Сейчас кричат многие, мол, мы хотим выглядеть так-то, и будем выглядеть несмотря ни на что, даже на ваше мнение. Вы ничего не подумайте, таких людей я уважаю и совсем ничего против не имею; однако ж есть и такие судари, что даже в своём желании выглядеть «по-своему» заходят уж слишком далеко.
Не сказать, чтоб я знала этого человека; однако ж нельзя и утверждать, чтоб он был мне совсем не знаком. Я видела его во многих лицах; он слоняется то там, то сям, словно призрак, кой иногда захватывает тело жертвы и сидит в нём какое-то время. В общем, было это одно лицо; назовём его просто, Иван Петрович, причём Петрович уже состоявшийся; есть люди, которых зовут ещё только по имени ввиду молодого возраста; наш же герой, однако, был человеком, когда молодости уже и нет, однако ж всё ещё хочется вывернуть что-нибудь этакое. Иван Петрович наш где-то работал, да где, не имеет значения: от таких свойств характера, какие были у него, совершенно не зависит род деятельности.
Но, надо сказать, несмотря на то, что это было ему немножко не по годам, имел Иван Петрович любовь к чему-нибудь новому пристраститься: повеет новым музыкальным альбомом кого-нибудь известного – так он бежит слушать альбом, да так, что сохранит его везде, где только можно, так ещё и на работу притащит и станет там слушать, мешая другим (или, скорее, заражая). Увидит новость про новый модный жакет – так он бежит и за новым жакетом, сколько бы его зарплат он ни стоил; правда, денег у него всё же обычно не хватало, поскольку Иван Петрович усидеть на месте ее мог и всё имел природное нетерпенье, которое подводило его в делах. Бывало, почти доделал важный отчёт или проект, почти-почти, осталось лишь пару деталей поправить; однако ж смотрит – уже и время обедать, или кто-нибудь билеты в кино вечернее купил, зовёт всех с собой; или же кто-то хвастается тем самым, новым жакетом – и тут уже не усидеть ему больше, не утерпеть ни минуты. И вскакивает наш Иван Петрович с места, и бежит отдавать поскорее отчёт начальнику, как есть, сырым; а начальник из года в год и видит: и работа хорошая, ан нет, чего-от всё время не хватает.
Вот и сидит Иван Петрович всё на одном же месте, никуда не сдвигаясь, ни вверх, ни вниз; жакет, между тем, так и блестит на прилавке, однако ж и денег на него нет. И Иван Петрович принимается копить, будто Акакий Акакиевич. Но на полный отказ от всего ради желаемого он всё же не способен: то на шоколад, то на кино деньги, отложенные на заветный жакет, потратит; только перед тем, как достать из копилки, обязательно успокоит свою совесть: «Эх, да ведь это мелочь! Что уж там, сто рублей дело не изменят. Это я только на один раз, куплю единожды и всё». И тянется рука его к заначке снова и снова, а потом уж…
Проходит Иван Петрович мимо прилавка и видит что-нибудь эдакое, новое, что тут же непременно взъедается в его память, и что затем замечает у своих знакомых. И вспоминает он свой жакет, и всего не секунду думает: «А, да на что мне он сдался? Вот, вещь, куда лучше этой тряпочки!». И мысль о жакете летит в тартарары. Потом вспоминает он, что у него и заначка есть; заглянет туда, а там пылятся какие-нибудь свёрнутые, замасленные сто рублей да пара пятаков. И теперь уж шиш с маслом Ивану Петровичу, а не обновки; однако ж, надо сказать, он не сильно расстраивается, а принимается копить заново.
Надеюсь, теперь вы поняли, что за человек был Иван Петрович. Как-то раз он нашёл статью о том, что теперь нужно делать и как выглядеть; герой наш углубился в чтение, уверенный в том, что очередной пиджак грозит скоро появиться в его шкафу (вернее, не появиться), однако ж был удивлён, прочитав, что одеваться следует не обязательно по моде, а так, как велит сердце, как бы смешно это ни выглядело для окружающих.
Последняя фраза, впрочем, вряд ли была употреблена автором; надо сказать, что весь текст, что представлен здесь, вовсе не из статьи, а такой, каким его грубовато исковеркал Иван Петрович. Опутанный очередным веянием моды, которое, однако ж, почти не имело физического идола и почти не требовало расходов, он решил, что теперь уж на него не повлияет никакой пиджак; его знакомые тоже читали эту статью, и она даже была популярна среди некоторых из них.
Иван Петрович решил, что он оденется именно так, как хотел одеваться когда-то в детстве и с тех пор тайно лелеял эту мечту; многие по-разному оценили это новшество. Однако ж Ивану Петровичу было на это всё равно; он был счастлив. Затем, однако, он подумал, что раз уж он теперь выглядит так, как захочет сам, а не как делают миллионы жителей его страны, то и следует совсем отказаться от того, что делают эти самые миллионы. Он твёрдо перестал бриться, решил, что не будет умываться, поскольку это делают все, и, стало быть, это тоже веянье моды; зубные щётки и пасты все повыкидывал, и вместе с ними – почти все пиджаки, оставив только один, особо любимый, в котором и ходил всё это время, да ярко-жёлтые штаны, которые тоже нравились ему очень сильно. Решив, что именно так он и должен теперь выглядеть, Иван Петрович вышел в этом наряде на улицу. На него почти никто не смотрел, да и Ивану Петровичу, как и прежде, было это не нужно; по крайней мере, он так думал про себя, а сам то и дело смотрел на прохожих, воображая, что они об этом его виде подумали. Однако ж потом, поймав себя на этой мысли, он старался переключиться на что-нибудь другое.
Прошла неделя, а он и не переоделся. Затем две, три, четыре недели прошли, а он весь зарос щетиной и отказывался, сколько б его не упрашивали, намекали и даже прямо требовали, чтоб он помылся; изо рта у него шёл вообще такой чеснок с рыбою, что даже начальник, которому принес Иван Петрович очередной незаконченный отчёт, невольно зажал пальцами нос и отвернулся, пробормотав что-то о «помойном ведре».
Иван Петрович на это всё лишь гордо отвечал:
- Не ваше дело, как я выгляжу! Как хочу, так и буду, ясно?
Так дичал и грязнел Иван Петрович. Может быть, прошёл ещё месяц бы, и его отовсюду бы выгнали; может, он бы чем-нибудь заболел и попал в больницу, где его уж точно хорошенько бы вымыли; не знаю, что случилось бы в сослагательном наклонении, однако ж тут уже не выдержал сам Иван Петрович. Проснулся он раз, и понял, что всё это ему осточертело; помылся он, побрился, купил новые штаны и понял, что это именно то, как он хочет выглядеть. Что бы там не говорили остальные.