Питерский соловей

Вячеслав Мандрик
 

  Кто из вас, дорогие мои, когда-нибудь видел вблизи поющего соловья?
 Уверен — один из ста тысяч. Птица эта осторожная, скрытная. Мне, прожившему в Ленинграде- Петербурге и в его пригородах более 60 лет и каждый год слушающего невидимого чуда-певца, всего лишь один раз посчастливилось присутствовать на его концерте, в трёх метрах стоя от него.

 Произошло это событие( по другому его не назвать) несколько лет назад, в самый пик белых ночей.
Я до сих пор помню этот незабываемый вечер.

 Пламенел закат. В белесом пустом небе одиноко блуждала луна в поисках пропавших звёзд. Я возвращался домой с огорода и когда шагнул под сумеречную сень  ветвей нашего парка, над моей головой оглушительно громко защёлкал соловей. От неожиданности я испуганно вздрогнул и остановился.
 Поднял голову и впервые увидел невзрачную,бурую, маленькую птаху. Выглядела она чуть больше обычного воробья.

 Невозможно было поверить, что из этой тоненькой шейки, что так ритмично и часто раздувалась, изливались мощные, словно усиленные невидимым рупором, звуки.
 Я простоял минут 20 как вкопанный, страшась пошевелиться. Застыл, поражённый обилием разнообразия звуков, мелодий, мелизмов, издаваемых крохотным горлышком.

  Передо мной играл целый оркестр в исполнении единственного музыканта. В нём звучали и скрипка, и флейта, и габой, и кастаньеты, и трещётки и даже армянский дудак, чьи рыдающие, плачущие нотки изливались из крохотного тельца, изнывающего от неутолённой страсти к прекрасной пернатой незнакомке.

  Если я раньше слышал пение соловья, то всегда невидимого и при том издалека и потому все нюансы его пения, приглушенные стыдливой интимностью признания в любви, ( оказывается, это свойственно не только нам, гомосапиенсам) остаются за гранью нашего слуха.

 Удивительно, но всегда после радостно звучащих коленц, свиста и трелей он издавал едва слышный, почти комариный писк, в котором звучала то ли обида, то ли жалоба на равнодушие своей будущей подруги.

 Что меня ещё больше поразило, так это его позы во время пения. Он то вытягивался в струнку, как бы собираясь взлететь, то в  экстазе трепетал крылышками, закрыв сизой плёнкой век свои чёрные бусинки глаз, то раздувался как шар, трепеща каждым пёрышком и вибрируя узеньким язычком, то просто задирал головку вверх и замолкал, словно прислушивался не летит ли его желанная.

  Во истину человеческие страсти проявлялись в этом крошечном комочке перьев. Я никогда не слышал знаменитого курского соловья, но уверен- наш питерский не хуже, тем более, что наш соловушка предпочитает не леса, а городские и пригородные парки. Поближе к людям. Почему? Это тайна наших пернатых певцов.