На композицию Жана Мишеля Жарра "Ethnicolor I"
- Сезар ругал.
- Сезар прав.
- Жан!
Он утопал в синем кресле и синем дыму, качаясь на волнах под присмотром пришлого агента звукозаписи. Мутный экран у стены транслировал новости. Горел самолёт. Жан затянулся, кивнул, на затылке скрипнула складка кожаного воротника. Из вазы пахло карамелью.
- Что он смыслит?
- Он лучший.
- В п…
Жан отправил агента ни с чем, лишил настроения и надежды, не попросил отсрочку, а сам её всем навязал и встречал вечер, открывая конверт, доставленный чернокожим знающим курьером. Кислота пошла в язычные сосочки, под розовые слои, наполнила вены, мозг лаково истёк цветом, бранью тромбона и помноженным на триллион щёлканьем кастаньет. «Они все ноют», - он бормотал это и записывал ногтем в блокноте.
Он переслушивал черновики с тем же результатом сотни раз. Агент не торопил, просто тосковал, не понимал, что ему ещё не нравится. Жан собирал неблизких друзей, угощал их дарами курьера. Студия утопала в чипсовых крошках. Запах карамели впитался в оконные рамы, паркет, зеркала, в переборках и тяжёлом дереве дверей застряли ритмы и семплы, но Жан не давал добро на выход. Жена агента крЫла Жана за глаза всеми чертями. Гонорары висели.
- Они все ноют.
- И мы.
- Нет.
Жан обвёл ручкой то, что начертал в тот вечер ногтем. Он не хотел, чтобы под его музыку только откидывали головы, полоская в крови кислоту и героин, или хотя бы обсуждали новую модную выставку, хотя сам так делал, пока её писал.
- Там не хватает одного.
- Трека?
- Треков там дохрена. Не хватает звука. Всё доделано.
- Одного звука? Звука твою мать? И неделю ты морочишь мне голову?
- И ещё поморочу.
- Твою мать!
Он напоил агента ромом с черносливом и выпроводил. Нет, пусть они даже ноют и закидываются, и умно крутят во рту мнения про скульптуры и небоскрёбы. Но они должны вздрогнуть. Должен остаться альбом для коктейлей. Дать им поперхнуться. Блю кюрасао пойдёт носом и освежит холёное нутро, а безвкусной в общем рубашке придаст задорную голубую пятнистость.
Он переключал каналы. В них мелькали звуки, годные для хороших вещей. Он уже использовал речь разных людей, записал много стран, концентрировал их в виде отрезков и создал то, что могло распродаться. Но Сезар ругал не зря. Он знает, что такое душа и требовал души от музыки. Сезар даже звонил. Он сказал – какая душа без крови? Жан, у тебя что, кончилась для музыки кровь?
Жан переключал. Шлюха с оранжевыми губами объявляла мотогонки, пропитый лысый кабан обозначил сериал о сыщиках, реклама зубной пасты таила много фрейдистского, упал ещё один самолёт.
- Я нашёл. Приезжай.
Агент прибыл и с надеждой пялился в согнувшегося пополам Жана.
- Посреди их обдолбанных мозгов загорится экран и они увидят, как погибает что-то большое, прекрасное. Что-то вот так вскинет нос, видишь. Мне нужен звук этого.
- Тебе запись падения самолёта нужна?
- Я это сказал? Я про самолёт хоть слово сказал? Большое, прекрасное. У меня не про технопарк альбом. Вообще про всё.
- Ты хочешь, чтобы я понял?
- Образ понятный должен быть. Что в голову придёт – присылай сообщение. Я подумаю, как звучит, послушаю.
Жан не расслаблялся. Он взялся за работу. Сообщения пошли. Запись обрушения моста? Снос старой церкви? Слишком просто. Не технопарк. Не стройка. Кто из слушателей догадается, что рушится именно мост? Падающая секвойя. Да. Можно услышать, как ломаются кости у дерева, крошатся стопы.
- Да. Но от этого у меня в горле виски не встанет. Надо чтоб встало.
Самолёт упал в Софии. Потом у русских. Звук падающей бомбы? Мозги включатся, но это не большое, не красивое. И это уже было. Падающая бомба уже всем надоела.
Африканский говор. Он набирает номер.
- Готи? Охоту на слона в первую.
- У меня есть лучше.
- Охота на человека?
- Ты просил большое. Нет. Там слон. Слон в яме. Я приеду.
Агент приехал и открыл запись. Они врезали её прямо в начало, прямо в гудящий жаркий рассвет. Жан смотрел в одну точку. Вот и кровь, вот и кровь. Пусть Сезар послушает. И можно выпускать музыку на волю.