За те три дня, что Жуан ехал в Париж, он буквально поседел. На голове выступили белые волосы, ведь разум был забит мыслями о мести и планах её осуществления. По прибытии в столицу, где ему ещё никогда не приходилось бывать, художник смог немного отвлечься. Он видел крупные французские города, но ни один из них в своём великолепии не мог сравниться с красавицей-столицей. Казалось, что для её постройки собрались светлейшие умы со всего мира, вложившие частичку своей души в архитектуру города. Их стараниями Париж стал крупнейшим европейским центром, где каждый, используя все доступные методы, пытался выбиться в люди. Город же, подобно хитрой кокетнице, давал шанс своим кавалерам, но лишь единицы добивались успеха. Да и что говорить о людях, когда здесь возвышались и рушились целые империи, обломки которых эхом отзывались в будущее.
Первым делом Жуан отправился на улицу Монмартр, где вечером должна была состояться выставка. Он постоянно оглядывался, пытаясь выловить глазами своего врага, но каждый раз оказывался бесполезным. Незнакомец всегда был на шаг впереди.
Толпа шла по своим делам, что невероятно бесило художника: ему казалось, что весь мир должен был сконцентрироваться на его проблемах. Как люди могут спокойно жить, зная, что во Франции орудует серийный убийца? Это было выше его понимания.
На улице было слишком людно для нынешнего душевного состояния Жуана. Ретируясь со своих позиций, он забежал в местный кабак, забитый людьми. Как и везде, люди пили беспробудно, словно с каждым опустошенным стаканом проблем становилось всё меньше. Все сидели по одиночке, никто не хотел, чтобы его грузили чужими невзгодами. Уважая это молчаливое правило, де Лакур присел за свободный столик и заказал стакан чистого бурбона, который он опустошил хлестким движением руки. Выпросив у стойки листок и чернила с пером, мужчина принялся что-то энергично писать, при этом не забывая просить доливать ему выпивки. Со временем начало создаваться впечатление, что ни у кого из присутствующих не осталось абсолютно никаких проблем — до утра они будут счастливы. Стены здания начали душить Жуана и он, подогреваемый бурбоном, пошёл прочь.
Солнце уже покинуло свои владения, дав Луне возможность поиграться с сознаниями людей. В Париже с его уютными улочками это воспринималось как сигнал для влюбленных, заполонявших вечерний город. Парочки неспешно гуляли, нежно держа руку в руке и строя безоблачные планы на совместное будущее. Исключением не стала и улица Монмартр, спокойствие на которой прервал шатающийся художник, направлявшийся на собственную выставку. В очередной раз де Лакур притягивал к себе взоры окружающих, которые словно отделяли его от себя этим зрительным барьером. Жуана не заботило опоздание на экспозицию, более того, мысленно оказавшись в личном аду из злобы и паранойи, он даже и не подумал о своей вине перед посетителями. Оглядываясь, мужчина начинал шататься ещё сильнее, а порою чуть ли не падал.
Кое-как художник смог дойти до роскошной галереи, где толпилось огромное количество людей. Каждый пытался протиснуться в это здание, где проходила выставка человека, покрытого тёмной пеленой загадочности, испачканной в крови. Сейчас же посетители, оставшиеся снаружи, были чем-то предельно взволнованны и застыли на своих местах, пытаясь уловить чью-то речь. «Четвертовать этого ублюдка!», «Он лишил меня дочери!», «Где этот трус?!» — короткие выкрики доносились из открытой двери галереи.
— Что там происходит, а? —спросил Жуан у какого-то слушателя.
— Мсье, неизвестный мужчина призывает людей к самосуду над художником. Говорит, что по вине этого человека погибла его дочь. Знаете, я бы разорвал этого молодого рисоваку в порошок за его злодеяния! Сколько горя, сколько боли он принёс людям!
— Заткнись! — Де Лакур протиснулся через своего собеседника, чтобы добраться до оратора.
Расталкивая любопытных посетителей, Жуан смог добраться до выступающего. Это был какой-то старичок из Лиона. Его глаза впали, чувствовалось, что у него не осталось желания жить, но боль потери давала ему сил исполнить своё последнее обязательство перед убитой дочерью — найти справедливости или же мести. Нередко для горюющих эти понятия тождественны.
— Я никого не убивал! Не убивал, слышите?! — на секунду в помещении воцарилась гробовая тишина.
— Да как ты смеешь?! Ты, проклятый убийца! Подходил к нам на своей выставке, лебезил! Высматривал жертву, да?! —мужчина лаял, словно раненый лев, на его глазах выступили слезы, — ты лишил меня смысла жизни, лишил её будущего! Так поплатись же за это! — мужчина достал заранее приготовленный нож и двинулся в сторону Жуана.
Художник начал пятиться, но кто-то из толпы вытолкнул его прямо на нападавшего. Де Лакур встал столбом. Вот и обещанный самосуд. Мысленно он сдался уже давно, был готов к смерти, надеясь, что сможет найти столь желанное успокоение.
Вот потенциальный убийца делает шаг навстречу, его глаза пылают праведным пламенем — он искренне убеждён в правильности своего решения. Вот он замахивается ножом, а Жуан по-прежнему стоит на месте. Внезапно раздаётся выстрел. Звон в ушах, неразбериха в толпе, где каждый пытается вырваться наружу. Давка, ужасная давка, крики, мольбы о помощи. В здание вбежал жандарм с пистолетом в руках. Тут же он подхватил под руку дезориентированного художника, который смотрел на труп человека, минуту назад желавшего его смерти.
Они уже далеко за пределами Монмартра, но и здесь люди были встревожены произошедшим — новости быстро распространяются. Жуан бездумно шагал со спасителем, потихоньку приходя в себя. Сделав глубокий вдох, де Лакур кинул на жандарма беглый взгляд. Это был он. <b>Он</b>. Удар по голове, темнота.
***
Руки Жуана были плотно связаны, художник мог лишь созерцать происходящее в этом заброшенном пыльном подвале. Мужчина, который совсем недавно явно, но всю сознательную жизнь скрытно, был его врагом, старательно вырезал на теле мертвой девушки цифру восемь. Упоение, скользившее в его движениях было очевидно.
— Что ты делаешь, отпусти её! — обессиленный де Лакур еле связывал слова в понятный текст.
— А, поздравляю вас, господин убийца, это ваша последняя жертва! — незнакомец принялся смеяться от всей души, — думаю, нам нужно прояснить несколько вещей.
— Иди к черту!
— Ну чего же ты так? Будь я на твоём месте, не хотел бы стать жертвой злодеяний человека, о котором ничего не знаю.
— Я тебя убью!
— Сомневаюсь. Я уже давно орудую у тебя под носом, но ты так ничего и не заметил. Размазня, слабак, тюфяк — всё это про тебя. Пытался спрятаться за маской хладнокровия, а не вышло — все твои эмоции вырвались наружу.
— Гори в аду!
— Я, Стефан Карьо, окажусь там намного позже тебя, поверь мне. Ох уж эта цифра, как много она для меня значит! — мужчина провёл рукой по свежему шраму на лбу девушки, — мы познакомились с ней восьмого числа, нам тогда было по восемь лет. Ещё через восемь лет появился твой отец, разъединивший нас. Юная девушка вышла замуж за старикана, чушь собачья! Она не могла его любить, ее заставили, а эта дура не захотела бороться за наше счастье!
— Заткнись! — мужчина сделал усилие, пытаясь вырвать руки из сети крепких канат.
— Как прикажете, господин де Лакур.
Несколько шагов в сторону Жуана, удар, снова темнота.
Он проснулся в полдень следующего дня, его руки были развязаны. Художника разбудили какие-то выкрики на улице. Осмотревшись, он в ужасе заметил, что на его коленях покоится свисающая голова мертвой девушки.
«Сейчас мы с ним разделаемся!» — доносилось снаружи. Людей явно подзадоривал какой-то человек, ведущий их за собой.
«Я видел его в моем старом подвале, ну же!»
Взяв какую-то чёрную доску, Жуан подполз к входной двери и принял выжидательную позицию. Смерть была уже близко, но ещё можно было кое-что сделать, чтобы найти хоть какое-то успокоение на том свете. Голоса приближалась, а в голове художника пронеслись лучшие моменты его жизни, которых было не так уж и много — сейчас он действительно пожалел, что прятался за непроницаемой маской равнодушия.
Семья. Я подвёл вас, ваша честь навсегда останется запятнанной из-за моей слабости.
Диана. Как она? Что с ней будет? Не убил ли он её?
А больше у него никого и не было, даже в последние минуты своей жизни он был одинок.
Скрежет двери прервал его размышления, кто-то упорно пытался провернуть ключ в заржавевшем замке. Несколько секунд и дверь поддалась. Жуан сидел на ступеньке лестницы, ведущей вверх, на свободу.
Над открытой дверью стоял Стефан, убийца его матери — человек, сломавший Жуану жизнь. Он схватил его за выцветшую рубаху, дернул на себя и через секунду мужчина кубарём покатился вниз. Захлопнув перед лицом толпы дверь, художник быстро просунул доску в засов. Так он сумел выиграть чуточку времени.
Карьо лежал на полу и стонал от боли, держась за руку, которая, видимо, была сломана. Под напором людей дверь шаталась в разные стороны.
— Ублюдок, тебе все равно конец! Ха-ха!
— Пусть так, зато в аду мы окажемся одновременно, — Жуан подходил к нему, подобно охотнику, шедшему добить раненого зверя.
— Когда я резал твою мать…
— Не смей! — первый удар прилетел в открытую челюсть Стефана. Щелчок, и кровь начала сочиться из подвешенного рта. Пострадавший начал что-то мямлить, но его речь невозможно было разобрать. Тем временем, упорство кровожадной толпы дало свои плоды и деревце, державшее дверь, начало трещать.
— Что ты там бормочешь? Ещё? Так я тебе дам ещё! Это тебе за мою мать! Это тебе за моего отца! Это тебе за мой род! Это тебе за Бернарда! Это тебе за все тех, кто погиб из-за тебя! — удары беспрерывно летели прямо в сломанную челюсть Карьо, лежавшего неподвижно. Кулаки Жуана покрылись кровью и ссадинами, но он не чувствовал боли, продолжая обрушивать на лицо град ударов.
— Это тебе за всех, за всех…
Обессиленный де Лакур лёг на землю рядом с трупом своего главного врага. Он сделал, что мог, теперь можно было умирать спокойно. Художнику не удалось насладиться покоем дольше минуты — визг лопающейся древесины, скрежет двери, ослепляющий солнечный свет, словно открывавший для него путь в небо, рев толпы, беспощадно вымещающей на нём всю свою злобу. Он не кричал, не выл — его душа уже была далеко отсюда…
Для следствия не составило труда признать Жуана виновным в убийстве девушки и связать это со всеми остальными убийствами. Убийца, невинный человек, вышедший на его след, и очередная жертва, разве дело могло быть проще? Весть о маньяке всколыхнула всю Францию. Многие бахвальствовали, что сразу разглядели в художнике что-то тёмное, но никто из этих «проницательных» людей и подумать не мог о невиновности Жуана. Другие же искали поддельника убийцы, ведь кто-то же спас его от смерти метким выстрелом.
Вскоре фамилия де Лакур стала нарицательной и быстро вошла в лексикон как слово, которым называют монстров и бессердечных людей. Некоторые лично посещали Моссе, чтобы увидеть, где и как жил известный убийца. Могилы родителей Жуана, которого усилиями городских властей просто напросто бросили в землю на пригородном кладбище, постоянно осквернялись. Крестьяне боролись с нападками как могли, до конца верили в невиновность своего маленького принца, в одночасье ставшего для всей Франции исчадием ада.
***
День до убийства
Путь до Парижа занял всего полтора часа. Выйдя из аэропорта, Фредерик, несмотря на ранний час и свою усталость, сразу же принялся за работу и начал поиски потомков художника. Его первой остановкой стал центральный городской архив. В приёмной лениво потягивалась молодая практикантка, явно недовольная появлением первого посетителя так рано.
— Полиция, — Кузо спешно вытащил свой значок, — мне требуются всевозможные документы по Жуану де Лакуру, девятнадцатый век. Ордер могу выслать по почте, если вам нужно.
— Да, но… — девушка явно была в замешательстве.
— Слушайте, я тоже не хотел тащиться к вам в такую рань, но я лишь делаю свою работу, чего требую и от вас! В случае неповиновения, я посчитаю, что вы мешаете следствию, и в участок мы поедем уже вместе, — следователь начал играть на самом ценном — человеческой свободе.
— Да, сейчас же. Прошу вас, простите мне мое замешательство! — девушка спешно удалилась за закрытую дверь, где хранились оригиналы всех документов. Там она провела около получаса, и, когда Фредерик уже был готов выть от нетерпения, вышла обратно с картонной коробкой в руках.
— Вот, держите, — девушка передала документацию прямо в руки следователя, — ещё что-то?
— Нет, спасибо.
Поставив коробку на ближайший стол, мужчина начал жадно рыться в её содержимом. Сухие сводки, документы, копии которых хранились у него дома, и какой-то листок, завалявшийся под основной массой вещей. Бумага полностью выцвела, а разобрать написанное на ней было практически невозможно без специальных приспособлений. Фредерик оставил коробку на столе и выбежал наружу.
Улицы были буквально оккупированы людьми, спешащими на работу. Следователь рванул в ближайший полицейский участок, надеясь получить помощь от столичных коллег.
«Нет, как я все это объясню? Наплевать, её жизнь важнее всего»
По пути он расталкивал прохожих, смотревших на него вслед, как на сумасшедшего. К счастью, местное отделение оказалось совсем недалеко. Через пятнадцать минут следователь уже ломился в двери убойного отдела, куда его упорно не хотел пропускать дежурный, успокоившийся лишь при виде значка. Парижские полицейские были ошарашены появлением коллеги из Канн, но пошли ему на помощь и без лишних разговоров выделили криминалиста, который сумел при помощи ультрафиолета проявить засохшие чернила. Фредерик впился глазами в еле видные буквы.
«История меня оправдает. По-другому не может быть.
Меня зовут Жуан де Лакур. Моя мать была убита когда я был ребёнком. С этого момента жизнь перевернулась с ног на голову. Я прошёл годы отлучения от дома, странствований по всей стране в попытках убежать от прошлого, но потерпел крах, как и любой другой.
Выкрав у одного знакомого художника картины, я выставлял их по Франции, выдавая за свои. Когда-то они вернутся к законному владельцу. Все, кроме одной, на которой был изображён благородный спаситель империи, мой кумир, генерал Дезе. Теперь это полотно принадлежит девушке, заставившей мое холодное сердце биться чаще.
Было тяжело скрывать свои настоящие эмоции, ту невыносимую душевную боль, переполнявшую меня, поэтому я просто надел маску абсолютного равнодушия.
После каждой моей выставки начали пропадать девушки. Сначала я не обращал на это внимания, думал, что нет никакой связи со мной. Я ошибался.
Неизвестный мне человек варварски разрушил столпы моего мира ещё давно, лишив жизни самого дорого для меня человека — матери. Сейчас же маньяк вернулся завершить начатое, очернить мой род. Он хочет осквернить память моих родителей, выставив меня убийцей.
Пишу это письмо в надежде, что кто-то прочтёт его и сможет понять меня. Всю жизнь мне приходилось бороться с самой судьбой, ополчившейся против меня. Я выбился из сил...
Чувствую, что скоро нить моей жизни будет перерезана, но я готов к этому — я встречаю смерть, как старого друга.
Желаю лишь одного — забрать убийцу мамы с собой, закончить всё это, лишь так у меня получится найти покой. Прощайте.»
Фредерик был ошарашен. Он получил разгадку дела всей своей жизни и смог найти месторасположение картины. Теперь всё дело было за Жоржем.
— Я знаю где этот чертов Дезе! Тебе нужно как можно скорее найти дом той девушки, Дианы де Борильи, — дыхание перехватывало из-за волнения, что приводило к сильной отдышке, мешавшей говорить.
— Фредерик, я уже нашёл его… Нашёл это место… Оно было сожжено за несколько дней до художника, все сгорело дотла, мне жаль…
— Что?! Нет, этого не может быть! — следователь упал на колени, — может, картина в одной из местных галерей, поищи, молю тебя!
— Мне жаль, — после этих слов Кузо выронил телефон из рук и рухнул на пол.
Его слезы падали прямо на кафель лаборатории, где его оставил в одиночестве криминалист. Надежда, полыхавшая в сердце Фредерика, погасла вместе с последним угольком дома де Тарильо. Судьба заранее предопределила исход этой истории.