Воробей

Головин
     Продолжительность жизни воробьев не очень длинная: хотя отмечали и 9-, и 11-летних воробьёв, большинство их не доживает и до 4 лет. Много молодых птиц, более 70%, гибнет ещё в первую зиму, так что средняя продолжительность жизни воробьёв составляет 9—21 месяц.
ВикипедиЯ (Свободная энциклопедия)


     Посветлевший розовым восток сигнализировал о начале дня. Ночная темень рассеивалась, уже стали различимы близлежащие деревья, в доме напротив засветились первые окна. Чив выбрался из своего укрытия - щели меж плит четвертого этажа старого пятиэтажного дома. Пролетел до края дома, где под отливом окна третьего этажа жила его подружка Рики. Они подружились глубокой осенью, и только их дружба сохранила им жизнь в эту суровую зиму: Рике -потому что у нее появился заботливый Чив, Чиву - в связи с появившейся заботой о Рике. Ему не пришлось звать подругу, услышав знакомый шелест крыльев, Рики выбравшись из своего укрытия, присоединилась к нему.

     - Доброго дня, как прошла ночь?
     - Хорошо, - Рике нравилась галантность кавалера, но скорее ее привлекала надежность и забота ухажера, их дружбу скрепила суровая зима. Каждый кусочек найденного хлеба, разбитую сильным клювом окаменевшую на морозе ягоду Чив делил с ней, она отвечала взаимностью. Только благодаря этому, они каждое утро вылетали на поиски пропитания, когда многие их собратья, истратив свои силы для согрева в бесконечно длинные студеные ночи, обессилев, не могли покинуть свои укрытия, навсегда оставшись в них.

     – Полетели?

     Чьи-то заботливые руки повесили кормушку на ветку старого вяза за два дома от их убежища. Каждое утро друзья находили в ней пшено, хлебные крошки, иногда гречку и другую крупу. Насытившись с гомонящим роем налетевших собратьев и нескольких синичек, Чив собрался было улетать. Рики предложила дождаться человека, соорудившего кормушку и отблагодарить. Она приметила, как он заботливо, ежедневно поздним вечером подсыпал в нее корм.
 
     Солнце взошло достаточно высоко, по-весеннему лаская своими теплыми лучами истомленную зимними холодами природу, когда появился этот человек. Из-под надвинутого на глаза капюшона, он скользнул взглядом по порхающим и кричащим слова благодарности птицам, глянул на опустевшую кормушку, не задерживаясь, перешел дорогу. Оббив налипший снег с ног у входа, вошел в высокое здание, где скрылся за прозрачными дверьми. Чив, усевшись на ветку рядом с Рики, констатировал:

     - Бестолковый. Ничего не понимает.
     - Ну и пусть, – женское упрямство порой не знает границ, - мы сказали ему «спасибо».
     - Полетели к шиповнику. – Разросшийся куст колючего шиповника на задворках больницы был излюбленным местом «тусовки» местных воробьев. Тут всегда можно было узнать свежие новости, посудачить о насущных проблемах, да и расположение куста было удачно - первые лучи солнца попадали на него. Собственно, ветки кустарника кроме лечебных плодов, употребляемых в пищу, несли на себе острые колючки, оберегающие от непрошенных гостей. – Ну?

     Рики молча скользнула с ветки и полетела в указанном направлении, Чив пустился следом, быстро нагнав подружку. Значительно поредевшая за зиму ватага воробьев, оседлавшая ветки шиповника с дружным гомоном, встретила прибывшую пару. Рики была первой красавицей, и молодые воробьи из других стай заглядывались на нее, всегда опрятную, с аккуратно уложенными перышками на серенькой головке. Время брачных игр еще не пришло, но многие щеголи, положили глаз на Рики. Зная ее ум, острый язычок, не сомневались в предстоящих жарких схватках за ее сердце, не принимая во внимание вечно взъерошенного Чива, явно ухаживающего за ней.

     В начале марта солнце растопило своими лучами нетронутые окаменевшие на морозе фрукты, оставшиеся на деревьях. Прогретые почки набрав влагу, тоже пошли в пищу, ночи стали значительно короче, а главное - теплее. К Рике начали «клеиться» первые ухажеры, которых высокомерная красавица «отшивала», кося озорным взглядом на робкого Чива, у которого от этих взглядов захватывало дух. В эти мгновения участившийся стук сердца, переходил в гул, унося последние остатки мужества, и он трусливо слетал на другую ветку.
 
     …
     Как-то без ума влюбленный в свою подругу Чив, готовый отдать за нее жизнь, последний глоток воздуха, случайно найденное студеной зимой зернышко, уединившись репетировал свое признание.  В отчаянии оглядывая свое взъерошенное отражение в подтаявшей лужице, он который раз повторял: «Рики, каждый лучик солнца становился теплее рядом с тобой…», или «…Рики, каждый вечер закрывая глаза, я вижу твой прекрасный образ, ты - свет моей души…», но… как…, а вдруг она откажет. Чив знал - он не вынесет отказа, он умрет, он знал - его сердце разгонится до 1000 ударов и взорвется от боли. Каждый раз, собираясь признаться в любви Рике, он, боясь быть отвергнутым, подлетев с твердым намереньем объясниться, пасовал под ее искрящимся озорным взглядом, нес какую-то околесицу. Более симпатичные и сильные воробьи уже получили «от ворот поворот» красивой подружки, а он - такой замухрышка...! Вздохнув своему отражению, Чив уже собирался взлететь, когда налетевшая серая тень сшибла его с ног. Перекувыркнувшись, он мгновенно встал на крыло, сделав несколько махов, взлетел. Оглянувшись, увидел на том месте, где стоял, Рики, провожающую его смеющимися глазами. Чив, сделав круг, сел рядом.

     - Ну и долго я буду ждать объяснений?
     - Каких? – Чив не мог понять суть притязаний, я ничего плохого не сделал.
     - Недотепа, –искрящиеся, обжигающие лучики глаз подружки пронзили смущенного воздыхателя. - Я уже всех «отшила». Или мне самой тебе объясняться?

     С этими словами Рики полетела к кусту шиповника.

     У воробьев принято предложение крыла и сердца делать в присутствии всех представителей общины. Случалось, если сердце избранницы было свободно, устраивались турниры между претендентами. Но, как бы то ни было, решившие связать свою судьбу заявляли об этом громогласно после признаний и клятвы верности жениха. Браки у воробьев, в отличие от сказок про лебединую верность, заключаются на всю жизнь. Стайка, оседлавшая шиповник, затихла при приближении этой пары, словно в ожидании развязки. Всем было интересно, что выкинет первая красавица, «отшившая» лучших представителей стаи. Рики уселась на брачную ветку и с вызовом окинула притихших сородичей, затем, чуть склонив головку к усевшемуся рядом Чиву, приготовилась слушать.

     - Рики я люблю тебя! – Чив зажмурился и втянул голову от своей смелости. Тишина. Он открыл глаза и под волной любви, хлынувшей на него из глаз любимой, скинув остатки робости, продолжил, - ты единственная и самая прекрасная! Мое сердце принадлежит только тебе! Клянусь в горе и радости всегда быть рядом до последнего вздоха, и с последним ударом сердца унести за облака твой образ, чтоб там встретиться и уже никогда не расставаться. Клянусь отдать свою жизнь за тебя и детей наших! Рики! Будь моей женой.
     - Чив! Ты - самый прекрасный недотепа из всех, кого я видела за свою жизнь, но я люблю тебя и буду твоей верной спутницей и хорошей матерью твоим детям на веки вечные.
     - Будет – так! Будет - так, - невообразимый гвалт заполнил все пространство вокруг влюбленных.

     Браки у воробьев, заключенные единожды, не расторгаются, теперь весть о новой семье будет разнесена по округе. Все с уважением будут относиться к новой паре, никогда ни у кого не возникнет даже мысли посягнуть на их союз.

     …
     Вместе выбирали место для гнезда. Чив предложил облюбованное местечко под самой крышей соседнего дома, за щелью плохо прибитого наличника была внушительная полость, закрытая со всех сторон от непрошенных гостей. Рики, сославшись на высоту и сильный запах химии, исходящий от конструкций недавно отремонтированной кровли, предложила разместить гнездо под отливом, где пережила зиму. Определившись, приступили к строительству. Чив и предположить не мог, какая искусная в строительстве у него жена. Он только успевал приносить веточки, отрывки пакли и уворачиваться, когда озорная Рики, будто невзначай, выбирая у него меняющиеся перышки для гнезда, цепляла молодое перо. По окончании строительства неутомимая супруга украсила гнездышко разноцветными блестящими ленточками, в изобилии появлявшимися из-под тающего снега близ мусорных баков.

     Через неделю в их гнездышке появилось первое яичко, к концу недели их уже было пять: два голубеньких, остальные белые все крапинку. Они поочередно обогревали их теплом своих тел. Рики неохотно покидала кладку для кормежки, возвратившись, всегда проверяла каждое яичко, переворачивала под умилительным взором супруга. Первым вылупился Тик, затем: Тит, Тира, Тва, и Тиц - милые, такие маленькие, совершенно голенькие, беспомощные. Первые дни после рождения у них не доставало сил даже поднять головку. Рики придумала положить их головки не край гнезда так, что, подлетая с гусеницей, мошкой либо другой живностью, родители могли легко засовывали еду в открытый зев. За заботами изредка удавалось проскочить к кусту шиповника, поделиться насущным, узнать свежие новости. Туту и Ципа, построивших гнездо в скворечнике, выгнали налетевшие сильные птицы. Большие люди спилили дерево, падая оно похоронило под собой гнездо с только что вылупившемся потомством. Сти и Рата. Обезумевшая мать, рассказывала, как на ее глазах тяжелый сапог лесоруба прервал крики ее потомства. Кто-то рассказывал о маленьких людях, разоривших гнездо и тут же перебивших всю кладку. Рики не любила такие рассказы, у нее в голове не укладывалось, как такое может быть, ведь по существу, они с Чивом обязаны жизнью этим людям, а может они - разные? Тот человек всю зиму приносил еду в установленную им кормушку, ведь только благодаря ему им удалось выжить в эту суровую зиму.

     …
     Птенцы немного оперились, уверенно держали головку, и хитрая Тира пыталась первая подставить зев для кормежки. Тик на правах старшего контролировал процесс кормления, иногда пропуская свою очередь для сестренки. Вечером люди притащили под их окно люльку. По утру скинув веревки с крыши, привязали ее и залезли внутрь, начали медленно подниматься. К обеду следующего дня они были напротив их гнезда, и родители до вечера не могли покормить свое потомство. Люди спустились. Рики, подлетевшая первой к летку, выронила гусеницу от ужаса. На месте летка была серая неровно заглаженная масса, сквозь которую звонкие голоса Тика, Тита, Тиры, Тва, и Тица звали их. Сердце Рики замерло в предчувствии непоправимого, воздуха не хватало, чтоб крикнуть. Чив, проглотив принесенную муху, бешено колотил клювом едва поддающуюся серую массу, пробиваясь к своим детям. Допоздна они били серую массу, разбивая клювы, сделали лишь небольшое углубление. Сгустившиеся сумерки остановили работу, усевшись на ближайшую ветку, они всю ночь слушали крики зовущих их детей. Утром масса посветлела, отвердев совершенно, перестала поддаваться. Не обращая внимания на бросаемую со смехом в них серую массу работающими выше людьми, они весь день до изнеможения колотили стену, пытались пробиться к замурованным детям - тщетно. Они обследовали все щели дома, облетели его тысячи раз, но прохода к гнезду не нашли. Рики, без конца окликающая детей, на пятый день еле разобрала последние слова умирающей Тва, - Мама, мамочка так холодно, ма-ма.

     …
     Неделю Рики и Чив безучастно просидели на ветке шиповника, розовый свет приобрел оттенки и вязкость серой массы. Часто летали к своему дому, похоронившему их детей. Уже появились первые слетки, оберегаемые счастливыми родителями. Глядя на них Рики, тряхнув рано посветлевшей головкой, позвав Чива, снялась с ветки. Полетели к дому, в котором жил человек устроивший кормушку. Обследовав дом, нашли укромное местечко под крышей, и работа закипела.
На этот раз у них вывелось семеро птенцов: Цива, Цици, Цис, Цюр, Цита, Цык, Цина. Мамаша даже на секундочку боялась оставить свое потомство. В изнеможении они устраивались на ночлег рядом, утомленные заботами многочисленного семейства. Птенцы уже достаточно оперились, когда непонятная болезнь начала косить соседский молодняк. Как не оберегались, болезнь пришла к ним. Рики показала Чиву ягоды, которыми они выходили свое потомство, не уберегли лишь младшенькую Цину.

     …
     Незаметно подошло время слета, пора ставить молодое потомство на крыло. Помятуя о высоко расположенном гнезде, Рики заранее подобрала места для ночлега птенцов с неокрепшими крыльями. Чив лично контролировал каждого в полете, подсказывая как управлять в полете маховым, рулевым пером, как поймать поток воздуха. С умилением он смотрел на желторотых детей, наперебой делящихся своими первыми впечатлениями, в возбуждении трясущих крыльями, разгоняя кровь. Вспоминал свой первый полет. Рики, гордо оглядывая свое семейство, несла дозор, предупреждая об опасности низколетающих слетков. Поставив на крыло своих птенцов, заботливые родители обучали их житейским премудростям. Показывали места кормежек, растения и плоды, пригодные в пищу, барахтались с ними под веселый гомон в лужах. Рики подобрала всем убежище для близящейся зимовки рядом с родовым гнездом. Пищи было в достатке. Окрепший молодняк затевал игры в осеннем сквере, девчонки все пошли в мать и верховодили в молодежных хороводах. Ранним утром Цици, перелетая через дорогу, засмотрелась на носимый ветром, пожелтевший с красным оттенком лист, не успела достаточно подняться перед бешено мчащейся машиной. Обычно машины так быстро не ездят, эти две просто летели, первая зацепила Цици, отбросив под колеса следующей… Лишь облачко сереньких перышек, подхваченных ветром осталось от первой красавицы стаи.

     …
     Выпал первый снег, тонким слоем укрыв землю. Семейство сбившись в стаю с соседями, садилось на ранее примеченную полянку с Горцем птичьим. Сдувая крылышками, топя жаром своих тел снег, они добирались до растений, лакомились черными зернышками. Ударили первые морозы, и, как по волшебству, в кормушке каждое утро стал появляться корм. Рики и Чив объяснили детям, что это человек, который живет в их доме каждый вечер, когда они спят, пополняет кормушку. С усилением морозов улицы украсились разноцветными гирляндами. Как-то, подлетев к кормушке, они нашли ее пустой, перехватив то тут крошку, то там замерзшую ягоду, они кое-как перекусили. Вечером Рики вспомнила, что человек и в прошлом году не появлялся в такую пору две недели, ставшие самыми тяжелыми для них. Как и прежде, люди, проходящие мимо кормушки, не обращали на нее никакого внимания. Выпало много снега скрывшего остатки пищи, затем ударили сильные морозы, превратившие ягоды в камень. Поиск пропитания стал нелегким занятием. Приболел Цюр, не вылетел из соседней расщелины под карнизом, жалуясь на слабость. Чив принес ему найденную корочку хлеба, наказал не вылетать. К вечеру, вернувшись с семейством, они его не нашли как не искали, видимо, решив присоединиться к ним, он не рассчитал сил.

     …
     Поднявшийся ветер не задувал в их укрытие, но и клюва высунуть не давал. Отважный Чив кинулся в студеное месиво подхваченного ветром снега и принес веточку ранеток, затем другую, заботливо разделенные Рикой поровну между детьми. Кое-как дождались утра следующего дня, пурга не унималась, и Рики полетела на промысел с Чивом. К вечеру буря стихла, но Цис, украдкой летавший с Цыком за ранетками для сестренок, переохладился, к ночи совсем занемог. Той ночью поднялся невообразимый шум, люди с грохотом зажигали огни в небе, не гасили против обычного в окнах свет до утра, шумели, ходили по улице, не обращая внимания на мороз. Цису, под утро стало совсем худо, он с трудом подобравшись к летку, упал в низ, не взмахнув крыльями, в сугроб у дома.

     …
     Ночное веселье людей закончилось, на улицах, и у переполненных мусорных контейнеров валялось много корма. Через неделю мороз усилился настолько что, пролетев немного, крылья переставали слушаться, грудь леденела, а глаза закрывало поволокой. По пути к ближайшему дереву с ранетками негде было присесть, чтоб хоть чуть отогреться. К вечеру захворала Цита. Дождавшись утра, родители, наказав Ците не покидать гнезда, а Циве и Цыку не летать далее мусорных баков, где еще можно было поживиться, полетели к кусту шиповника за лечебной ягодой. Ягод почти не осталось, Чив быстро отломал одну и полетел к гнезду. Разломав он скормил ее Ците и подлетевшим брату с сестрой, Рика не возвращалась. Обеспокоенный, он, слегка обогревшись, кинулся к шиповнику, не найдя Рики, он с ягодой полетел обратно. Совершенно обессилевшая и окоченевшая супруга появилась к обеду с веткой лечебной рябины в клюве. Чив к вечеру заметил, отогревая супругу своим теплом, что она стала дышать с трудом, издавая при этом посторонние звуки. Цита поправилась, но Рики угасала на глазах, не помогали принесенные им ягоды рябины. Ночью он как можно ближе прижимался к дрожащей супруге пытаясь своим теплом отогреть ее. Под утро ее дрожь почти унялась, «пронесло»-, думал Чив собираясь за ягодой. Провожая его, Рики прижав к его груди горячую головку, прошептала: «Чив, я люблю тебя. Я счастлива что ты был рядом, ты самый прекрасный из всех воробьев в мире. Чив, любовь моя, наши дети такие хорошие, ты ведь сбережешь их, да Чив, и мы славно полетаем. Ведь так? Милый, Чив.» – Сказав что-то в ответ, пообещав быстро вернуться, воробей кинулся за спасительной рябиной. Вернувшись, он не нашел Рики в гнезде. Рядом с выемкой в рыхлом сугробе, куда упал умирающий Цис появилась еще одна. Чив все понял.

     …
     На следующий день утром в кормушке появился корм. Позвав детей, Чив покормил их и полетел к окну, за которым, он знал, находится тот человек. Сквозь щель в жалюзи была видна склонившаяся над столом фигура. Чиву хотелось кричать: «ну почему, почему, почему не появлялся так долго!..» – а он молча сидел и смотрел на него. Человек, словно услышав душевный крик, оторвался от бумаг и обратил свой задумчивый взгляд на него, глаза их встретились. Человек улыбнулся ему, словно извиняясь…

     Теперь каждое утро кормушка пополнялась, и семейство легко пережило остаток зимы. Весной у красавиц дочерей не было отбоя от ухажеров. Каждая выбрала себе достойную пару, Цык привел невесту из другой стаи, похожую на мать. Чив вместе со всеми кричал молодоженам: «Будет - так, будет – так», а вечером, нахохлившись в уединении, вспоминал Рики. Тоска раздирала сердце, от недостатка воздуха в теснимой груди он поминутно открывал клюв, не издавая звука.

     …
     Время свадеб прошло. Чив помогал молодым, выискивая материал для строительства гнезд. Сидел на ветке шиповника, слушал новости и всякий вздор, редко вставляя слово. Когда вывелись птенцы у его детей, он стал незаменимым поставщиком самых жирных гусениц. Первых слетков он сопровождал лично, зорко осматривая подступы. Внуки встали на крыло, пришло время учить разыскивать пропитание. Позанимавшись с многочисленным семейством Цыка и Цивы, он полетел к любимице Ците. Семейство расположилось в зарослях Горца птичьего, обдирая молодые побеги. Подлетая, Чив заметил подкрадывающегося и уже изготовившегося к прыжку кота. Кричать было поздно, Чив стрелой кинулся на хищника. Кот прыгнул и уже накрыл когтистыми лапами зазевавшуюся Циту, когда Чив на полной скорости врезался в его морду. Кот извернувшись лапой сбил его на землю, мгновенно прижал к земле. Рик еще успел различить взлетевшую Циту с семейством, как зубастая пасть приблизилась к вырывающейся жертве. Из с хрустом сминаемой груди вырвался последний крик:
 
     - Ри-ки! – и в угасающем сознании, - я сберег твоих детей Рики, я лечу к тебе любовь моя, Ри-ки…

Жизнь продолжается.


Тюмень 2018 март