Больной Ч., 57 лет. Неоднократно обращался в разные медицинские учреждения республики и Москвы, жаловался на приступы, возникающие в области печени. В Москве были проведены все виды инвазивных методов исследования, в том числе эхография, а заключение признавало отсутствие желчного пузыря. Больной вернулся домой, через несколько дней приступы повторились, и его опять госпитализировали в хирургию Республиканской больницы. Наконец, было решено отправить больного к нам на консультацию. При детальном эхографическом обследовании в положении на левом боку, интеркостально, был обнаружен желчный пузырь, расположенный внутрипеченочно, с рубцово-деформированными стенками и еле заметными тенями от невидимых из-за рубцовых стенок камней. Предложено оперативное вмешательство.
Через два часа звонит мне из Кишинева профессор П.Ф. Бытка и говорит:
– Доктор Пену, если бы я лично не сделал ему лапароскопию и не убедился, что желчный пузырь на самом деле отсутствует, что подтвердили и в Москве, то, может быть, я бы тебе и поверил. На что я ответил:
– Уважаемый Павел Федорович, насколько я информирован, еще не было случая, чтобы мои заключения на вашем операционном столе не подтверждались, так что поверьте и на этот раз и спокойно оперируйте.
Оперировали профессор П. Бытка и зав. отделением Г. Брынза. Мое заключение полностью подтвердилось. После выздоровления известный председатель колхоза, орденоносец приехал ко мне и поблагодарил, а потом активный цыган поехал в Москву и там устроил скандал. Московские коллеги позвонили мне и поинтересовались, как я обнаружил внутрипеченочно этот злополучный желчный пузырь, да еще с камнями?!
Больной Б., 62 года. Неоднократно лечился в РКБ по поводу тупых болей в правой поясничной области. Проводимые инвазивные исследования, в том числе эхография, свидетельствовали об отсутствии правой почки. При обследовании в нашем отделении (на чем больной неоднократно настаивал, а администрация РКБ и МЗ МССР отказывали, мотивируя тем, что в РКБ есть аппаратура и специалисты) была выявлена правая почка больших размеров, деформированная, с неровными, прерывистыми, бугристыми конту¬рами, структура почки разной эхогенности. Почка на водную нагрузку не реагировала. Наше заключение – опухоль правой почки, рекомендована нефрэктомия. Оперироваться в РКБ или в Онкоинсти-туте больной отказался и поехал самостоятельно в Москву. По приезде из Москвы звонит и говорит:
– Аурел Юрьевич, а ведь в Москве у меня почку не нашли, а вы давали гарантию, что она есть, да еще настаивали, что надо удалять. Выходит, и у вас ошибочка вышла.
Я предложил ему приехать ко мне на повторное обследование. А по поводу ошибок ответил:
– Я никогда не говорил, что не ошибаюсь; я говорил, что не имею права ошибиться, а это две большие разницы.
При повторном обследовании мое заключение осталось прежним, я твердо сказал:
– Если вы хотите жить, возвращайтесь в Москву, но в клинику, куда я вас направлю.
Операция была успешно проведена профессором А.Каргиным в 7-й клинической больнице. А мой больной без собственноручного подтверждения московского профессора, что я был прав, не хотел уезжать из Москвы.
Больная Е., 38 лет. Очень красивая, статная, бюст, как у актрисы из фильма «Королева Шантеклера». Приехала на обследование в сопровождении доцента кафедры хирургии А. Дубина. Не стану скрывать: увидев ее, я на время потерял дар речи – так она была хороша. Но, повернув зонд в проекции правой доли печени, я глубоко расстроился. Там я нашел большую, занимающую всю долю печени кавернозную гемангиому. Верхняя капсула гемангиомы была настолько тонкой, что могла в любой момент прорваться, что грозило профузным внутренним кровотечением и смертью. Я показал доценту А.Я. Дубину изображение на мониторе, а потом в своем кабинете сказал ему: «Помогите ей и отправьте куда-нибудь. Это божье создание должно жить, эта же сама красота человеческого рода». Потом я узнал, что доцент ничего не понял из показанного ему на мониторе прибора, так как отвел больную на лапароскопию в Онкологический институт. А там д.м.н. Коваль после лапароскопии сказал: «То, что написали в Хынчештах, – это бред. Ваша брюшная полость и органы чисты. Идите и живите».
К великому сожалению, об этой ненужной лапароскопии (сосудистая опухоль была расположена внутри печени, а в таких случаях лапароскопия беспомощна) я случайно узнал от того же доцента А. Дубина, который привел ко мне на консультацию другого больного. Я поинтересовался:
– Какова судьба той красивой женщины? Как вы ей помогли?
– Да никак, – ответил Дубин. – После тебя поехал к Ковалю в Онкоинститут, на лапароскопии он отверг твое заключение, и она уехала в Оргеев.
– Вы оба дураки, - сказал я, не сдержавшись. – Эта женщина погибает, и ее смерть будет на вашей совести.
Уже не помню по каким каналам, но я нашел эту женщину и пригласил на повторное обследование. Это было спустя 4 месяца. При исследовании пришел в ужас – сосудистая опухоль проросла и в левую долю печени. И никто ее спасти уже не смог, хотя отвезли куда-то в Украину к специалисту по гемангиомам. Спустя некоторое время я узнал, что эта женщина умерла, и провожал ее в последний путь весь Оргеев.
Не помню уже за что, но как-то наградили меня бесплатной путевкой по Волге. Во время обеда за мой стол в ресторане села пара. Мужчина был мне знаком – д.м.н. Коваль из Онкоинститута. Он говорил много некрасивых слов пациентам в мой адрес, но в лицо меня не знал. Ну а дама, как я понял, – врач из этого же института. Не поздоровавшись, они сели и за столом продолжали начатую, по-видимому, раньше беседу. И вдруг слышу:
– За свою лапароскопическую деятельность мне пришлось попортить много фигур, но та, что испортил несколько месяцев назад, мне по сей день не дает покоя. Как вспоминаю, в дрожь бросает.
– Ну раз вы были в таком восторге от ее фигуры, зачем пошли на лапароскопию? – спросила спутница.
– Как не пойти, если она пришла со страшным заключением от доктора Пену из Хынчешть, который смотрит в какой-то телевизор и пишет разную чепуху. А при детальном лапароскопическом исследовании все оказалось чисто.
– Вы меня извините, что вмешиваюсь в разговор, но хочу сообщить, что доктор Пену – это я. И то, что я тогда увидел на мониторе ультразвукового прибора (а не по телевизору), было не чепухой, как вы соизволили назвать, а большой сосудистой опухолью кавернозного типа, расположенной в глубине правой доли печени, на лапароскопии она не видна. Так вот, по вашей вине больная была пропущена, опухоль малигнизировала, и, к великому сожалению, эта женщина уже умерла. Извините, мне неприятно сидеть вместе с вами за одним столом.
Встал и ушел.
Больная Г., 32 года. Высокая, статная, красивая женщина. Оказалось, что мы даже встречались у наших общих друзей. Она была направлена гинекологом. На эхографии – матка и придатки без серьезных изменений. Шейка матки деформирована, с небольшими низкоэхогенными очагами, цервикальный канал зиял (картина рака шейки матки). В Онкоинституте диагноз был отвергнут.
Почти каждое утро, идя на работу, я встречал ее в одном и том же месте. Однажды я поинтересовался, как ее дела, что сказали в Кишиневе. Она с красивой улыбкой ответила:
– У меня все в порядке. А то, что сказали там о вашем диагнозе и вас, мне просто неудобно повторить.
– Галя, к таким высказываниям я уже привык, но потом оказы¬вается, что я был прав. Рад, что у тебя все нормально, но запомни: твой случай – один из тех, где я очень бы хотел ошибиться.
Спустя несколько месяцев я перестал встречать по утрам эту красивую женщину. С метастазами в спинном мозге она мучительно умирала.
Больной С., 21 год. Был госпитализирован в больницу 4-го управления Кишинева с приступом почечной колики. При обследовании выявлен врожденный гидронефроз левой почки в терминальной стадии, рекомендовано удаление почки. Его соседом по койке оказался мой бывший пациент, он же посоветовал парню перед тем, как согласиться на удаление почки, проконсультироваться у доктора Пену из Хынчешть. При обследовании нами был установлен гидро¬нефроз III стадии по предложенной мной эхографической классификации гидронефрозов. Выявлена узкая зона паренхимы шириной 5 мм. Было предложено сохранить почку – произвести реконструктивную операцию – пластику лохано-мочеточникового сегмента в Киеве, где по моим заключениям было сделано несколько удачных операций. Операция прошла успешно, и через девять месяцев функция оперированной почки восстановилась на 93%.
Спустя много лет в мой кабинет, уже в конце рабочего дня, зашел молодой высокий мужчина и попросил, чтобы я его проконсуль¬тировал. Я был настолько уставшим, что предложил приехать в другой день, и лучше с утра. Вдруг мужчина говорит:
– Аурел Юрьевич, я знаю, что вы больной, и видно, что сильно устали, но я вот уже 17 лет живу с «вашей» почкой и, будучи в Молдавии, решил зайти к вам, чтобы взглянули на эту почку.
Эти слова меня заинтриговали, и я пошутил:
– Насколько помню, я никому не дарил свою почку, тем более что они у меня больные, с кистами и камнями!
Оказалось, что этому мужчине я когда-то порекомендовал не удалять больную гидронефротическую почку, а сделать реконструктивную операцию и сохранить ее. Через три года после операции он попал в автоаварию, получил множественные разрывы печени и, по иронии судьбы, отрыв правой, здоровой почки, сейчас живет благодаря той спасенной мной почке.
Больной А., 52 года. В течение длительного времени жаловался на повышение температуры тела, чаще по вечерам, тупые боли в области печени, расстройство стула, озноб, сильную потливость и слабость. В Республиканской больнице и Республиканском диагности¬ческом центре проходил всевозможные исследования, после которых выставлялись самые различные диагнозы, соответственно лечился почти во всех отделениях Республиканской больницы, применяя самые дорогостоящие и дефицитные препараты, но без результата. Из хирургического отделения, руководимого профессором Хотиняну, по договоренности направлялся в Москву. Перед отъездом кто-то ему посоветовал обследоваться сначала у доктора Пену. При детальном эхографическом исследовании был установлен диагноз: хронический холангит в обострении. Рекомендовано лечь в гепатологию и лечиться методом зондирования с последующим внедрением в холедох препа¬ратов против выявленной флоры. Первые два зондирования дали отрицательные результаты, что поставило под сомнение наше заключение. Мне пришлось позвонить профессору В.А. Думбраве и попросить продолжить зондирование. Во время третьего зондирования в третьей порции были выявлены хламиды и другая флора. После лечения методом зондирования больной полностью выздоровел. Но, к сожалению, до того, как попасть к нам, за год мытарств по разным отделениям и больницам, в результате затрат на исследования и неадекватное лечение превратился из успешного бизнесмена в голого. Его колоритный рассказ о поведении некоторых медицинских работников послужил бы хорошим сюжетом для документального фильма.
Больной Г., 44 года. Как-то позвонил мой коллега по курсу Э. Сербин, заведующий отделением реанимации в 3-й городской больнице, и попросил проконсультировать его родственника, который лежал в Республиканской инфекционной больнице, а до того в двух отделениях хирургии. Были произведены все инвазивные исследо¬вания, вплоть до лапароскопии, но причину желтухи не установили. При детальном эхографическом исследовании печень и желчный пузырь оказались без особых изменений. Поджелудочная железа нормальных размеров, паренхима мелко- и крупноочагово уплотнена. С наружной поверхности головки железы в сторону внепеченочных протоков шла широкая слабоэхогенная полоса с неровными контурами, прорастающая в общежелчный проток, внутрипеченочные, особенно левые, протоки были неравномерно расширены. Наше заключение: аденокарцинома поджелудочной железы с переходом на внепеченочные желчные протоки, механическая желтуха. Больной был отвезен в Киев к академику Шалимову. Во время лапаротомии и ревизии описанной нами области академик Шалимов спросил моего коллегу: «Кто поставил этот диагноз?» Савин ответил: «Мой коллега из районного центра, доктор Пену» – «Передайте вашему коллеге, что я очень хотел бы иметь его в нашем центре».
Больная Е., 26 лет. Скорая помощь доставила ее в 3-ю городскую больницу. На лапароскопии острое гинекологическое заболевание было исключено. Больную перевели в хирургическое отделение, провели ирригоскопию и повторно лапароскопию. Отклонений от нормы не обнаружено. Больная продолжает жаловаться на тупые боли в левой половине брюшной стенки. По просьбе профессора К. Цыбырнэ была обследована нами. На эхографии печень, желчный пузырь, поджелудочная железа, селезенка, почки и органы малого таза без особых изменений. В углу перехода поперечной ободочной кишки в нисходящую ободочную кишку выявлено опухолевидное слабоэхогенное образование, выпирающее из наружной стенки кишки, наличие «симптома поражения полого органа». Наше заключение – аденокарцинома кишечника. При оперативном вмеша¬тельстве была произведена резекция кишечника. И при гистоло¬гическом исследовании – аденокарцинома кишечника.
После подтверждения диагноза профессор Цыбырнэ меня спросил: – Скажи, как ты это смог увидеть? Своим заключением ты аннулировал работу многих специалистов. Открой мне секрет. Я ответил: – Секрета нет, есть любимая работа, которой полностью отдаюсь.
Больной Г., 37 лет. Неоднократно, с разными диагнозами лечился в хирургическом и терапевтическом отделениях г. Комрата, однако безрезультатно. По его инициативе был привезен к нам на обследование. В проекции илеоцекального угла были выявлены большой, с неровными контурами конгломерат как результат прикрытой перфорации аппендикулярного отростка, признаки развивающейся непроходимости. Рекомендовано срочное оперативное вмешательство. Его жену я попросил, чтобы вечером позвонила мне и сказала о принятых мерах, однако звонка не последовало. В воскресенье утром я сам позвонил в хирургическое отделение Комратской больницы и случайно попал на жену пациента. На мой вопрос, почему не позвонила, она ответила, что сначала больного положили в терапевтическое отделение и лишь ночью перевели в хирургию. Я попросил пригласить к телефону дежурного хирурга, представился и сказал, что надо срочно собрать бригаду и прооперировать больного, он умирает.
– Кстати, – сказал я, – вам придется много работать, вплоть до выведения претернатуралиса (искусственный задний проход). А вечером позвоните мне в Котовск и расскажите о результатах оперативного вмешательства.
Хирург позвонил и сказал, что мое заключение полностью подтвердилось.
Аналогичный случай произошел с 76-летней старушкой, тоже из Комрата. При обследовании в илеоцекальном углу был выявлен больших размеров ограниченный аппендикулярный абсцесс. Хотя больную еще два дня «мариновали» в терапевтическом отделении, но после моего внушительного настояния на оперативном вмешательстве все же прооперировали. Наше заключение полностью подтвердилось.
Больная Е., 62 года. Ночью поступила в хирургическое отделение с сильным приступом почечной колики. На второй день при эхографическом исследовании в лоханке правой почки были выявлены большой уратный камень 4х6 см и мелкие камни. В связи с тем, что наш уролог находился в отпуске, больная была направлена в урологическое отделение Республиканской больницы, где после рентгенологического исследования, которое не выявило камень, была выписана домой. Ее попросили передать тому врачу, который поставил этот диагноз, чтобы не писал диагнозы «с потолка». Кроме того, на занятии по урорентгенологии доцент Рознерица, не зная, что в этой группе учится моя старшая дочка Анжела, обозвал меня шарлатаном и другими нелестными словами.
По возвращении из отпуска нашего блестящего уролога Я.Л. Калихмана больная была прооперирована, и этот большой камень был ей подарен. Женщина завернула камень в платочек и грозилась, что после выписки поедет в Кишинев, чтобы встретиться с врачом и стукнуть его этим камнем по голове. Мы объяснили, что этого делать нельзя, так как ее камень на рентгене не виден, а о возможностях ультразвукового исследования этот врач еще не знал.
– Хорошо, – говорит бабушка, – но почему он вас оскорбил?
– Ну это из области воспитания, – ответил я. – Не беспокойтесь, я разберусь с ним, причем в вашем присутствии.
Я поехал к заведующему кафедрой рентгенологии и попросил пригласить доцента Рознерицу. Однако его на месте не оказалось – поехал оформлять документы для поездки в Японию. «В таком случае, – сказал я, – передайте, что его завтра ждут в Хынчештах, в противном случае Японию ему не видать». На второй день коридоры нашего диагностического центра были заполнены больными до предела, но среди ожидавших я заметил Рознерицу. Пригласил его в кабинет, а затем попросил вместе пройти в хирургическое отделение. Зашли в палату, где лежала прооперированная женщина. Я спросил ее:
– Этот доктор выражался некрасиво в мой адрес?
Женщина подтвердила и начала ругаться. Я успокоил ее и сказал, что он за все извинился, а вот камень, который уролог извлек из почки, он хочет видеть. Бабушка развязала платок и протянула камень. Доцент Рознерица покрутил его в руке и попросил показать место, где сделали операцию:
– Ах ты, антихрист, не веришь, что это мой камень? Я объяснил, что доктор верно поступил: он должен убедиться, что она действительно прооперирована.
По дороге мы оба молчали, а в кабинете я ему рассказал о преиму¬ществе эхографии перед рентгенологией в диагностике мелких и мягких камней, особенно уратов и фосфатов, которые из-за низкой плотности пропускают рентгеновские лучи. Я принял его извинения, и расстались мы мирно. А я остался удовлетворен, что доказал свою правоту и поставил на место еще одного нарушителя моего стиля и метода врачевания.
Больная А., 35 лет. Была обследована в Республиканской больнице, где установили диагноз – киста хвоста поджелудочной железы. Почему-то на операцию она решила ехать в Киев, хотя наши хирурги блестяще оперируют. При обследовании в нашем отделении был выявлен большой дивертикул в области дна желудка, заполненный остатками вчерашней пищи. После промывания желудка дивертикул от содержимого освободился и «киста» хвоста подже¬лудочной железы исчезла. Позже больная была прооперирована в Кишиневе профессором Чикала.
Больная И., 37 лет. Приехала на обследование по поводу болей в области желудка. При эхографическом исследовании нами был установлен диагноз – декомпенсированный цирроз печени, диффузный эдематозный гастрит (присутствовал «симптом поражения полого органа», стенки значительно утолщены, анэхогенны, просвет узкий, суженный). Больная сказала, что несколько дней тому назад ее обследовали в Онкологической поликлинике, и на фиброгастроскопии был установлен рак желудка, тотальное поражение. И уже на следующий день ее должны были положить для тотального удаления желудка. Пришлось позвонить коллеге, чтобы мне прочитали заключение цитологии. Из его ответа я так и не понял, какие патологические клетки нашли. Я убедительно попросил передать консультирующему врачу, что у больной нет рака желудка. По моей просьбе она была госпитализирована в Онкоинститут, и при повторном исследовании диагноз рака желудка был снят.
Больная А., 28 лет, медсестра. При обследовании молочных желез в Онкоинституте был установлен диагноз – рак правой молочной железы III стадии. Рекомендована мамэктомия. При исследовании в нашем отделении диагноз оказался другим: кистозная мастопатия правой молочной железы с перефокальным воспалением кист и млечных протоков. Заключение при гистологическом исследовании подтвердилось. После соответствующего противовоспалительного лечения боли исчезли, осталась чистая картина кистозной мастопатии.
Однажды в кабинет зашла гагаузская семья (муж, жена, их родители, бабушка и дедушка). Их, особенно пожилых, имевших уже 11 внуков и правнуков, волновало отсутствие детей у младшего сына, которых ждали с нетерпением уже три года. Обследовав невестку, я нашел поликистоз обоих яичников, оказывается, леченный в Кишиневе, Киеве, Москве и Ленинграде. Также у нее был выявлен порок сердца – недостаточность митрального клапана. Исключив активность ревматического процесса, я предложил ей оперативное вмешательство – клиновидное иссечение яичников. После операции назначил противо¬ревматическое и противовоспалительное (вагинально и ректально) лечение для органов малого таза с одновременной биологической стимуляцией желез внутренней секреции.
Через четыре месяца опять появилось все семейство. Говорят, что результатов нет: менструация отсутствует (и раньше цикл был нарушен). При обследовании была выявлена нормальная восьми¬недельная беременность. Я сказал женщине:
– Менструацию не стоит ждать, вы беременная. Не могу передать, что творилось в моем кабинете и приемной!
Во время беременности пришлось несколько раз проводить коррекцию сердечной деятельности. По договоренности с профессором Людмилой Антоновной Яцко женщина для родоразрешения заранее была госпитализирована в Республиканский центр охраны материнства и детства, где благополучно родила ребенка.
Буквально на днях в кабинет опять заходит гагаузская семья – папа, мама и девочка. Лицо мамы показалось мне знакомым. Я не успел уточнить, как она заговорила:
- Аурел Юрьевич, 12 лет тому назад после нескольких лет мытарств по разным клиникам и бабкам я обследовалась и лечилась у вас, после чего у нас появилась дочка. Мы вам бесконечно благодарны. Была и вторая беременность, но кончилась выкидышем. Мы просим вас обследовать нашу дочку, как вы умеете, а то она имеет много диагнозов и лечили везде.
Я поинтересовался, почему они не сразу привезли девочку на обследование ко мне, тем более что я помог ей появиться на свет?
– А нам сказали, что вы уехали в Америку и умерли во время операции на сердце. Неделю назад узнали, что это не так, и сразу позвонили, чтоб вы приняли нас.
После комплексного обследования оказалось, что у девочки нет ничего серьезного и в лечении она не нуждается.
Беременная М., 30 лет. Женщина долго лечилась от бесплодия, и, наконец, казалось, счастье улыбнулось – забеременела. При эхографическом обследовании в сроке 14 недель была выявлена выраженная гидроцефалия, в связи с чем было предложено прервать беременность. Пациентка ушла от меня озадаченная и пришла на повторное обследование лишь перед родами, в сроке 36-37 недель. Головка плода представляла круглый шар, заполненный жидкостью, структуры мозга полностью отсутствовали. На вопрос, почему она не прервала беременность в 14 недель, она ответила, что лечилась травами у бабок и знает, что ребенок родится нормальный.
– Да, теперь вы его обязательно родите, но потом будете очень жалеть, что не послушались меня.
Месяца через четыре заходит ко мне в кабинет молодая женщина с ребенком на руках и говорит:
– Нас послал невропатолог на исследование мозга. Помните, вы говорили, что у меня родится ненормальная дочь? А вы посмотрите, какая она.
Я внимательно посмотрел и сказал:
– Неужели вы не видите, что ваша дочь слепая, глухая и не может держать головку? Вместо мозгов – одна вода. Она может жить долго, ну а вы будете мучиться и просить у Бога ее смерти.
Больной А., 34 года. В последние годы стал ощущать сильные тупые боли в мошонке. Обследовался и лечился во многих клиниках Кишинева и Москвы, но безрезультатно. При эхографическом обследовании была выявлена врожденная патология – двухстороннее кистозное расширение вен семенных канатиков и вен придатков. Было предложено оперативное вмешательство. Поочередно в два этапа был прооперирован профессором М.Р. Бырсаном. Боли исчезли. В настоящее время занимает большой пост и при возникновении проблем со здоровьем мог бы обследоваться где угодно, но всякий раз за советом приезжает ко мне. И мне приятно.
В своей врачебной деятельности я много экспериментировал, но не переходя грани разумного. Я мог это делать, ибо имел большое преимущество перед коллегами: я сам исследовал и мог распознать глубину органических или функциональных нарушений, мог наблюдать за динамикой изменений вследствие назначенной фармакологической коррекции. Это позволяло достичь положи¬тельных результатов и в кажущихся безнадежными случаях. А таких было много.
Один из них – с моей матерью, когда на фоне обширного кровоизлияния мозга развился гнойный менингит. Заключение ведущих невропатологов не оставляло надежд на спасение. Хотя она принимала антибиотики внутривенно, температура держалась в пределах 39-40°. Я знал о новом, очень сильном синтетическом антибиотике – цепорине, который тогда, к сожалению, в свободной продаже отсутствовал. Через министра К.А. Драганюка я достал цепорин на один курс – 7 дней. Попросил невропатолога Майю Никифоровну сделать пункцию спинного мозга и ввести препарат, но она отказалась из соображений, что толка от этого не будет, мать все равно умирает. Тогда я обратился к другому невропатологу, Евгении Семеновне Валабуевой, работавшей на полставки, и дал расписку об освобождении от ответственности за исход. При пункции спинного мозга в шприце оказалась гнойная жидкость. Только при седьмой пункции с введением цепорина была получена стерильная спинная жидкость. Температура стала нормальной, мать пришла в себя и заговорила. С момента отказа лечащего врача произвести пункцию я отказался от ее услуг и стал лечить мать самостоятельно. Я применял современные препараты, позволявшие произвести адекватную коррекцию А/Д, для рассасывания кровоизлияния, улучшения памяти, стимуляции иннервации и другие в дозах, превышающих допустимые в 2-3 раза. В связи с этим врачи отделения говорили, что я экспериментирую на своей матери. Да, я экспериментировал, но это вернуло маму к нормальной жизни еще на 10 лет. Потом, к сожалению, кровоизлияние повторилось. И снова я вывел ее из паралича, но осложнения после заболевания гриппом обрекли ее на трехлетние мучения.
Меня попросили проконсультировать по поводу заболевания почек двух представителей ЦК КПСС, находящихся в Молдове с проверкой. Из Молдовы они следовали в Трускавец на лечение. Действительно, у обоих в почках были мелкие камни и соли в большом количестве. Я посоветовал, чтобы в Трускавце они принимали и широко используемые при лечения мочекислого диатеза капли цистенала и пасту фитолизина (препараты растительного происхождения). Но один из них сказал:
– Зачем мне эти лекарства, если в Трускавце такая вода, которая из почек все вымывает?
– Правильно, – подтвердил я, – однако вода вымывает то, что лежит свободно, а камни, особенно оксалаты (твердые камни), не разрушает. Поверьте, я говорю из своих наблюдений.
Второй пациент согласился следовать моему совету. Я расписал, как нужно принимать лекарства, и посоветовал, чтобы по возможности выделенную мочу процеживал через марлю.
После санатория оба приехали ко мне на повторное обследование. У первого пациента эхографическая картина почек не изменилась. Тот, кто сочетал прием воды с лекарствами, принес четыре флакончика из-под пенициллина, полные разноцветных песчинок, и почки при исследовании оказались чистыми. Такого результата достигли многие больные, следовавшие моему совету.
В связи с этим хочу рассказать о случае, который заставил врачей принимать всерьез наше эхографическое заключение – мочекислый диатез – соли и мелкие камни почек, которые на рентгене не видны.
Больной М., 42 года. Ночью в срочном порядке госпитализирован в хирургическое отделение с диагнозом – почечная колика. На рентгенограмме – почки чистые. Была сделана капельница со спазмолитиками. На второй день обследован эхографически, заключение: мочекислый диатез – в обеих почках соли в большом количестве, в правой почке – три камня размером 2 и 3 мм (оксалаты). С нашим заключением больной направлен на консультацию в республиканскую урологию. После повторного рентгенологического исследования вернулся с заключением об отсутствии патологии почек. Так как это был мой хороший знакомый, я назначил лечение. Через три дня он опять поступил в отделение с почечной коликой. Утром пришел, улыбаясь: показал три коралловых камня вышеописанных размеров и сказал:
– Знаешь, Аурел, я тебе не хотел говорить, как республиканские урологи и рентгенолог высмеивали твое заключение. Прости, но я тоже не верил, ведь они работают в столице и должны знать больше.
В ответ я сказал:
– Те врачи, кто тебя консультировал, по-видимому, знают свое дело, но они не знают возможностей ультразвукового метода исследования. Я на них не обижаюсь, так как они выросли на возможностях рентгенологического метода исследования, а вот логическое мышление у них страдает, иначе бы они знали, что соли и мелкие камни, даже твердые, на рентгене редко удается увидеть. Ну а теперь, имея на руках вещественные доказательства, сделай доброе дело: поезжай в столицу и покажи эти камни тем, кто тебя консуль¬тировал и меня высмеивал.
И он это сделал.
И в конце этого раздела хочу привести три уникальных случая, которые с трудом поддаются логическому объяснению.
Дауд А., 42 года. В 1982 году прораб из села Сарата Галбена, реконструировавший когда-то диагностическое отделение, привез ко мне на консультацию своего свекра. Крайне худой, с ввалившимися глазницами, огромным животом, сквозь кожу которого четко просматривалось сильноразвитое венозное сплетение. При эхографическом осмотре живот оказался полон воды (асцит), на фоне которой плавали петли тонкого кишечника. Печень лоцировалась как небольшое, с кулак, крупноочаговое образование со множественными кальцификатами. Желчный пузырь небольших размеров, заполнен холестериновой массой. Поджелудочную железу не удалось лоцировать. Диаметр портальной вены 17,8 мм. Селезенка умеренно увеличена, высокой плотности. Почки больших размеров, зона паренхимы значительно расширена (отечна).
Во время исследования зашел профессор К.А. Цыбырнэ и, взглянув, сказал: «К сожалению, это конец».
Честно говоря, другого исхода и не могло быть. Сделал снимок печени (который потом в мою книгу «Практическая эхография» вошел под ; 53) и попросил подождать, пока я поговорю с профессором К.А. Цыбырнэ. Я пригласил в кабинет дочку больного Ефросинью, сказал, что попытаюсь облегчить его страдания, но, думаю, и сам господь Бог не сможет помочь. Больному сказал, что, если он хочет еще пожить, то должен беспрекословно выполнять все, что я скажу.
Я посадил его на строжайшую диету и стал стимулировать все системы организма на уровне биохимических процессов в клетке. Детали медикаментозной терапии я специально не раскрываю -просто не хочу дебатов. Скажу одно: схемы коррекции организма отличались от классических, но никогда не входили в конфликт с фармакопеей. Через две недели Ефросинья привела отца на контроль.
Я не поверил своим глазам. Своего тяжелобольного Андрея я не узнал: симпатичный, стройный мужчина, слегка румяный и по-доброму улыбающийся. При эхографическом исследовании в брюшной полости – ни капли воды. Печень несколько увеличена с обширными зонами низкой эхогенности (зоны регенерации). Желч¬ный пузырь чист от холестериновой массы, диаметр портальной вены 16,2 мм, а селезенка сократилась. Произошло настоящее чудо! А еще через две недели эхографические показатели пациента мало отличались от показателей здорового человека. На вопрос, как ему удается держать столь строгую диету, он ответил:
– Во-первых, я очень хочу пожить хотя бы еще несколько лет, а во-вторых, ем только то, что принимает организм.
Мы стали друзьями. Андрей Дауд приходил на консультации регулярно раз в три месяца в течение 22 лет. И жил бы, наверно, и сейчас, но появились какие-то неполадки в семьях у детей. Он очень переживал. И со словами: «Мне больше жить не хочется» он отказался от медикаментозной коррекции и через две недели умер.
Этот пример я привел для того, чтобы подчеркнуть еще раз, насколько велик потенциал человеческого организма при оптимистическом настрое на жизнь. По примеру А. Дауда я помог продлить жизнь многим больным с декомпенсированными циррозами печени, особенно из Гагаузской автономии. Медикаментозную коррекцию делал я, а за советом по поводу диеты и примером отправлял к А. Дауду в Сарата Галбена.
В связи с этим вспомнил случай, как консультировал больную Е., 44 лет, с декомпенсированным циррозом печени с полисерозитом (жидкость в брюшной полости, в обеих плевральных полостях и в полости перикарда), выписанную из Комратской больницы умирать домой. Родственникам было сказано, что жить ей осталось 2-3 дня. После соответствующей коррекции через три недели вышеописанные признаки не были обнаружены, самочувствие улучшилось. И когда больная пришла в поликлинику для оформления документов на ВТЭК, там глазам своим не поверили. Она прожила еще девять лет.
Больной И., 31 год. При обследовании выявлен декомпенси-рованный цирроз печени (в брюшной полости большое количество свободной жидкости), портальная вена – 14,8 мм, большая селезенка. Я знал больного лично и в конце исследования сказал:
– Сожалею, Ваня, ты свое уже выпил.
– Не может такого быть, я свою норму еще не выпил, – ответил он.
От госпитализации он отказался, образ жизни вел прежний. Продолжал заниматься любимым делом – по ночам ловил рыбу браконьерским путем. В одно время он исчез из моего поля зрения, и я подумал, что Ваня умер. А через три года, будучи навеселе, он зашел ко мне в кабинет. К моему удивлению, по его внешнему виду нельзя было сказать, что он страдает декомпенсированным портальным циррозом печени. И вот что я услышал:
– Аурел Юрьевич, вы сказали, что я свое выпил, тем самым дали понять, что мне уже конец, но я живу и чувствую себя неплохо. Единственное, что сделал, так заменил вино на чистый продукт -спирт, дал «лаборатории» (печени) длительный отдых.
При исследовании печень была несколько увеличена, портальная вена 11 мм, селезенка умеренно увеличена, а в брюшной полости – ни капли свободной жидкости.
– Ну что? – спросил Ваня.
– Неплохо, – ответил я, – но только твое состояние не поддается логическому объяснению.
– Могу объяснить. Время от времени органам надо давать отдых, что я и сделал.
С того дня прошло десять лет, а я по-прежнему встречаю Ваню на трехколесном мотоцикле, навеселе и с неизменной папиросой.
Пусть читатель не думает, что нами была допущена диагностическая ошибка, нет, диагноз подтвержден клинически, лабораторными и другими методами исследования. И не советую никому прибегать к самолечению, ибо это обречено на провал. Случай с Иваном можно сказать фантастический.
Больной Г., 43 года. Поздно ночью мне позвонили из одного из сел Гагаузской автономии – просили проконсультировать тяжелого больного. Во время беседы больной рассказал, что три дня назад похоронил единственного сына, попавшего в автомобильную катастрофу. Считавшийся до сих пор здоровым, человек вдруг начал задыхаться, появились отеки на нижних конечностях. При осмотре: синие губы, одышка, пульсация сонных артерий, отеки занимают полностью нижние конечности, мошонку и переднюю брюшную стенку. При ультразвуковом исследовании: печень увеличена, низкой эхогенности, нижняя полая вена расширена, остальные органы брюшной полости в норме. В брюшной, плевральных и полости перикарда свободная жидкость. На эхокардиограмме сердце имеет округлую форму, его полости значительно расширены, клапанный аппарат не изменен, отмечаются значительное несмыкание клапанов при их нормальной анатомии и большая регургитация (относительная недостаточность митрального и трикуспидального клапанов). При выслушивании сердца на верхушке и в точке Боткина систолические и льющиеся диастолические шумы. На основе исследований и с учетом анамнеза сделано заключение – острая кардиомегалия, полисерозит, острая сердечная недостаточность.
Больному было назначено адекватное лечение. Через четыре дня мне позвонили, что одышка стала значительно меньше, отеки с нижних конечностей исчезли. Через две недели при повторном осмотре больной чувствовал себя абсолютно здоровым. При исследовании вышеописанные признаки полностью исчезли, жалоб нет. При эхокардиографическом исследовании сердце имело обычную форму, митральные и трикуспидальные клапаны смыкались хорошо, регургитация отсутствовала.
Через три месяца, при повторном осмотре и исследовании, жалоб и каких-либо отклонений не наблюдалось. Из тысяч проконсультированных мною сердечно-сосудистых больных с подобным случаем я встретился впервые. Этот случай также с трудом поддается логическому объяснению. Я связал его с сильным стрессовым кризом, приведшим к блокированию нейрогуморального механизма работы сердца.
Эти случаи дают право утверждать, что человеческий организм не до конца изучен, и вряд ли когда-нибудь все его тайны будут раскрыты, ибо каждый организм индивидуален и работает по своим правилам, нередко – вразрез законам живой природы.