Светлынь светлая

Михаил Мороз
               

«Ну что, Жорка, – говорю я своему четвероногому другу, - пойдем в лес встречать весну? Что-то она  нынче припозднилась, скрывается за горами, за долами. Глаз к нам не кажет»

Жорка виляет рыжим хвостиком и пытается разгадать мои мысли, потешно клонит лохматую головку то влево, то вправо. Знает, однако, что следует собираться и нехотя дает прикрепить к ошейнику рулетку.

Нынче, в отличие от вчерашнего солнечного дня, свинцово, сумрачно. Совершенно неуместная, на крыльях снегопада в город залетела поздняя гостья – зима. Чтобы позлить всё живое, припорашивает  улицы, дворы, городской лес и дендрарий, к которым мы с Жоркой нарезаем  стежку.

В хвойном разнообразии дендрария сумрак теней. А справа от дендрария, в березах, светлынь светлая. Это от бересты. Она  светлее свежей пороши. Белоствольный зал из сплошных берез сияет неугасимо, просторно, широко, и уже даже Жорке не кажется, что нет тепла. Весна  ему видится в каждом березовом стане. Стоит только прикоснуться к сияющей белизне бересты, чтобы ощутить в ней скрытое тепло.
Я обнимаю ладонями молодые стволы и чую явственно тепло каждой березки.

А снег сыплет на безмолвный лес, и снежинки бесшумно ложатся на нетронутые сугробы. На глубоких снежных наметах нет даже вороньих следов. От светлых  дерев нет ни  теней, ни сумрака.

 Робко, очень еще робко проглядывает из-за березовых кулис  юная весна. Она еще невидима, не каждому глазу кажется, но свежесть её чуется в каждой веточке березы, в набухшем серебре почек молодеющей ивы, в запахе краснеющих лозин в овраге.

Жорка приподнимается, становясь  на задние лапы, прядает ушами, силясь вынюхать то, что будоражит, но не поддается его пониманию. От нетерпения он только чуть-чуть повизгивает, боится вспугнуть безмолвную тишину заснеженной березовой светлыни.

Я тоже стараюсь не дышать, потому что хочу услышать едва уловимое дыхание наступающей весны, которую пугают залежи сугробов в осиновых чащах и в пасмурных потемках ельника.

Не хочется покидать березовую чащу. Вокруг берез сугробы. Снег и не пытается отступить от теплых стволов. Одни лишь березы создают весну света. Если разгрести сугроб, то можно увидеть под ним зеленые побеги с бутонами. Они должны уже тронуться в рост – первоцветы!

А снег идет и идет, молодит зиму-старуху, и та не хочет сдаваться, прихорашивается свежим серебром. Ночью ей будет все по сердцу. Морозная тишина, колкий воздух, холодный свет луны, хрустальный блеск наста взбодрит зиму на новые снежные подвиги.

Солнца нет, но в березовой чаще по-прежнему светлынь светлая. И где-то тут, меж белых стволов, притаилась, ожидая своего веселого часа, юная весна.

 Еще день-два, и на небе, повыше берез, вспыхнет незамутненная просинь, яркие, слепящие лучи ударят по сверкающим сугробам, и они тихо осядут, покоряясь солнцу и нежной теплыни. Солнечные зайчики блеснут у приствольных лужиц, заиграют по проталинам, заглянут в сумрачную тень ельника, что темнеет в дендрарии. Весна откроет миру свое юное личико.