Эта дорога была самой длинной из всех, по которым им приходилось ходить вместе. Длиннее той, когда они, заблудившись, пробирались через кусты и болото, согревая друг друга по ночам. И той, когда, задыхаясь от высоты и бега, преследовали в горах нарушителя.
«Последняя дорога Ларса», - подумал Георгий и почувствовал, что где-то внутри нарастает давящая на сердце тяжесть.
Пёс шёл медленно. Подволакивая задние лапы, чиркал когтями по асфальту. Сделали своё дело холодные, сырые пограничные ночи. Выращенный в тёплой городской квартире, Ларс трудно привыкал к вольеру. Ночами мёрз и выл. Потом привык. Они оба тосковали друг без друга. Дома Георгию достаточно было ночью свесить руку с дивана, чтобы сразу ощутить под пальцами густую, тёплую шерсть овчарки. А позже, на границе, собака и человек торопили ночные часы и едва дожидались утра, чтобы встретиться снова, броситься навстречу и быть вместе. Вместе! До самого отбоя.
Идут по дороге двое. Молодой, спортивный мужчина и старая собака. Тяжело ступают узловатые лапы. «Как отросли за зиму когти, надо бы подпилить», - подумал Георгий и осёкся, осмыслив нелепость этой мысли.
Когда подошли к железнодорожной насыпи, Георгий снял с себя шарф. Пропустив его под животом собаки и придерживая левой рукой за концы, а правой за ошейник, помог Ларсу перейти через насыпь. И снова медленно идут они по дороге. Иногда Ларс садится и отдыхает. Слабые лапы плохо держат тяжёлое тело и он сидит по щенячьи, завалившись набок. Широко расставив локти, тыкается носом в землю, нюхает весенние запахи.
«Глухой, почти слепой, а чутьё не потерял», - Георгий вспомнил, как на дрессировочной площадке зарыли пять стеклянных цилиндров с тряпочками внутри. Эти тряпочки дали подержать ему и ещё четверым ребятам всего на одну минуту. Никто не знал, где чей цилиндр зарыт. Ни одна собака тогда не нашла «свою» вещь, а Ларс нашёл. Уже на границе он быстро освоил розыскную службу, и не было случая, чтобы не распутал след, каким бы хитроумным он ни был.
Как командир части уговаривал Георгия остаться на сверхсрочную службу или оставить на границе Ларса. И лестно было парню, и заманчиво, да беспокоился за мать – жаловаться стала на боли в сердце, да и в институт хотелось поступить, мечтал об авиационном. Уехал и Ларса с собой забрал. Это же была его собака, не могли они жить друг без друга.
Перед дверью ветеринарной лечебницы Ларс упёрся, не хотел идти внутрь. Георгий, придерживая дверь открытой, кричал: «Вперёд, Ларс, вперёд!» Подумал: «Чует он что ли?» Наконец пёс вошёл. Привычно прижался к левой ноге. Уже год как он стал совсем плохо видеть и приучился таким образом, по движению ноги хозяина, ориентироваться в незнакомом месте.
- Кто последний? – спросил Георгий.
- Я, - ответила старушка с пушистым котом на руках
Георгий сел на скамейку, Ларс на пол рядом. Раньше Георгий ни за что не позволил бы собаке сидеть в ветлечебнице на голом полу, обязательно что-нибудь подстелил.Появился врач, обошёл присутствующих. Напротив Ларса остановился, тихо спросил
- Усыплять? Подождите немного, а то у меня на столе щенок доберман, надо ему ушки купировать.
Ушки… Как тяжело чумился маленький Ларс, как долго после болезни у него не вставали ушки. Георгий, а тогда ещё просто Гошка, думал, что уже и не встанут, так и будут висеть лопухами. А они встали. Ларс… Чем же был он для Георгия? И первым большим горем в его, Гошкиной, безоблачной жизни, когда врач осмотрел лежавшего пластом больного щенка и сказал: «Жить не будет». Ошибся ветеринар, выходил Гошка Ларса. И первой большой радостью, такой, что слёзы на глаза навернулись, когда по возвращении с границы занял пёс на ВДНХ первое место в выставке восточноевропейских овчарок. Тогда, пожимая Георгию руку, известный всем собаководам судья Мазовер сказал: «Спасибо, молодой человек, порадовали старика. Давно я не встречал на выставках таких красавцев, как ваш». А Ларс, полный сил, гордо позировал фоторепортёрам. До сих пор его большой фотопортрет висит в Центральном клубе служебного собаководства. Сейчас никто и не признает былого победителя в этой старой овчарке с провисшей спиной и дрожащими лапами.Георгий старался не смотреть в сторону Ларса, но глаза против его воли словно магнитом притягивало к собаке. Ларс сидел, повернув тяжёлую, седую морду к окну, будто пытался там разглядеть нечто неведомое. Уголки его рта сложились в горькую, скорбную складку.
- Ларс! – тихо позвал Георгий.
И пёс услышал, шевельнул ушами, переступил передними лапами, но не обернулся, не ткнулся как прежде носом в руку.
Опять появился врач. Остановился, не глядя на Георгия, Опять заговорил тихо.
- Вы его проведите в кабинет, подержите, пока я укол сделаю и сразу уходите, меньше переживать будете.
Георгий медлил. Вспомнилось недовольное лицо жены, её бесконечное ворчание по поводу собаки. Наконец он поднялся со скамейки, встретился взглядом с ветеринаром. В глазах старого врача была какая-то грусть и, как показалось Георгию, осуждение.
- Вы меня не так поняли, - хрипло произнёс он. – Я хочу сделать ему прививку против бешенства. Весна!
Солнце ударило Георгию в лицо, когда они с Ларсом вышли из лечебницы. В большой луже купались голуби. Ларс потянул носом, прыгнул, вспугнул птиц и добродушно забрехал, махая хвостом.
- Балуй, дурак старый! – ласково прикрикнул Георгий и засмеялся. На душе у него было радостно и легко.
А. Жарикова. «Московский комсомолец» 26.5.1978г.