Ларс

Алла Жарикова
Эта дорога была самой длинной из всех, по которым им приходилось ходить вместе. Длиннее той,  когда они, заблудившись, пробирались через кусты и болото, согревая друг друга по ночам. И той, когда, задыхаясь от высоты и бега, преследовали в горах нарушителя.

  «Последняя  дорога Ларса», - подумал Георгий и почувствовал, что где-то внутри нарастает давящая на сердце тяжесть.

   Пёс шёл медленно. Подволакивая задние лапы, чиркал когтями по асфальту. Сделали своё дело холодные, сырые пограничные ночи. Выращенный в тёплой городской квартире, Ларс трудно привыкал к вольеру. Ночами мёрз и выл. Потом привык. Они оба тосковали друг без друга. Дома Георгию достаточно было ночью свесить руку с дивана, чтобы сразу ощутить под пальцами густую, тёплую шерсть овчарки. А позже, на границе, собака и человек торопили ночные часы и едва дожидались утра, чтобы встретиться снова, броситься навстречу и быть вместе. Вместе! До самого отбоя.

   Идут по дороге двое. Молодой, спортивный мужчина и старая собака. Тяжело ступают узловатые лапы.  «Как отросли за зиму когти, надо бы подпилить», -  подумал Георгий и осёкся, осмыслив нелепость  этой мысли.

   Когда подошли к железнодорожной насыпи, Георгий снял с себя шарф. Пропустив его под животом собаки и придерживая левой рукой за концы, а правой за ошейник, помог Ларсу перейти через насыпь. И снова медленно идут они по дороге. Иногда Ларс садится и отдыхает. Слабые лапы плохо держат тяжёлое тело и он сидит по щенячьи, завалившись набок. Широко расставив локти, тыкается носом в землю, нюхает весенние запахи.
 
   «Глухой, почти слепой, а чутьё не потерял», - Георгий вспомнил, как на дрессировочной площадке зарыли пять стеклянных цилиндров с тряпочками внутри. Эти тряпочки дали подержать ему и ещё четверым ребятам всего на одну минуту. Никто не знал, где чей цилиндр зарыт.  Ни одна собака тогда не нашла  «свою» вещь, а Ларс нашёл. Уже на границе он быстро  освоил розыскную службу,  и не было случая, чтобы не распутал след, каким бы хитроумным он ни был.
 
   Как командир части уговаривал Георгия остаться на сверхсрочную службу или оставить  на границе Ларса. И лестно было  парню, и заманчиво, да беспокоился за мать – жаловаться стала на боли в сердце, да и в институт хотелось поступить, мечтал об авиационном. Уехал и Ларса с собой забрал. Это же была его собака,  не могли они жить друг без друга.

   Перед  дверью ветеринарной лечебницы Ларс упёрся, не хотел идти внутрь. Георгий, придерживая дверь открытой, кричал: «Вперёд, Ларс, вперёд!» Подумал: «Чует он что ли?» Наконец пёс вошёл. Привычно прижался к левой ноге. Уже год как он стал совсем плохо видеть и  приучился таким образом, по движению ноги хозяина, ориентироваться в  незнакомом месте.

- Кто последний? – спросил Георгий.
- Я, - ответила старушка с пушистым котом на руках

   Георгий сел на скамейку, Ларс на пол рядом. Раньше Георгий ни за что не позволил бы собаке сидеть в ветлечебнице на голом полу, обязательно что-нибудь подстелил.Появился врач, обошёл присутствующих. Напротив Ларса остановился, тихо спросил

   - Усыплять? Подождите немного, а то у меня на столе щенок доберман, надо ему ушки купировать.

   Ушки…  Как тяжело  чумился маленький Ларс, как долго после болезни  у него не вставали ушки. Георгий, а тогда ещё просто Гошка, думал, что уже и не встанут, так и будут висеть лопухами. А они встали. Ларс… Чем же был он для Георгия? И первым большим горем в его, Гошкиной, безоблачной жизни, когда  врач осмотрел лежавшего пластом  больного  щенка и сказал: «Жить не будет».  Ошибся ветеринар, выходил Гошка  Ларса.  И первой большой радостью, такой, что слёзы на глаза навернулись, когда по возвращении с границы занял пёс  на ВДНХ первое место в выставке восточноевропейских овчарок. Тогда, пожимая Георгию руку, известный всем собаководам судья Мазовер сказал: «Спасибо, молодой человек,  порадовали старика. Давно я не встречал на выставках таких красавцев, как ваш». А Ларс, полный сил, гордо позировал фоторепортёрам. До сих пор его большой фотопортрет  висит в Центральном  клубе служебного собаководства. Сейчас никто и не признает былого победителя в этой старой овчарке с провисшей спиной и дрожащими лапами.Георгий  старался не смотреть в сторону Ларса, но глаза против его воли словно магнитом притягивало к собаке.  Ларс сидел, повернув тяжёлую, седую морду к окну, будто пытался там  разглядеть  нечто неведомое. Уголки его рта сложились в горькую, скорбную складку.

 - Ларс! – тихо позвал Георгий.
И пёс услышал, шевельнул ушами, переступил передними лапами, но не обернулся, не ткнулся как прежде носом в руку.

   Опять появился врач. Остановился, не глядя на Георгия, Опять заговорил тихо.
- Вы его проведите в кабинет, подержите, пока я укол сделаю и сразу уходите, меньше переживать будете.

   Георгий медлил. Вспомнилось  недовольное лицо жены, её  бесконечное ворчание по поводу собаки.  Наконец он поднялся со скамейки, встретился взглядом с ветеринаром. В глазах старого врача  была какая-то грусть и, как показалось Георгию, осуждение.

- Вы меня не так поняли, - хрипло произнёс он. – Я хочу сделать ему прививку против бешенства. Весна!

   Солнце ударило  Георгию в лицо, когда они с Ларсом  вышли из лечебницы. В большой луже купались голуби. Ларс потянул носом, прыгнул, вспугнул птиц и добродушно забрехал, махая хвостом.

- Балуй,  дурак  старый! – ласково прикрикнул Георгий  и засмеялся. На душе у него было радостно и легко.


     А. Жарикова.  «Московский комсомолец»   26.5.1978г.