Британский взгляд на русскую душу

Валентин Спицин
Россия еще раз подтвердила свою решимость свести счеты с жизнью. Можно сколько угодно переживать за до зубовной боли любимую Родину, оправдывать коллективный суицид кошмарной историей, когда параллельно с быдлоидным вырождением под влиянием сурового Севера шла отрицательная селекция, выбивавшая умный и свободолюбивый генотип, и оставлявшая рабский, подлый и сервильный, - но былого не вернуть. Перспектива ясна до предела.

Но, оказывается, за нас переживаем не только мы, вот оригинальный взгляд из страны, которая всегда была нам врагом с одной стороны, а с другой, - прибежищем как диссидентов, так и олигархов. Такая страна-Антироссия, удобная всем, прагматичная и коварная, а что самое главное, умная и ироничная.

«Что сыграло главную роль в победе Владимира Путина - «подъем России с колен», слабость конкурентов или особенности русского национального характера?

Даже если все сообщения о подтасовках и манипуляциях на выборах (а их, несомненно, будет немало) окажутся правдой, можно не сомневаться: эти выборы Владимир Путин выиграл.

Даже если предположить участие Алексея Навального в выборах президента, их результат отличался бы от существующего в деталях, но не в главном: значительная часть россиян не видит альтернативы действующему президенту. Возникает вопрос: почему? Загадочная душа электората?

Сами выборы оставили ощущение какой-то неизбежности: неизбежная победа Путина, неизбежный провал оппозиции. Даже более чем скромная реакция западных лидеров, не торопившихся поздравить победителя, тоже выглядела запрограммированной.

Существует расхожая теория, что россияне в глубине души считают верховную власть сакральной, едва ли не мистической, и потому голосуют за нее в любых обстоятельствах. В этом ли дело?

«Русская душа проголосовала так не потому, что она загадочная, а потому, что услышала от Путина именно то, что она хотела услышать», - считает политолог Владимир Пастухов.

Владимир Путин предложил россиянам программу, которая сегодня отвечает запросам большинства, угадав его скрытые пружины: «версальский синдром» [реакция на поражение в Первой мировой войне, которая повлияла на приход нацистов к власти в Германии. — ВС], страх перемен и антикапитализм.

Антикапитализм этот проявляется в неприятии рыночной, частнособственнической, экономически ориентированной жизни - собственно, именно отсюда растут «духовные скрепы».

«Со своей «серой ренационализацией» и построением государственной экономики Путин угадал эту ноту», - считает Владимир Пастухов.

О сакрализации власти говорить не стоит, соглашается политолог Александр Кынев. «Российское общество очень конформистское, созерцательное, - говорит он. - молчаливое большинство смотрит на власть как на сериал».

В этом смысле апелляция к загадочности русской душе, пожалуй, лишена оснований. Но стереотипы, сложившиеся в российском мировоззрении, в определенном смысле повлияли на исход голосования.

В значительной мере итоги выборов объясняются тем, что Владимир Путин сегодня - единственный действующий политик. Люди выбирают не из набора кандидатов, а голосуют за единственное лицо на политической сцене, которая специально создана таким образом, чтобы на ней не было других.

В списках наиболее влиятельных политиков России практически нет самостоятельных, независимых авторитетных фигур. Глава администрации, спикер парламента, премьер-министр - никто из них не имеет самостоятельного политического веса и легитимности в отсутствие «президента».

«Дизайн системы таков, что и политические элиты, и политический режим являются сегодня заложниками Путина», - так описывает ситуацию политический аналитик Николай Петров.

Таким образом, выборы президента превращаются в плебисцит по вопросу о сохранении существующей системы. Соответственно, и риски выше, чем при выборе одного из нескольких кандидатов в рамках существующей системы.

«Люди могут голосовать за Жириновского или Грудинина, чтобы показать фигу существующей власти, но если им сказать, что в результате их голосования Жириновский действительно может стать президентом, то желание голосовать за него отпадет», - объясняет Николай Петров.

Особенность российской «демократии» в том, что она никогда не предусматривала повседневного участия граждан в демократических процессах. Раз в несколько лет граждане делегируют полномочия по изменению своей жизни отдельным своим представителям и забывают об этом до следующих выборов.

Главное тут - не ошибиться, выбрать правильного депутата (критерии правильности, разумеется, могут заметно отличаться), а дальше это уже его забота выполнять свои обещания, чинить прохудившийся водопровод или поднимать Россию с колен. Мол, через четыре-пять-шесть лет мы с него спросим, и если нам не понравится - заменим. По такому принципу проходят выборы на всех уровнях, от местных до президентских.

Эти выборы для Кремля изначально были бесперспективными, полагает Николай Петров, в том смысле, что победа Путина никаких новых преимуществ ему не дает. Дело в том, что легитимность Владимира Путина - это легитимность не президента, не главы государства, а вождя. Вождю же проценты на выборах не важны, его статус подтверждают Крым или жесткий конфликт с Великобританией.
Этим, кстати, объясняется и нежелание Кремля допускать на выборы Алексея Навального, даже при том, что его результат вряд ли был бы так высок, как ему хотелось бы думать. Вождь не может подвергаться критике от равного (пусть и всего на пару месяцев), а главное - законного претендента на роль вождя.

Еще одна проблема - это российская политическая система. Политические партии в России не работают по лекалам западных демократий. Во многих случаев партия - это механизм поддержки ее лидера, что заставляет задуматься о том, не присущ ли вождизм российской политической системе в целом.

Поэтому, кстати, в России предвыборные кампании столь скоротечны: по большому счету, электорату нет особого дела до программ кандидатов, вчитаться в которые дают себе труд лишь специалисты и энтузиасты. Остальным, как правило, достаточно ярких предвыборных обещаний и обаяния лидеров.

Собственно, сами партии в сложившейся системе не имеют заметной силы на верхних уровнях российской политики. В таких условиях неудивительно, что многие из них функционируют больше как шоу, нежели как политическая сила. И этим же в некоторой степени объясняется и неспособность оппозиции договориться: каждый лидер партии стремится быть первым, пусть и на очень маленькой сцене.

Впрочем, надо понимать, что эта система - не результат действий отдельных политиков, она специально создавалась именно с такими параметрами. В случае смены параметров - например, превращения России в парламентскую республику, - партии сразу же приобретут больший вес и черты настоящих политических объединений.

Пока же отношение к выборам напоминает советское голосование за представителя «нерушимого блока коммунистов и беспартийных» - как раз потому, что выборы не являются по-настоящему конкурентными, и от их результатов в повседневной жизни граждан мало что зависит.

Еще одна проблема сложившейся политической системы заключается в том, что те, кто в России называются политиками, далеко не всегда действительно представляют интересы своих сторонников. И часто это не вина политиков.

«В России много неравнодушных людей. Но они неравнодушны локально», - объясняет Владимир Пастухов. Грубо говоря, их политические интересы и предпочтения не простираются дальше своего двора, в лучшем случае - города.

Реальной публичной политики в стране не наблюдается уже долгие годы, и ее отсутствие поражает политическую систему на всех уровнях. В случае раскола в элитах вместо одной «Единой России» будет две, однако и в этом случае политическая система останется герметической, замкнутой на себя и не допускающей проникновения в нее чужаков.

Конечно, со временем эта система потеряет герметичность, и доступ в нее могут получить внесистемные элементы. Правда, рассчитывать на то, что это произойдет завтра, не стоит.

Похоже, в Кремле это тоже понимают. Поэтому выборы на муниципальном и региональном уровне ликвидированы или низведены до уровня шоу, а опыт подобного голосования поздних 80-х - ранних 90-х годов утрачен.

Без восстановления этих первичных демократических институтов и без понимания гражданами их значения элитные перестановки и безальтернативные выборы - вот судьба российской политики на ближайшие годы.

Или, как альтернатива, борьба за власть в духе средневековой Византии. «Раскол элит под прессом внешнего давления принимает формы каннибализма, и никакие другие, - констатирует Владимир Пастухов. - Война является непременным условием осязаемого проявления этого раскола». Прогноз, согласитесь, неутешительный...»  http://www.bbc.com/russian/features-43477852

Короче говоря, главное, по мнению специалистов, - архаичность российского общества, его по-прежнему феодальная сущность. Нужно время, прежде чем мы станем европейцами. Если захотим, разумеется, в чем имеются серьезные сомнения. Россия в основной своей части расположена в Азии, и уже сейчас, по сути, является образцовым султанатом. Во имя чего меняться?  Так называемые «европейские ценности» для быдлоидного большинства чужды.

Россия в этом отношении очень напоминает Турцию, которая обижается, что ее не принимают в ЕС, а при этом ведет себя как типичная азиатская держава со всеми атрибутами вроде воинственного исламизма и нетерпимости к демократии.

Россия не имеет глубоких демократических традиций? А ведь известно, что демократия – привилегия богатых, - при средней зарплате в $250 народ не может быть субъектом права, он может быть только рабом, преданно заглядывающим в рот хозяину. Это азиатская парадигма, ничего не имеющая общего с демократией.

Все ламентации по поводу европейского пути и демократических реформ остались после «выборов», я считаю, в прошлом. Лет 50, пока есть нефть и газ, поностальгируем, а затем нас ждет деурбанизация, оптимизация численности населения и перемещение его в сельские местности, поближе к дровишкам.

Антикапитализм, неприятие рыночной, частнособственнической, экономически ориентированной жизни выродится в некое подобие приснопамятного совка с его Госпланом, дефицитом и полным разрывом связи цены и себестоимости, зарплаты и эквивалента труда. Только вот за яйцами в Москву ездить не будем. Будет не на чем и некуда.

А что, - если вдуматься, в сравнении с капитализмом с его кризисами и неизбежными войнами как средством «смены шкуры анаконды», это не так и плохо. Каждая система рано или поздно приходит в равновесие с окружающей ее природой.

Я тут подумал, а что если мы так и не смогли понять гениальности не к ночи будь помянутого Ульянова? Ведь не зря он тоже пришел к идее совка! В промозглой лесотундре рынок невозможен, при нем экономика бежит туда, где затраты на производство меньше. Картошку выращивают в Тамбове, где она получается по 6 руб./кг, а в Иванове, где она выходит по 40 р, поля заросли березками. А при совке засеяно было всё! Помню, как мой приятель вывел сорт картофеля и засадил им Мурманскую область. Премию получил. Привозил показывал, картошечка совсем без крахмала, но все были при деле. Норма-пайка, норма-пайка. Независимо от себестоимости и качества картошка везде по 10 коп. крестьяне получали по 60 р в месяц хоть в Сочи, хоть в Сыктывкаре. Тарифная сетка: профессия – разряд - тариф. Может только такое у нас и возможно?

Неприятие капитализма у нас не чья-то прихоть, - просто не получается он у нас! Сколько ни пытались, всё кончалось бунтом. А совок, по недоразумению именовавшийся у нас социализмом, был полным отрицанием рынка. Вся страна пахала и строгала, делала телевизоры из цельного бревна весом по50 кг, всё это продавалось по совершенно независимым ни от чего ценам, деньги собирало государство, оно же платило зарплату. Гармония! Наверное, надо прислушаться к народу, он свои сапоги туго знает.

Валентин Спицин