существует безотносительно времени и суть частица самой вечности. Этот божественный механизм и доставит нас домой.
Я довольно смутно представлял себе, о чём это говорил колдун, но под «пирамидой странствий» он имел в виду, очевидно, какое-то карапское устройство, возможно, их космический корабль, способный вернуть нас обратно. Ради этого, если следовать его плану, мы и должны попасть в подземную страну. Всё это, конечно, уж очень смахивает на плутовство, но я не представляю, что ещё мне остаётся делать, как не довериться безобразному, насквозь лживому колдуну. Не торчать же тут до тех пор, пока все мы не станем жертвами демонов, как несчастные моряки с «Копья Ксифии»?.. Я вспомнил то, что видел на подводном крейсере, и ощутил на себе удушливое веяние страха.
Но доберёмся ли мы до Арктиды?.. К северу от островов Европы лежат холодные воды Арктического моря, в районе полюса их гигантским полумесяцем обнимает этот промёрзший континент. Из-за ледяного хаоса и постоянных штормов навигация там невозможна. Огромные волны несут глыбы льда размером с гору и разбивают эти глыбы о неприступные скалистые берега. Большую часть северного континента составляют снежные поля, голые скалы и ледники. В незапамятные времена, если верить преданиям, по снежным полям Арктиды и по льдинам её морей бродили гигантские белые хищники – арктосы – давшие этому континенту название. Но теперь лишь кое-где по берегам, и только в светлый сезон, можно встретить северных птиц и диких фрагидов. Сейчас же на севере царствуют сумерки и тьма, а лик Гелиоса осветит безжизненные льды и скалы лишь через полгода. Это самый мрачный и опасный регион Геи. Где-то на дальнем краю тех вод, по заверениям карпа, расположен вход в легендарную глубинную страну...
В том, что карапский колдун проведёт нас в Симбхалу, я в этом почти не сомневаюсь. Я перестал удивляться чудесам тут, на этой Гее, после того, как видел машины демонов и стал свидетелем того, как их успешно заклял этот колдун. Но поможет ли он нам вернуться в родной мир? Выполнит ли своё обещание, или же все мы в итоге станем закуской к карапскому столу?
В последний момент, перед тем, как я покинул медпункт, я обернулся и вновь встретился с ним взглядом. И я вдруг прочёл в огромных выпученных глазах колдуна странное, я словно бы заглянул в его душу, как будто искра Хардуга вспыхнула и озарила на мгновение тёмную бездну, таящуюся в сердце этого создания. И там, на дне её, я увидел лишь печаль и тоску. Мне подумалось, что в нашем медпункте обосновался вовсе не подлый и жестокий карапский колдун, а страдающий от излишнего веса и клаустрофобии, измученный и беспомощный старик. А я был с ним так резок и холоден! Волна горького раскаяния неожиданно захлестнула меня... но лишь на пару мгновений. Судите сами, разве могло родиться в коварной душе карапа что-то иное, помимо злобы, хитрости и притворства? «Он опять пытается меня заморочить, это его колдовские штучки!» – понял я, и в следующую секунду взял себя в руки. Записываю про это, хотя, скорее всего, всё это мне просто почудилось.
15-я боевая вахта
Погода портится. Усиливается северо-восточный ветер и, похоже, мы застали здесь сезон дождей. Примерно до полудня видимость не превышала пары миль, и это нам на руку.
То, что мы сегодня узнали, всех нас повергло в скорбь, а вместо восемнадцати малаянцев мы взяли на борт всего троих... точнее даже двоих, потому что третий – вовсе не малаянец. О, Близнецы! Написать бы про всё случившееся так, чтобы ничего не упустить.
Ранним утром мы прибыли, наконец, к покинутому неделю назад архипелагу, и зашли в ту же бухту у большого острова, в которой останавливались ранее. Бухта закрыта от ветра с севера, запада и востока, поэтому, не смотря на ненастье, там было относительно спокойно. Нам показалось, что всё в этом месте осталось по-прежнему: исправно работал установленный моей командой курсовой радиомаяк, только дождь смыл почти все следы нашего пребывания на пляже. Нескольких матросов и двух офицеров, которые пожелали искупаться даже в такую погоду, отпустили на берег, остальные занялись подготовкой к приёму малаянцев. Только вот попытка сразу связаться с экипажем «Прыжка Компры» по радиостанции, отобранной у Каманга Гуена, мне не удалась – эфир упорно не отзывался. Дежуривший в рубке Скванак-Ан не хотел пугать малаянцев и провоцировать конфликт, заявившись к ним внезапно, но предупредить их о нашем визите по радио у меня не получилось. Я тогда предложил отправиться к ним в качестве парламентёра, но Скванак мне отказал. Он планировал дождаться хотя бы небольшого прояснения погоды, войти в залив на юге острова-птицы и приблизиться к лагерю медленно и поэтапно, периодически запуская в небо сигнальные ракеты, чтобы малаянские моряки в итоге заметили «Киклоп» издали и ответили на наши попытки с ними связаться.
Прояснение наметилось ближе к полудню, когда те члены нашей команды, которые сходили на берег, уже вернулись. Покидая берег, они обнаружили там, рядом с одним из наших старых кострищ, жестяную коробку, а в ней пластиковый пакет с зашифрованным посланием. Коробка была привязана к шесту, воткнутому в песок. К сожалению, птицы расклевали и коробку, и пакет, дождевая вода проникла внутрь, и часть послания, написанного килидоном на типографской бумаге, деформировалось, а краска расплылась.
Это, по-моему, самое неудачное заимствование, которое мы сделали у селенитов: стержни со специальными наконечниками, через которые при письме выдавливается чёрная или другая тёмная краска. Хотя в итоге получается, конечно, ярче и разборчивее, записи можно оставлять хоть на самой дешёвой бумаге, а если бумага достаточно плотная, чтобы краска не промокала её насквозь, то писать можно даже на обратной стороне листа, но насколько же сомнительны все эти преимущества! Письмо – не живопись, и насущная потребность оставить заметку в блокноте возникает порой весьма неожиданно. Руны всегда чертили стилом, а то и щипцами для еды. Во многих странах до сих пор принято затачивать ноготь большого, указательного или среднего пальцев и ими писать. Вообще, на писчей бумаге вы можете писать чем угодно, вот хоть патроном от «ферги», а теперь всё идёт к тому, что, помимо бумаги, придётся постоянно иметь под рукой ещё и заправленный краской килидон. Кое у кого из экипажа такие стержни есть – например, у Ибильзы, – но он им не пользуется, по-моему, он у него даже не заправлен. Я уже не говорю о том, что эти устройства часто ломаются и теряются. Они постоянно подтекают, а краска воняет и сильно пачкается, к тому же она быстро заканчивается – едва успеешь исписать десяток листов. В академии меня особенно раздражало, что после того, как сделана последняя запись на странице в тетради, надо дать краске высохнуть – иначе, если раньше времени перелистнёшь страницу, на соседней отпечатаются следы. Повсеместное введение килидонов, в том числе в армии, оправдывали дешевизной типографской бумаги по сравнению с бумагой писчей, но ведь каждый из таких стержней с краской стоит как целая стопка писчей бумаги! И вот вам практический результат незадачливого нововведения.
Единственное известное мне полезное свойство типографской бумаги заключается в том, что играть в кошки-собаки лучше именно на ней, потому что писчая бумага слишком скользкая, и при не редкой у нас качке и тряске пуговицы постоянно смещаются и обращают всю игру в хаос...
Пакет, разумеется, пришлось распаковывать мне. Я разложил на столе у себя в каюте несколько слоёв сухой ткани, аккуратно разрезал пакет и извлёк из него два сложенных листа с цифрами. Концы листов пострадали сильнее всего и прочесть написанное там не представлялось возможным. Все уцелевшие цифры я переписал начисто, а затем дешифровал при помощи ключа. Послание оставило какое-то наше военное судно – это было ясно даже по коробке. В уцелевшей части говорилось о том, что судно пришло сюда с юго-запада по нашему радиомаяку. Их воздушная разведка обнаружила на соседнем острове малаянские авианосец и лагерь. В шифровке упоминалось о встрече в океане со странными судами и летательными аппаратами, которые сплошным фронтом направлялись на юг. Очевидно, что нашим соратникам повстречались те самые машины демонов, но про стычки с ними в сохранившейся части послания ничего сказано не было. Моряки сообщали, что судно их полностью исправно и обладает «достаточным боекомплектом». И, главное, в послании были указаны частота и время для связи – они ждали нас в эфире каждые 12 часов (меня, конечно, удивил такой большой интервал, но в конце концов этому нашлось простое объяснение). Что наши соратники дальше планировали делать, об этом из размокшей бумаги было уже не узнать. Я тогда подумал, что судном, оставившим послание, мог быть «Курай», и ещё порадовался, что я-то узнаю об этом первым – ведь связь с ними устанавливать придётся мне. Впрочем, вместо «Курая» это могло быть любое судно нашего военно-морского флота.
К тому моменту, когда я принёс дешифрованное послание в рубку, до ближайшего сеанса связи оставалось больше 7 часов. Скванак, прочитав его, решил не ждать, точнее, не терять день. «Киклоп-4» снялся с якоря и перешёл к соседнему острову. Как только мы вошли в широкий залив, где располагался малаянский лагерь, в просвете облаков блеснул диск Гелиоса. Я и до этого замечал, что наши капитаны имеют особое чувство погоды. Очевидно, так сказывается их огромный морской опыт!
В отличие от бухты большого острова, в заливе у малаянского лагеря было ветрено. Первое, что мы заметили – это отсутствие самого «Прыжка Компры». Авианосца просто не было на прежнем месте и мы вообще нигде его не видели. Поначалу мы решили, что экипажу удалось починить ходовую часть, возможно, даже очистить командный отсек от радиации, и они ушли отсюда. Но наши радиометры показали высокий уровень излучения в заливе. Не такой высокий, как после термоядерного взрыва, но он был явно выше того, что могла дать промывка заражённых отсеков. Скванак-Ан, услышав доклад об уровне радиации, приказал подойти ближе к берегу и вооружился биноклем. Мы же довольствовались картинками с камер. Пляж оказался усеян обломками. Обломков было много, они плавали и возле нашего судна, и в воде у берега, а местами сплошным слоем закрывали линию прибоя. Дальше от полосы прибоя на песке виднелись многочисленные воронки, а лес за пляжем был поломан и местами обгорел. Дождь успел затушить огонь, во всяком случае, мы нигде не заметили дыма. Стало ясно, что в наше отсутствие кто-то основательно разнёс авианосец и плотно накрыл снарядами район лагеря, не оставив там камня на камне. Но кто? Демоны? Но «безликое воинство», как нам известно, не использует снаряды и вообще взрывчатые вещества. Скорее всего, это сделал наш корабль, – тот самый, экипаж которого оставил нам шифровку.
Чтобы помочь разобраться в случившемся, позвали колдуна, точнее, поручили вахтенному матросу привести карапа в рубку. Пока они к нам добирались, в рубку пришёл Озавак-Ан, и мы ещё обнаружили обгоревшие деревья на холме в глубине острова. Судя по всему, интенсивному обстрелу подверглась немалая часть его площади. Наконец, карапский колдун протиснулся в рубку и вопросительно уставился на капитанов. Озавак-Ан спросил у него, могли ли демонические машины, вроде ранее встреченных нами в устье реки, понаделать здесь такого. Туликай даже свой бинокль колдуну предложил, от которого, тот, впрочем, брезгливо отмахнулся. Разглядев на берегу взрывные воронки и почерневшие деревяшки, карап выдал замысловатую реплику, смысл которой сводился к одному слову: «нет». С уничтожением авианосца рушились и надежды колдуна что-то узнать о Гойтее, но я не заметил на его безобразном лице сожаления или разочарования по поводу случившегося, хотя, вполне вероятно, я просто плохо понимаю мимику карапов. Однако другое обстоятельство нашего пассажира явно встревожило, он принялся что-то бубнить о демонах, привлечённых взрывами, и призывать нас немедленно покинуть это место и направиться на север. Однако никто не собирался внимать его призывам. Все мы подумали, что, может быть, кто-то из злосчастного экипажа «Прыжка Компры» всё же уцелел, и тогда нам необходимо их разыскать. Тут я припомнил намёки колдуна, что он владеет «практикой мантики», то есть умеет искать людей каким-то своим колдовским способом. Набравшись храбрости (мне было очень неловко!) я подошёл к Дважды Рождённому и вполголоса предложил озадачить этим карапа. Озавак-Ан в ответ взглянул на меня с благодарностью (мне это не показалось!) и тут спросил колдуна: не мог бы тот определить, остались ли на острове живые люди.
Разгладив бороду, карап важно кивнул и выдал самохвалебный панегирик о том, как он искусен и искушён в поиске людей. Затем он приблизился вплотную к бронестеклу, навалившись животом на капитанский пост и, сделав выразительный жест рукой, призывавший всех соблюдать тишину, замер. Как мне удалось заметить, глаза он закрыл, а его массивные губы беззвучно двигались пару минут. Затем карап повернулся к нам и заявил (тоже в форме витиеватого речения), что на острове остались живые люди, они ранены и он призывает нас «проявить благодетельное милосердие и помочь этим несчастным страдальцам». Как будто не он только что уговаривал нас немедленно бежать на север, и будто это мы были бессердечными моральными чудовищами, не желающими помочь страждущим! Удивляюсь спокойствию капитанов: Озавак даже бровью не повёл, а Скванак лишь хмыкнул в ответ на лицемерное высказывание карапа.
Высадиться на ближайший пляж у малаянского лагеря мы не могли из-за высокого уровня радиоактивного загрязнения. Его источником, скорее всего, был повреждённый реактор «Прыжка Компры», лежащий где-то на дне, неподалёку от рифа, у которого нашёл последнее пристанище «Прыжок Компры», при этом радиацией, очевидно, загрязнены не только воды залива, но и вся его прибрежная полоса. После ещё нескольких попыток связаться с малаянцами по радио, капитаны решили подойти к острову-птице с другой стороны – с той, где когда-то высаживалась моя разведгруппа. Наш карап не смог указать, в какой именно части этого острова следует искать выживших, посетовав при этом на отсутствие «предметов, потребных для надлежащего обряда». В том числе и по этой причине вначале следовало осмотреть всё с воздуха, во всяком случае, мне представлялось это разумным, но капитаны такого распоряжения на тот момент не дали, а я, изрядно смущённый недавним отказом Скванака назначить меня парламентёром, счёл неуместным лезть к начальству с новым предложением, и советовать то, что и так очевидно. Но как только мы вышли из залива и начали огибать остров, Озавак-Ан распорядился подготовить аэроплан-разведчик к запуску. Собственно, всё это моё хозяйство вместе с катапультой хранилось сразу за люком, ведущим на ближайший к тамбуру склад, причём в минимально разобранном состоянии, только чтобы можно было без помех поднять его на верхнюю палубу, а моя команда уже изрядно поднаторела в сборке и запуске беспилотника. Я бросился исполнять приказ капитана так быстро, как только мог, поскольку был уверен, что после воздушной разведки мне и моим людям придётся высаживаться на остров. Но тут меня ждало разочарование. Когда мы подошли к острову-птице с северо-восточной стороны, оказалось, что у капитанов другие планы. На берег они отправили Ибильзу с четырьмя матросами, а я должен был помогать своему другу, следя за обстановкой с высоты. Ещё с «Киклопа» выстрелили в сторону берега несколькими оранжевыми сигнальными ракетами, чтобы привлечь внимание уцелевших малаянских моряков, если они, конечно, там имелись. Хвала Ардугу, радиация с северной стороны острова была в норме и Ибильзе и его людям защитные костюмы не понадобились. Зато им было трудно высадиться. О берег бились огромные волны, периодически обнажая прибрежные скалы и рифы, и в придачу вновь пошёл дождь. Я волновался за друга, но они благополучно добрались и высадились. Когда они ещё плыли к острову в лодке, я запустил беспилотный разведчик и, оставив Муштака у катапульты, поспешил в рубку.
Дважды Рождённый приказал мне вначале осмотреть весь остров и подробно сам залив, на берегу которого был лагерь. Я не ожидал, что всё там настолько плохо. Не смотря на пелену дождя, я разглядел, что район лагеря и пляжа возле него перепаханы взрывами так, что там буквально воронка зияет на воронке. Судя по диаметру этих воронок, работала скорострельная пушка или система залпового огня калибром не меньше 12 дактилей. Изрядно пострадали и обширные территории в глубине острова-птицы: от деревьев местами остались лишь обломки и каша из щепы и листьев. Странно, но именно в таких местах не видно было ни воронок, ни следов пожара. Сделав над островом круг на высоте около трёх стадиев (из-за дождя и низкой облачности это был предел ясной видимости), я снизил высоту полёта вдвое и направил беспилотник так, чтобы он пролетел непосредственно над заливом. В восточной части залива остались нетронутыми знакомые мне с детства квадраты, образованные плавающими на воде шестами и поплавками – там малаянцы соорудили простейшие садки, чтобы выращивать какую-то морскую живность. Я также разглядел на мелководье несколько крупных обломков авианосца. Ещё один объект, лежавший у берега наполовину в воде, наполовину на песке, привлёк моё внимание и я переключился на камеру с телеобъективом. Картинка была чёткой, не смотря на то, что шёл дождь, а беспилотник немного мотало порывами ветра. Это оказался не обломок, а почти целый аэроплан! Я распознал пикирующий бомбардировщик – из таких, что как раз базируются на подводных авианосцах. Мотор на него не был установлен, а одно крыло и хвостовая часть выглядели то ли погнутыми, то ли надломленными. Оказывается, малаянцы в наше отсутствие начали собирать бомбардировщик, – очевидно, из тех частей, которые имелись у них на борту, но не успели закончить – корабль, оставивший нам послание в коробке, всей своей огневой мощью накрыл последнее пристанище экипажа «Прыжка Компры».
В районе берега, на который высадились Ибильза с матросами, лес был не тронут. До малаянского лагеря, точнее, до того места, где он раньше располагался, их отделяло по прямой около двух миль, но не имело смысла направлять туда разведчиков. Всё, что там когда-то находилось, теперь было уничтожено, и в придачу на пляж рядом с лагерем накатывают волны радиоактивных вод залива. Если кто-то и уцелел из злосчастного экипажа малого авианосца, на месте бывшего лагеря им делать нечего. Жалящему в Нос и четырём матросам предстояло пройти с востока на запад весь остров, через местами разорённый лес, обходя воронки и завалы, размахивая жёлтым флагом, запуская сигнальные ракеты и привлекая к себе внимание криками, чтобы таким образом найти выживших. А мне следовало наблюдать за ними с высоты, подсказывая удобный путь и параллельно высматривая какие-нибудь знаки или признаки, указывающие на присутствие уцелевших моряков. Вообще-то, толку от моего наблюдения было немного, я не видел на экране даже Ибильзу – возможности камер беспилотника не позволяют в таких условиях разглядеть отдельного человека, тем более, в тропических зарослях. Лишь по вспышкам сигнальных ракет и в те моменты, когда вся их группа плотным строем выходила на прогалины, я мог отследить их путь, да и то не слишком-то ясно. Я знал также, что они взяли с собой оружие и при этом нарочно держат его за спинами, чтобы показать мирные намерения. Мы все надеялись, что малаянцы верно оценят ситуацию и не поведут себя агрессивно...
Беспилотный разведчик находился в воздухе около двух часов – больше на таком режиме не позволил запас топлива – но за это время ни я не заметил никаких признаков живых людей, ни группа Ибильзы никого не нашла. Я вернул аэроплан, посадив его на воду рядом с «Киклопом», и мы с Муштаком и братьями Кинчи и Нанда занялись подъёмом его на борт, установкой на катапульту и заправкой. Ибильза-Хар с матросами между тем приблизились к тому месту, где я встретил и пленил троих малаянских моряков. Там они ненадолго остановились, решив подождать, когда вернётся беспилотник. В этой части остров имеет наибольшую ширину; к северу располагается большой пологий холм, а к югу – заражённый радиацией залив. Сигнальные ракеты, которые посылала оттуда поисковая группа, были видны из любой части острова. Найти людей в таком месиве, в которое превратили его ландшафт снаряды «Курая» и загадочное оружие толстых ракет, если эти люди сами не захотят показаться, я уверен – дело почти безнадёжное. Ибильза рассчитывал, что моряки «Прыжка Компры» сами выйдут к ним или хотя бы подадут какой-нибудь знак. Пока они так ждали, отдыхая и периодически стреляя в небо ракетами, мы заправили беспилотный разведчик спиртом и он вновь закружил над островом-птицей. Дождь к тому моменту прекратился, порывы ветра тоже поутихли и я даже смог разглядеть на экране телеприёмника отдыхающих Ибильзу и матросов, они нарочно расположились на открытом месте. В итоге они так никого и не дождались, и после передышки, пройдя через единственный сухой перешеек, приступили к осмотру последней, почти не тронутой обстрелом западной части – «хвоста» острова-птицы. Почти вся эта часть представляет собой болото, кишащее москитами, и я уже не особо надеялся, что кто-то из малаянцев там укрылся.
О дальнейших событиях рассказал мне сам Жалящий в Нос. Когда они уже и не рассчитывали обнаружить на этом острове живых людей, навстречу их поисковой группе вышли двое из экипажа авианосца – матрос и офицер. Оба были ранены, истощены и искусаны насекомыми и, похоже, им уже было всё равно – убьют их или спасут. Офицер сказал, что неподалёку ещё находится тяжело раненый, и это все, кто уцелел. Ибильза доложил о находке по радио. «Киклоп-4», дрейфовавший напротив места их высадки, подошёл поближе к восточному берегу, чтобы забрать группу Ибильзы и раненых малаянцев. С «Киклопа» выслали вторую нашу надувную лодку (их у нас всего две) и она разом вывезла всех людей с острова-птицы.
«Киклоп» затем вернулся к западному берегу, чтобы забрать оставленную там группой Ибильзы первую лодку. После этого наше судно ещё раз обогнуло остров с юга и направилось к соседнему большому острову, к бухте, которую матросы между собой уже прозвали «икорной» – из-за поселившейся там большой колонии морских ежей.
Мой бывший пленный – Каманг Гуен – числился в погибших, зато с уцелевшим офицером «Компры», прибывшим к нам на борт, оказался мой меч, грязный и подёрнутый ржавчиной – Ибильза принёс этот меч мне. Когда выпадет свободное время, я его приведу в порядок. Узнав ещё по радио, что Каманг не уцелел в минувшей передряге, я огорчился так, будто этот малаянец был моим другом. О, Близнецы, нормально ли переживать по поводу гибели врага, или опять я проявляю юношеское малодушие?..
Операция по поиску и спасению заняла немногим больше четырёх часов. Я удачно посадил беспилотник возле самого нашего судна так, что даже не пришлось маневрировать, чтобы выловить его из воды. Вся процедура у нас уже отлично отработана. Мы быстро разобрали аэроплан и катапульту и занесли всё внутрь. Вскоре и малаянских моряков доставили к нам на борт, сразу же разместив в медпункте. У этих троих осколочные ранения и контузии – результат обстрела острова снарядами. Тяжело раненый выглядел ужасно, мне приходилось встречать такой вид лишь у трупов: он был весь синий с жёлтыми пятнами, покрыт незатянувшимися ранами и многочисленными следами укусов, щёки и глазницы его ввалились. Это чудо, что он ещё дышал. Из тех моряков, что были ранены «невидимыми молотами» демонов, не уцелел никто. Осколки предстояло извлечь, раны обработать и зашить, чем сразу же и занялся наш доктор Заботливый Арза.
Конечно, вся команда «Киклопа-4» была шокирована судьбой подводного авианосца «Смелый Прыжок Пламенной Компры», и никому уже не приходило в голову подтрунивать над этим названием. Никто из нас даже не слышал, чтобы другой корабль и его экипаж прошли через настолько роковые испытания! И ещё всех нас интересовало, кто же всё-таки обстрелял малаянцев здесь, на острове-птице, и по какой причине. Как только мы вернулись в бухту, капитаны созвали в рубке офицерское собрание. Тяжело раненого матроса с «Прыжка Компры» в тот момент начал оперировать Арза и я был уверен, что вряд ли тот будет в состоянии что-то рассказать в ближайшие несколько суток. В рубку привели единственного уцелевшего офицера «Компры», у которого были только лёгкие раны (уже обработанные нашим доком) – его и допросили.
Перед тем, как задавать вопросы по сути произошедшего на острове, Озавак-Ан расспросил о его личности. Этот офицер, самого младшего ранга, оказался не из коренного народа Малайны, а с юго-запада, из сахов, то есть из тех малых народов, что в своей кровавой истории до конца не покорялись никому. Впрочем, это и без представления было заметно: свирепый взгляд изподлобья, густая жёсткая шевелюра и мускулы не меньшие, чем у наших Кинчи-Кира и Нанады-Кира выдавали саха с головой. Зовут его Ади Ферхатсах. Насколько мне известно, у них любой, кто выбился в мало-мальские начальники, добавляет к своему имени это «ади», а почти все их мужские имена заканчиваются на «сах». Сахи, вообще-то, могут легко откупиться от призыва, потому что во всём Альянсе это племя считают неоправданно жестоким и при том склонным к измене, а это, как понимаете, не самое лучшее сочетание для военнослужащих. Но юноши-сахи не уклоняются от призыва а, наоборот, стремятся использовать службу в армии как способ поднять социальный статус и заработать на следующий этап своей жизни.
Все знают, что в их краях жену можно только купить на брачном рынке, но стоит это недёшево и порой родители откладывают деньги на такую покупку со дня рождения сына, а когда сын подрастёт, ему самому нередко приходится подрабатывать, даже во время учёбы, чтобы в итоге собрать необходимую сумму. Жизнь в пустынных районах юго-запада Асии сурова, и востребованы там в первую очередь не красивые и привлекательные девушки, а здоровые и обладающие хорошими навыками ведения домашнего хозяйства. Те же, что ещё и красивы, стоят целое состояние. Если родителям юноши не удаётся скопить на подходящую невесту, наёмная армейская служба становится для него неплохим вариантом устроить свою семейную жизнь. Даже с учётом того, что хорошо заработать за четырёхгодичный срок контракта военнослужащий Альянса сможет только, участвуя в боевых операциях на передовой, не брезгуя при этом грабежами и мародёрством. Раньше потенциальный жених мог за небольшую плату посмотреть на невест, которых ему предлагают, но так, чтобы они его при этом не увидели. Сейчас больше в ходу фотографии. Самим невестам лицезреть своего суженого до свадьбы не положено. Хотя это правило нарушается сплошь и рядом, всё же в тех краях сохраняется традиция, когда в первые недели после замужества молодожёны остаются наедине только в тёмное время суток. Деньги в Альянсе – абсолютное мерило ценности, покупать там дозволено практически всё, и при наличии приличного состояния мужчина-сах может купить себе сколько угодно жён. Однако его собственностью они становятся ненадолго. В отличие от почти бесправных девочек и незамужних женщин, с рождением детей у жены появляются такие же права, как у мужа, включая право бросить семью и, поступив на службу или открыв своё прибыльное дело и обретя так публичность и финансовую независимость, жить самостоятельно и растить своих детей самой. Характерно, что вырученные от продажи невесты деньги поступают не её родителям, а малаянцам из гильдии торговцев живым товаром. Точнее, эти торговцы сами определяют цену за невесту, предлагают её на брачном рынке, а после продажи расплачиваются с её родителями – разумеется, гораздо меньшей сумой. Всё же и эта сумма по сахийским меркам довольно велика – её хватает, и чтобы снабдить невесту преданным (не денежным, а в виде личного гардероба), и утешить её родителей, иначе девочки стали бы вовсе нежелательным ребёнком в тамошних семьях. Очевидно, что этот сах пошёл в офицерскую школу, а затем служить во флот Альянса, чтобы в итоге заработать на собственную семью.
Имя своё и возраст Ади Ферхатсах назвал не задумываясь, назвал и местность, где родился, а также свой клан. Но рассказать о себе что-то более подробно то ли не захотел, то ли и правда не мог. Он объяснил это тем, что одновременно с присвоением офицерского звания они проходят особую церемонию. Как сам в ней участвовал, он помнит смутно, но среди его товарищей ходят такие разговоры: многим военнослужащим армии Альянса будто бы вкалывают некий медицинский препарат, временно изменяющий сознание, и под его воздействием внушают забыть свою прошлую жизнь и полностью посвятить себя армии. Происходит это коллективно, и церемония эта призвана повысить храбрость и решительность в бою и снизить тягу к предательству и дезертирству. Прошедший церемонию получает особую татуировку (Ферхатсах показал нам на своём предплечье татуировку с малаянской вязью) и таким офицерам платят надбавку к жалованию. Об этой церемонии впервые услышал не только я, но, похоже, о ней до этого не знал никто из наших, включая капитанов. Скорее всего, это было какое-то новшество в армии Альянса, а также я не исключаю, что сах просто сочинил всё это, чтобы избежать нежелательных для него расспросов. Всё то время, пока офицер «Прыжка Компры» стоял перед нами, я не мог отделаться от впечатления, что он похож на Каманга Гуена, не смотря на то, что сахи и коренные малаянцы совсем разные. Но у этих двоих, помимо примерно равного возраста, я заметил какое-то трудно уловимое, и в то же время явное внешнее сходство... Я бы сказал, что они словно бы единоутробные братья – от одной матери, но от разных отцов. Да что там говорить, почти все члены их экипажа, виденные мной, между собой так схожи! Я ещё тогда подумал: «А не хотел ли наш капитан, задавая все эти вопросы саху, проверить легенду о костяных солдатиках?»
Теперь про сам инцидент. Вот что рассказал Ади Ферхатсах про то, что с ними произошло. Я и до этого подозревал, а теперь у меня нет никаких сомнений: экипаж «Прыжка Компры» проклят самим Ардугом Ужасным!
Больше двух суток назад, ранним утром, их неожиданно накрыло массированным огнём. Почти все они спали, когда раздался мощный взрыв, от которого задрожал остров, и тут же на их лагерь посыпались фугасные снаряды. Взорвался их авианосец – сах считает, что ночью его обложили не меньше, чем пятью актами взрывчатки, а на рассвете дистанционно подорвали. Я думаю, что это преувеличение. На самом деле, и Ибильза здесь со мной согласен, тактическая ракета пробила прочный корпус и вызвала детонацию боеприпасов внутри авианосца. Но всё это уже неважно...
Сам Ферхатсах и один из матросов на момент начала обстрела находились в лесу далеко от лагеря, поэтому и остались в живых. Обстрел продолжался с небольшими перерывами несколько часов. После уничтожения лагеря досталось ещё холму в середине острова, а позже над островом летал беспилотный аэроплан-корректировщик и огнём накрывало разные области так, что, как эти двое ни прятались, лёгкие ранения достались и им. Когда всё стихло, моряки осторожно прокрались к берегу залива и увидели отходящее судно, похожее на наш «Киклоп», только большое. Ушло оно, по словам Ферхатсаха, на юго-запад. Несомненно, этим судном был «Курай», попавший на эту пустую Гею вместе с нами.
Как же прозорлив Дважды Рождённый капитан! Ведь он ещё в первые часы пребывания в этом царстве демонов предположил, что мы столкнёмся здесь именно с подводными кораблями. Он знает много такого, чего не знаю я, в том числе, наверное, и про путешествия в миры вроде этого. А моё воображение меркнет и разум отступает перед непостижимостью бытия...
В малаянском лагере выжил лишь один матрос, и ранен он был тяжело, чему лично я не удивляюсь. Позже, ближе к восточному краю залива, стадиях в трёх от лагеря, они обнаружили ещё нескольких выживших, в том числе двух офицеров. Поражённого осколком снаряда в живот офицера они – о, Близнецы! – сочли безнадёжным и зарезали, а затем с оставшимися людьми перешли в отдалённую западную часть острова, так как опасались, что корректировщик вновь покажется в небе над ними и обстрел возобновится, или же враг высадит на остров десант. Моряки прихватили с собой кое-что из уцелевшего оружия. Один из матросов оказался старшим братом того, который выжил при обстреле лагеря, поэтому у них всегда имелся по крайней мере один желающий таскать носилки и присматривать за тяжело раненым. Другим пережившим обстрел офицером, помимо Ферхатсаха, был Каманг Гуен! Он тогда отделался лёгкими ранениями. Всего из экипажа на тот момент уцелело шестеро моряков – пятеро с относительно лёгкими ранами могли держать оружие, а один, как я уже упомянул, был тяжёл, хотя и не безнадёжен. У моряков не осталось ни еды, ни лекарств, они боялись разводить огонь и ели прямо сырым то, что удавалось найти в лесу или поймать руками в окружённой зарослями болотистой заводи. Хорошо, хоть у них нашлись антисептики для воды, входившие в комплект индивидуальных аптечек... Израненные, замёрзшие и голодные, они скоротали следующую ночь и полдня, не представляя, что же им делать дальше, и тут появился новый враг – над островом пролетела, направляясь почти строго на юг, огромная армада летательных аппаратов. Сах назвал их «странные аэростаты», однако ясно, что это были те же аппараты, которые мы между собой называем демоническими или толстыми ракетами. За армадой тянулось сплошное облако серого пара или дыма, а из него, как сказал сах, «лился цветной дождь». Моряки «Компры» пытались хотя бы примерно посчитать количество пролетевших над ними аппаратов, но из-за облака, которое эти аппараты за собой оставляли, хорошо разглядеть можно было только передовую их линию. Моряки сошлись на том, что армада насчитывала, наверное, десятки, а может быть и сотни тысяч таких «странных дымящих аэростатов». Разумеется, всем нам было крайне неприятно про это узнать. То, что мы видели в дельте реки на севере – это было не больше двух десятков демонических ракет... Армада, казалось, спокойно миновала остров, но позже несколько аппаратов вернулись и начали барражировать над ним, как будто нарочно выискивая людей. А затем «дымящие аэростаты» принялись буквально выкашивать уцелевшие джунгли. Деревья под ними вминались в землю и дробились в щепки, и в сравнении с громкой канонадой, устроенной днём раньше «Кураем», это действие происходило почти в полной тишине. До самих моряков лишь изредка доносился отдалённый треск и они поняли, что происходит, лишь когда Каманга Гуена приподняли на плечах над зарослями и тот увидел склон ближайшего холма. В той же стороне он разглядел и несколько сухопутных машин, ползающих по уже размолотым джунглям. В страхе моряки бежали в самую топь и спрятались там в болотной жиже, выставив наружу только испачканные грязью головы. Так, по шею в воде, вздрагивая от каждого всплеска и шороха, они провели много часов, щедро кормя своей кровью местных пиявок. «Аэростаты» пару раз пролетели и над болотом, в котором укрылись остатки экипажа «Компры», но обрабатывать эту местность не стали. Наступил вечер, и только с темнотой люди выбрались из грязи, кое-как почистились, выжали мокрую одежду и привели в рабочее состояние своё оружие. Ночь они скоротали в ближайших кустах, на берегу болотистой заводи, дрожа от холода и лихорадки и мучаясь от болей в ранах. А с рассветом на них вышли демоны. То есть сах назвал их химеры, но, опять же, было ясно, что он имел в виду тех, кого карап называет «демонами безликого воинства». Эти существа внезапно появились из зарослей на противоположном берегу заводи, а затем двинулись вдоль топких берегов, охватывая заводь кольцом. Экипаж «Компры» уже сталкивался с демонами раньше, причём в тот раз мало кому удалось спастись, и теперь отчаявшиеся моряки подумали, что пришло время их последней схватки – они уже не надеялись выйти из неё живыми. Каманг Гуен был на ранг старше саха, поэтому приказал ему и брату тяжело раненого матроса перенести того ещё дальше к западу, через топкую часть болота, найти какое-нибудь укромное место и там спрятаться. Сам же Каманг с двумя боеспособными матросами остался, чтобы хоть немного задержать демонов. Как раз тогда Ферхатсах и обменялся с ним мечами – просто потому, что орудовать малаянским мечом Камангу было сподручнее. Больше сах их не видел. Он предполагает, что химерам трудно передвигаться по сильно заболоченной местности, поэтому те, расправившись с таким жалким заслоном, дальше уже не пошли. Сах и уцелевший матрос, то и дело проваливаясь по шею в грязь, тащили раненного на носилках, пока не нашли небольшой, заросший густым кустарником островок в болоте – на нём они укрылись, и сидели до тех пор, пока не увидели наши сигнальные ракеты. Сах отправился посмотреть, кто это, узнал Ибильзу и понял, что мы те самые, кто когда-то помог им с лечением, и тогда они вышли навстречу нашей поисковой группе.
По словам Ади Ферхатсаха, химеры похожи одновременно на пауков и на крупных обезьян, но головы у них как у салинкаров. Я не смог такое вообразить! Зато сразу вспомнил трупик обезьянки на мостике «Копья Ксифии». Уж не демон ли это был? Но убитые демоны, как мы знаем, распадаются, превращаясь в маслянистую жидкость. Надо будет всё же спросить про обезьянку у карапа... Ферхатсах подтвердил, что демоны стреляют из оружия, похожего на раструбы (оружие демонов он сравнил с музыкальным инструментом вроде охотничьего рога) какими-то невидимыми сгустками силы, сметающими всё на своём пути. Если такой сгусток попадёт в человека, это равносильно сильнейшему удару массивным, но относительно мягким предметом, вроде резинового ядра. При попадании во что-то твёрдое – например, в обшивку судна – эта сила нередко проламывает дыру, но чаще оставляет большую вмятину. Дальность действия такого оружия невелика, она не идёт ни в какое сравнение с огнестрельным оружием или ракетами. Это, кстати, ещё одно слабое место демонов – в придачу к их огнебоязни. В случае столкновения мы должны это использовать!
Да, вот ещё что. Механики с «Прыжка Компры» действительно почти собрали один пикирующий бомбардировщик на поплавковом шасси, вывезя с авианосца на остров необходимые детали. Аэроплан стоял у берега на отмели, в самой защищённой от ветра части залива, а мотор собирали и налаживали в лагере. Они хотели смонтировать на этом аэроплане дополнительные топливные баки, чтобы его можно было использовать для дальней разведки. Из лётчиков в их экипаже никто не уцелел, но один из механиков имел небольшую лётную практику на аэропланах. Они надеялись, что так хотя бы кому-то удастся в итоге перебраться на ближайший материк и, возможно, привести помощь.
Принятые на борт «Киклопа-4» трое моряков первоначально были, разумеется, одеты в форму Альянса, включая шапки, но после помывки и обработки ран им выдали нашу форму. Офицер-сах получил офицерскую, конечно, без знаков различия – такую у нас здесь носят помощники моториста. Спасённым матросам тоже выдали форму, подобающую их рангу. Так те двое, что держались на ногах, попросили оставить им малаянские шапки, и эти шапки они носят теперь не снимая. Я думаю, они свою честь видят в ношении этих шапок, тогда как мы видим свою честь в достойных поступках. Даже по речи Ферхатсаха, по его манере говорить и по оценкам им разных событий, несложно понять, что он человек грубый и в духовном плане недалёкий. Всё-таки жители юга безнадёжны, мало кого из них можно просветить светом Истины, и на то имеется слово Хардуга: Глупо вливать драгоценный эликсир в сосуд, полный нечистот. Того, чья душа исполнена скверны, бесполезно наставлять на Путь. Но вместе с тем, когда допрос закончился и за пленным прибыл конвой, сах приложил пальцы к своей шапке примерно так же, как мы прикладываем их ко лбу, когда молимся, только у военнослужащих Альянса это считается обязательным знаком уважения в случае, когда они встречаются с кем-то, кто равен или выше их по рангу. Так и сах выразил своё уважение нам, офицерам «Киклопа-4», хотя, насколько мне известно, уставы Альянса возбраняют подавать подобные знаки офицерам противника. Это уже второй добрый сигнал от экипажа вражеского авианосца, если считать мой обмен мечами с Камангом Гуеном... Смилуйся над ним, Ардуг!
Ади Ферхатсаха увели, а наше собрание продолжилось.
Главное, что мы узнали из допроса офицера: в радиусе двух суток хода от этого архипелага находится «Курай», вместе с нами попавший в мир демонов «безликого воинства». Значит, я тогда верно предположил, что это его экипаж оставил нам на берегу Икорной бухты шифрованное послание. К моменту, когда закончился допрос, до указанного в шифровке сеанса связи оставалась примерно четверть часа, и всем нам не терпелось услышать от своих соратников рассказ об их приключениях. Что касается уничтожения «Прыжка Компры» и последовавшего обстрела, здесь нам и без того многое уже было ясно. «Курай» пришёл к большому острову, где они убедились, что радиомаяк оставлен «Киклопом». Они нашли единственную удобную бухту, встали там на якорь и провели воздушную разведку обоих островов. В шифровке так и говорилось, что привёл «Курай» к архипелагу наш радиомаяк, и что их авиаразведка обнаружила авианосец и лагерь противника на соседнем острове. Капитаны «Курая», конечно же, сделали из всего этого выводы: рядом дислоцируется экипаж малаянского авианосца, который располагает бомбардировщиками и другой положенной ему боевой мощью, а мы, оставив здесь радиомаяк, таким образом пометили малаянцев, но при этом сами атаковать столь сильного противника не решились. Дальнейшие их действия логичны и предсказуемы: большой ракетоносец сам атаковал малаянцев всеми имевшимися в его распоряжении огневыми средствами, не задействовав только «зазубренные жала» – для их боеголовок цель была незначительной. А затем «Курай», оставив нам послание, ушёл на юг – к Пасифиде, как наверняка надеется их штурман.
Все мы отлично понимаем, что просто обязаны дождаться здесь своих соратников! Если мы не бросили здесь врагов, то как же бросим друзей? Но выходит так, что в сторону «Курая», то есть к югу, ещё вчера направилась гигантская армада демонических ракет. В рубке, в последние минуты перед сеансом связи, переживая за судьбу товарищей, все обсуждали именно эту опасность. Я с самого начала собрания находился у своего поста, и когда приблизилось указанное в шифровке время, заранее включил постоянный сигнал с нашими позывными и настроился на нужную частоту. Конечно же, я сильно волновался, и не в последнюю очередь из-за того, что не был уверен, работает ли вообще в этом мире дальняя связь. Но, как я и предполагал, «Курай» вышел в эфир даже раньше назначенного срока, точнее, они уже ждали, что я выйду с ними на связь. Не смотря на большое удаление «Курая», связь была устойчивой. Конечно, сыграли свою роль и солидная мощность передатчиков большого ракетоносца, и отсутствие в эфире помех.
Перед самым сеансом Озавак напомнил мне имена капитанов «Курая». Это Сирутай-Вал, Правитель Полнолуния (интересно, за какой подвиг ему дали такое необычное Честно имя?) и Кусума-Ан, Разрывающий Тараном. Экипаж этого ракетоносца состоит из ста двадцати двух человек, в том числе тридцати восьми офицеров – то есть офицеров там больше в два с лишним раза, чем у нас всех членов команды. На связи был Сирутай-Вал. Хотя у штурмана «Курая», разумеется, нет достоверных морских карт изменившейся Геи, он отметил наш радиомаяк и благодаря ему они знали своё положение относительно этого острова. На момент установления связи «Курай» находился примерно в 370 милях к юго-юго-востоку. Первоначально наши товарищи, как и мы, надеялись достичь Пасифиды, но пройдя мимо нескольких крупных островов, не обозначенных на картах, милях в 500 от нас наткнулись на континентальное побережье, которое не имело с Пасифидой ничего общего: это была гористая, на сколько хватало глаз густо заросшая тропическим лесом суша. Возможно, это та же суша, про которую говорил нам Каманг Гуен, но малаянский офицер считал её большими островами. «Курай» прошёл пару сотен миль на восток вдоль берега, а дальше линия берега резко свернула к югу. Южнее они не пошли, так как наблюдали там скопления неизвестных кораблей и решили, что чем дальше они пройдут к югу, тем больше вероятность нежелательного контакта с возможным противником.
На опустевшую Гею они попали в точности так же, как и мы: после подрыва боеголовки, разметавшей летевшие за ним диски, «Курай» нырнул на предельную глубину и оставался там до тех пор, пока наверху всё не стихло, а сам он не удалился достаточно далеко от поля боя. Только удалился он не на северо-запад, как мы, а на юго-запад. Всплыл большой ракетоносец уже в мире без Смутного Купола. Их капитан также доложил о недавней стычке с кораблями «безликого воинства», в результате которой судно получило повреждения. Самые серьёзные вывели из строя два из восьми турбовентиляторов, причём один требует полной замены, поэтому для подъёма на экран «Кураю» теперь нужно больше времени и более гладкая волна. Подводный их ход тоже пострадал, так как имеются неполадки в поворотном механизме одной из мотогондол, но идти и маневрировать они всё же могут. Зато среди экипажа нет потерь, и радиолокационную станцию, а также оружейные системы они починили и те работают без замечаний. Вспоминая «Копьё Ксифии», я прихожу к выводу, что ракетоносец хранили сами Боги. У «Курая» осталось шесть тактических ракет и четыре «зазубренных жала» – три с термоядерными боеголовками и одно с электромагнитной – вроде той, что ослепила меня на выходе из дома Виланки. Если я всё верно понимаю, электромагнитный импульс против демонов не сработает, так что такую ракету лучше использовать как обычную. Сирутай, конечно, говорил не о демонах, а сообщил, что им встречались скопления неизвестных кораблей противника, напоминавших большие утолщённые ракеты.
Как только «Курай» установил с нами связь и его капитаны узнали, что «Киклоп-4» вернулся к своему радиомаяку, они сменили курс, и теперь судно идёт к нам самым полным ходом, на который только способно после потери двух двигателей, хотя ходу препятствуют волна и встречный ветер. Такими темпами ракетоносец достиг бы нашего острова уже к завтрашнему утру, но разные обстоятельства могут этому помешать. Сеанс длился больше часа. Уже стемнело и, не смотря на грозовые помехи, связь была устойчивой, при этом громкое её вещание работало на всю рубку. Вначале это походило на рапорт капитана «Курая», а затем на офицерское или штабное совещание. Сирутай-Вал доложил, что в этом районе океана, периодически меняя направление, развёрнутым фронтом ходят армады неизвестных летательных и надводных аппаратов. Возможно также, что это одна армада, часто меняющая скорость и курс. Аппараты похожи одновременно на ракеты и на старинные дирижабли, выглядят они все примерно одинаково. За летящими на большой высоте бесчисленными аппаратами простирается густое облако, издали похожее на штормовой фронт, а из облака вниз спускается шлейф радужных нитей! На радаре всё это даёт сплошную засветку. «Кураю» такое явление встретилось уже трижды. В последний раз армада прошла над ними на юго-запад. Скорее всего это та же армада, которую видели оставшиеся в живых моряки с «Прыжка Компры». Основная масса этих кораблей, судя по всему, не часто останавливается, но если на её пути встречается препятствие вроде острова или того же «Курая», несколько дымящих ракет и похожих на них кораблей остаются и начинают это препятствие изучать. Если они сочтут там что-то враждебным для себя, они стараются это уничтожить. «Курай» при приближении врага обычно скрывался на глубине, но, хотя атаковать находящееся под водой судно эти аппараты, похоже, не в состоянии, тем не менее у них имеются эффективные средства обнаружения подводных судов. Над «Кураем» всегда оставались дежурить несколько летающих и надводных аппаратов, которые просто выжидали, когда ракетоносец всплывёт. Именно это обстоятельство – частое пребывание судна под водой – и ограничило возможность радиосвязи двумя окнами в сутки. Капитаны «Курая» просто сочли, что большего они не смогут себе позволить.
Вплоть до последнего контакта неизвестные корабли лишь проявляли любопытство и, покружив вокруг и над ракетоносцем, будто теряли к нему интерес. «Курай» же, пытаясь нащупать тактику скрытности, каждый раз погружался всё глубже, и в последнюю такую встречу провёл под водой несколько часов на предельной глубине и на самых малых оборотах. Но на этот раз, как только ракетоносец всплыл, его атаковали. Хотя «Курай» вышел из схватки победителем, применив тот же тактический приём, которым избавился от «хвоста» из ныряющих дисков, он всё же получил повреждения – те самые, про которые я уже написал. Теперь радары показывают, что с юга их нагоняет большая группа аппаратов противника, возможно, отделившаяся от основной армады, – той, что ранее прошла над ними в юго-западном направлении и с кораблями которой была у них стычка. Капитан Сирутай-Вал предположил, что противник, потеряв несколько своих боевых единиц, теперь выслал за «Кураем» усиленную погоню. Погоня эта движется заметно быстрее, чем передвигается вся армада, и у «Курая» перед ней нет преимущества в скорости, даже в полёте на экране. Пока что большой ракетоносец идёт к нам самым полным ходом, скользя над волнами и, возможно, он успел бы достичь острова до того, как их нагонит противник. Но погода портится, судно попало в полосу встречного штормового ветра и волна разгулялась уже до предельной высоты, так что вскоре «Кураю» придётся перейти в менее скоростной режим, и тогда через несколько часов противник их неизбежно накроет. Сирутай и Кусума планируют вскоре нырнуть и идти до самого нашего острова на небольшой глубине подводным ходом. Но как быть дальше... Капитаны «Курая» опасаются, что следующей схватки им не выиграть, и очень рассчитывают на помощь «Киклопа-4» и его опытных капитанов.
Озавак-Ан в свою очередь рассказал им о нашем положении и состоянии судна, про уязвимость демонов для зажигательных боеприпасов и про особенности демонического оружия – те, про которые нам удалось узнать. Особенно долго он говорил о разведке на борту «Копья Ксифии». Он пересказал почти весь тот мой доклад, а я всё это время боялся, как бы Дважды Рождённый не дал слово мне, но обошлось... Я бы точно не смог повторить всё без запинки и непременно бы опозорился! Затем Озавак предложил «Кураю» план совместных действий.
Мы договорились, что «Курай» под водой обогнёт весь архипелаг с запада, осуществит подвсплытие и свяжется с нами. В зависимости от ситуации, он либо всплывёт и атакует противника – скорее всего, «зазубренными жалами» с дальней дистанции, или продолжит путь под водой курсом на север. В конце концов оба наших судна способны идти под водой очень долго. Мы со своей стороны постараемся задержать погоню, чтобы получить возможность беспрепятственно воссоединиться с нашими соратниками и дальше уже идти на север вместе.
Про карапа и Симбхалу Озавак не обмолвился ни словом, и я не сомневаюсь, что он мудро поступил. Такие вещи лучше сообщать только капитанам в приватной беседе с глазу на глаз – по крайней мере, поначалу. И ещё Дважды Рождённый лично поинтересовался у Правителя Полнолуния, не было ли у них на борту посторонних. Наверное, Озавак сделал это по просьбе карапа, и он немало смутил этим вопросом тех из наших офицеров, кто был не в курсе истории с Гойтеей. Ответ Сирутая был отрицательным.
Капитаны обоих судов решили пока оставаться на приёме, до того момента, как «Кураю» из-за непогоды и близости противника придётся нырнуть – на случай, если изменится обстановка и необходимо будет уточнить план совместных действий. Но всё это уже предстояло отслеживать не мне. Когда основной сеанс связи закончился, наша затянувшаяся вахта наконец сменилась.
Я тогда, помнится, размышлял: а где сейчас может быть карапский колдун? В медпункте находится тяжело раненый, возможно, его ещё не закончили оперировать, поэтому там колдуна, как я решил, быть не может. В рубке карап не появлялся с того времени, когда мы изучали обстановку в заливе напротив бывшего малаянского лагеря. Матросы наши панически боятся колдуна, поэтому ни за что его к себе не пустят... Неужели карап обосновался на складе, в помещении, которое мы оборудовали для экипажа «Прыжка Компры»? Как он пролез через люк? Как отнеслись к нему малаянцы? Что вообще думают о карапах в Альянсе?.. Впрочем, относительно последнего мне известно, что ничего хорошего. По причине всех этих сомнений, как только свободных от вахты офицеров распустили, я отправился искать колдуна.
По дороге я решил заглянуть в медпункт – узнать, как состояние у тяжело раненого матроса и не нужна ли доку помощь, и мне вдруг подумалось, что спасённых нами моряков могли бы вылечить дольфины. Записываю про это потому, что их лечение и вправду оказалось нетрадиционным, по крайней мере отчасти. На двери в каюту Заботливого Арзы не висел запрещающий флажок, поэтому я пару раз легонько хлопнул по двери ладонью и вошёл. Внутри были двое из троих моряков с «Компры», наш доктор и... карап! Все они с удобством там устроились – кто на койках, кто на стульях – и пребывали в отличном расположении духа. Ади Ферхатсах держал в одной руке чашку с шоколадом, в другой – бисквит из офицерского пайка, и при этом он что-то оживлённо рассказывал самому Арзе. Когда я открыл дверь, рассказчик смолк и все вопросительно уставились на меня. Через пару мгновений сах сверкнул на меня глазами, осклабился, показав свои металлические зубы, и приподнял чашку в знак приветствия.
У сахов принято надевать на зубы металлические коронки – на передние, которые хорошо видно, когда человек смеётся или с аппетитом ест. У мужчин такие коронки сделаны из сплава серебра, а у женщин из золота. Подобный блеск во рту считается у них красивым. Возможно, это отголосок древнейшей моды. У селенитов тоже был в фаворе подобный блеск, только были это не коронки, а накладки или вовсе вживлённые искусственные зубы, и были они ослепительно белыми – их делали из белой керамики. Иметь ослепительно белые зубы идеальной формы считалось у селенитов столь же естественным, как для нас, к примеру, иметь подстриженные ногти. Всё бы хорошо, но такая мода заставляла людей расставаться с собственными, природой данными зубами, или безвозвратно их переделывать. Нам не понять подобной моды, как и многого другого, что было у древнейшего человечества в порядке вещей. Если Боги наделили вас, к примеру, кривыми и волосатыми ногами, вам же не придёт в голову заменить их прямыми и гладкими протезами?..
Но вернусь в медпункт. В общем, оказалось, что в лечении раненых помог колдун. Наш доктор сам к нему обратился с такой просьбой. Он сильно сомневался, что тяжело раненый малаянец перенесёт серьёзное хирургическое вмешательство, поэтому решил испытать даже такой призрачный шанс. И карап не подвёл. Он применил какие-то свои медицинские познания, в результате чего Арзе осталось только удалить из тела осколки, ему даже не пришлось сшивать сосуды и ткани – все раны сами затянулись буквально за считанные минуты. Теперь прооперированный матрос, одетый лишь в свежие повязки, лежал на койке для больных и чувствовал себя вполне сносно, хотя док не разрешил ему вставать. Подлечил колдун и Ферхатсаха. Как именно он это проделал – я пока не могу сказать, потому что неловко было расспрашивать Арзу при чужаках. Допытаюсь у него об этом позже, может быть, за следующей партией в пуговицы... Ещё я подумал о том, что карап мог специально поскорее вылечить этих моряков, чтобы поставить их на ноги и тем внести ещё один дисбаланс в расклад сил в нашем экипаже. Надо быть на чеку!
Вообще, странно видеть рядом саха и карапа, если не сказать – смешно. Я ведь и правда подавил тогда улыбку, тут же вспомнив весёлую байку про игру в ледяном лабиринте. Вы ведь её знаете?.. Я её услышал ещё ребёнком, и помню лишь в общих чертах в варианте детской сказки. Однажды карапы заявились в людские земли, чтобы поискать себе поживы на обед, и по ошибке похитили саха. Как известно, карапы своих жертв не сразу съедают, так поступили и эти: они вначале поместили свой будущий обед в ледяной лабиринт. Когда же сах спросил, почему его сразу не съедят, людоеды ему ответили, что это такая игра: нужно выследить жертву в лабиринте, убить и только потом съесть. Без этого, мол, неаппетитно. Сах какое-то время старательно бегал от карапов по лабиринту, а когда колдуны обессилели, сам напал на одного из них, убил и съел. Соплеменники съеденного карапа, узнав, что случилось с их соплеменником, спросили у саха: «Разве вы тоже едите людей?» Сах ответил, что они, конечно, не людоеды, но таковы уж были правила игры. Карапы сильно удивились и вернули саха туда, откуда похитили...
Арза протянул мне чашку с шоколадом, налив его из чайника, стоявшего у него прямо в духовом шкафу. Шоколад был едва подслащённым и скорее тёплым, чем горячим, но и на том спасибо. Беседа между тем продолжилась. Колдун на древнем языке задавал Ферхатсаху вопросы, которые Арза переводил на не слишком правильный малаянский, но для общения и этого хватало. Кажется, сам карап понимал ответы саха без переводчика. Последний офицер «Прыжка Компры» рассказывал карапу и доктору о странном происшествии – как раз этот его рассказ я и прервал своим появлением. Сах, как я понимаю, хотел посоветоваться об этом случае с колдуном, чем привёл толстяка в неописуемое возбуждение. «Истинно, это были они! Несравненная Гойтея и её младенец мужеского пола, что попали в этот гиблый мир по неведомого рода оплошности и которых я столь тщетно искал, применив к тому все доступные мне тайные искусства...» – вращая огромными глазами и брызгая на бороду слюной, карап никак не мог успокоиться и изрыгал из себя что-то в этом духе. А офицер-сах рассказал о том, что многие члены их экипажа видели на борту призрак женщины с ребёнком, причём он сам лично наблюдал, как капитан говорил с этой женщиной, а также гладил ребёнка по голове – это был мальчик первого возраста. Я тут же вспомнил маленького мальчика, которого встретил в доме Виланки в тот роковой день! Неужели карапский колдун и правда ищет мать и младшего брата Виланки? Но откуда они здесь?.. Если верить Ферхатсаху, оба незваных гостя как неожиданно и таинственно появились на авианосце, так же внезапно и загадочным образом исчезли. Призраки это, конечно, ужасное испытание, особенно для людей суеверных. Сах предупредил наши расспросы о безумии капитана, заверив, что призраки не имели к этому никакого отношения. Сошёл с ума их капитан вовсе не из-за них, его рассудок помутился позже – вскоре после стычки с демонами. Хотя я вот думаю, что демоны просто оказались последней каплей, утопившей разум капитана «Компры» в безумии. Горькая неудача с атакой нашего укреплённого пункта, гибель членов экипажа – вначале при неудачной операции на остове, затем под ударом своих же, а под конец ещё и от «невидимых молотов» демонов – одно это вполне могло бы свести малаянского капитана с ума. А тут ещё призраки... Что ж, хотя бы эта загадка получила логическое объяснение.
Карап к моему приходу уже что-то выяснил у раненых, но он снова и снова подробно выспрашивал про призраков у Ферхатсаха, а после него обратился ещё к прооперированному матросу. Его интересовало, как эти двое призраков выглядели, что делали и, главное, при каких именно обстоятельствах исчезли. Моряки рассказали колдуну, что красивая, но уже немолодая женщина с ребёнком первого возраста были вполне осязаемы, могли говорить и, со слов капитана, они не понимали, как очутились на судне. Капитан разместил их в своей каюте и запретил кому-либо с ними общаться. Призраков видели в разных отсеках почти опустевшего к тому времени авианосца, но члены экипажа опасались к ним приближаться – не столько из-за капитанского запрета, сколько из суеверного страха. Женщина и её ребёнок пробыли на «Прыжке Компры» около суток. А затем... Это видел сам капитан «Компры» и ещё двое или трое из экипажа, но не те, кого мы теперь приняли на борт, поэтому свидетельство было, что называется, из вторых рук – а точнее, со слов непосредственных свидетелей про это исчезновение рассказал Ферхатсах. Якобы призраки шли по отсеку, когда вокруг их тел возникло слабое свечение и они пропали. Больше их не видели, хотя капитан приказал обыскать каждый уголок и даже осмотреть весь окрестный океан. Карап заставил саха несколько раз пересказать, что именно наблюдали свидетели того исчезновения. Вроде бы женщина с ребёнком от возникшего свечения стали прозрачными – «словно в воду погрузили стеклянные статуэтки» – так сах выразился, а затем призраки и вовсе исчезли. Наконец, колдун удовлетворился ответами и пробормотал что-то вроде: «Слава Богам, которые их забрали!» – и на этом успокоился. Он молча протянул Арзе медицинский тазик, служивший колдуну чашей для питья, и наш док на удивление услужливо налил ему составленного им же пойла, чем, кстати, немало ошарашил моряков с «Компры». Не удивлюсь, если после этого они решили, будто карапские колдуны на наших кораблях приписаны к команде.
Я ни на минуту не забываю о том, что собой представляет наш враг. Искренность и сострадание ему неведомы, а благоразумие и справедливость в Великой Малайне понимают по-своему, рассматривая их как инструменты для извлечения из ситуации какой-нибудь практической пользы. Зато всегда у них в избытке лицемерие и ложь. Что малаянцы, что сахи могут вам всячески льстить и во всём угождать, с лица их не будет сходить дружеская улыбка, но всё это до тех пор, пока они рассчитывают получить от вас какую-то свою выгоду. Как только они её получат, тут же становятся к вам совершенно равнодушны, а если выгода не удалась, их благодушие с поразительным бесстыдством сменяется неприязнью и гневом, и они непременно жестоко и подло отомстят вам за упущенный барыш. Тем не менее, с малаянцами можно вести диалог и договариваться, опираясь на логику разума – об этом свидетельствует история наших отношений. В мирные времена мы торговали и даже выполняли совместные проекты – можно вспомнить «Бесконечный тоннель» или изучение древнего наследия на Селене. Но на политику, как и на многое другое, малаянцы и подконтрольные им народы смотрят сквозь искажающую призму государственной пропаганды. Если в основе нашего взгляда на мир лежит Учение и духовные традиции, просветляющие и наставляющие на Путь Истины, то в основе представлений малаянцев – дурманящая разум демагогия, придуманная по указанию их правителей для того, чтобы проще было управлять большими массами людей. Государственная идеологическая пропаганда это бездушный и подлый, но очень действенный способ залезть гражданину в голову и делать там всё, что заблагорассудится. Она позволяет, опираясь на простую ложь, с лёгкостью отбирать у жителей своей страны последнее и даже посылать их на смерть. Как малые дети во всём доверяют и слушаются в первую очередь своих родителей, так и взрослый человек склонен доверять и полагаться на то, что ему говорят от имени верховной власти. Даже если человек понимает, что его могут обмануть, даже если помнит, как его не раз уже обманывали, и даже если сам он недоволен своими правителями, он всё равно будет почитать за правду и руководство к действию именно то, что узнал от глашатаев власти. Пропаганда способна с помощью примитивных эмоций блокировать у человека саму возможность логически мыслить: навязанные ей эмоциональные предубеждения побеждают, даже когда обыденная логика им противоречит. Также любому человеку комфортно в обществе лишь тогда, когда это общество считает его своим. Любой нормальный гражданин опасается, что его сочтут чужаком собственные сограждане. А ведь отступивший от взглядов, которые государство провозглашает правильными, так и будет восприниматься окружающими как чужак, изгой, даже если в глубине души все понимают, что прав он. Если к этому ещё прибавить страх наказания, то навязанная государством идеология закрепится в умах людей и станет абсолютным средством правления. Пропаганда это не что иное, как духовное насилие, которое во сто крат хуже насилия физического. При этом насилие это массовое, и самое отвратительное, когда оно чинится над собственным народом.
О, Близнецы! Мне не хотелось бы присутствовать при том, как души людей, соблазнивших мерзкой ложью миллионы своих же соотечественников, пройдя свой круг воплощения, предстанут перед Богами, чтобы держать ответ за содеянное. Что они скажут в своё оправдание? «Мы не знали»? «Все так делали»? «Нам нужно было кормить наши семьи»?.. В общем, я ни на минуту не забываю: что бы малаянские моряки не узрели, пребывая у нас на борту, они будут смотреть на это сквозь призму своей пропаганды.
Впрочем, сдавшиеся нам на милость моряки Альянса пока что ведут себя вполне пристойно. Все мы знаем, как малаянская пропаганда глумится над нашими верой, моралью, обычаями и сакральными обрядами. Так, прекрасных и чистых душой потамийских танцовщиц они выставляют похотливыми развратницами, готовыми отдаться любому мужчине за щедрое пожертвование – и это при том, что сами малаянцы так и норовят повыгоднее продать собственную совесть! Их газеты полны глумливых карикатур на наших секулярных учёных, которых изображают с плетёными бородами, словно новых карапов! На захваченных землях чуть ли не первое, что стремятся сделать их солдаты и оккупационные власти – это разграбить, разрушить или осквернить алтари Близнецов, они им невыносимы, как свет Гелиоса ночным канкау. Однако, попав на наш борт, ни сах, ни малаянский матрос даже не кривятся в ухмылке, видя наши алтари, они их словно вообще не замечают, хотя алтари Близнецов есть во многих корабельных помещениях, в том числе и в медпункте.
Чтобы не вводить в заблуждение читающего мои записи отмечу, я далёк от такой мысли, что все малаянцы ущербны духовно и с рождения предрасположены ко лжи и плутовству. Я уверен, что дело здесь лишь той среде, что их взращивает. Если малаянец был воспитан в тилварской семье – чему нимало примеров – он ничем не хуже и не лучше тилварца, разве что внешне выглядит как коренной житель Малайны, да окружающие порой смотрят на него с некоторым недоверием – те, кто уже сталкивался с плутовством малаянских граждан, и до тех пор, пока не узнают тилварского малаянца поближе. Точно так же морские черепахи, обитающие на воле, не съедобны, их мясо и особенно печень содержат яд, потому что черепахи эти питаются ядовитыми менгакунами, но при этом мясо черепах, выращенных на ферме, на чистом корме из рыбы и зелени, питательно и вкусно.
16-я боевая вахта
Небо сплошь заволокло, с редкими перерывами льёт дождь, температура за бортом падает. Порой сверху хлещет целый водопад, из каюты я слышу, как вода шумит, яростно стуча в обшивку. Снаружи темень, видимость близка к нулю. После прошлой вахты поспать мне довелось чуть больше 5 часов, позавтракал впопыхах – хорошо, что Ибильза нам рис заранее замочил. Теперь вот я урвал небольшой перерыв, пишу и одновременно глотаю горячий шоколад, а вскоре вернусь к сборке электронных блоков для дистанционного подрыва – мы этим занимаемся с Муштаком-Харом.
Накануне вечером, возвращаясь к себе из гальюна, в коридоре встретил Кинчи-Кира. Я нередко привожу в каюту Муштака, чтобы угостить шоколадом и обсудить какие-нибудь технические вопросы, и из-за этого мне неудобно перед братьями – они могут подумать, будто оказались в моей команде на вторых ролях. Поэтому я воспользовался случайной встречей и пригласил силача-крестьянина зайти выпить малаянского туака (он хоть и кислый, но спится после него хорошо). Кинчи рассказал нам с Ибильзой, что среди матросов распространился слух о проклятье. По их мнению, мы берём на борт не просто кого попало, а само зло. Мало нам было колдовского посоха, а вслед за ним и карапского колдуна, мы ещё взяли к себе саха с самого, похоже, злосчастного судна во всём Альянсе. Матросы и называют бесславно почивший подводный авианосец не иначе, как «Проклятая Компра». Рано или поздно, говорят они, это привлечёт и к нам роковое внимание самого Ардуга Ужасного. В общем, опять глупые матросские суеверия... Наверное, это просто бесполезно – разъяснять таким, как Кинчи, что экипаж «Компры» поплатился немилостью Богов за своё подлое нападение на наш укреплённый пункт у Пасифиды, а также за то, что предательски бросил там на погибель собственный десант. Мы же, напротив, поступаем из самых благородных побуждений, готовы пожертвовать собой, чтобы спасти товарищей, спасаем даже врагов, попавших в беду, и Боги, конечно же, станут помогать нам, а не проклинать! Я лишь посоветовал этому матросу доверять мудрости наших капитанов и уповать на милость Хардуга.
Такие ещё дела: Скванак-Ан, оказывается, не флотский капитан, и даже не адмирал. Он высокопоставленный офицер из штаба флота, прикомандированный специально для руководства нашей операцией. Его Честное имя – Решающий за Всех. Конечно, Дважды Рождённый, Озавак-Ан, знал это о своём напарнике с самого начала. Я же напишу о том, при каких обстоятельствах мы про это узнали.
Капитаны «Киклопа-4», а теперь вновь адмиралы девятой отдельной флотской группы, ещё вчера приняли решение снять боевую часть с последнего «зазубренного жала», установить её рядом с нашим радиомаяком и снабдить радиовзрывателем. А из корпуса крылатой ракеты, а также из оставшихся запасов ракетного топлива, изготовить что-то вроде мин или огневого заграждения против демонов. Однако, после демонтажа боеголовки, так же как, к примеру, после её монтажа на ракету, или даже после перестыковки контейнера с «жалом» с одного судна на другое – все наши офицеры прекрасно про это знают – нужно вновь ввести код активации, переставив перемычки на блоке управления. Но доступ к этим кодам есть только у высшего командования, включая членов штаба флота. А где взять штаб флота на опустевшей Гее?.. Чтобы не смущать нас, Дважды Рождённый и раскрыл эту тайну. Скванак, оказывается, один из высших штабных начальников, а вовсе не боевой капитан! Более того, он из отдела, который занимается специальными операциями, в том числе изучением явлений, связанных со Смутным Куполом, если таковые как-то касаются военно-морского флота. Его откомандировали к нам на судно только на время такой ответственной операции, как уничтожение джаггернаута, так как он, собственно, и планировал эту операцию. Разумеется, ни моряки Альянса, находящиеся у нас на борту, ни карапский колдун, узнать об этом не должны ни при каких обстоятельствах.
Эта новость меня порадовала в первую очередь тем, что придала ещё больший вес авторитету наших судовых начальников. Не сомневаюсь, что в свете неё Путра-Хар, какие бы планы он до этого ни строил, откажется от них, а если и не откажется, то его подстрекательства против капитанов не будут иметь успех. И вообще, для меня самого это может обернуться огромным плюсом! Присутствие на борту «Киклопа-4» высокопоставленного штабного начальника может благоприятно повлиять на мою карьеру и, соответственно, на мои планы. Если, конечно, все мы в итоге попадём обратно на свою Гею.
Здесь же, на этой опустевшей Гее, населённой, похоже, одними лишь демонами, мы так долго избегали прямого столкновения с этим зловещим противником, что уже привыкли к положению сторонних наблюдателей, да ещё и спасателей. Конечно, лучшая победа – та, которая далась без боя. Но теперь наши адмиралы решили всё-таки дать сражение, хотя и совершенно очевидно, что их вынудили к этому обстоятельства, они сложились так, что уже скоро «Курай» приведёт сюда большую группу кораблей «безликого воинства», и чтобы воссоединиться с соратниками, мы должны эту группу задержать или рассеять.
Ну всё, мы готовы. Тело моё болит теперь не от былых ран, которые зажили, а от усталости, а также от свежих ушибов и ссадин. Мне бы отдохнуть, но спать я не хочу – я слишком возбуждён.
Когда я узнал, что мы планируем остаться здесь и принять бой с непредсказуемым противником, о котором известно лишь то, что численность его велика, оружие смертельно, и наступает он с юга по воде и по воздуху, я тогда чуть было не запаниковал. Ведь на первый взгляд мы сами запирали себя в смертельной ловушке, в которую превращалась эта тихая и уютная «икорная» бухта. Но капитаны придумали удивительный план. Они решили сам остров превратить в камень на дороге, о который споткнётся и разобьётся противник.
Главный сюрприз для демонов – это, конечно, термоядерный заряд с «зазубренного жала». Ракету предстояло извлечь из контейнера, поместить на специальную подставку на палубе и частично разобрать, в том числе снять боевую часть, бережно перевезти её на остров и установить на вершине горы рядом с радиомаяком. Сигналы, исходящие от маяка, возможно, послужит демонам дополнительной приманкой, но в качестве основной приманки выступят сигнальные ракеты. Ещё когда мы пытались вызвать на контакт уцелевших моряков «Компры», посылая такие сигналы в небо, Карап посоветовал, что они как ничто другое могут привлечь стаю «когтеносных дочерей». Теперь мы приняли это за полезный совет, и в придачу к термоядерной боеголовке оставили у радиомаяка сотни две сигнальных ракет – почти весь наш запас – который при приближении противника выдаст ему грандиозный прощальный фейерверк. Но первым делом сработают мощные химические мины, мы установили их по обе стороны от входа в бухту: с одной стороны это заправленное «зазубренное жало» без боеголовки, с другой – две бочки с ракетным топливом и три с окислителем. И то, и то вместе с несколькими талантами взрывчатки стянуто тросами и снабжено надёжными дистанционными взрывателями. При подрыве эти две мины должны образовать временный огненный барьер. Здесь в качестве приманки выступает, разумеется, наш «Киклоп-4». И это ещё не всё наше горячее, а вернее пылающее, гостеприимство, которое ждёт «безликое воинство» на этом острове.
Последнюю крылатую ракету вручную, пользуясь только одной лебёдкой, доставали из контейнера, снимали с неё двигатель, боеголовку и блок управления – ещё затемно. В этом принимал участие почти весь наш экипаж и удивительно, что никто не отравился – ведь у нас не хватает на всех защитных костюмов, а также не надорвался – ведь даже пустое, «жало» весит больше двух актов – как небольшой аэроплан. С рассветом пятеро наших матросов (включая братьев-крестьян), а также Ибильза, Такетэн и Путра, и даже офицер-сах с тем их двух раненых малаянцев, который мог выполнять простую работу – всего десять человек – затарились рюкзаками с инструментом и взрывчаткой, и отправились вглубь острова. Дело в том, что как раз от нашей бухты на север, проходя к востоку от горы, на вершине которой мы приладили радиомаяк, тянется местами заболоченная низина, переходящая в узкую расщелину между горами. Двое матросов ещё в прошлый наш визит на остров прошли этим путём до противоположного берега и, вернувшись, рассказали, что путь на удивление прямой, а местность гладкая, лишь кое-где там встречаются островки кустарника и выходы скальной породы. Этот кустарник и камни предстояло убрать с дороги. После подрыва мин с ракетным топливом, когда противник понесёт первые потери и увязнет, встретив наше сопротивление, Скванак-Ан запланировал поднять «Киклоп-4» на экран и, прикрываясь огнём из пушек, пересечь остров прямо по суше, оставив за собой ещё один пылающий заслон, а в конце пути ещё и каменный завал. Всё это должно задержать преследователей – если они, конечно, будут – и выиграть нам драгоценные минуты, чтобы мы успели уйти из зоны поражения установленной на вершине горы термоядерной боеголовки. По расчётам, к северу от острова мы встретимся с «Кураем» и дальше, после детонации боеголовки, пойдём самым полным ходом к Арктиде. Если к тому моменту демоны будут ещё в состоянии нас преследовать, их добьёт «Курай». Но для нашего экраноплана вовсе не безопасно вот так летать над сушей, даже относительно плоской и гладкой. При выходе на экран с быстрым ростом тяги и набором скорости, а также при резких манёврах, велика вероятность того, что в турбины кормовых двигателей засосёт какой-нибудь твёрдый предмет вроде камня или прочного куска дерева, а это может стать причиной повреждения или даже лавинообразного разрушения лопаток. Пожалуй, полёт над сушей – самый уязвимый режим в эксплуатации ракетоносцев-ныряющих экранопланов. Десятерым высадившимся на берег нашим морякам пришлось расчищать путь к отступлению от всех возможных препятствий, в первую очередь от крупных камней и выступов скал, а также устанавливать светящиеся вехи, которые даже в темноте подскажут «Киклопу» точный маршрут через остров.
После того, как путь к противоположному берегу был расчищен и помечен, та же команда соорудила по периметру пляжа и по ходу нашего отступления заслоны из кусков дерева, пропитанной маслом ветоши и ёмкостей со всеми горючими жидкостями, которые только у нас на борту нашлись. Хотя не знаю, долго ли всё это будет гореть по такой дождливой погоде. Четверо матросов под командованием Такетэна остались там, чтобы наладить системы дистанционного поджига и подрыва, остальные вернулись на «Киклоп» – ведь и здесь всем хватало работы. В числе прочего нужно было, облачившись в защитные костюмы, помочь мотористам собрать и отбуксировать на место мины с ракетным топливом. Тяжёлая физическая работа в противогазе и прорезиненном костюме, в условиях разрежённого воздуха на тропической жаре, как понимаете, не самое приятное занятие, но я вновь с честью вынес все эти тяготы. И, не смотря на усталость, я обрадовался, когда Озавак-Ан поручил мне изготовить детонаторы для мин, и подрывать их буду тоже я – непосредственно с поста связи. Дважды Рождённый знает, что в этом деле я не уступлю нашему электромеханику. И, конечно, я тут взял себе в помощники сообразительного Муштака!
Адмиралы и наш «Киклоп-4» не собирались делать лёгкой мишенью. После допроса саха стало ясно, что оружие демонов эффективно лишь на ближней дистанции, а скорострельность его невелика, поэтому нам следует по возможности держать противника на дальней дистанции, а также двигаться непрерывно и непредсказуемо для него. Пока половина экипажа трудилась в глубине острова, расчищая нам путь к отступлению, пожилые мотористы с оставшимися матросами перевозили ко входу в бухту и собирали там мины, а мы с Муштаком возились на складе с детонаторами, Дважды Рождённый заставил штурмана Туликая отработать на малом ходу замысловатый замкнутый маршрут по акватории бухты. Капитан решил, что мы будем обороняться, держа противника на удалении и постоянно маневрируя – пока это позволит обстановка.
Не остался в стороне даже карап. Он укорял нас за то, что де неразумными действиями и небрежением к его мудрым советам мы, подобно капитану «Копья Ксифии», навлечём на себя демонический гнев; он замысловато ругался, поминая почти весь пантеон древних Богов, но в итоге всё-таки предложил свою помощь. Я не знаю, о чём конкретно они с капитанами договорились, но колдун битый час ходил по верхней палубе, размахивал огромным посохом и, бормоча что-то себе под нос, расплёскивал по палубе и в окружающую воду снадобье из тёмного пузырька. В этот раз от его колдовства никто из экипажа не пострадал, да и на на борту тогда почти никого не было, а те, что ещё оставались, были настолько заняты, что не обращали внимания на эту клоунаду.
Уже давно миновал полдень, когда мы занялись переправкой на остров, доставкой на гору и монтажом по соседству с радиомаяком снятой с «зазубренного жала» термоядерной боеголовки, а также того самого фейерверка, о котором я уже упоминал. Перед этим нам с Муштаком-Харом пришлось на скорую руку переделать телеуправляемый взрыватель, так как некоторые его элементы остались на корпусе ракеты и будут использованы для подрыва изготовленной из этого корпуса мощной мины. На вершину нас сопровождали Кинчи с Нандой, а также вся команда Такетэна. Братья несли обёрнутую в одеяла и привязанную к длинной жерди боеголовку – её предстояло водрузить на скальном уступе неподалёку от большого дерева, где мы ранее установили курсовой радиомаяк, и запитать от общего с радиомаяком источника. У нас с Муштаком были сумки и рюкзаки с электрооборудованием, а Такетэн и его матросы тащили инструмент и материалы, чтобы на месте соорудить для боеголовки надёжное крепление. Не скажу, что всё это легко далось. Нас поливал дождь, а ветер всё усиливался, камни были скользкими, и все мы работали из последних сил. Позже, пока мы аккуратно крепили и подключали боеголовку, команда Такетэна занималась установкой сигнальных ракет. Управились со всем этим мы часам к трём пополудни. Хотя я, конечно, волнуюсь за результат нашей работы, в глубине души я уверен в надёжности того, что мы там смонтировали. Клянусь бородой Ардуга: в нужный момент сработает и фейерверк, и боеголовка!
Обе наши автоматические пушки Ибильза ещё вчера зарядил зажигательными снарядами. Такие используются обычно в одной ленте с бронебойными и осколочно-фугасными и эффективны в первую очередь против дирижаблей, но против демонов «безликого воинства» сгодятся только зажигательные. И сами эти существа, и их боевые машины, как мы выяснили, не имеют серьёзного бронирования, да оно им ни к чему, поскольку сквозные ранения не приносят этим созданиям существенного вреда.
За исключением трёх гражданских – доктора и двух помощников моториста, всей нашей команде, и даже новоприбывшим морякам Альянса (уже не пленным – их никто не охранял и не удерживал) выдали комплекты оружия и боеприпасов. То оружие, что первоначально имелось у этих троих из экипажа «Прыжка Компры», пришло в полную негодность, так же, как и их форма – все трое, можно сказать, попали к нам голыми. Видели бы вы реакцию офицера-саха, когда он понял, что мы собираемся выдать ему, как и всем, винтовку! Наверняка он отнёс это за счёт нашего отчаянного положения, но всё же удивление саха было велико, и радость, похожая скорее на злорадство, исказила и без того свирепые от природы черты его лица. Недосуг было выяснять, откуда, однако для офицера малаянского авианосца нашлась и пара огромных ножей с ножнами. Один он заткнул за пояс, а другой примотал ремнями к концу длинной палки – думаю, к какой-то детали от стеллажа. Я слышал, что сахи пользуются на войне подобным холодным оружием, а вовсе не мечом, так что эта самоделка наверняка добавила саху злобного ликования. Конечно винтовки и любые клинки бесполезны против кораблей и летательных аппаратов, но мы понимаем, что есть все шансы столкнуться лицом к лицу с самими демонами. Я наскоро почистил и выправил лезвие своего старого меча, собираясь предложить саху любой из двух мечей на выбор, но коль скоро тот изготовил более подходящее для себя оружие, в итоге я одолжил свой меч Кинчи-Киру. Кинчи как-то упоминал, что неплохо владеет длинномерными клинками. Я не стал расспрашивать подробности – надеюсь, он имел тогда в виду не деревенские косу или серп. Во всяком случае, парень очень обрадовался, когда я вручил ему меч, и я не сомневаюсь, что даже без каких-либо навыков фехтования меч этот окажется в его руках грозным оружием, обращающим демонов в лужи маслянистой слизи.
Мы подготовились к приходу флотилии «безликого воинства», преследующей «Курай», так тщательно, как только вообще можно было это сделать за отпущенное нам судьбой время. Теперь нам известно о противнике достаточно много. Их оружие изготовлено с использованием какой-то развитой биотехнологии и представляет собой, похоже, импульсный излучатель силового луча. Во всяком случае, наличием у этих существ подобного полуфантастического оружия можно объяснить и ужасающие результаты его применения, и то обстоятельство, что разрушающее действие его ограничено относительно небольшим расстоянием. Воинство располагает как летательными аппаратами, так и кораблями (и, видимо, ещё сухопутными боевыми машинами), вооружёнными такими излучателями. Этот же тип оружия имеется у их солдат. Мощность излучателей, очевидно, пропорциональна их размерам, и те, которыми располагают их машины, мощнее и дальнобойнее лёгкого оружия солдат. Убойная сила луча подчиняется (как мы думаем) универсальному закону обратных квадратов, и поэтому оружие демонов значительно уступает нашему огнестрельному оружию и ракетам. Также нам известно, что солдаты противника необычайно жизнестойки: обычные пули причиняют им лишь незначительный вред. Зато против демонов эффективно рубящее холодное оружие, а особенно – зажигательные снаряды, тогда как открытый огонь и вовсе отпугивает этих существ. Эх, были бы у нас хотя бы самые простые огнемёты! Но на флот подобное вооружение не поступает. В общем, мы сейчас далеко не в том положении, в каком оказался высадившийся на неизвестном берегу экипаж «Прыжка Компры», и мы способны хотя бы отчасти избежать той ситуации, которая привела к гибели всего экипажа «Копья Ксифии».
Моя боевая задача теперь – чётко выполнить команды по дистанционному подрыву всех наших ловушек. Сперва это будут мины у входа в бухту, затем, когда «Киклоп» начнёт пересекать остров по заранее расчищенному пути, мне нужно будет поджечь заслоны, взорвать скалы в самом узком месте расщелины и почти сразу вслед за этим запустить фейерверк из сигнальных ракет на вершине горы. И, наконец, когда мы уже удалимся от острова на милю-полторы к северу, перед самым погружением, мне предстояло подорвать установленную у радиомаяка термоядерную боеголовку. И ещё на мне остаётся связь и координация действий с «Кураем»... Боги, помогите удержаться на Пути Истины!
Из-за разгулявшегося на юге шторма «Курай» вынужден был нырнуть вскоре после того, как с ним закончились переговоры, так что, по нашим расчётам, он дойдёт до нас в лучшем случае к закату. Зато шторм сюда уже добрался. Демонические аппараты, очевидно, будут теперь двигаться непосредственно над идущем под водой «Кураем», карауля момент, когда тот всплывёт. В любом случае, вскоре флотилию демонов увидит наша радиолокационная станция, а затем покажут камеры.
Я вот думаю: а что будет дальше?
Как боевая единица, «Курай», безусловно, во всех отношениях лучше «Киклопов». Но он уже имеет существенные повреждения, и в одной из следующих стычек с «безликим воинством» может вовсе лишиться своей боевой мощи и даже возможности двигаться. Практически исправный и невредимый «Киклоп-4» мог бы значительно повысить живучесть большого собрата. В случае удачного воссоединения, согласно нехитрой логике выживания, «Курай» заберёт всю нашу команду на свой борт, а «Киклоп» будет частично разобран на запасные части и агрегаты, которые пойдут на ремонт или попадут прямиком на склад «Курая». Наш малый ракетоносец – это уменьшенная и облегчённая версия большого ракетоносца. У «Курая» такие же двигатели, как у «Киклопа», только они у него в спаренных гондолах. У него имеются аналогичные нашим пушки и пусковые контейнеры, гидролокатор и акустические антенны. Даже наши реакторы собраны из одних и тех же деталей. Ну и много чего ещё с «Киклопа» может понадобиться в случае серьёзного ремонта «Курая». Конечно, пригодятся и продукты, и расходные материалы, взятые с «Прыжка Компры». Другими словами, разукомплектованный «Киклоп» значительно повысит шансы большого ракетоносца благополучно вырваться из мира демонов, поэтому судьба нашего малого судна, я думаю, предрешена. После всех приключений не суждено «Киклопу-4» ни пасть в славном бою, ни сопроводить нас в легендарную Симбхалу, ни увидеть окончательную победу над Альянсом. Его полуразобранный остов навсегда останется в этом странном мире.
Наверняка капитаны «Курая» не сдадут своих постов, но я уверен, что Дважды Рождённый и Решающий за Всех, Озавак-Ан и Скванак-Ан, останутся адмиралами, как и положено по уставу, и будут определять дальнейшую стратегию флотской группы, хотя и состоящей теперь из единственного судна. И они не оставят нас без дела. Экипаж «Курая», конечно же, примет нас радушно, как своих братьев, и мы вольёмся в него без каких-либо проблем. Ведь мы не во флоте Альянса, где подобное событие послужило бы лишним поводом для унижений. Я уже предвкушаю знакомство с новыми офицерами и интересные рассказы за чашкой горячего шоколада. Мне теперь есть, что рассказать и от своего имени!