- Иван Федорович, укольчик, давайте, сделаем? Как спали?
- Плохо. Всю ночь ёжики на спине бегали.
- Ну, ничего, сейчас капельницу сниму с вас, сможете походить по коридорам.
Медсестры в центрах, где люди живут надеждой всегда очень улыбчивые, они же все понимают - «Радуйтесь сегодня, завтра может и не быть». Попадающий в онкологический центр уже обречен. Он знает, что внутри него живет «что-то», что убивает его в первый год своего зарождения или дает отсрочку на неопределенный срок. И каждый раз, как будто русская рулетка – выстрелит в голову или потянет до следующего хода. И ходишь, как будто простуженный, вдохнуть не можешь, осматриваешься, не целится ли кто.
Как будто «Чужой» Ридли Скотта пролез по катетеру и прирос, где мягче, теплее, уютнее. И живет он там, растет, развивается, а потом становится самостоятельным. Собой становится. И тут он начинает есть изнутри. Пожирать, что еще осталось в человеке цельного и живого. Он как будто пытается сбежать из тела, в которое сам когда-то проник. Его главная задача – спастись. Как будто бы в сговоре со смертью… И чем больше людей на земле болеют раком, тем больший процент от сделки получает «Чужой».
А может быть вовсе не чужой подписывает договор? Болезнь со смертью, а талантливый врач с жизнью? И каждый раз, чтобы соблюсти процентное соотношение людей во вселенной болезнь убивает человека, а врач спасает пациента?
В онкологических отделениях чувствуешь запах сжатого, сухого воздуха. Окна открывать запрещается. Иммунитет не выдержит. Поэтому больные дышат самими собой. Войдя в это помещение чувствуешь, что пахнет спиртом, хлоркой и самыми сильными наркотическими препаратами от которых больным легче. Не осознанно, но легче. Так они хотя бы чувствуют, что у них есть руки и ноги, тело…которое внутри полностью покрыто метастазами блуждающими по костям и крови.
У входа в отделение много икон. Свой иконостас. И не сразу понимаешь, что пришел не на исповедь за советом. Здесь советы уже не помогают. Каждый кто смог уйти из больницы на своих ногах оставляют подарок - Казанская божья матерь, Пантелеймон целитель, Николай угодник, Матушка Матрона… это те, кто выставлен среди цветов подаренных медсестрам и старых, потертых простыней, которые уже несколько дней лежат на полке и ждут, когда же их наконец отнесут в прачечную.
Люди верят. Мне кажется, я больше нигде не видела места, где люди действительно так искренне боятся друг друга потерять. Нет, это не тот романтический страх на вокзальных перронах, этот страх осознанней, он острее. Это когда прощаешься вечером и понимаешь, что утром можешь забирать тело из морга. И каждый день может быть последним. Каждый укол сделанный в вену может оказаться лишь плацебо, которое вернет тебя в состояние, когда ты сможешь глотать, чуть лучше дышать и даже смотреть на неяркое весеннее солнце не щурясь. Когда ты болен – жизнь прекращает свой путь со смыслом. Болезнь убивает этот смысл.