Трагические мотивы Шатова, Кириллова, Петра Верховенского и Шигалева , как реки в море вливаются в главную тему романа «Бесы»- трагедию Ставрогина.
С презрительным равнодушием разговаривает он с Петром Верховенским, Кирилловым и Шатовым.
Марья Тимофеевна называет его самозванцем и гордо объявляет: «Я моего князя жена, не боюсь твоего ножа!»
После дуэли с Гагановым он с раздражением спрашивает своего секунданта Кириллова: «К чему мне переносить то, чего никто не переносит, напрашиваться на бремена, которых никто не может снести?» Кириллов отвечает: «Я думал, вы сами ищете бремени». – «Я ищу бремени?» – «Да». – «Вы... это видели?» – «Да». – «Это так заметно? – «Да». «Ставрогин имел очень озабоченный вид, был почти поражен».
Какая-то роковая раздвоенность Ставрогина. Сверхчеловеческая сила – и бессилие, жажда веры – и безверие.
Тема «бесов» проходит лейтмотивом через биографию Ставрогина. Ставрогин признается святителю, что страдает галлюцинациями и насмешливо спрашивает:
«А можно ль веровать в беса, не веруя совсем в Бога? – О, очень можно, сплошь и рядом, – поднял глаза Тихон и тоже улыбнулся».
Ставрогин по первоначальному замыслу преобразует Гадаринского бесноватого, в которого вошел легион бесов. Из него, как из зараженного источника, излился на Россию яд неверия.
На самом деле, Ставрогин — вовсе не герой, каким его воображают другие.
«Продемонстрировать себя» — вот главный резон его существования.
Он не развенчивает всеобщее мнение о своей геройской особости и скрытых талантах и старается поддерживать в людях это убеждение. Его «демонстрации» и те иллюзии о себе, которые пестует Ставрогин, приводят в конце концов к страшным последствиям.
Ставрогин не способен к совместной жизни с другими. Хотя и случаются минуты, которые требуют откровенности и сближения, но это страшит его. Он чувствует, что тем самым он разрушит себя. Поэтому он никогда не сокращает дистанцию. Ставрогин декларирует, что ему ни до чего нет дела.
Только эта непричастность позволяет ему хоть как-то сохранять душевное равновесие.
Он пребывает в состоянии отчаянных поисков себя.
Даже такой человек, как Пётр Верховенский, который совершенно не склонен к восторгам и являет собой пример дельца, думает о Ставрогине как о сиятельном царевиче. Даже этот жестокий человек хочет поклоняться чему-нибудь замечательному. Раньше Ставрогин поддерживал в нем впечатление о том, что он именно такой «царевич». Но тут вдруг прежние отношения начинают мучить Ставрогина. Он осаживает нахваливающего его Петра и отвергает его неумеренные восторги.
Снова повстречав Ставрогина, Кириллов и Шатов испытывают огромное потрясение. Они бережно хранили в своей душе светлый образ «героя». Они и сейчас рассчитывают на то, что он снова продемонстрирует им свои непревзойденные качества. В ответ на это лицо Николая искажается, и он бросает; «Почему все ждут от меня чего-то, чего от других не ждут?» То есть, он хочет сказать: «Тот Ставрогин, в которого вы верите, — не существует!»
Ставрогину нужна преданная сиделка — вроде Даши, сестры Шатова. Но даже и с этой «сиделкой» он не в состоянии выстроить отношений.
Ставрогине сам признается, что никогда не может «потерять рассудок». Но он ищет свою идентичность не в отношениях с другими, а в одиночестве.
Сострадать и сочувствовать, отдаваться чему-нибудь со всей душой, забывать про себя ради других и обрести в результате полноценное бытие — не вписывается в представления Ставрогина о себе.
В Ставрогине доминирует не сопричастность, а ее отсутствие. Для Ставрогина «другой» — это вечно «другой». Как он сам признается, «в России я ничем не связан — в ней мне всё также чужое, как и везде». В этом признании — суть его душевных проблем.
На все вопросы он вынужден отвечать отрицанием. Самоубийство Ставрогина — это самоотрицание, вызванное желанием избавиться от своего бытия.