Вы всё смогли, вы устояли
Отстроив заново страну,
Вы детство Родине отдали,
С отцами выиграли войну.
Переломова (Рязанцева) Валентина Витальевна родилась 30 октября 1931 года в г. Нерчинске и прожила здесь всю свою жизнь.
Немало тяжёлых испытаний выпало на долю детей. Война своим звериным беспощадным оскалом уравняла право на жизнь и смерть взрослых с детьми. Её убийственное дыхание коснулось каждого, коснулось даже тех мест, куда не дошли бои. Забайкальские дети не видели войны, на нашу землю не ступала нога оккупанта, но они сполна вкусили изнурительного, порой граничащего со смертью непосильного труда. Они читали письма, видели похоронки, и удушающие слёзы своих несломленных войной матерей. Встречали израненных, порой без рук и ног, любимых отцов и старших братьев. Нерчинские дети точно также, наравне со всеми детьми нашей необъятной родины ковали трудом победу в тылу.
Вот что вспоминает о своём украденном войной детстве Валентина Витальевна.
До войны вполне благополучная семья Рязанцевых проживала в городе Нерчинске в районе железнодорожной станции по улице Трудовая. И состояла из 7 человек. Отец – Рязанцев Виталий Сергеевич 1905 г.р., работал в военторге завхозом. На руках матери, Екатерины Никифоровны, находились пятеро малолетних детей. Три брата: Пётр – 1928 г.р., Игорь – 1929 г.р., Толя – 1935 г.р. и две сестры: Валя – 1931 г.р. и Тамара 1937 г.р. Мать официально нигде не работала и считалась домохозяйкой, и чтобы прокормить такую ораву, держали коров и домашнюю птицу. Имелся также небольшой огород под мелочь и картофель. Стабильный заработок отца, огород и хозяйство до войны вполне обеспечивали скромные потребности семьи Рязанцевых. Но так уж, видимо, устроен этот мир, что практически каждому новому поколению приходится бороться за выживание и продолжение рода. Не минула такая страшная участь и их семью.
От кого и как узнали о начале войны, детская память Валентины Витальевны не сохранила. Наверное, у забайкальских детей это можно объяснить тем, что до линии фронта были тысячи километров, и первые дни начала войны для детей проходили буднично, ничем не отличаясь от предыдущих довоенных дней. Но зато ясно во всех подробностях Валентина Витальевна помнит, как всей семьёй провожали на фронт горячо любимого папку. Осенний вечер выдался на славу теплым и ясным, поэтому пешая дорога до станции Приисковая в шутейных разговорах и отцовских наказах показалась Валентине какой-то будничной и короткой. В этом году, Валя пошла в первый класс. Поэтому, забегая вперёд, боясь не успеть поделиться с отцом новыми впечатлениями, она всё рассказывала и рассказывала, находясь в центре внимания всей семьи до самого вокзала. На вокзале, прощаясь, братья, как и положено, вместе с отцом сдерживали слёзы. А Валя, с сестрёнкой и мамой, вторя другим провожающим, горько и безутешно рыдали. В этот осенний вечер у всех детей Рязанцевых на долгие военные и послевоенные годы закончилось, не успев по-настоящему начаться, безоблачное детство. В прошлое ушли детские игры, ежедневная беготня по улицам и на речку. Началась взрослая, нацеленная на ежедневное выживание трудовая жизнь. С уходом отца на фронт, всё хозяйство и огород полностью легли на плечи матери и её пятерых малолетних детей, иначе просто бы их многодетная семья не выжила. Хлеб давали по карточкам, детям полагалось 150 грамм в день на одного, а матери, так как она была неработающей домохозяйкой, карточка не полагалась. Хлебные карточки отоваривали в центре города в хлебном магазине. Чтобы поделиться хлебом с мамой, детям приходилось её уговаривать: «...дома каждый из нас от полученной пайки отрезает маме по кусочку, а она, говорит, ешьте сами, мне не положено, а мы нет, мама, мы без тебя не будем…». Ели лепёшки из «гальяновой и чумизовой» муки. Пели про эту муку песню: «Мчится поезд из Чань – Чуня по полям, он везёт нам и чумизу и гальян». Зёрна чумизы и гальяна мололи и делали муку, она была горькая и невкусная. Но так как была скотинка и огород, семья особо не голодала, но чтобы жить более-менее сносно, приходилось работать, не разгибая спины. Свой огород был небольшой, поэтому мама приглядывала брошенные участки земли, и всей семьёй их вскапывали, а потом, борясь с сорняками, доводили землю до нужной кондиции для посадки картофеля. Также вместе пололи, окучивали, а самое сложное было вывезти выкопанную картошку домой. Была старенькая тележка, вот на ней, уложив мешки всей гурьбой, и возили клубни картофеля в свою ограду.
Большое подполье засыпали практически полностью. Хватало и на семена, и всю зиму питаться, да ещё обменивали часть на вещи, которые ранее зажиточные люди меняли на продукты. Так в семье появлялся кое-какой материал, шинель и обувь. Всё это перекраивалось и шилось новое. Валентина Витальевна запомнила тонкие ичиги из кожи, которые были большие, а шерстяных носков не было, так как, хоть и была коза, из пуха которой вязали носки, но сами не носили, а всё отправляли на фронт. Поэтому вместо носков, маленькая Валентина наталкивала в ичиги соломы, но она скользила и была очень холодной. Ещё Валентине Витальевне запомнилось платье, сшитое мамой из настенного коврика, на котором было что-то нарисовано. Но мама, постирав, сшила очень даже неплохое платьице, колготки донашивала старые, следья обрежут и каждый раз, одевая, поворачивала разными сторонами.
Огород налогом не облагался, а вот с каждой головы хозяйства нужно было сдать определённое количество продуктов. С куриц Рязанцевы сдавали по 30 яиц в месяц, с коровы по 50 литров молока, которое маленькая Валентина сама носила на маслозавод, он тогда находился по улице Погодаева. А также, в зависимости от количества молодняка, положено было сдать государству примерно по 30 кг мяса. Люди, у кого было хозяйство, добровольно безо всяких напоминаний, хотя у всех были маленькие дети, несли и, отстояв очередь, сдавали драгоценные по тем временам продукты. Понимали, что идёт война, а фронту нужна помощь, да и в самом Нерчинске находились три эвакогоспиталя, а в них размещалось много раненых бойцов, которых нужно было кормить. Поэтому, когда в 1943 году двенадцатилетней Валентине и ещё четырнадцати таким же ребятам предложили пойти работать от военторга на заготовку дикоросов, для того чтобы в рационе раненых всегда были витамины, она вместе со своими друзьями и старшим братом Петром ни минуты не сомневаясь, согласилась. «Все эти сопки кругом мы облазили в поисках мангыра и дикого чеснока», - рассказывает, показывая на сопки вокруг Нерчинска, Валентина Витальевна.
Весной учиться в военные годы ребята заканчивали не так, как сейчас, в начале лета, а значительно раньше. Связанно это было, видимо, с началом сельскохозяйственных работ и заготовкой дикоросов, где ребятишки принимали самое активное участие.
В 1943 году вернулся с фронта весь израненный отец, у него осколками была посечена правая сторона и рука, долго лежал в больнице, поэтому в заготовках дикоросов из семьи Рязанцевых могли принимать участие Пётр и Валентина, а брат Игорь оставался дома помогать маме по хозяйству. Ему нужно было ухаживать за огородом, помогать матери на сенокосе. Но бывало, и Валентина, если было время, тоже принимала участие в заготовке сена. Отец сделал для них маленькие литовки. Сено косили в пади Кучертай, недалеко от Нагорного. Ещё до росы, рано утром, навалят травы, а в жару начинают грести и копнить. Дома отец интересовался, сколько поставили копён, и незлобно бранил, если мало: «...наверное, ленились, лежали?..». Но самое тяжёлое было доставить с покоса сено домой. Это потом уже, когда отец немного поправился и стал работать, брал на работе коня. А тогда ребятишкам вместе с матерью приходилось вновь впрягаться в тележку и возить такую даль сено домой на себе.
Из пятнадцати городских ребятишек была организована бригада, и по окончании школы, как только зазеленеет трава, их всех собирали, и женщина на коне с бочкой вывозила их в сопки. Там, вооружившись вёдрами и рассредоточившись, ребята приступали к заготовке мангыра и чеснока. Всю собранную зелень они, как на приёмном пункте, сдавали женщине, которая всё это изрезала и солила в бочке. После наполнения, она увозила бочку в город, оставив ребятишек в поле. И так целыми днями, не выезжая всё лето домой. Как только пойдут грибы, ребят перебрасывали на заготовку грибов, а потом и груздей, которые также они сдавали женщине, та грибы укладывала в ящики, а затем увозила. После груздей ребят бросали на заготовку голубицы, а потом и брусники. И так все военные годы.
Бруснику брали далеко от города по Балейскому тракту в пади Чистая и даже дальше. Возили туда ребятишек от военторга на машине, а ещё от воинской части для охраны выделяли солдата. Была и столовая с поваром, где неплохо по тем временам кормили. В Чистой от старой заброшенной деревни осталось несколько деревянных старых домиков, в них и жили. А дальше в тайге жили в каком-то деревянном бараке, где раньше размещались заготавливающие лес заключённые. Ягоду 12-14-летние ребятишки из тайги выносили в вёдрах, кто, оттягивая руки, а кто, пытаясь поставить ведро на плечо; ссыпав на таборе в бочку, возвращались назад в лес и так целый день, до конца заготовок. Утром чуть свет с опухшими лицами и исцарапанным телом от укусов разнообразных насекомых и вечно болевшими руками, с трудом выпрямляя спины, спускались с деревянных нар. Какая бы ни была погода, позавтракав и сгорбившись по-стариковски, брели в лес. Тело болело, но глаза блестели, они знали, что их труд необходим сейчас Родине, и поэтому никто не стонал и не плакал. Даже в холодный дождливый день, попробовав отговорить строгую бригадиршу, после слова «Надо», вставали и безропотно шагали в осеннюю слякоть. Хлюпая по мокрому мху и травостою, добравшись до ягодника, как мокрые «галчата», рассаживались по курешкам и ягодка за ягодкой наполняли свои вёдра. На обратном пути, нередко бывали случаи, что впопыхах кто-то из них поскользнется и летит через голову, опрокидывая ведро. Хорошо если оно завязано тряпочкой, а если нет, то потом сидит, молча собирает, поглядывая на спины удаляющихся товарищей. Были случаи и блудили, даже один раз заблудились с опытным лесником, который, не растерявшись, подсадил одного из мальчиков на высокое сучковатое дерево, а тот в свою очередь говорил, что видит по сторонам. И тогда лесник, быстро сориентировавшись, повёл ребят в нужном направлении. Никакой робы или спецовок, как сейчас, конечно, и в помине не было, поэтому обдирали о ветки и сучки свою незамысловатую, сшитую матерями одежонку, из добытого с трудом материала. Помнит Валентина Витальевна свою подругу—Подойницыну Женю, которой её мама из-за отсутствия другого материала сшила рубаху для работы из мешковины. Время было такое, все жили одинаково и одевались, как придется. Три года каждое лето маленькая Валентина работала на заготовках витаминов от военторга для госпиталей и фронта. Летом работали, а зимой учились. Учебники переходили из рук в руки, писали из-за отсутствия тетрадей, на чём придется. У отца Валентины до войны была хорошая библиотека, и все дети семьи писали на его книгах. Учителя спрашивали: «Хорошие книги, и вам разрешают на них писать?». А что делать, писать надо было на чём-то, чернила разводили сами, продавались специальные химические таблетки, и всех ребят, которые участвовали в заготовке витаминов, по специальным карточкам отоваривали в первую очередь такими товарами, как чернила, карандаши, ручки, резинки. А другим ребятишкам продавали по очереди, что останется. Училась школьница Валя до 4 класса в школе №9, а с пятого класса, в третьей, которая тогда располагалась на берегу, угол Пионерской и Октябрьской улиц. Валентина Витальевна окончила 10 классов. Училась у таких известных в городе учителей, как Бутин Елладий Константинович – учитель математики, Деревцова Раиса Григорьевна – учитель географии. Помнит Валентина Витальевна и первую свою учительницу - Прянишникову Евдокию Степановну.
Ежедневная работа в жару, холод и слякоть не прошли для маленькой Валентины бесследно. Она стала часто болеть. От простуды мама лечила дома луком и стряпала какую-то лепёшку. Рецепт этой лепёшки Валентина Витальевна не запомнила, но помнит, что помогало, но, несмотря на эффективное домашнее лечение, всё равно умудрилась три раза переболеть воспалением лёгких. В войну в их околотке, конец Трудовой улицы и Февральской, ребятишки от болезней не умирали, бог миловал и их семью. Своим околотком соседи жили очень дружно и в любую минуту могли прийти друг другу на помощь. Чего стоит только один эпизод из их жизни. Однажды договорились, чтобы по очереди одна из семей в своём доме поддерживала огонь, а остальные, когда им нужно, приходили за ним. И этот словесный договор о взаимопомощи, вплоть до появления спичек, ни разу никем не был нарушен. Чтобы как-то протопиться зиму, семья Рязанцевых заготавливала аргал (коровий навоз слаживался в поленницу вдоль забора, и лежал так до полного высыхания). А на растопку печи ребята на санках ездили на остров за сушняком. Люди в то время, понимая, что в русле реки лес и кустарник нужно беречь, никогда не рубили живую древесину, а брали только сухие и упавшие кусты. Воду для питья возили или носили на коромыслах тоже с реки или с соседского колодца. Поливали и натаскивали в баню из озерка, находившегося в то время через железнодорожное полотно от станции ближе к Трудовой улице. Затем озеро заболотилось, а сейчас и вовсе высохло.
Сильно запал в душу Валентине Витальевне один случай. Когда в 1947 году от Холбона до Нерчинска стали тянуть электрическую линию, так как света в Нерчинске ещё не было, старший брат Пётр устроился в электросети на работу копать ямы под столбы. И когда получил первую зарплату, принёс домой и, отдавая, матери, сказал: «Ты купи Вальке платье, а то ей в восьмой класс идти, а не в чем». А у самого, со слов Валентины Витальевны, штанишонки драные и короткие, но думал о сестре.
Валентина Витальевна видела военнопленных японцев и даже разговаривала с одним. Примерно в 1947-48 г.г. они работали на ремонте железнодорожных путей, и когда возвращалась откуда-то по дороге, ей повстречался молодой японец, попросивший подкурить. «Прикурить» он сказал практически чисто по-русски. Сама она, конечно, не курила, а спички в кармане были, они к тому времени уже появились, а до этого искру для розжига огня выбивали кремнем. «Говорю ему, возьми, пригодится, а он -«пригодится»- что это такое?» Кое-как растолковав ему, значение этого слова, Валентина пошла дальше. Довелось Валентине Витальевне видеть и пленных немцев, которых в то время все советские люди ненавидели всеми фибрами своего тела. А было это в пади Чистая на заготовках ягоды, немцы там готовили лес и вели себя очень уж тихо и смирно.
По-всякому было в жизни скромного труженика тыла и дитя войны. Был случай однажды, когда оставили 14-тилетнюю Валю в лесу, где она, продолжая работать, прожила одна целую неделю. Как-то работники бухгалтерии военторга выпросили у начальства машину, чтобы для себя съездить по голубицу в Крупянку, Валентину отец тоже снарядил с ними. Во время этой поездки всем вместе нужно было набрать бочку ягоды для госпиталя. Как рассказывает Валентина Витальевна, вернувшись в очередной раз из лесу с полным ведром, она обнаружила, что на таборе никого нет, а бочка с ягодой стоит. Самое страшное было не то, что она осталась одна в лесу, а то, что от её вещей осталась только тужурка, а котомки с продуктами, что собрала в лес её мама, на месте не оказалось. Подсознательно Валентина понимала, что её просто забыли. Как потом оказалось, уехавшие решили, что на этом месте мало ягоды и поехали в совершенно другое место, намного дальше, даже не вспомнив про ребёнка. Когда девочка сообразила, что за бочкой они обязательно вернуться, да и сарай, в котором на краю леса ягодники остановились, вполне подходил для ночевки, то сразу успокоилась и, оглядевшись, увидела вдалеке на краю деревни костерок, нашла баночку и пошла туда. Какие-то две женщины дали ей угольков, и придя на свой табор, Валентина тоже развела костёр. Так и жила, сходит к речке за водой, принесёт углей, поджарит на костре грибочков – тем и питалась. Как-то проходившие мимо женщины поинтересовались, не страшно ли ей и, сказав, что здесь змей нет, прошли мимо. Нет, сейчас Валентина Витальевна их не осуждает, что тогда ей ничем не помогли: «Всем было трудно и откуда у них лишние продукты...». Так и жила целую неделю, но в лес ходила и ягоду собирала, высыпая её в бочку. Пока наконец-то не приехала машина за бочкой. Машина была другая и людей Валентина не знала, но отец, видимо, наказал шоферу, чтобы нашёл и забрал дочь. Самым страшным испытанием для оголодавшей девочки, было видеть, когда все приехавшие сели есть, а расселись они каждый со своим по отдельности. «У кого хлеб, у кого огурчики, надо было видеть меня, как я хотела есть, потому что яички едят, огурчики едят, хлеб… Но нет, я не плакала, но, видимо, одна женщина увидела мои глаза и поделилась. А так ничего, вот единственное, когда я увидела, как едят, сразу сильно захотела есть». Шофер, несмотря на протесты какой-то женщины, по наказу отца, посадил Валентину рядом «...и так ничего, доехали...».
В этом же году с пятиклассницей Валей и её подругой Леной Дмитриевой произошёл ещё один курьёзный случай. Учеников их школы 9-10 класс отправили копать картошку на колхозное поле в Кангил. И Валентина Витальевна сама не помнит, как они, две маленькие худенькие девочки, оказались там с ними в Кангиле. В первую же ночь старшеклассники ушли пешком домой, девочки просились с ними, но они их не взяли, сказав: «Не дойдёте». Так и копали все 20 дней картошку из их школы вдвоём, а картофельное поле большое - не видно ни конца, ни края. Правда, на стане хорошо кормили, но ночевать приходилось в каких-то сенцах на полу. Домой их увезли, только когда хватились родители. Приехали грязные, лохматые, мать сразу затопила баню, чтобы отмыть Валентину.
Много чего из своего военного детства рассказала Валентина Витальевна, её памяти можно только позавидовать: помнит всё и всех. Столько прошло лет, но она до сих пор сокрушается, что их фронтовиков с околотка, вроде бы, как забыли. Нигде и никогда не вспоминают о тех, которых она знает и помнит с самого детства. «Первым с нашего околотка без ноги пришёл в 1942 году заядлый рыбак Калмыков Петр Федорович, у него потом ещё там, за мостом, земляночка была. Вторым в 1943 г. - мой отец, помню, приехал на костылях, худой-худой, весь израненный, около него в бою что-то там взорвалось, вся правая рука и бок были осколками посечены, потом ещё в нашей больнице у него их долго вытаскивали, а с одним так и помер. Нет, ничего не рассказывал, просто сядет на стул, за голову возьмётся и сидит, покачиваясь: «Мясорубка, вот мясорубка». Третьим вернулся дядя Ганя Дутов, танкист был, в танке горел. Последним с околотка пришёл Федор Васильевич Усов.
Когда я работала на нефтебазе, директором был Паздников Александр Фёдорович, он в 18 лет ногу потерял, долго лежал в госпитале, у него было тяжёлое ранение, всё-таки ведь ногу оторвало, а Сверкунов Филипп Андреевич в госпитале ухаживал за ним, помогал во всём. Потом, после войны, оказалось, что они соседи и живут рядом. Филипп Андреевич после войны работал директором Райтопа. Александр Фёдорович работал бухгалтером, затем и директором нефтебазы. После войны Валентина Витальевна, Паздниковы Александр Федорович и его жена Нина Ильинична, сестра Надежда Федоровна Кожеватова, которая в войну возила груз по Ладоге в блокадный Ленинград, дружили семьями. Я про них никогда ничего не слышала, чтобы где-то писали или говорили…».
Помнит Валентина Витальевна и как приносили похоронки и письма с фронта, даже приходилось самой их читать. До сих пор перед глазами стоит письмо сослуживцев, которое они написали в 1942 году матери Капустина Бориса Борисовича, погибшего двоюродного брата Валентины. В письме подробно описали, как погиб и как был захоронен Борис Борисович. Очень страшное письмо, особенно для матери Бориса. Валентина читала, а женщины навзрыд плакали, до сих пор Валентина Витальевна без слёз не может вспоминать, как она мутными от слёз глазами читала, как Борис, с развороченным животом, пытаясь вправить себе внутренности, умирал и как его хоронили сослуживцы. Трудно сейчас понять, как такое письмо в тыл пропустила военная цензура. Хотя в письме отца, где было написано на каком фронте он воевал, всё было перечёркано, и много тогда Валентина вложила труда и смекалки, чтобы отшоркать и разобрать слово «Западный», но зато точно знала потом, где воюет отец, и с того дня внимательно вслушивалась и вчитывалась в сводки информбюро. В том же году, что и Капустин Борис, погиб племянник отца - Рязанцев Николай, и опять Валентина читала, как похоронку, так и письмо от сослуживцев. Сколько было горя, сколько слёз, сильно мать и женщины убивались по погибшим.
С высоты прожитых лет, сегодня Валентина Витальевна понимает, что жертвы в той страшной войне были неизбежны и не напрасны, как сейчас стараются представить некоторые политиканы. И хорошо помнит, с каким трудом женщинам и детям в то время доставалось каждое выращенное зёрнышко, и как этот хлеб оберегало от расточителей, борясь за каждый колосок, государство. Вспоминая свою детскую мечту «…вволю наестись хлеба», она не приемлет дурных разговоров о И.В. Сталине. Так как хорошо запомнила одно из его высказываний в 1947 году. Когда кто-то из его окружения после войны предложил ему в первую очередь поднимать промышленность, Сталин ответил: «Сначала нужно накормить народ...». И действительно, однажды её детская военная мечта сбылась, в один прекрасный день, после отмены хлебных карточек, придя домой, она увидела на столе полную миску нарезанного толстыми кусками хлеба. После возвращения с фронта отца и победы, этот день у неё стал самым счастливым и запомнился на всю жизнь. Наконец-то все, в том числе и Валентина, наелись досыта хлеба.
Ну, а день Победы Валентине Витальевне запомнился кричащими от радости и обнимающимися, смеющимися людьми. «Все почему-то кричали: «Война кончилась! Победа!» И бежали на площадь» Людей никто не созывал, но, видимо, инстинктивно зная, что все массовые мероприятия проходят на площади «Борцов революции», народ со всего города быстро туда стекался. После торжественной части и официального объявления о Победе, Площадь ещё долго гудела людскими голосами, воздух был насыщен не только радостью победы, но и горечью безвозвратных утрат.
Валентина Витальевна свято хранит в своём альбоме фотографии детских лет, на которых запечатлены её сверстники и живые ещё родители. Помнит поимённо не только своих друзей, знакомых и родственников, но и всех родственников и знакомых своего мужа, участника войны с Японией, Переломова Виктора Ивановича, с которым после знакомства в кино, когда он работал киномехаником, они в 1950 году поженились и прожили долгую и счастливую жизнь.
Отец Виктора Ивановича, Переломов Иван Петрович 1898 г.р. - участник войны с Японией, работал в пожарке. Мать – Переломова Ксения Георгиевна 1900 г.р., работала в пошивочной. У них было пятеро детей. Старший, Иннокентий, служил в Морфлоте. Участник Великой Отечественной войны, Пётр, тоже воевал в Отечественную войну, Виктор – участник войны с Японией, дальше Николай и Нина. Муж Валентины Витальевны Виктор, закончил 7 классов. Во второй половине сороковых годов играл в знаменитой Нерчинской футбольной команде «Буревестник».
По-разному приходят люди к своей профессии. Отработав детские военные годы в военторге города на заготовке витаминов для эвакогоспиталей и закончив 10 классов, Валентина Витальевна устроилась на работу в Райпотребсоюз счетоводом, затем работала статистом, на пенсию ушла в 1986 году. Работы никогда не боялась, а к своим обязанностям относилась профессионально и ответственно, за что, неоднократно была отмечена благодарностями и грамотами от вышестоящего начальства. Пользовалась уважением коллег в коллективе и являлась неоднократным победителем социалистического соревнования. Наград у Валентины Витальевны предостаточно: она труженик тыла, награждена многими юбилейными медалями: «Ветеран труда», а также награждена самой важной для неё медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
Но лучшая награда за прожитую нелёгкую жизнь - это дети и внуки Валентины Витальевны. Она гордится своими внуками, которые её одаривают своим теплом и заботой. Значит жизнь прожита не зря.
16.09.2017