Крила. Глава 29

Алексей Сергиенко 2
12.04.2014. События на Украине развиваются с большой стремительностью. Вижу, как люди на этом конфликте занимаются самопиаром и  делают  политические дивиденды, собирая улов своими крайними, пограничными или резкими и провокационными высказываниями, своим творчеством. Вижу, как люди доводят других до крайности, возбуждая других, пробуждая тех, которым «до лампочки», которые равнодушно хотят сытости, покоя и отсутствия тревог. Тех, которые пережили, которые испытали на себе, которые не хотят, чтобы их задевали. Они дождутся своего пинка, «волшебного пендаля». В этой истории все касается каждого. Как люди хотят помочь, поучаствовать, просто для тех, кто участвует в «шоу», нужно сказать не то, что там, те или другие, а нужно сказать, что там наши, это самое главное, люди, они среагируют, ведь стопроцентно ясно, что идет информационная война и противоборство. Все искали угрозу, пытались ее распознать на дальних подступах и рубежах, а получили ее на ровном месте, там, где никто и не просчитывал, и не предугадывал. Получили конфликт, срежисированный, сдирижированный искусно и разыгранный на ровном месте, все эти инвестиции, все дало плоды. Провокаторы, писавшие опусы, теперь дают указания, чуть ли не идеологи движений. Вся шушара вылезла на поверхность, вся погань. Брат говорил, что такую заряженную музыку у нас никто не слушает, она непопулярна. Популярна в своих, в отдельных кругах. Все от неинформированности, когда мальчики хипстеры, которые слушали «Киллерз» и «Франц Фердинанд», и которые копили деньги на концерт «Паров Стелар» теперь дождались, что другие, которые не имели таких гурманистических музыкальных изысков и таких интеллектуальных наслаждений для слуховых рецепторов, распевали боевые марши, и отбирали чужие металлические щиты в боевом столкновении. Те парни, которые слушали жалостливые и жалобные песни про Афган, которые не иначе, как нарочито исполняются жиденьким хилым слабым тоненьким голосочком, писклявым, на смену им, разбитым и морально подавленным, прочувствовавшим ужасы войны, пришли гимны и легли на те же струны после войны, о которой никто не сказал ни слова, а на деле говорили, о побежденных, о поражении в той войне, как первая мировая поспособствовала развалу Российской империи, так и афганская война положила начало разложению Советского союза, когда нарывом пошли болевые «горячие точки», так и здесь, мальчики в брюках-дудочках, делавшие себе прически, не думали, что кто-то будет готов к практическим захватам административных зданий местной власти, и все выпало на их долю. Мальчики из таких же бедных семей, в чьих жизнях все никогда не будет таким, как прежде. Когда одних натравили на других, когда их столкнули лбами, ужели в них теперь будут силы для примирения и компромисса, когда одни готовы восстать на других? Не нужно врага, не нужно угрозы. Реально, когда один подозревает другого. Странное, дикое, шальное время для тотального недоверия и подозрительности, для перемены шкуры и окраса, «войны всех против всех». Теперь, когда в них поселена и посеяна рознь, кровная вражда, они поняли, что враг необязательно должен выделять себя цветом или внешними признаками. Когда он необязательно будет себя метить или выделять. Выделять на время, пока это нужно для устрашения, и для того, чтобы сеять панику и ужас. Вот для чего это как первый пробный шар запускается сначала, потом, как  бренд, все раскручивается, по мере того, как раскручивается маховик насилия, пройти эпоху обнуления, вытравить все из памяти, как будто отдать дань, отдать эту кровавую жертву молоху, воздать эту кровавую мессу, прежде, чем поймут, что нужно все восстанавливать разрушенное. Было время всем проявить свою силу, показать свой характер. И самое стремное, что это внутри одного народа нет такого единства, а такой разброс мнений, навязывание идеи сплоченному рыхлому большинству, и то, как одни готовы отстаивать свои права, как решительно «идут стенка на стенку». Как двигаться дальше? Как стоять особняком? Как диктовать свою волю? Двойные стандарты. Как все меняется, как лозунги становятся все радикальные, и как люди готовы пуститься во все тяжкие, ради своих целей? Люди думают о происходящем. Все внимание включено в событие, такого шанса не будет никогда в их нищей жизни, прозябании. То, что происходит для них, это шанс один из тысячи, порвать со своим окружением. Неважно, на чьи деньги, важно начать свою игру. Когда «Джина выпустят из бутылки», когда хозяева ослабят поводок. Когда ситуация станет неуправляемой, когда всех западных заправил кинут на их же деньги, на их ресурсы все оружие, что есть у них, употребят против них же самих.  Тот, который рыл другому яму, сам уготован, и для него готов капкан. Обман того, который искренне верил, что все можно купить за деньги, что люди настолько проплаченные и продажные. Весь их исторический шанс-которого больше никогда не будет, среди всего этого пира среди чумы и хаоса.

Все время автору кажется, что он удержит мысль, как комету за хвост, что ему будет дано, и он подберется к истине и правде близко-близко, что он запустит пальцы, что ему удастся, когда он подбирается слишком близко, ему кажется, что он уже может ущипнуть. Эта обманчивая радость предвкушения чего-то великого, ради которого нужно сконцентрироваться, чтобы его проперло, эта волна вдохновения, подключение к небесному Интернету, самая малость и толика, отдушина, но все сильнее отбрасывает обратно творчество. Никому не нужны и неинтересны стихи, скучны. A в чужих безудержных фантазиях и полетах мысли рыться бессмысленно. Удивить кого-то широтой своих взглядов и  полнотой своих дельных советов? Нет, все они поверхностны, и нет глубоких серьезных мыслей, которыми  с кем-то захочется поделиться. «Яркий философ своего времени». Нам интересно нестандартное творчество людей, не похожих на нас, с целью познания и любопытства, чтобы почерпнуть новое. Нам интересно все о себе, и все ассоциированное с нами. Хотим увидеть другую жизнь, другую реальность из любопытства, через замочную скважину или приоткрытый занавес, как  ощущают себя люди в другой шкуре. Вот что интересно, наблюдать исподтишка за тем, что происходит с другими, когда ты смотришь на них из безопасного места, когда такое может испытывать только подглядывающий, как делающий что-то постыдное и незаконное, нелегализованное, за которым стоят твои нереализованные комплексы и твое, не проявленное, твое невыраженное. Все твое, в чем тебе стыдно признаться, что это не чужое описанное, и увиденное, а именно твое, и про тебя самого. По совести, когда творчество не стоит и ломаного гроша, тебе сложно будет кого-то им увлечь или заинтересовать, если это не только пристальный интерес именно к твоей персоне. Но людям не публичным сложно будет это стяжать, им нужно еще заработать и подогреть интерес к тебе. Все клюют на магию образа, на само-пиар, на позиционирование в Интернете, рекламные вирусные акции, акционизм художников и галеристов. Никому дела нет до мыслителя одиночки, который своей писаниной изобретает некий философский камень или пытается дописаться до особого стиля, который не потеряет остроты и оригинальности, который будет узнаваем и станет фирменным почерком. Ты пишешь о простых и доступных вещах, которые показывают только личное отношение и выдают тебя с лихвой, с твоей неуверенностью в себе, с твоей осторожностью, как заплатами и маркерами от этой самой неуверенности. Когда любую остроту ты взвешиваешь в уме раз десять перед тем как написать, просчитывая ее кумулятивный эффект и все возможные риски. Когда фабулы всех романов просты и незамысловаты, как двух аккордные мелодии, когда люди получают только строго дозированные зрелища и стандартные схемы, все, что прорывается вперед, что не так явно, что не ладится в обычную схему и привычную концепцию, не является утрированным клише, ради всего того, что развивается и идет не по сценарию, обманывает ожидания зрителя и читателя, когда ему кажется, что все будет пошловастенько и банально, твое творчество отрезвляет тем, что разочаровывает. Ты не стесняешься держать его в тонусе, в напряжении, это все моменты отдаленно напоминающие флирт и заигрывание. Не нужно радовать ни зрителя, ни читателя, делать все, как есть, как на самом деле, как придут и купят. Не нужно ничего не приукрашивать, «правда дороже денег» и попсы. Романы и беллетристика оказались скучны, когда наблюдают события по теле, что это возможно где-то рядом, со своими, не где-то далеко, а что это возможно в современности. Люди и эпохи уходят в прошлое приставными шагами, сменяются вехи и поколения. Все происходит по тем же лекалам. История не придумывает ничего нового, все  обыденно, все именно так, как было когда-то давно, когда люди выбирали себе знамена, вектора и линии поведения, когда выбирали себе ориентиры. Ведь ничего не изменилось, осталось все то же самое. Когда все видишь в такой перспективе, многое становится ясным. Как мудрец, который прожил тысячи чужих жизней, и все видел, и все знает,  каждый раз думается, что будет так, как уже было прежде хотя бы в одной из 37 пьес Шекспира или произведений Ги де Мопассана. История часто становится на путь повторений. Ничего не придумывают нового эти  хваленые сценаристы -все это уже где-то было опробовано и испытано на практике, они увидели, как это работает, увидели достигаемый эффект, и стали применять. Не надо придумывать ничего нового, все действенное, все определенное, проверенное временем, зачем творить какую-то самодеятельность, зачем  терять на это силы, когда все отработано до мельчайших деталей. Что ты предложишь этим людям, кто запутался. кто попал в ступор? Из того, что происходит, видно все, что было всегда: концентрация силы, усугубление конфликтов, стягивание войск к границе. Я подумал, как бы выглядели бы Интернет новости, если бы представить  события 70 -летней давности. Если бы был Интернет, как бы писались заголовки прессы, тексты сообщений в том обществе, в котором бы существовали нынешние ценностные ориентиры. Скорее, это бы выглядело коряво и комично. Как бы строились информационные войны.

Предложить ту традиционную модель семьи, которую я ищу в дебрях истории моей семьи и на чужих примерах. Видишь те цивилизационные модели, с которыми столкнулись в ходе конфликта, которые видны и на поверхности. Наблюдаешь, как они претворяются в жизнь,  не какие-то идеи, которые из книг теоретиков, мыслителей и философов теперь перенесены на нашу почву и реальную действительность, как на кальку.

Когда стали разминаться, смотрят, как люди реагируют, как кто-то отступает, кто-то равнодушно остается в стороне, кто-то шумит и начинает противодействовать, и все это воочию, все это не где-то в книгах, не где-то в романах, а все это наяву. Все как швыряешь гальку в воду и смотришь, как на идущие круги по воде- на реакцию, которая становится цепной, на эффект домино, или «эффект разорвавшейся бомбы».

Когда они набрали себе критическую силу, когда их стало достаточно много, пошла инерция, все получилось, как в карточном домике. Насилие было плодом развития этой ситуации – со временем оно бы себя, так или иначе, проявило. Как в доме с разбитым стеклом, когда не залатали вовремя окна, тогда стали бить еще, и картина преступления ширится, и все распространяется с дикой скоростью, с которой в информационном пространстве распространяются новости, быстрее, чем их успевает доставлять «сарафанное радио».  Все видят, что творится, вот что подчеркивает мобильность общества, социальная активность, когда проявилось в одном месте, почувствовали, что тонко, где рвется, что можно брать в расчет, что можно идти ва-банк, когда молодые, настойчивые, активные и спесивые могут брать и достигать то, чего не могут опытные и умудренные опытом-потому что стали ссыкливыми и малодушно боятся потерять то, что у них есть. Когда в облцентре несколько школьников били стекла. Когда в другом месте городской голова разрешил взорвать пару петард, да и те только за гаражами, чтобы никто не видел. Отметились с петардами- выплеснули пар. Все решается на местах, все решается на местном уровне, все люди показывают действенность и эффективность власти, когда спускается и низводится все до примитивного и бытового уровня. Все происходит как столкновение метеорита с землей, когда до людей доходит политика партии и начинаются перегибы на местах, когда теория начинает ломать реальность, претворяясь в некрасивую и полную проб и ошибок практику. Когда конфликт переходит из цивилизационного плана на унавоженную почву, и он показывает свою применимость, пытаясь доказать ее стойкость и жизнеспособность. Интересно наблюдать за реакцией, насколько быстро у  человека вырабатывается иммунитет, антидот против яда, насколько скоро наступает отрезвление, насколько быстро он очнется и почует угрозу своему существованию, насколько он распознает в себе отраву этого яда, и захочет избавиться от него, от гнилой крови, от ослабления организма этой дрянью и гадостью, которая ставит под угрозу существование всего организма. Что поставить за цель, ради чего стремиться? Ради утверждения нового мирового порядка? Ситуация показала, что только ради того, чтобы люди убедились в очередной раз как их обманули и ими воспользовались.  Несколько раз люди запутались, обманулись в своих ожиданиях, от доверчивости, от подверженности влиянию, хотели большего, думали, что все делается для них. То работает и как предупреждение для нас, что драма разыгрывается на наших глазах, что мы можем наблюдать все целиком и просмотром отдельных эпизодов, двигаясь от одной мизансцены к другой, как бьются за это дело политики, как спорят ученые мужи, как художники  и музыканты, люди творческие, спорят и ищут крамолу друг в друге. Как люди искусственно разделяют друг друга на разные враждующие и непримиримые лагеря, как линия водораздела разделяет общество на противников и сторонников, как политика делает людей дураками, как она толкает их друг против друга,  как люди путаются и разубеждаются в своих взглядах, теряя веру и контроль над собой. Вот это драма! Когда не хотят ставить под угрозу себя и своих близких-главный сдерживающий фактор  безопасность, выдержка, терпение, хладнокровие  и спокойствие. Все люди неангажированные. Когда мы видим все воочию, что происходит с нашими знакомыми и любимыми, родными и близкими, совсем рядом. Все эти сцены все это дикое полотно того, что происходит. Первая война, которая ведется онлайн, в прямом эфире, когда люди могут видеть все сами и без комментариев, куда летит пуля, куда попадает снаряд. И зрителю и читателю приходится сложно, оказавшись перед дилеммой выбирать отношение, как относиться к одному или другому персонажу, как теряется их внутренний мир за зеркалом того, что происходит с ними, как они разубеждаются в ценностях, как они прорисованы штрихом- пунктиром, сильные характеры, как никто из них не вызывает сочувствия. «И всеми силами своими молюсь за тех, и за других». И здесь нет никакого двурушничества. Ведь эти сцены виделись мне еще воочию, когда я стал писать «Мачо Пикачу»,  я все видел своими глазами, как поднимаются народные массы, идут столкновения с кордонами полиции, горят костры,  здания, я предчувствовал, знал, что что-то будет, но не знал именно как, а тут судьба и подкинула, и все оказалось актуально, было какое-то предчувствие беды, «ой, лишенько то буде», какое-то предвидение было, такое, не совсем явное. И я зарекся писать на политические темы, хотел переключиться на сочинение о любви, и ковыряться в себе, работать над отношениями в семье, разбираться с этим, стал работать над «Гош парадом», который увлек меня неожиданной идеей, а получилось то, что все картинка ожила, и стала в новостях, уже каждый вечер, стала занимать внимание тем, что происходит, и это стало меня отвлекать от моего творчества, на мое творчество у меня стало банально не хватать времени, потому что все свое время, без исключения, я стал тратить на то чтобы почитать новости, изучить как там развиваются события, напрасно ли было это изучение, или оно пошло мне на пользу, это покажет время. Новое всегда захватывает внимание. Информационный шум идет со всех ресурсов и каналов, все требует своего осмысления и понимания, прежде чем делать выводы, нужно, чтобы все улеглось, чтобы, как следует раздразнить себя, чтобы получились что-то стоящее, нужно писать в возбужденном состоянии, а не когда мозги обмякли, когда чувствуешь, что в своей писанине теряешь всякую хватку, становишься посредственным, пресным и слабым -такое чувство, что когда ты пишешь, ты готов драться, а сначала ты нарываешься, тебе следует хорошенько разозлить твоего соперника, ради чего ты готов сначала поработать над тем, чтобы вывести его из состояния равновесия- чтобы он не видел твою агрессию, чтобы ты показался ему достойным соперником, пусть даже ты проигрываешь ему по очкам, и ты не своей в лучшей форме, и он в другой весовой категории, в каких бы ты проигрышных условиях, и на какой бы худшей позиции ты не находился, опора на это и будет твоим первым стартом, на которым будут построены и твоя оборона, и нападение, все начинается с того, с чем ты начинаешь конфликт, как идешь на него, насколько ты собран, сколько в тебе той самой ярости, которой тебе хватит еще на кучу страниц, твой желчи, невиданной доселе людской желчи, выплеснутой наружу, которую ты будешь изливать и впредь. Как абсолютно нельзя оставаться нейтральным и спокойно, безучастно относиться к тому, что самые люди, далекие от политики, от манипулирования и в угоду обстановке, подверженные воздействию «становятся дураками». Люди готовы поливать друг друга грязью и спорить, люди которые нормально друг к другу относились прежде и хранили теплые  искренние чувства сейчас, «как с цепи сорвались», готовы друг друга материть. Как это все происходит, что между нами стряслось, что перечеркнуло все прошлое и настоящее, больше нет ничего, нет ни флагов, нет идей, нет будущего, люди готовы на все, и идут до точки, просто как зазомбированные, заговоренные, все как заколдованные, иначе и обозвать и объяснить невозможно все, что происходит. С виду, казалось, нормальные люди, многие из них состоялись, и как люди как в своей деятельности, и как родители, чему они будут учить своих детей? Ошибочной точке зрения, некоей условности, ради которой родители готовы крушить все вокруг? Ради сплоченности, как самоцели, чтобы самоорганизовываться, не имея других талантов, в публичном споре и полемике, драть глотку такими словами, которые далеки от того, что думаешь? Ошибочная точка зрения просто вовлеченная в некую словесную формулу, упрощая упрощение, во всем построенная простыми предложениями, липнущими друг к другу. Все, на чем построены все эти базовые позиции, только на псевдонаучных теориях. Жизненная позиция гораздо сложнее, но от тебя требуют простых решений. Тебя ведут на уровне «свой-чужой», и в «своем» столько «чужого», сколько в «чужом» «своего». И иногда много больше, чем нужно. Во всем этом нужно упорно разбираться, но досада в том, что на это нет времени. Сделаны ставки, у тебя просто забирают нужное время на принятие ответственных решений, чтобы тебя «вести». Нужно не просто отучить тебя думать, это все сделано, нужно, чтобы ты мысленно примирился со своим действием, чтобы ты думал «опосля», уже после действия, ты был лишен времени осмыслить все происходящее. Такие технологии говорят, куда идти, лишенный времени на распознавание «свой -чужой» ты бы машинально выбирал свою жертву, чтобы ты торопился проявить свою силу, и свое мышечное великолепие, и за этим воровал у себя душу. Все хотят растворить твою личность, чтобы у тебя она напрочь отсутствовала, они хотят превратить тебя в «машину для убийств», напичканную, заговоренную, зараженную чужой идеологией. Она одна, идеология одна для всех, просто переведенная на разные языки. У нацизма есть идеологи в каждой национальности. Просто все эти опыты ничем хорошим не заканчивались. Ни один бунт не был доведен до конца. Ничего вечного не бывает. Вы все принесете власть тем, кто вас даже не пустит на порог, рады бы и сами обманываться. Быть обманутым неприятно, мерзко, быть изгаженным, как испачканным, жить в какой-то своей иллюзии, в каком-то собой придуманном и выпестованном мире, где все комфортно. Где ты решителен и смел, и где от тебя все зависит, тебя сплачивает чувство локтя, чувство сопричастности, что ты был рядом, что ты нюхал порох, что ты прошел сквозь это, ну а дальше-то ничего за этим не стоит! Твои утраченные иллюзии, потерянные друзья, распад личности, ошибки, за которые следует отвечать только лично, потеря смысла, раздражение, аутизм, эскапизм, дикую обозленность на весь мир, который тебе не принес ничего, кроме страданий, что он не дал ничего женщинам, кроме горя и слез, кроме разорения. Продавшийся за деньги потратит много больше себе на восстановление здоровья, которое так и не поправит, вот в чем прикол, в том, что легкие деньги даются слишком большой кровью, в это так тяжело верится, что все проходит, с таким напряжением. И так болезненно принимать, что тебя обманули, опрокинули, «обули» и «натянули». Так горько признавать собственные ошибки, когда тебя предают. Ничего нет страшнее предательства, когда с тобой поступают неподобающе. Когда ты начинаешь качать права и идешь на конфликт, отстаивая свои позиции, тебя просто вычеркивают. Пока ты заодно, пока ты действуешь, пока ты в едином порыве, с тобой говорят безропотно, пока ты не бросаешь вызов всей системе, тогда включается механизм коллективной самозащиты, что тебя норовят изгнать из стада, как паршивую овцу.

И я задумываюсь над тем, сколько у нас еще есть времени подготовиться до появления малыша, как будто одна эпоха сменит другую, и мы больше не будем такими, как прежде. Мы будем более ответственными, мы начнем жизнь с чистого листа, мы постараемся не допускать ошибок, мы будем лучше себя контролировать, мы будем взвешивать каждое свое действие, зная, что кто-то маленький будет ему подражать, и непременно захочет все повторить. Мы будем совершенно иными, не потому, что мы перестанем жить для себя, а потому, что жизнь для себя не такая уж и счастливая, она обеднена радостями, в ней нет смысла, в ней нет продолжения, в ней пустота без ожидания, и без подготовки к грядущему. В ней есть невосполненность и ущербность от того, что в ней нет продолжения, она суть тупикова. Бессмысленная жизнь, обреченная на медленное угасание, но, по большому счету, мы для себя и никогда и не жили, никогда не баловали себя, стеснялись себе что-то просить, все время себя ограничивали, даже в том, чтобы сесть лишний раз на пустое место в метро, или подвинуть кого-то, кто загораживает нам красивый открывшийся вид. Мы, в большей части, всегда примирялись с обстоятельствами, и с изменениями, по большей части, мы принимаем все изменения, как данности. И это важное изменение, ради которого все это задумано, ради которого весь этот мир устроен, к чьему появлению мы все время готовились, и именно все за последнее время свершится и случится. Настал час пик. Теперь все изменится. Теперь все начнется, и эта та отправная точка, чтобы я мог сделать дописать родословную книгу, отыскать несуществующих предков, дописать главы ненаписанной книги, сделать нужные запросы. Я понял, что как в теории большого взрыва, майдан и есть рождение нашей новой Вселенной, в муках, в боли, в болезненном перерождении. В этом страдании мы узнаем свои лица и поймем, кто мы есть, как пройдя через  рентгеновский аппарат, от которого ничего не скроешь. Зеркальное отражение и наше отображение на лакированных предметах и на воде не давало такого представления. Это и очищение. Это и  лакмусовая бумажка, чтобы мы, все до единого, выдали себя, открыли свои лица. Я остался в том же виде, в котором я есть, со своими вредными привычками, пристрастиями, со своими незавершенными делами, как с оттопыренными пальцами, со своим неутоленными амбициями, как с фантомной болью, которую раньше на слух считал «фотонной», и со своими дырками в носках. Такой, как есть. И таким меня будет воспринимать мой сын, пусть даже иначе, чем я вижу себя, потому что я к себе, все же, предвзят. И так очень сильно предвзят. Я, наверное, самый предвзятый человек по отношению к себе, который не дает самому себе расслабиться, как самый ссученый и сволочной тренер, который дрочит и дрочит, и не дает отдыхать, который нагружает со словами: «терпи, потом «спасибо» скажешь». Человек, от которого ты слышал на каждый свой косяк столько мата, что знаешь, что с самим собой лучше не связываться, ты доконаешь.

Что сначала ты батрачишь на родителей, потом на стариков родителей, а это большая разница. Что в отношениях с Отцом ты, наконец, узнал, что в человеке может быть не только двойное дно, а и тройное дно. И как бы тебе не хотелось быть открытым и доверчивым к человеку, он тебя обязательно кинет, потому что он может быть, и любит тебя, но любит как-то по -своему, по-особенному, как Билл героиню Уму Турман в фильме «Убить Билла-2»: «просто папа очень сильно любит мамочку». Он обязательно кинет, обязательно обманет, а это «как пить дать». Человек, который не только «себе на уме», скрытный, расчетливый, хитрый и продуман, который просчитывает, которой хочет видеть в тебе лояльность, хочет тебя подкупить, так, по-актерски, но ты чувствуешь, где он ищет в тебе слабинку, щупает что-то уязвимое, твою «ахиллесову пяту», и это подкупает. Ты перестаешь быть собранным и критичным, на это сделана ставка, тебе становится больно от того, что ты получаешь то, чего не ожидал и от близкого человека, на этом все построено. Простые ситуации. Большое недоверие, спрятанное и вскормленное, сдобренное на родственных отношениях и сыновней любви. Какая-то дистанциированность, какие-то попытки обозначить особе отношение, хочется удалить, погрузиться в свой мир, свободный от всего, от каких-то внутренних вещей, когда начинаешь ковыряться, обязательно саднит, обязательно неприятно, как будто вымазался так, что хочется помыться от этой скользкости мокрицы, от этой слизи, от этого мерзкой слизи, чем больше мараешься, когда хочешь очиститься. Поэтому я и скрывал от отца родного до последнего, что жена носит ребенка, поэтому мне не хотелось посвящать его в  великую тайну. Но «тайное становится явным», и как бы мы не хотели скрыть, как бы ни прятались за возведенные нами условно в отношениях стены и барьеры, все это прорывается наружу, сквозь труху наших слов, и нам уже никуда деться, нам не дождаться подкрепления нашим словам, больше нет никакого веса, ни доверия, они не обгрунтованы, и не подкреплены никакими доказательствами, в них чувствуются наши слабости, которыми питается любой конфликт, в которых виднеется наша изнанка, которая нам самим противна и осточертела, от которой, как от болезни и долгов, нам хочется рассчитаться и избавиться. Мы прячем внутрь себя, мы муруем наши страхи, тревоги, опасения. Мы ждем, что у нас, с нашими собственными детьми не случится ни проблем, ни недоверия, потому что мы организуем все по-другому, мы будем более обязательными, мы будем вникать в их нужды, проблемы и запросы. Мы будем более внимательны к нашим детям, мы дадим им много больше, чем получили от своих родителей. Мы дадим им всю нашу любовь, мы дадим им всех нас. Мы дадим им больше того, чем мы можем вообще дать. Потому что в этом звучит самоисключение-как может говорить только тот человек, который никогда не жил для себя. Человек, который все делал для других, горел для других, старался, сначала, чтобы его выбрали, чтобы составить нужное впечатление, именно этот человек никогда не успокоится, не сдаст позиции, не уйдет назад, человек, который все время себе что-то показывает, который как заведенный, хочет самоутвердиться, и в первую очередь, перед самим собой- чтобы знать себя лучше, чтобы чувствовать силу момента, чтобы знать себя. Почему я лучше него, да потому что я прошел все те кризы, которые ему только предстоят, потому что я не переболел ветрянкой в детстве, когда загасили болезнь, и болел ей, когда исполнилось 18 лет. Потому что из-за того, что не ты не проходишь нужную стадию вовремя, жизнь взыщет за это гораздо больше, она возьмет за все сполна, за все то, что не пережил вовремя, за то, что пришло раньше, чем следовало. Нет удачной судьбы, в которой получишь все, что имеешь, пройдешь и испытания, и путь преодоления, за все хорошее приходится тяжко платить, а мгновения простого человеческого счастия так конечны.

И вот ты платишь и мучишься из-за того, что кризис среднего возраста не пришел, когда тебе  было за 30, это не проблемы подросткового возраста, когда у тебя вырастают руки и ноги,  и болят, ноют органы, потому что они не успевают за ростом собственного тела, а ты его не научился как следует контролировать, как экономить силы, и как сдерживать себя, когда хочется наступать, и хочется не щупать, и не видеть пределы, не контролировать, что из тебя выходит наружу, когда ты еще пробуешь этот мир, как монету на зуб, его лакомые куски, когда у тебя возникают желания и искушения, и ты борешься с ними, справляешься с ними, или они подчиняют тебя своей роковой и безудержной силе. Когда у тебя нет никакого ни морального стрежня, и нет внутренней самодисциплины самоограничений, когда ты еще не знаешь, во что ты ввязываешься.

Так и здесь, ты теряешь работу, на которой ты состоялся и был успешен, и тебе некуда себя деть, потому что ты привык делать свое дело, а вдруг его не стало, тебе нужно перестраиваться и нужно адаптироваться, тебе нужно преуспеть, и здесь быть в адеквате с тем, что происходит, и это такая же тяжелая задача, начать все с нуля, после обрушения стен твоих умозрительных конструкций, заработать себе авторитет, чтобы все узнали, как ты можешь,  на что ты годен, и ты опять опускаешься на тот уровень, когда в игре выпадают сектора или «переход хода», или у тебя сгорают все очки и заработанные баллы, досадно тяжело, неприятно, невыносимо трудно, но ты упорен, и ты не сдашься, сколько бы в тебе не было досады и разочарования после «вулканического недоумения», «Танталовых мук» и «Сизифова труда», как жизнь не ставит тебя на место, как цепного пса, без миски и без коврика, но ты не сдашься, ты упорен, ты готов выть, снова рычать, звереть, с пеной у рта в бешенстве кидаться на посетителей, потому что тебе нужно показать что «ты тот еще Рекс», и никто с тобой не справится,  потому что ты- особой породы.

Мы отдадим себя нашим детям всех, без остатка, мы готовы на самопожертвования, чтобы они жили за нас, не ради нас, а, в свою очередь, для себя, будет ли это считаться тоже за нас, если мы сами этого хотим? Хотим, чтобы они не споткнулись, хотим дать им лучшие условия, лучшие условия для старта, для начала своего дела, чтобы они не повторили наших ошибок, чтобы у них были хорошие учителя и педагоги по жизни, и достойные и верные люди в окружении, чтобы нужные люди им встретились на жизненном пути, чтобы они отнеслись к нам, как с старшим, с уважением, почтением, чтобы наши дети ценили нашу проявленную заботу о них, видели в нас авторитет для них. Мы не хотим быть «богами» для наших детей, просто хотим им внушить уважение к себе, нашим поведением, словами и поступками, чтобы они видели, что у нас не расходятся слова с делом, что за и слова и за поступки следует отвечать, чтобы мы дали им лучшее, что было в нас, и они с лихвой оправдали наши надежды и предоставленный кредит доверия. Все, ради чего мы пыжимся, вырабатываем свой ресурс, так и заходя за рамки, работая в холостую, на холостых ходах, мы хотим привлечь чье-то внимание, мы хотим видеть в них, нашем продолжении то, что мы не получили сами,  чтобы дети дотянулись до тех звезд,  до которых мы не смогли не то, что добраться, но и поднять голову, чтобы увидеть, чтобы они достали эти заветные звезды с небосвода или небосклона, чтобы дети лучше организовались,  для этого мы будем вкладывать в них самое лучшее, что в нас есть и что мы знаем от других. Мы сами будем разборчивее, чтобы они сошлись по жизни с нужными людьми, чтобы они подобрали себе надежных и испытанных людей, которые их не поведут по жизни. Мы хотим, чтобы дети достигли того, что нам самим было не под силу, ради чего мы просчитывали и ставили не на те фишки, и не на тех лошадей. Мы хотим уберечь наших детей от предсказуемых и вероятных разочарований, грехов и обид, несмотря на то, что это соль нашей жизни, такая же наука, как стать лучше, и как закалиться. Мы не лишаем их нужного опыта, навыков, знаний. Мы просто хотим, чтобы, где возможно, там их и подстраховать, потому что мы не облегчим им заметно жизнь-она и без того сложна, а при них еще будет сильней усложняться. Все равно, у каждой головы есть свой открытый счет на шишки и ошибки, у каждого лба есть свой запас прочности, своя «хелса». Пусть они получат свое, а мы знаем, где обойти капканы, там мы подскажем им безопасные ходы. Ради чего мы живем и накапливаем этот опыт поколений, чтобы не расточать его понапрасну, вкладывая в копилку коллективного опыта, чтобы не подвести, чтобы не подставить, чтобы пронести, как ангел, над теми мутными водами, которые вызывают опасность, шок и трепет, даже у нас самих, со всем пиететом и деликатностью. Все, ради чего мы радеем, ради чего мы живем и строим эту пирамиду из наших поступков, сочленений наших судеб, совокупный опыт наших множественных предков, и мы, как вишенка на торте, как квинтэссенция всего этого, как сливки, которые вобрали все это лучшее, мы отпрыски,  мы, которые в этой борьбе эволюционных процессов отстояли свое право на существование, как самые жизнеспособные, как самые выносливые, как самые стойкие, как самые закаленные, как опытные игроки, как опытные участники- старожилы или ветераны форума, как самые прожженные, самые пробитые. За что самых матерых стоит уважать, за то, что мы стоим на земле, за то, что мы сами чего-то да стоим, за то, что не сломались под ударами судьбы, за то, что долго терпели, за то, что имели смелость в который раз начинать с нуля, за то, что верили в себя, за то, что не сдавались, за одно это нас стоило уважать, за одно это мы стоили того, чтобы запомнить наши имена, и помнить, какими мы были, какими мы выстояли и дали жизнь другим, достойным, которые будут лучше нас, которые придут позже, нам на смену, которые выдержат, которым будет гораздо труднее, потому что они еще не знают, какая в них заключена сила, они еще не знают своей силы, они еще не знают, как с ней управляться, но важно и для них, и для нас, потому что это и наша сила, и это и есть то, что мы хотели видеть, о чем мы грезили и мечтали, молчали, когда было нельзя говорить, и когда нужно было скрывать свои чаяния и мечты, мы терпеливо и стоически копили и держали это в себе. Мы выждали это. Это нас изменило. Это сделало нас тверже и обязательнее. Это сделало нас нами, самими. Без этого мы не стоили  бы ничего. Мы  не заслужили такого уважения и внимания к себе. Жизнь –эстафета, развитие истории по спирали, одни и те же ключи и обходные пути и маневры, одни и те же пути повторений, те же ключевые этапы и точки бифуркации. Все повторяется, круги замыкаются, наши дети проходят то же самое, что когда-то уже было суждено пройти нам, все это движется, как в учащенном круге, удобренном сердце - и солнце - биениями. Все витки развития, как перекрученные ленты Мёбиуса,  развития по спирали, повторяются. Все, что мы унаследовали от наших предков. Все знания о наших родителях, что мы хотели зачеркнуть, вытравить из памяти и забыть, все наши комплексы, с которыми нам удалось справиться, все наши ошибки, о которых мы тщетно пытались забыть, все это время. Все, что тревожило нас, и отравляло нам жизнь, капля по капле, и снова набирает обороты, все снова находит свои импульсы и отправные точки,  мы, с нашими купированными желаниями, со всеми правилами приличия, которые только осложнили нашу жизнь с нашими обязательствами, которые нас настолько обременили условностями, за чем мы не видим ни тени удовольствия и радости,  что нам тяжело признать в себе людей, счастливых, скорее, мы из ряда и числа людей разочарованных и обманутых ожиданиями, но принявших это, как данность, что могло быть гораздо хуже, и то, что есть это несомненное наше достижение, что мы управились, что мы получили. Это все нужно беречь и ценить, потому что все, что мы имеем, это, несомненно то, о чем многие не могут даже и помышлять. Это то, чего другим не достичь, ради чего они, в свою очередь, борются, а мы принимаем как данность.

Когда мы относимся к этому легкомысленно, мы подвергаем невиданной угрозе, мы теряем трепет, и мы теряем чувство почвы и дна за этим самоуспокоением, мы теряем бдительность, с которой нам стоит защищать границы нашего условного мира от всяких напастей. Когда сказал, что выбирай, где лучше, где комфортнее, где защищенное, где уютнее, где унавоженнее, где в этом мире все лучше, и паек пожирнее, и социальные гарантии, да сказал ей, что «да пошел он со своим уютом, комфортом и социальными гарантиями!».

Ведь такое бывает нечасто, такого почти никогда не бывает, чтобы человек решился на все, пошел на все, чтобы он проявил себя так, чтобы он проявил все нутро, которое  у него есть, чтобы он употребил все свои таланты, все, что жжет его изнутри, показал всю свою цельность, целостность, чтобы все, без остатка, взял и вывалил, выпятил наружу, на суровый и взыскательный суд зрителя и читателя.