Все невыносимые явления состоят из вполне сносных. Почти приятных. После рутинного визита к врачу (на полпути в гроб) можно смело подставить лицо свежему ветерку. А если визит был особенно неудачный, если врач нудел и рисовал всевозможные ужасы, то многозначительно закурить в обиде на жизнь. Или наброситься на хачапури в какой-нибудь "Борщевой номер один". Или на приятно жирный, с одиноким кусочким мяса борщ в "Хачаупрной номер один"... Или отхлебнуть какой-нибудь яркой газированной дряни, а то и прозрачной горькой. В общем - пожить.
Но я вроде бы не об этом... Я вообще-то про отпуск. Меняем тему.
Да, тут к месту таджики, отдыхающие на газоне у входа в аэропорт. Рабочий день кончился. В темноте грязное есть чистое, а значит можно лежа на траве покопаться в светляках телефонов. Чем-то похоже на фотокарточку солдат после боя. "Они ухмылялись в свои экраны." Самолеты взлетали прямо над ними, не нарушая идиллию, - возможность полета не смущала таджиков.
Да, я еще хотел поговорить про человека, которому не терпится наконец оказаться в сумбуре поездки. Когда вместо бульона по жилам начинает течь кровь, когда, неожиданно заглядевшись на непривычную плитку под ногами или дотронувшись до странно, по-чужому шершавой стены, отдыхающий забывает вдруг кто он и откуда, на неделю он здесь или на жизнь, а то и вовсе - забрел погулять после смерти.
Очередь на регистрацию была привычна и неизменна - только с годами все меньше и меньше оставалось у отбывающих наивных клетчатых сумок. Красными цифрами высветился вес видавшего виды чемодана предыдущего улетающего: 10.5 кг. Чемодан, крякнув, уехал под звуки уверенно падающих на посадочный талон печатей, и вот статный, лысый, пахнущий далеким прошлым мужчина в чересчур аккуратном для пункта нашего назначения пиджаке двинулся к следующей очереди. Служащая стряхнула с себя улыбку и тут же надела новую, чуть пошире - для меня.
- Чемодан пожалуйста положите, - устало велела она, предвосхитив мою секундную заминку. Как бы подступиться к ней? Никак.
10.5 кг. Интересное совпадение. Видимо столько весит поклажа одинокого человека.
Оказавшись в тесном кресле, я подумал о чемоданном близнеце. Похож ли он на меня? Одеты мы по-разному, а лица его я не разглядел. В щелочке между сиденьями были совсем другие спины.
- "Аргументы и факты"?
- Без аргументов, если можно, - кислая шутка для стюардессы.
- Сейчас отрежу, - хихикнула она.
Рейс был ночной, - удобный, ничего не меняющий. Для человека на земле сон - это черта, за которой начинается новая жизнь. Улегшись в постель с больным горлом, рассчитываешь проснуться здоровым. Или, на худой конец, получить драгоценный больничный. В полете же всё, тьма, ночь - не более, чем усталый шум, и даже сон - не сон, а оглохшее от турбин время.
А вот и он, глупый самолетный несон: человек с моими, но чужеродными 10.5 кг багажа превращается в меня, бреет мне голову, а я мету листья у входа в аэропорт. Кошмар был прерван посадкой.
На выходе подмигнул уже знакомой пограничнице. Она в ответ процокала своей огромной печатью и погадала на чей-то посадочный талон. У стеклянных дверей, соревнуясь с богом, таджики сметали в урны вечный двигатель осенних листьев. Листья мгновенно возрождались.
Пошел дождь. Кончалось веселая пора неопределенности, когда, доверившись прогнозу, выйдешь из дома в кофте, чтобы затем целый день таскаться с ней на запястье по еще совсем теплому городу...
- Новый гениальный патент! - воскликнул Семен из-за двери.
- Ну... - протянул я, перелистывая прозрачную страничку позаимствованных из самолета "АиФ": "Немного приятных слов о нашем президенте...". Это аргумент или факт?
Семен материализовался в моем номере. Товарищ по полетам в тапках со слабой подошвой. После мытья процесс его облысения казался еще очевиднее: надо лбом тлели редкие мокрые полосочки.
- Ты сидишь? Ты сел?
- Лег.
- Писсуар в душе! - родил наконец Семен, широко улыбаясь. - Прямо внутри душевой кабинки!.. Конец стыду! Конец душевным мукам, конец жалким попыткам оправдать себя животными инстинктами...
- Душевым мукам... - я сделал вид, что был впечатлен. - Неплохо, неплохо. И как он будет устроен?
- Очень просто. Небольшая емкость. Вода всасывается, когда емкость переполняется. Похоже на самолетный сортир. Ясно?
- Ясно. Куда завтра пойдем? - спросил я и чихнул.
- Можно в Красно-желтый парк. Ты заболел что ли? - спросил он, чтобы позлить меня.
- Так, чихаю иногда. А что?
- А сопли зеленые или прозрачные? Или, не дай бог, желтые? - поинтересовался он.
- Заткнись. Я не разглядываю свои сопли.
- А зря. - покачал головой Семен.
- Душ - это и есть писсуар в душе, - заметил я, напоследок.
- Кому как... - пожал плечами Семен и впал в задумчивость.
В Красно-желтом парке было немноголюдно в желто-красное время. Лишь стайки китайцев фотографировали все живое, но мертвое. Охрана то и дело сгоняла их с покрытой листвой травы (здесь бы энергию дворника), но они, хихикая, продолжали совершать набеги. Ни секунды без кадра. Воспоминание сотрется, а файл с наградным пятном пальца, с чьей-то чужой головой, с неправильной улыбкой, будет существовать и при желании оживать.
Задумался ни о чем у ларька. Вчера здесь все было то же самое, вплоть до загадочной формы кляксы на футболке с Путиным. Тогда я пронесся мимо этой кляксы, и даже в голову не пришла мысль о покупках. Но в отпуске такое само собой разумеется. Итак: футболка с Путиным и кляксой, шоколадный Путин (хороший сувенир для родителей) или пирожок с Путиным?
Обойдутся.
Видавшие виды руки в перстнях протянули мне пирожок с путиным и чай. Я уселся на ближайшую лавочку и принялся жевать, не поднимая головы. Как приятно подуть на горячий чай холодным осенним дыханием! Подняв глаза, заметил , что продавщица неодобрительно смотрит на меня.
- А вон они ваши, вот и идите туда... - пробормотала она, недобро улыбаясь, почти не видя меня, и, мысленно, находять недалеко от погрома. - Счастья полные штаны...
- Какие наши? Какое счастье?!
- А вон там... отпускные! Лавочка для отпускных! - толстый указательный палец целился прямо в пустую скамейку напротив, ничем, впрочем, не отличавшуюся от моей.
Я из вежливости пересел. В отпуске не спорь с аборигенами.
Вдруг как-то странно заболела голова.
- Слегка нагни, - велел Семен.
- Как? Так? - я нагнул.
- Больно?
- Немного.
- Так. Теперь постучи по лобным пазухам.
- Это где?
Он указал. Я послушно постучал, предвкушая боль.
- Больно?
- Нет.
- Постучи сильнее.
- Можешь и кувалдой постучать. Не больно. Отстань.
- А это у нас что? - указал Семен свои любопытным мизинцем на дальний конец скамейки. Странно я, в общем человек наблюдательный, и не заметил.
Знакомый пиджак. Тот самый. Элегантный, с претензией. Серый. Местного производства. Нитка кое-где отошла. Чемоданный близнец все-таки нашелся. У меня почему-то застучало в висках, слегка простуженное горло пересохло, а во рту появился кисловатый привкус.
- Кисловатый или горьковатый? Это важно, - уточнил Семен. Я махнул на него рукой и поднял пиджак.
Пиджак скрывал под собой телефон. Я разглядел его получше - включил экран. Телефон ожил без предъявления пароля. Значит все доступно.
Я снял куртку и надел от нечего делать (отпуск же) этот щебневого цвета, старомодный пиджак фасона запасного, пока малиновое счастье регенерировалось в прачечной, - костюма бандита из 90-ых. Странное ощущение, переодеться в чужака. Но какое-то сходство между нами, видать, было: я тоже не люблю современную моду. Пиджак сел идеально, словно на Нас шитый. Как это на Нас?..
Отпуск с опечаткой получится отпук. С другой опечаткой - отпукс. Дальше:
- откуп
- откупс
- отпукс...
Откупившись от самого себя, Илья поправил рукава, воротник, посмотрелся в зеркало телефона. Вроде идет, решил.
Чужой телефон - мир безграничных возможностей для вуаериста. Человек в пиджаке любил пересматривать передачи из 90-ых, особенно юмористические (старые номера Задорнова, Хазанова и т.п.). Не гнушался и современными котиками, но редко. Вел переписку в трех приложениях. В трех измерениях. Большой палец соглядатая бежал по прошлому объекта, мгновенно посылая в мозг сигналы, заполняя пробелы... Тысячи мейлов, черт знает от кого. Множество женщин, с которыми он имел разного уровня контакты. Кому-то он посылал интимные фотографии. От кого-то их получал. Кто-то хотел от него любви, натыкаясь в итоге на могильную плиту непрочитанных сообщений.
Но регулярно, с разной частотой - то раз в месяц, то раз в полгода (когда ему удавалось дотерпеть), то через день - он возвращался к мучительным текстуальным монологам с Таней. Вот предпоследнее его трогательное сообщение:
"Таня! Опять я не удержался и перечитал нашу старую переписку вплоть до скачка во времени между "Можно тебе позвонить?" от 15.05.2014 и "Ну прости ты меня" от 22.06.2014. Странно и дико сейчас представить, как все у нас было здорово. Даже немного чересчур, но и это было здорово"
Последнее, также непрочитанное, он отправил вчера:
"Таня! Как у тебя дела? Ответь мне, пожалуйста".
Попытка номер два - в другом приложении. Она увидела (зеленые галочки), но промолчала. Последний звонок тоже был Тане.
Недолго думая, Илья набрал. Дал почти полное число гудков. За секунду до ухода на автоответчик, что-то щелкнуло, и он услышал ее голос.
- Привет, Олег, - с усталым вздохом ответила Таня. - Ну почему ты опять звонишь, мы же...
- Здравствуйте, я не Олег, - вклинился Илья.
- А кто вы? - ее голос чуть дрогнул от неожиданности, похолодел.
- Да не волнуйтесь вы. Олег просто телефон свой забыл на скамейке. А я нашел. А там последний набранный номер ваш...
- Договорись о встрече... - шепнул ему на ухо Семен. Илья отмахнулся от него и все же сказал:
- Давайте встретимся, я вам отдам...
- Я вообще-то давно с ним не общаюсь. Передайте лучше его маме...
- Я вам хочу передать, - неожиданно для самого себя сказал Илья, как будто семеновым голосом. - Вы же ему ближе. К вам он придет первой.
- С чего вы это взяли... - устало и, как будто уже согласившись, возразила Таня.
- Во сколько вам удобно?
- Давайте через сорок минут у Горьковской. Вы сможете?
- Смогу.
Он был в трех остановках, но спустился в метро сразу же, чтобы не торопиться. Лучше подождать на месте. В отпуске приятно и ожидание.
- Приходит Зураб такой, садится за стол... - говорила взахлеб женщина из толпы, звук ее голоса раздражал Илью, и он отошел, недослушав историю про Зураба.
Особый запах вагона метро - смесь резины, металла и перегара. Илья уселся на свое любимое место у поручня и прислонил голову. Голова постепенно остывала от разговора с Таней. Он волновался. Зачем ей интурист? А вдруг... Олег-то наверняка не оправдал ее ожиданий.
Поезд остановился без объяснения причин и всех высадили. На Горьковскую должен был отправиться следующий.
В итоге Илья опоздал, - Таня уже ждала его.
- Так что вы от меня хотели? - сразу же спросила она, всем видом показывая, что не собирается забирать олегов телефон. - Кто вы?
- Илья. Давайте поговорим.
Они поговорили. Счастье нахлынуло на них неожиданно, словно оказавшийся на скамейке пиджак. Объятия тягучие, как тени, когда внутри все странно дрожит от каждого поглаживанья, оживляя и умертвляя клубки нераспутанных фраз без прелюдий и окончаний, без глаголов и лишнего - одни местоимения, а потом, когда очередной раунд подходил к концу, наступали долгие и обстоятельные разговоры о книгах, писсуарах в душе (вперемешку с хохотом), о пирожках с путиным и странных продавщицах.
Илье показалось: вот, это-то он и искал. Таня чуть иронично велась. Мало ли. Вдруг сработает. Два года прогуляли. Свадьбу устраивать не стали - ерунда это все.
Потом Матюша появился и заново научил их радоваться дождю и снегу.
- Сними пиджак, болван, - сказал вдруг появившийся в зеркале Семен. Илья вздрогнул. Таня в большой комнате возилась с Матюшей, добродушно присюскивая над его игрушками. В кастрюле на кухне грелся вчерашний борщ. - Снимай, живо. Отпускник хренов...
Илья неохотно стянул веселую, познакомившую их с Таней реликвию.
- Так-то лучше... Самолет через два часа. Поехали.
Я открыл дверь номера, ни с кем не попрощаясь. В машине мне стало ужасно жарко. Бритая наголо голова раскалывалась. Вот и температура подоспела. Все-таки надо к врачу.