Тайны звездного кружева

 
Древние представления кочевников о небе, о звездах и природных явлениях. (Примечание от автора: для удобства чтения стихотворного текста с непривычными для слуха именами собственными, названиями планет, созвездий и различных природных явлений, заметим, что согласно законам казахского языка, ударение в них падает на последний слог).

Вступление

Подчинено законам мироздания,
Внимает тайнам вечным бытия
Всего на свете сущего дыхание.
И жизнь, и смерть, и даже пустота
Черпают силы в равновесии мира.
Тенгри* дух в единении растворен,
И разуму неведомою силой
Закон Земли и Неба сотворен.
Пытаясь эту разгадать загадку,
Взор обращает к звездам человек.
Но обо всем расскажем по порядку,
Ответ мы ищем уж который век.

В объятиях таинственного Неба
Спит сном глубоким дымчатая степь.
Серебряным усыпанная снегом,
Во всей своей кристальной чистоте.
На покрывале молчаливой ночи
Мерцает звезд дрожащих хоровод.
Волшебные, пленительные очи
На землю обратил небесный свод.

В долинах, будто саваном укрытых,
Озябшие пасутся табуны.
Снег разгребая крупчатый копытом,
Добыть пытаясь мерзлый ком травы.
Сквозь свет Луны туманный, тускловатый,
Табунщики бредут в промозглой тьме.
Лошадок оседлав своих мохнатых,
Чьи гривы, хвост в заснеженной кайме.
А там, вдали разбросаны зимовья,
Над юртами взвивается дымок.
Среди холмов раскинулось низовье
И, кажется, что целый мир продрог.
В безмолвии степи бредут отары.
В тулупах, ежась, мерзнут пастухи.
Небесный купол для людей отрада,
Из таинства рождаются стихи.
Присядут вечерком у самовара,
Беседа потечет, как повелось.
От очага пахнет горячим жаром,
Сквозь шанырак* мерцает россыпь звезд.
Чарует взор далекое сияние,
Подспудный смысл в нем ищет человек.
А сердце жаждет благостного знания:
Что нам сулит их непрерывный бег?
Из уст в уста, из века в век предания
Хранят причины радостей и бед.
То благом наделяя, то отчаянием,
Светила оставляют в небе след.
Из мудрости, накопленной веками,
Мы совершим познания глоток,
Дарованный самими Небесами,
Вглядевшись в звезд сверкающий поток.

Легенда о двух сестрах Солнце и Луне.

Средь облаков курчавых и прозрачных
Плывет во тьме холодная Луна.
Есть только в ночь надежда ей удачно
Пройти свой путь, напугана она.
Сестрица Солнце в ревности строптивой
Ей опалила лучезарный лик.
Светило ночи стало боязливым,
Как гнев ее соперницы настиг.
Возможно, и не скажут с восхищением,
Что краше Солнца нежная Луна.
В лице ее сияющем вкрапления
Оставил луч палящего огня.
Но, несмотря на козни злой сестрицы,
По-прежнему красавица Луна.
Все также величава, светлолица,
Лишь ночью темной выглянет она.
Посмотрит, кромку неба отгибая,
На звездами усыпанный шатер.
Узнать, ушла, иль нет сестра родная,
Опасливый кругом бросая взор.
Затем своею лунною походкой
Привычный совершает в небе путь.
Вокруг все, освещая светом кротким,
Средь звезд стараясь тихо проскользнуть.

Уркер – созвездие Плеяд.

Из кружевного облака пошитый
Лучами серебристыми Луны,
Стоит дворец, уж всеми позабытый,
Заброшенный, покои в нем пусты.
Гуляют здесь и днем, и ночью ветер
И звезд во тьме заблудших чехарда.
Где горькою слезою каждый вечер
Уркер* исходит, сидя у окна.
Семь дочерей-красавиц у Уркера,
Для каждой он построил свой дворец.
Души не чаял и любил без меры
Их осторожный, бдительный* отец.
И сестры, в отчем доме бед не зная,
Из века краше становились в век.
Любимей всех, однако, дочь младшая
Была, и звал ее он – Ульпильдек*.
Отцовскою изнеженная лаской,
Была собою слишком хороша.
О ней начало будет этой сказки.
Вокруг дворца пустынного кружа,
Конь рыжий бьет копытом в нетерпении,
Коня Уркера звать Сулусары*.
Большого сердца слышится биение,
Глаза горят, как жаркие костры.
Готов скакун отправиться в дорогу,
Укрыли шею гривы завитки.
Таит движенье каждое тревогу,
Пар из ноздрей, гуляют желваки.
Уркер, надев блестящую кольчугу,
С мечом спешит по следу что ни день.
Не внемлет он привычному испугу*,
Скользящую выслеживая тень.
Дворец пустой – обитель самой младшей,
Не переступит больше дочь порог.
И для отца укором и расплатой
Беду назначил эту тяжкий рок.
Свой страх обрел во времена былые,
Когда он по велению Тенгри
Ложился на холодные, степные
Просторы, чтобы травы проросли.
И степь вздымалась жизнью плодоносной,
Укрывшись пышным, бархатным ковром,
Разбужена Уркера силой звездной,
Когда гремел на небе буйный гром.
И с той поры на летнем небосклоне
Уркер невидим целых сорок дней.
Земля его вбирает в свое лоно,
И травы всходят буйные на ней.
Отдав ей все живительные силы,
Вновь возвратится на бездонный свод.
Туда, где в ночь небесные светила
Извечный совершают свой обход.
Уркера прозвала звездой пугливой
Стоустая народная молва.
Из века в век история хранима,
Виной тому бодливая коза.
Все сберегла для нас людская память,
Но есть всему, известно, свой черед.
Хотим простыми рассказать словами
О том, что знает каждый звездочет.
Законы Неба и Земли едины,
В былинке малой скрыта божья мысль.
Луны и Солнца, дня, ночи причину
Таит в себе бурлящей жизни смысл.
Собрались как-то конь, овца, корова,
Верблюд могучий, дерзкая коза.
Решили в ходе путаного спора
Уркера не пускать на небеса.
Посменно удержав его копытом,
Земле вернуть высокий травостой.
Довольны будут все тогда и сыты
И нет забот, ни летом, ни зимой.
Немедля они принялись за дело,
Уркера взяв в многострадальный плен.
Душа звезды в испуге охладела:
Ужель отныне суждено взамен
Стезе свободной в небе беспредельном,
Ему влачить тернистый скорбный путь?
И страх возник в Уркере неподдельный,
Срок подошел, но в небо не вспорхнуть.
Однако, воле вышней мир подвластен,
Никто не ведает, какая ждет судьба.
Бог к замыслам житейским безучастен,
И оплошала в свой черед коза.
Проказнице не устоять на месте,
То вверх глядит, а то по сторонам.
И сторожит звезду, как будто честно,
Не ведая ни отдыха, ни сна.
Рванул Уркер, ей раздвоив копыто,
Козе теперь его не удержать.
Взошел мгновенно на свою орбиту,
Чтоб путь на небе вечный продолжать.

Вновь мир обрел былое равновесие,
И лету вновь предшествует весна.
И длится это не одно столетие,
Срок знают свой и осень, и зима.
Порядок снова в небе воцарился,
Светил ночных незыблемый черед
Серебряным сиянием искрится,
Таким и был задуман звездный свод.
Никчемным* с той поры козу животным
С усмешкой стали люди называть,
За то, что егоза столь беззаботно
Вернула зиму тяжкую опять.
Но вот беда! В отсутствие Уркера
Случилось непредвиденное им.
Злосчастью безысходному нет меры,
От горя стал Уркер совсем седым.

Жеты Каракшы* - Большая Медведица.

На небе по соседству основался
Грабителей ночных веселый рой,
Что в темноте глубокой баловался,
До наступления дня чиня разбой.
Семь братьев, семь могучих исполинов*,
Похитившие дерзко Ульпильдек.
Иные все заботы отодвинув,
Уркер в погоне уж который век.
Брат старший всей отчаянной семерки,
Чье имя будет Кыранкаракшы*,
На труднодостижимые задворки
Увез девчонку, говорят в глуши
Льет слезы дочь любимая, страдая
От одиночества, отчаянной тоски.
День ото дня, красою отцветая,
Разбойника заботам вопреки.
Готов к ногам красавицы он бросить
Вселенную со звездами в ночи.
У Ульпильдек любви взаимной просит,
Улыбку ее жаждет получить.
Но пленница горда и непреклонна,
К нему она душою холодна.
Встает пред ней коленопреклоненно,
Но взор отводит в сторону она.
Отец ей снится, снятся часто сестры,
В неволе мир накрыла пелена.
Исчез из снов мир вольный, светлый, пестрый,
Лица ее поблекла белизна.

Небесная коновязь (Темирказык) - Полярная звезда.

Печальными глазами она смотрит,
Туда, сияет где Темирказык*.
Железный кол* Творцом был прежде отлит,
В тревожный для живых когда-то миг.
Веками держит небо над землею,
Для путника в ночи ориентир.
Падение грозит большой бедою
И обратится в прах Срединный мир. *
Кол Землю с Небом вечно разделяет,
Своей рукою вбил его Тенгри.
Жизнь на земле Творец благословляет,
Добро и зло желая примирить.
И сквозь врата у звездной коновязи
Бог зорким оком озирает мир,
Что в хаосе вовеки не увязнет
И волею Небес не станет сир.
Жезл огненный в пространство окуная,
Им водит вкруг Железного Кола,
Мерцающее кружево всыпая
В кипящую Вселенную, а та
С Творцом свое дыхание сверяет,
И каждая горящая звезда
Судьбу, им предначертанную знает,
Его владения ночью бороздя.
Вокруг Кола вращает Мироздание,
Созвездия чертят на небе круги.
Пленительным своим очарованием
Взор манят ввысь далекую они.

Там скакуны кружат у коновязи*,
Могучие их крылья нараспах.
Сияние излучают, как алмазы,
И тайны мира плещутся в глазах.
Ветра ночные гривы им взвивают,
Зовут их Акбозат* и Кокбозат*.
Обитель бога кони охраняют,
Возле небесных, неприступных врат.
К шесту тому их вместе приковала
Навеки золотая перевязь.
Лучится, как прозрачные кристаллы,
Цепь звезд, с небесной волею мирясь.
Батыру удалому Алгасыну*,
Те кони, говорят, принадлежат.
Лишь сумраком укроются долины,
Без устали свод неба бороздят
Разбойники, коней свести желая,
Кружат вокруг Железного Кола.
К себе их скакуны не подпускают,
Пугая взмахом сильного крыла.
И Ульпильдек за ними наблюдая,
С мольбою обращается к Тенгри*:
"Коней пусть этих воры не поймают.
Творец, мир от беды убереги"! –
Любимого батыра Алгасына
Мерцанием встревоженным зовет.
Еще чуть-чуть, разбойники нахлынут,
И в этот миг душа ее замрет.
Надежду пробуждая, показался,
Спешащий к ней на выручку отец.
Сквозь стаи звезд бродивших пробивался,
Вот-вот воров настигнет, наконец!
Но, видимо, врагов своих Уркеру
Догнать, поймать не суждено вовек.
День ото дня утрачивает веру,
Что в отчий дом вернется Ульпильдек.
Недаром говорят, дочь в доме гостья*,
Судьба ее неведома отцу.
Приходится ему совсем непросто,
Досталась дочь Уркера не тому.
Давно он знал, что Ульпильдек бросала
На Алгасына благосклонный взгляд.
Иных всех без разбору отвергала,
В руке просящим, отказав подряд.
Теперь к презренным ворам в плен попала,
К злодею в руки, к Кыранкаракшы*.
Ужели дочь любимая пропала
И слезы лить ей суждено в глуши?
Покоя не дают Уркеру думы,
Спасти ее он вновь и вновь спешит.
Глядя вослед разбойникам угрюмо,
Веков немало по небу кружит.
Но тщетны, как ни жаль, его старания,
Счастливою не сделает он дочь.
И нет конца напрасному блужданию,
Господствует опять над миром ночь.
И снова у небесной коновязи
Разбойников лихих веселый рой,
Терпение теряя, тихо пляшет,
Чтоб напоследок учинить разбой.
То с запада тихонько подкрадутся,
А то бегут гурьбою на восток.
А то без шума к северу метнутся,
Свершив еще, еще один кружок.
И каждый раз, в тот миг, как им казалось,
До двух коней рукою лишь достать,
Луч ранний, рдея, краешка касался
Небес, чтоб в силу полную восстать.
Зарею мир предутренней окутав
И, утопив в дневной голубизне,
Окрашивал восход лазурью купол,
Бледнея, гасли звезды в вышине.
Янтарными укрывшись облаками,
Сияли на земле вершины гор.
Луч озорной заигрывал с волнами,
И степь, на сколь охватывает взор,
Объятия раскрыв навстречу Солнцу,
Вольготной жизни пела светлый гимн.
И в этот миг вдали, у горизонта
Ночь пряталась за кромкою долин.
Разбойникам теперь коней волшебных
В прозрачном небе будет не украсть.
Не время для их умыслов враждебных,
Вновь отступает грозная напасть.
Бегут они вслед уходящей ночи,
Скорей укрыться в непроглядной тьме.
Преступные деяния отсрочив,
Проснутся только люди на земле.
Светило дня к злодеям беспощадно,
Сестра не столь пуглива, как Луна.
Причин ей нет, на лике прятать пятна,
В своей красе уверена она.
С тех давних пор при солнечном сиянии
Зло прячется в спасительной ночи.
Лишь при Луны задумчивом молчании,
Когда ее холодные лучи
Накроют мглу бесстрастной белизною
Угрюмой и торжественно-немой,
Случается, невидимой войною
Мир полон и безмолвною враждой.

Три архара* – созвездие Орион.

Но занят не один Уркер погоней,
Извечная борьба добра и зла.
Вселенной нерушимые законы,
Ни толкований нет им, ни числа.
Бегут в ночи пугливо Три Архара*,
Рога витые сыплют серебро.
Копыт не слышны звездные удары,
В пух облаков ныряют, как в сугроб.
Мерген*, охотник Когалдай* небесный
На промысел выходит, что ни ночь.
Поймает ли рогатых – неизвестно,
Несется от него вся тройка прочь.
Скакун, следы глубокие вминая
В небесную, таинственную твердь,
Мчит всадника, архаров догоняя,
И если долго-долго в небо зреть,
Тазы* летит, пес верный вслед за ними,
Мерцая, обволакивая взор.
В цепочке той все кажутся живыми,
Творцом был им объявлен приговор.
Молва идет, во времена былые
Мерген лихой опустошал леса.
Взмолились обитатели лесные,
Чтоб миновала злая их беда.
Охотник не щадил в тайге ни птицы,
Ни стад оленьих, дикого зверья.
Лишь молодняк успеет народиться,
Уже живет, в лесах, всего боясь.
Их видя бессловесные страдания,
Творец стрелка решает усмирить.
Гласит об этом древнее предание,
Людская память бережно хранит
Историю о том, как трех архаров
Мерген собрался было подстрелить.
В пылу погони, в яростном угаре
Успел стрелу, прицелившись пустить.
Но вышней волей жертвы взмыли в небо,
Вослед им устремилась и стрела.
Никто не знает, быль это иль небыль,
Неведомая сила унесла,
Окутав звездной пылью, и мергена,
Их приютил навеки неба свод.
С земли мы наблюдаем эту сцену,
Как в вышине созвездие блеснет.
Тазы, обретший крылья, им вдогонку.
От них отстанет разве верный друг?
В неистовой и бесконечной гонке
Судьбы своей они свершают круг.
На то, как в лук стрелу мерген вдевает,
Взирает равнодушная Луна.
В архаров страх безудержный вселяет,
Не знающая промаха рука.
И изо дня в день жаркая погоня
Сулит им неминуемую смерть.
Вот-вот стрела со свистом их догонит,
И длится вечно эта круговерть.
Но ночи неприютной вслед на смену
Является живительный рассвет.
Прервав охоту на весь день мергену,
В синь небеса окрасит солнца свет.
Надежду обретя взамен страдания,
Так ли оно, не знаем, повелось,
Прислушиваясь к божьему дыханию,
Поверили все, что победит добро.
И вера эта столь несокрушима
В сердцах, живущих на земле людей,
Что взоры их навек приворожило
Сияние мерцающих лучей.
На звездную взирая бесконечность,
В любовь и в благо верит человек.
И, несмотря на жизни скоротечность,
Стремлением к счастью отмеряет век!

Шолпан* - Венера.

Взгляд обратите пристальный на небо,
Есть в череде таинственных светил
Звезда, чей ясный свет белее снега
Разладом души людям бередит.
Когда она, опережая солнце,
Знакомым и проторенным путем,
Предвестницей зари на горизонте,
Всходила благодатным, летним днем,
Ей радовались, сердцем замирая:
«Смотрите, как сияет Тан Шолпан*,
Такая лучезарно-молодая,
Небесную украсив ликом рань»!
Погожий день сулило людям утро,
Отары выгоняли пастухи.
А следом восходило златокудро
Светило дня, чьи теплые лучи
Взывали к жизни пышной разнотравье,
И нет числа отарам, табунам,
Пасущимся от края и до края
В степи, открытой ласковым ветрам.
Но стоило Шолпан взойти под вечер,
На западе морозною зимой,
Свет изливая, что не в меру светел,
Царящий над суровой полутьмой,
Люд кочевой, пугаясь зимней стужи,
Бескормицы и джута*, называл,
Затягивая пояса потуже,
Злой Бабой – Тул Катын* и ожидал
Тяжелых испытаний, дней студеных.
Пугала их неверная звезда.
Во взорах, ввысь с тревогой обращенных,
Им грезилась незваная беда.
Но стоило шальной звезде исчезнуть,
Склон неба сиротел на много дней.
Слов избегая колких и нелестных,
С надеждою взывали люди к ней.
И вновь, зарю под утро предвещая,
Шолпан всходила, светлый день суля.
Сердца красою юной восхищая,
Теплом и жизнью полнилась земля.

Найзагай* - Молния.

Рождалось время, следом умирало,
Чтобы из пепла возродиться вновь.
Безмолвная Вселенная взирала,
Как снежный ослепительный покров
Сменялся густозвонною капелью,
Когда по жилам тающей земли,
Под птиц весенних ласковые трели
Журча, бежали быстрые ручьи.
Услышав зов шальной, мятежной жизни,
Туч серых, быстроногих табуны,
Дождем на землю плодоносным брызнув,
Во влаги тяжесть все погружены,
Бегут, стараясь бремя это скинуть,
Его невольно следом волоча.
Желая чашу ливня опрокинуть,
Копытами по небу грохоча.
Отстав от них в пути, скакун небесный,
Табун никак найти не может свой.
Тревожным ржанием грозовую бездну
Наполнив, Кокайгыр* летит стрелой.
Внезапно в вышине громокипящей,
К нему в седло запрыгнул Найзагай*.
Копье во мгле горит огнем разящим,
Среди свинцовых туч угрюмых стай.
Взмахнет, как только им посланник Неба,
Так громом разразится неба свод.
Рукой могучей пущенные стрелы*,
На клочья разнесут его вот-вот.
Пронзают они огненной иглою
Тяжелого тумана пелену.
Желая, словно, расколоть надвое
Мир бренный, объявив ему войну.
Небесный жеребец* и рвет, и мечет,
И желваками в ярости ведет.
Конь волей вышней некогда отмечен,
Потерянный табун он свой найдет.
Вздымают скакуну густую гриву
Порывы ветра в гулкой вышине.
Их вторят тучи каждому извиву,
Плывя в мохнатой, сизой толкотне.
Густой туман крылами прочь сметая,
Скакун неукротимый мчится вдаль.
Огнем доспехи всадника пылают,
Булатного меча взор слепит сталь.
Вот всадник долг, исполнив непреложный,
Умчался за небесный окоём.
Вослед ему уходит гром тревожный,
Разверзнув хлябь неистовым ручьем.
Встают в степи стеной высокой травы,
Выглядывает солнце из-за туч,
Лучами лик сияющий оправив,
И воздух влажный легок и текуч.

Кемпир Косак* - Радуга.

Разбужена земли благоуханием,
Раскинув на полнеба свой косяк,
Доит цветных овец со всем старанием,
В омытой синеве Кемпир Косак*.
Сдувая пар прозрачный с тостагана*,
Плеснет, махнув рукою, молоко.
И облака, клубящимся туманом,
Белея в выси, поплывут легко.
Поглядывает солнце, улыбаясь,
Косак зовет овец траву щипать.
Цветастою волной переливаясь,
Раскинется на небе благодать.
Рябит в глазах от красок лучезарных,
Морковных, синих, красных, голубых.
Зеленых, фиолетовых, прекрасных,
Да нежно-желтых, нет нужды в иных.
Стрижет руно старушка, в нить свивает,
Закружится в руках веретено.
И спицами орудуя, сплетает
Нить в нежное, цветное полотно.
Радужной полосой, украсив небо,
Из-под ладони смотрит далеко.
А степь-то как внизу зазеленела!
Пора достричь цветастое руно.
Волшебных ножниц лязги раздаются,
Все краски мира падают в подол.
Вздымаются, клубами пышно вьются,
За бархатный цепляются камзол.
Привстанет, чтобы высыпать на землю,
Из рук скользнет вниз пестрая волна.
Наполнит воздух чистый и целебный
Волшебная, хмельная пелена.
В омытые дождем степные травы
Падут и дивным прорастут ковром,
Для глаз людских живительной забавой,
Тюльпаны, ирис, мак в краю степном.
Вверх головы задрав, смеются дети,
В ответ им улыбается Косак.
Сквозь облачное кружево, в просвете,
Овец спешит она собрать в косяк.
А солнце, вновь набравшись буйной силы,
Росу подсушит в шелковой траве.
Недолго бабка на небе гостила,
Пора пришла вернуться ей к себе,
В глубь синевы, где сказочная юрта,
Узором оплетенная стоит.
Овец в загон сгоняет она гуртом,
Чтоб влагой дождевой их напоить.
Исполнив долг перед людьми и Небом,
На отдых удаляется она,
Пока не разразится снова гневом,
Средь туч свинцовых гулкая гроза.
И, помня про урок небесной бабки,
Встречают люди радостно весну.
Овечью шерсть, охапку за охапкой,
Не ведая усталости, стригут.
Омытую прозрачными струями,
Кудель в котлах, окрасив, кипятят.
И кропотливых мастериц руками
В кошме* все краски мира возродят.
Под посвист зимней вьюги, вечерами
Она напомнит им весенний луг,
С душистыми, пьянящими цветами,
В мороз трескучий скрасив им досуг.
Ковер из шерсти в юрте расстилают,
Присаживаясь возле очага.
И вечерами мирно отдыхают,
Сморившись от блаженного тепла.
А в очаге огонь трещит и лижет,
Чернеющие стенки казана.
Струится пар, клубы его колышет,
И пузыри вздымаются со дна.
Наполнив юрту жарким, сытным духом,
Взлетают кверху искорки огня.
Сияя, словно пурпурные мухи.
Возможно, манит вольная стезя
Их в таинство трепещущего неба,
Где звезд бежит безудержный косяк.
Неистово стремятся кверху, слепо,
Скользнув снопом в открытый шанырак*.
Насытившись, с мечтой взирают люди,
В представший взору дальних звезд шатер.
Им мнится удивительное чудо,
И видений волшебных полон взор.

Кус Жолы* – Млечный путь.

Осенней и угрюмою порою,
Когда трава пожухнет на корню,
На небе птичьи стаи шумным строем
Прокладывают грустную тропу.
Прощальным криком землю оглашая,
Свершают на чужбину перелет.
Взмахнут крылом, печали не скрывая,
Их провидение в дальний путь зовет.
Короче день, а ночи все длиннее,
Полет немалый сделать предстоит.
В сиянии Луны холодной реют.
Предание давно о том гласит,
Что прежде в ночь блуждали в небе птицы,
Не находя пути назад, домой.
Возможно, кто-то скажет:
                "Небылицы.
Ведь прилетают к нам они весной"!
О да, туда, где гнезда они свили,
Их тайное стремление зовет.
Но прежде стаи слишком часто гибли,
Суровым был их дальний перелет.
На муки их тяжелые взирая,
В глубокие раздумья впал Творец.
Решение в итоге принимает
И этим птиц спасает, наконец.
Серебряный средь звезд закинув пояс*,
Путь проложил на небе им Тенгри*.
Полет, чтоб многотрудный был без сбоев,
К нам возвращались, чтобы вновь они.
Рассыпался тот пояс звездной пылью,
В сиянии жемчужном утонув.
Кто знает это, сказкой или былью
Сей древний сказ потомки назовут.
Да только с той поры на небе ночью
Молочной зыбью растянулся путь.
Небесное сияет многоточие,
Дорога Птиц*, которой не минуть.
Опознают в мерцающем потоке
Пернатых стаи верную тропу.
До той поры, как солнце на востоке
Лучом рассеет дымчатую мглу.
Однажды миг настанет и капели
Их в край родной обратно позовут.
И вот, собравшись в стаи, загалдели,
Им вновь указкой станет Млечный Путь.
У чабанов иное есть поверье,
Что ночью темной звездною тропой
Отары в небе вечное кочевье,
Вздымая пыль седую за собой,
Вослед за черным вожаком – кошкаром*
Прокладывает свой Овечий путь*,
Разлившись в небе звездным океаном,
Нет ни мгновенья, чтобы отдохнуть.
Кошкар чернее ночи, не увидеть,
Не разглядеть его в бездонной тьме.
Но для отары он святой провидец,
Дорогой верной в звездной кутерьме
Таинственный вожак уводит стадо
В неведомую глубь глухой ночи.
Мерцая, звезд несутся мириады,
Рассыпав серебристые лучи.
Что в небе они ищут необъятном?
Быть может свой блаженный Жер Уйык?
Ту землю, что щедра и благодатна,
Что род людской искал, но не достиг.

Есек Кырган* - Юпитер.

Еще одну легенду рассажу вам,
Про караван богатого купца.
И про звезду, что стала душегубом,
Не вовремя на небе замерцав.
Как в сумерках однажды предрассветных
Зимой нежданно на небе взошла
И засияла, словно самоцветы,
Купец решил, что Тан Шолпан* звала
Отправиться в дорогу без раздумий,
Суля ему благополучный путь.
Затем, все взвесил, хорошо обдумал.
Ослов навьючив, собрался рискнуть
Безоблачной и зимнею порою
Перевести, где горный перевал,
Что славился своею крутизною,
Товарами груженый караван.
Но стоила купцу его ошибка,
Как говорят, неслыханной беды.
На небе засияли слишком зыбко
Коварные лучи иной звезды.
Давно о том все знали караваны,
Шолпан поможет лиха избежать.
Обвалов снежных и ночных буранов,
А значит, путь им можно продолжать.
Купец, в своей уверенный удаче,
Ведет ослов проторенной тропой.
Погонщики дорогою судачат,
Что ждет их отдых вон за той горой.
Что солнце в небе яркое сияет,
И снег в тени искрится голубой.
И вроде как, ничто не предвещает
Нарушить безмятежных гор покой.
Идет, звеня на шеях бубенцами,
Ослов, груженых кладью череда.
Покачивая полными ларцами,
Везут товар в большие города.
Тропу внезапно легкою поземкой
Заносит ветра яростный порыв.
И следом за гряды высокой кромкой
Зловещей, серой пеленой накрыв
Всю ширь небес, поплыли низко тучи,
Становится свист ветра все сильней.
Слизнув покров с высокой горной кручи,
Буран резвится, мрачный лиходей.
Из туч, нависших крошевом колючим,
Посыпался обильный льдистый снег.
Тяжелым грузом караван навьючен.
Там, впереди сужден ли им ночлег?
Порошей кроет склоны и дорогу,
Чернеет зевом вдоль тропы обрыв.
Передвигая еле-еле ноги,
Глаза от снега колкого прикрыв,
Шел караван, упорствуя, петляя,
А впереди зги божьей не видать.
Невольно, шаг за шагом замедляя,
В отчаяние стали все впадать.
Под утро тьма становится все гуще,
Настал рассвет, Шолпан не разглядеть.
Звезда же безымянная хитрющим
Путем след торопилась свой стереть.
Вела людей на верную погибель,
Имея вздорный и лукавый нрав.
Средь скал крутых и мрачных, на отшибе,
Весь караван жестоко покарав.
Что стало с тем купцом, нам неизвестно,
Погибли в снежной заверти ослы.
Их поглотила в ночь глухая бездна.
Повинен свет неверный в том звезды,
Которую порой совсем нетрудно
Бывает спутать с ясною Шолпан.
Вот почему, знать надобно, повсюду
Все стали звать ее Есек Кырган*.
И к ней с тех давних пор у человека
Заслуженный имеется свой счет.
Не верят ей, строптивице сызвека.
Об этом знает каждый звездочет.

Сумбиле* - Сириус.

В последние дни ласкового лета,
Трав шелковых бледнеет изумруд.
Слабеет сила солнечного света,
Исчезнут мошки, комары замрут.
Печаль свою природа не скрывает,
Прохладой дышит темная вода.
Звезда, проснувшись, на небо всплывает,
Зимы предтеча затяжной она.
Дождем прольются дымчатые тучи,
В тумане сером плачет Сумбиле*.
Прощание с благодатью неминуче,
Поблекший мир готовится к зиме.
В дни благостного, краткого покоя
В степи вес набирают табуны.
Насытившись осеннею травою,
Несутся стригунки вперегонки.
Как летом, овод им не докучает,
Назойливых пиявок нет в воде.
Жизнь тяжела бывает кочевая,
И день за днем в такой вот суете.
Звезда еще робка, но изобильна,
Кумысом пенным полнятся саба*.
И Сумбиле пока еще бессильна
Навеять сон, гладь озера жива.
Ее прощальным криком оглашая,
Птиц стаи отправляются на юг.
Под ветром знобким степи выстывают,
Предвестником холодных, зимних вьюг.
Жайляу* уже не тот и сиротеет,
В траве от юрт остался круглый след.
И солнца луч день ото дня скудеет,
Нет времени о лете сожалеть.
Навьюченные скарбом караваны
К зимовьям проторяют дальний путь.
Над тусклой степью вязкие туманы
Ложатся мутной дымкою вздремнуть.
У берегов озер и рек не слышен
Уж больше лебединый, гордый клич.
Царит кругом унылое затишье,
В тогае* ночью плачет горько сыч.
Сбиваясь в стаи, гуси пролетают
Над опустевшими кочевьями. Снега
Степь белым одеялом укрывают,
Явилась вновь суровая зима.
И, видя, как впадает в сон природа,
Все ярче светит в небе Сумбиле,
До самого студеного восхода.
Луч солнца побежит как по земле,
Сияние ледяное угасает,
В ночь возродится стылую оно.
Бесстрастно смотрит, мир как замерзает,
И так из века в век заведено.

Заключение.

Слабеет все же рано или поздно
Зима, сколь ни сильна б она была.
Рычит ей вслед в прыжке могучем грозно,
Прознав о том, что близится весна,
Созвездие на небе полуночном,
Блистательный и грозный Арыстан*.
С сиянием желтоватым и молочным,
Загадочный, космический титан.
И постепенно рыхлым, ноздреватым
Становится в степных просторах снег.
Весну сулят пурпурные закаты.
Устав от лютой стужи, человек
Готовится торжественно к заботам,
Прощаясь с затянувшейся зимой.
И день за днем меняется погода,
Снег сходит мутной, шалою водой.
И встанет степь со сна, зазеленеет,
Порвут раскаты грома неба свод.
И солнце все вокруг опять согреет.
И только в небе звездный хоровод
В ночной тиши таинственно мерцая,
Начерчивает вечные круги.
В них вглядываясь, люди замирают,
Законы слиты Неба и Земли.

На месте не сидится человеку,
Неведомое манит его в путь.
Веками он скитается по свету,
Успев и бед, и радостей хлебнуть.
Все в этом мире – солнце, месяц, звезды,
Вода в движении, рыбы и ветра.
И птицы покидают свои гнезда,
Лишь мертвые недвижны и земля.
С мечтой о стороне обетованной
Не ведает покоя человек.
Дорогами исчерчен караванов,
Как нитями извилистыми рек,
Простор степной от края и до края,
Мятежная обитель бытия.
Вселенную кочевья обнимает
Таинственного неба кисея.
                06.12.2017г. г. Алматы.

                Примечания:
Тенгри* - имя бога Неба, верховного бога в тенгрианстве, доисламском веровании кочевых народов Евразии.

Уркер* – в пер. испуганный, созвездие Плеяд.

Ульпильдек* – в пер. воздушная, легкая, пушистая, звезда Алькор.

Сулусары* – в пер. рыжий красавец, звезда Альдебаран.

Никчемное животное* – козу по-казахски называют ешки, что и означает – ничто, никчемное животное.

Жеты Каракшы* – в пер. семь разбойников – созвездие Большой Медведицы.

Кыранкаракшы* – в пер. ловкий, зоркий, мужественный разбойник, звезда Мицар.

Темирказык* – в пер. железный кол, коновязь, казахское название Полярной Звезды.

Срединный мир* – в тенгрианстве мир делится на Верхний мир – обитель бога Тенгри, Срединный мир, где обитают люди и духи природы, хозяева гор, лесов, рек, озер, перевалов и т. д., и Нижний мир – мир мертвых, где сосредоточены злые силы во главе с могущественным божеством Эрликом.

Акбозат и Кокбозат* – Белый конь и Голубой конь.

Алгасын* – звезда Вега.

Дочь в доме гостья* - девочка - будущая мать, дарительница и продолжательница жизни. У казахов запрещено унижать и притеснять детей женского пола, дочерей почитали, как высшую драгоценность семьи. Девочку в родном доме обычно берегли и баловали. Ее считали почетной гостьей, которую необходимо будет с честью проводить в дом жениха.
 
Три Архара, Когалдай и клочья тумана* - созвездие Орион кочевники делили на три части. Пояс Ориона из трех звезд – это три архара, спасающиеся от охотника Когалдая. Самые яркие звезды созвездия Ригель и Бетельгейзе – это, соответственно, охотник и стрела, выпущенная им.   Большая туманность Ориона –бегущая следом собака.

Тазы*- казахская борзая, среднеазиатская порода охотничьих собак.

Мерген* – меткий стрелок.

Тан Шолпан* – утренняя звезда, Венера.

Джут* - массовый падеж скота в степи, вызванный бескормицей и голодом.

Тул Катын* – в пер. безмужняя, бездетная женщина, одно из названий планеты Венера.

Кокайгыр* – Голубой (серый), небесный жеребец.

Найзагай* – молния.

Кемпир Косак* - казахское название радуги. Кемпир – старуха, косак – веревка с парными (от каз. кос – парный) петлями по двум сторонам для привязки и доения овец. Отсюда и русское слово – косяк.

Тостаган* – чаша, выдолбленная из цельного куска дерева.

Кошма*- напольный узорный ковер, свалянный из цветной, крашеной овечьей шерсти.

Шанырак* - круговое навершие купола юрты, дымоход, также означает родной кров.

Дорога птиц* – каз. досл. пер. Кус жолы, в другой вариации – Овечий путь– Млечный Путь.

Жер Уйык* - эдем, рай, земля обетованная.

Есек Кырган* – в пер. истребивший ослов, планета Юпитер.

Сумбиле* – название шестого месяца солнечного календаря, соответствующего периоду с 22 августа по 21 сентября, а также планета Сириус, которая всходит на небе именно в это время. Сириус — бело-голубая звезда главной последовательности в созвездии Большого Пса является самой яркой звездой на ночном небе, поэтому  известен людям с давних времён.

Жайляу* - летние пастбища.

Саба* - большой бурдюк из выделанной прокопченной конской кожи для приготовления и хранения кумыса.

Тогай* – степные леса и густые заросли кустарников.

Арыстан* – созвездие Льва.