Пожилой сеньор в шляпе с пером спускался по лестнице старого города. Старые вязы давали хорошую тень, узенькая улочка, зажатая в стенах домов, выбиралась на аллею. Здесь обыкновенно уединялись художники, дабы сотворить очередной пейзаж. Говорят, сюда водили и натурщиц, так как случайных прохожих здесь практически нет. Но в эту жару здесь нет и художников. Сеньор снял шляпу и отер сверкающую голову платком, поправил остатки рыжих с сединой волосы, смахнул капельки пота с таких же по расцветке усов, и кустистых бровей, отёр красный и мясистый нос. Поправил шляпу. Из-за угла последнего дома раздался твёрдый шаг.
— Барон Манфред? Очень приятно, что вы решили навестить это место! — другой сеньор, чуть приподняв шляпу, обнажив столь же сверкающий череп, но обрамлённый чёрными с проседью волосами, чуть заметно поправил короткую бородку, и ещё чуть заметнее кивнул. Дело явно серьёзное.
— Граф Монпелье? Как я заметил, вы явно не в духе. -
— Не то слово, барон! За каждое слово необходимо держать ответ. -
— Что ж, я готов. И в чём ваши претензии? -
— Будучи всегда тончайшим ценителем и критиком искусства, в высочайшей степени вежливым, в столь же высокой степени смелым, дабы обличать бездарность и называть её своим именем, имеющим репутацию абсолютно неподкупного и беспристрастного судьи на столь сложном поприще, вы, тем не менее, совершили непростительную глупость… -
— Я слушаю. -
— Сэр Улаф, датский живописец. -
— Ах, вот оно что! Эта полнейшая бездарность? Слепой рисует лучше, да не оскорблю никого из них! -
— О, нет! Вы несправедливо оскорбили величайшего гения! Уж поверьте теперь моему слово ценителя и знатока, что ни в чём не уступает вам — ни во вкусе, ни в знании, — полотна Улафа и через тысячу лет будут украшать монаршие дворцы! Вот это будет мой слово. -
— Сожалею, что на сей раз наши взгляды разошлись столь радикально. И хоть наше слово для любого художника, да и любителя живописи — закон, но здесь я вам боле не друг, и не товарищ. -
— Ловлю на слове! Но если вы готовы ответить за свои слова, то я уже готов! -
— Что ж! Да победит правый! -
В правых руках сверкнули кинжалы. Шляпы оказались в левых, дабы сбить удар противника. А аллея, да и улочка, были по-прежнему пусты...
Коротки сверкали лезвия, иногда раздавался звон стали. Камни дорожки украсились первыми каплями крови. Наконец, один из соперников осел наземь, потом завалился вперёд. Окровавленный кинжал выпал из разжавшейся руки. Второй осел на колени рядом. Правая рука повисла, из пробитого на плече рукава сочилась кровь. Капала она и из рассечённой щеки. Победитель попытался отереть лезвие платком, но не получилось. Платок, приложенный к лицу, стал красным.
Потом фигура поднялась, и пошатываясь, побрела по дорожке вглубь аллеи. Другая продолжала неподвижно лежать на камнях. Кровь из ран ещё текла.