Устав от дальней дороги, я остановил «УАЗ», вышел размяться. Весна. Поля и дороги ещё не совсем просохли, обильно парили, высоко в небе радостно заливались жаворонки. Звали их многие, вот и заливаются, как мы в детстве звали, забравшись на навозную кучу: «Жавороночки! Прилетите! Зиму лютую прогоните! Весну красную принесите!» Мама смотрела с порога, добросовестно ли я зову, убедившись, что всё исполнено, протягивала мне испеченную из теста птичку с черёмуховыми глазами: «Держи! Видишь, как хорошо звал, тут же прилетели.» Господи! Хорошо - то как! Поднялся на взгорок, где посуше, присел, закурив. Чуть ниже, слева, железная дорога и лесопосадка, какие бывают обычно вдоль всех железных дорог России. Листьев на деревьях ещё не было, вернее, они были, но только-только пробились, крохотные совсем, и потому сквозь посадку были видны Гребени.
Я даже привстал от неожиданности: с этого взгорка родную свою деревню я никогда не видел, бывал тут только летом, и сквозь деревья ничего не просматривалось. А сейчас Гребени было видно хорошо: ровненькие улицы с уютными, опрятными домами, прибранные, но почему-то безлюдные. Деревня прямо светилась вся, чистенькая, умытая весенними дождями, скромничала, будто девушка после бани, стесняясь розового лица с румяными яблочками на щеках, она старалась прикрыться редкими дымками из печных труб – пироги пекут земляки. Оголённая из-за отсутствия листьев на деревенских яблонях и клёнах, деревня вдруг открылась мне самым сокровенным, безлюдностью и беззащитностью своей, и я вспомнил, кожей всей почувствовал, до озноба, по всему телу пробежавшего, сколько сил за все прошедшие годы давала она мне, как она, своим существованием только, помогала вынести долгие разлуки с родными, с любимой девушкой, с ней самой. Я давно уже не живу в Гребенях, с тех пор, как уехал в городскую среднюю школу: у нас была восьмилетка. За плечами служба на флоте, институт, работа в трёх других деревнях, но всегда, вспоминая Родину, рассказывая друзьям о ней, я говорю о Гребенях. Вспомнилось многое. И не совсем как бы вспомнились, а всплыли откуда - то из глубины памяти картинки из детства. Они и не забывались никогда, и сейчас были такими уместными, так кстати…..
Я замёрз, кожа покрылась пупырышками, и зубы выбивали мелкую дрожь. Днём прошёл тёплый, сильный дождь, и я вместе с друзьями бегал под дождём по лужам, на конях (верхом на длинных ветках). Трусики, а они только и были на мне, промокли, день клонило к вечеру, стало прохладней. Надев дома отцовскую телогрейку (как раз до пят), я уселся на завалинку, укутался плотнее, поджав коленки к подбородку. Угрелся. Солнышко садилось за гору, ручей с верхних улиц ещё журчал рядом, на улицах почти никого: короткое затишье перед вечерними хлопотами. Тепло стало, в доме и во дворе всё чисто, мама хлеба сегодня напекла, сейчас встречу корову, приведу телёночка из садов….и от полноты таких мыслей и вызванных ими чувств, от наступившего сладкого покоя внутри, ещё от чего - то родного, щемящего сердце, может от запаха и тепла отцовской телогрейки, я заплакал. Плакал долго, сладко и уснул. Так я больше никогда не плакал в жизни.