На закате Великого флота. Роман о подводниках

                Предисловие

«У России только два верных союзника – это армия и флот», - утверждал в своё время российский император Александр Третий. Так было в Российской империи со времён создания Петром Великим регулярной армии и флота, так было и в первом в мире социалистическом государстве.
Конституцией СССР исключалась для Советской Армии и Военно-Морского флота внутренняя функция, их основным  предназначением   была защита государства от внешних врагов. На это были направлены экономика страны, военная кадровая политика и подготовка Вооружённых Сил. Поэтому, воспитанным на ленинском учении о защите социалистического отечества  советским офицерам, было крайне сложно воспринять развал в одночасье некогда мощного Советского государства, в результате которого зашаталась отлаженная военная структура, потерявшая материальную и политическую поддержку государства. События августа 1991 года и последовавшие за ними решения об упразднении в Вооружённых Силах партийно-политических органов, создании национальных армий в странах СНГ, значительном сокращении военных кадров и материально-технического оснащения армии и флота больно отразились, прежде всего, на положении офицерского состава, повлекли за собой неуверенность и потерю перспективы в военной службе (в государственной политике России усиленно муссировался тезис о том, что у России теперь нет внешних врагов, а есть партнёры).
Особую специфику эти события приобрели в Военно-Морском флоте страны. К средине 1980-х годов он достиг наивысшей мощи , став за последние двадцать лет ракетно-ядерным, океанским, оснащённым самыми современными надводными и подводными кораблями и авиацией. Основу его боевой мощи составляли атомные подводные ракетоносцы. Служить на таком флоте престижно, поэтому флотским офицерам особенно трудно было ощущать внезапно свалившееся на флот безразличие государства к флоту. А ведь ещё Петр Великий предупреждал, что без флота «государство истратится».
Прошло почти двадцать лет, с тех пор многое изменилось. Но уроки минувших событий продолжают напоминать о себе. И автор, моряк-подводник, прослуживший многие годы на разных должностях на подводных крейсерах стратегического назначения, несколько лет руководивший партийно-политической работой на дивизии атомных подводных лодок Северного флота, затем служивший на ответственной должности в Главном политическом управлении СА и ВМФ до его ликвидации в 1991 году, не мог пройти мимо оценки с высоты сегодняшнего времени событий, изменивших судьбу  великой страны, её армии и флота.
Своё отношение к этим событиям Владимир Бурдин выразил в художественном повествовании на примере жизнеописании службы и быта одного из заполярных военно-морских гарнизонов. Восприятие описываемых событий, свои личные переживания автор вложил в героя романа Владимира Торопова, проведя его жизненный путь с юных лет выпускника военно-морского училища до зрелого возраста, умудрённого опытом подводной службы и жизненных ситуаций контр-адмирала.
Автору удалось, на мой взгляд, достаточно хорошо воспроизвести атмосферу службы и быта подводников 70-х – 80-х годов ХХ века в Заполярье, привычек и обычаев, родившихся на современном атомном подводном флоте. При этом автор не скатился до описания «бытовухи». Он в описании различных служебных и бытовых ситуаций придавал общению флотских офицеров, мичманов и матросов больше характер озабоченности служебными и государственными проблемами, однако и не избегал описания конфликтных ситуаций в офицерской среде, а также человеческих переживаний, вызванных особыми обстоятельствами службы. Используя флотский юмор, приводя ситуации из опыта своей службы, автору удалось создать реалистичную картину описываемых событий, уйти от их сухого пересказа. Поэтому предлагаемый роман будет также понятен и профессионалу-моряку и обычному читателю, не знакомому с флотом, и в описании подготовки к походу, и событий описываемых походов подводного ракетоносца, и встречи Нового года.
Правда, в описании эпизода инструктажа одного из командиров подводных ракетоносцев, полагаю, автор был не совсем прав, когда вложил в уста командующего флотом вопрос к командиру: «Это Ваш первый выход?» (имеется ввиду на боевую службу) командующий флотом не может не знать стажа наплаванности командира корабля. А вот о наградах, полученных командиром корабля, комфлота может и не знать, а надо бы.
Пожалуй, автору вполне удалось описание психологического восприятия флотскими офицерами происходящих в стране политических преобразований. Так в диалоге командира подводного ракетоносца Торопова с однокашником по училищу и в рассказе о семинаре с офицерами штаба передаётся атмосфера брожения в умах интеллигенции середины 1980-х годов, в части оценки политической ситуации в СССР и закрытость от этого офицерской среды. Апогеем повествования явилось описание событий на флоте, связанных с ГКЧП и последующим развалом СССР. Находкой автора стало описание офицерского собрания и выступления на нём православного священника.
Отдельным читателям может показаться, что автор завершил своё произведение на пессимистической ноте, уволив в запас многих героев романа. И даже выпускник военно-морского училища молодой лейтенант Антон Торопов, сын главного героя, не захотел продолжить службу во флоте. Однако, это было бы не верным пониманием замысла автора романа. Он пишет: «Торопову нельзя было отказать в его природном понимании диалектики жизни. При всём неприятии того, что случилось со страной, с флотом, с ним лично, он верил в будущее флота. Торопов понимал, что может быть не так скоро, но всё же Россия начнёт  строить свой флот». А при встрече с сыном, уже уволенный в запас, он говорит ему: « Вот увидишь, Антон, свой флот Россия, безусловно, создаст и выйдет далеко в океан».
«На закате Великого флота» бесспорно интересный роман о жизни подводников и их судьбах, выпавших  им на сломе эпохи конца двадцатого столетия. Резкое сокращение мощи Военно-морского флота СССР закономерно привело к упадку в России авторитета великой морской державы. В конце романа автор выражает непоколебимую уверенность в том,  что « лучшие традиции советского Военно-морского флота должны быть сохранены!».

Вице-адмирал Олег Фалеев,
Начальник штаба Тихоокеанского флота (1992-1997 гг.)









  Часть 1.

                С надеждой в сердце.

Первый офицерский отпуск подходил к концу. Впереди дорога на  Север и начало новой жизни, той жизни, которая не раз виделась Володьке Торопову в его детских безудержных мечтах. А жизнь эта представлялась яркой, безоблачной, полной побед и успехов, словом счастливой и длинной. «Вперёд в моря и полигоны, в награду адмиральские погоны», такая вот непритязательно зарифмованная, но оптимистичная мысль застряла в голове молодого лейтенанта, когда он в купейном вагоне скорого поезда «Арктика» подъезжал к столице Заполярья городу рыбаков и военных моряков Мурманску. Железнодорожный вокзал для морских офицеров был особым местом, своего рода священным причалом. Только здесь каждый отпускник чувствовал, что у него уже начался отпуск, ибо здесь его  не достанет ни один посыльный с приказом вездесущего начальства задержаться с отпуском и вернуться в часть или на корабль. И только здесь, при входе в здание вокзала со стороны железнодорожной платформы, моряк понимал, что отпуск закончился. В обоих случаях  это событие находило своё законное завершение в привокзальном ресторане  «Железка». Исключение составляли всего лишь две-три недели в начале августа, когда в Мурманск прибывали только что испечённые офицеры – выпускники военно-морских училищ.
Выйдя из здания вокзала, Торопов посмотрел направо, туда, где располагалась остановка такси. Как обычно желающих побыстрее добраться до своего дома или до Североморска было значительно больше, чем долгожданных  «Волг» с зелёным огоньком.  Согласно отпускному билету Торопову нужно прибыть после окончания отпуска в отдел кадров Северного флота. Адрес простой – город Североморск, улица Сафонова, угловое здание по соседству с Домом офицеров флота. Этот адрес он знал ещё с курсантских времён, да его и все остальные выпускники знали.
После получасового ожидания такси Владимир пошёл в другой конец привокзальной площади, там была посадка на рейсовый автобус, который бороздил Кольскую землю по маршруту Мурманск – Североморск и обратно. Гостиница «Ваенга» особым комфортом не располагала, но перекантоваться в ней два-три дня, пока получишь назначение на лодку, можно было запросто. На второй день томительного ожидания возле комнаты старшего офицера отдела кадров лейтенанту Торопову В. П. вручили командировочное предписание. В нём было указано прибыть в бухту Ягельная на подводную лодку «К-189» и вступить в должность  командира группы старта ракетной боевой части (БЧ-2).
ПСК-47 (так назывался катер, перевозивший пассажиров в прибрежной морской зоне) отправился в десять утра. Через полтора часа он ошвартовался у рейсового причала бухты Ягельная. До штаба эскадры Торопов подъехал на служебном автобусе, который специально был подан к прибытию молодых офицеров. В штабе он сдал командировочное предписание, узнал на каком пирсе стоит теперь уже его подводная лодка, занёс чемодан в казарму и стал ожидать прибытия экипажа  с лодки. Владимир знал, что без специального пропуска и без одежды РБ (комплекта одежды радиационной безопасности) его на лодку вооружённая охрана не пропустит. Он прошёлся  по казарменному помещению, в котором с обеих сторон размещались двухъярусные койки для личного состава срочной службы, которые были заправлены строго по уставу, отчего казались похожими одна на другую как две капли воды. На четвёртом курсе училища Торопов был старшиной роты второкурсников, поэтому его опытный взгляд отметил добротный порядок в казарме.
От нечего делать он зашёл в Ленинскую комнату и решил познакомиться с историей экипажа подводной лодки, на которой ему теперь придётся служить. В те годы Ленинская комната была обязательным атрибутом любой воинской части. В центре её размещался большой портрет Ленина с его бессмертными, как и он сам, заветами советским воинам. Эти заветы призывали воинов быть бдительными, строго следить за политработой в войсках,  хранить военную и государственную тайну, крепить обороноспособность страны. Рядом висел планшет с текстом Военной присяги, в которой   были изложены все требования к воину.  С другой стороны от портрета вождя мирового пролетариата и создателя первого в мире советского государства располагался самый большой стенд. «Политбюро ЦК КПСС» - тут размещались портреты политического ареопага страны. Значительное место на смежной стене занимали сведения об истории Вооружённых сил СССР. При этом армия называлась «несокрушимой и легендарной». Самым скромным был стенд об истории экипажа и его передовых подводниках. Владимир обратил внимание на то, что лодка имеет не очень большой возраст,  она находилась в составе ВМФ  всего лишь пять лет.  В перечне побед личного состава  числились успешная ракетная стрельба тремя ракетами, торпедные стрельбы  и три автономных похода. Крупным планом на этом стенде смотрелась фотография министра обороны и Юрия Гагарина, которые два года назад удостоили экипаж высокой чести посетить лодку. По всему чувствовалось, что экипаж лодки  числится на флоте в передовиках. Не просто будет служить на такой лодке. В первую очередь надо получить зачётный лист на допуск к самостоятельному управлению ракетной группой старта и сдать зачёты по устройству общекорабельных систем. От этих мыслей отвлекла громкая команда дежурного по казарме.
-Смирно! Товарищ командир, дежурный по казарме старшина 1 статьи Крюков. За время вашего отсутствия происшествий не случилось.
-Вольно! – командир атомохода капитан 2 ранга Бухов прошёл в свой кабинет. Ему  надо подготовиться к еженедельному докладу  командиру дивизии. Несколько секунд Торопов колебался зайти или не заходить в кабинет командира, чтобы доложить о своём прибытии. В училище между преподавателями и курсантами были тёплые, доверительные отношения. За годы учёбы старшие офицеры привыкали к своим питомцам и считали их, чуть ли не своими сыновьями. Они не только помогали курсантам освоить сложную учебную программу, но порой оказывали помощь и в бытовых вопросах. Сашка Батанов, хороший курсантский друг Торопова, женился на третьем курсе. Жить молодой семье было негде, оба приезжие, рассчитывали пару лет перекантоваться у дальней родственницы жены, но у той  изменились обстоятельства.  Старший преподаватель кафедры оружия капитан 1 ранга Юрий Васильевич Разумов был в то время депутатом Ленсовета. Вот и решил Сашка обратиться к нему за помощью, просил помочь в общежитии института отдельную  комнату получить для временного проживания. И ведь проблема была решена. Нечего и говорить, нянькались заботливые военные педагоги с курсантами, помнили свою нелёгкую службу во флоте. 
Командир лодки был в звании капитана 2 ранга, то есть в невысоком, как посчитал молодой лейтенант. И это предопределило его решение. Торопов пока ещё не научился видеть огромную разницу в личной ответственности между  преподавателем училища и командиром атомохода. Он постучал в дверь командира и, не дождавшись  разрешения, зашёл в кабинет командира.
-Товарищ командир! Лейтенант Торопов прибыл на подводную лодку «К-189» для дальнейшего прохождения службы.
Бухов оторвался от лежащих перед ним на столе бумаг, поднял голову, не очень приветливо посмотрел на вошедшего, вздохнул, и устало спросил.
-Кто Вы такой? Кем назначены?
-Лейтенант Торопов, назначен отделом кадров Северного флота.
-Я вижу, что Вы не адмирал, и догадываюсь, что назначены не  министром обороны. Вот только не знаю, в каком училище Вас учили обращаться напрямую к командиру лодки.
-Я окончил училище подплава и назначен командиром группы старта.
-Запомните лейтенант, о Вашем прибытии на корабль мне доложит командир ракетной боевой части, он теперь для Вас самый главный начальник. Отбросьте Вы эти свои курсантские привычки обращаться  напрямую к любому офицеру, которого вы увидите.  Я командир ракетного атомохода, а не куратор вашего дипломного проекта. Когда Вы мне понадобитесь, я Вас  вызову.
-Разрешите выйти?
-Идите.
И чего здесь такого, я же хотел только доложить о своём прибытии, а тут сразу пинка под зад получил. Примерно с такой мыслью Торопов вышел из кабинета командира. Среди выпускников училищ тогда прямо таки цвела мысль о быстрой и безоблачной карьере на атомных подводных лодках. До старшего лейтенанта – год, затем два года до капитан-лейтенанта. Значит, через три года на погоне уже будут четыре звёздочки. Армейцы их получают через восемь, а то и через десять лет. А о том, чтобы за эти три года стать хорошим специалистом, мастером своего дела думалось как-то не в первую очередь. И все эти первые годы службы общаться напрямую с командиром лодки тебе не придётся. Дослужись сначала до командира боевой части, а уж потом тебя будут вызывать на доклад к командиру. А пока знай своё место, товарищ лейтенант!
Через неделю после прибытия на лодку Торопов вполне освоился со своим положением, в экипаже его не очень то и замечали. Ну, назначили молодого офицера и назначили, каждый год их назначают, от них пока толку никакого. Для матросов и старшин вроде бы и не начальник, хотя и прицеплены две сверкающие звёздочки на погоне. Мичманам - ты очередная мишень для подначки и розыгрышей, для  командиров групп, которые уже по несколько лет служили на лодке, пока лишь слабая надежда на то, что им реже придётся стоять дежурными по кораблю.
Дежурство по лодке не любили все офицеры, а если приходилось заступать на это дежурство через два-три дня,  то очень скоро  люто его возненавидишь. Изматывало это дежурство по лодке даже самых выносливых и старательных офицеров. С утра, как и все, приходишь на корабль, первую половину дня занимаешься по своей специальности, а потом  начинается так называемая подготовка к дежурству. Вместе с матросами изучаешь набившие оскомину инструкции. Их, как правило, матросы знают хорошо, только выполнить всё, что в них написано никому не удаётся.  Известно, что инструкции пишут в штабах, а каждый штабной хочет записать в них всё, что не приведи господь. Он этими инструкциями защищает себя как черепаха панцирем. Штабной  обладает необыкновенным умением, ни при каких обстоятельствах не быть виноватым, он всё в инструкции написал, всё в ней предусмотрел. Любой штабной знает, чтобы ни случилось на подводной лодке, он отвечать не будет, всегда виноват подводник, ибо он не выполнил ту или иную строчку инструкции. Любимая защитная формула штабного офицера звучит так: все инструкции написаны кровью. Дай им волю, они бы инструкции памятник из бронзы отлили и золотом выбили бы надпись «Любимой инструкции от штабных работников». А вот подводнику чтобы выполнить всё, что предписано инструкцией на сутки не хватит и недели.
Ну ладно, бог с ними с этими инструкциями, всё равно за всё тебе, брат подводник, отвечать придётся. По прибытию на лодку даётся команда «вахте принять отсеки». А чего их принимать, если ты только что в этих отсеках работал. Нет, всё равно пройди по лодке и проверь лично: всё то, что должно быть закрыто или выключено, должно быть закрыто или выключено. Затем проверка лодки на герметичность. Компрессором воздух из лодки откачиваешь и смотришь, как быстро давление в лодке сравняется  с атмосферным. Если очень быстро, так ищи причину. Всё это пока цветочки аленькие,  горькие ягодки будут ночью. Только первая смена приляжет отдохнуть, ты, как  дежурный по лодке, должен провести две-три тренировки по борьбе за живучесть. То объявить пожар в каком-либо отсеке, то поступление забортной воды, то пожар на пирсе, а после отбоя всех этих учений надо ещё провести их разбор с указанием выявленных недостатков. А недостатки обязательно должны быть, как же без них, ведь начальство считает, что подводник без недостатков и не подводник. После всего дежурный пытается хотя бы немного отдохнуть, но только задремлешь, на лодку спускается дежурный по живучести. И он обязан провести хотя бы одну тренировку с личным составом вахты. Одним словом у дежурного по лодке не просто бессонная ночь, а аварийно-бессонная.  Казалось бы – тяжело в ученье, легко в бою. Но опыт показывает, что в реальности эти навыки нисколько не помогают справиться  с настоящей аварией. Эти учения проводятся,  как правило, формально, участвуют в них измотанные подводники.
Сдача зачётов Тороповым всё же шла успешно, он быстро  осваивал новые для того времени ракеты, на борту лодки их  три штуки. Изучать комплекс нужно было по технической документации, которая хранилась в секретной части корабля. Толстую папку чертежей и описаний каждое  утро после проворачивания оружия и технических средств Торопов получал под расписку у начальника секретной части мичмана Молчанова, который служил на лодке со дня её постройки и  числился на хорошем счету не только на лодке, но и в дивизии. Так что он сильно дорожил своим авторитетом. Не дай господь кому-нибудь задержаться со сдачей секретных документов хотя бы на пять минут, тут же следовал доклад  Молчанова старпому о нарушителе, а уж старпом, капитан 3 ранга  Шалыгин, разбираться не будет с причиной твоей задержки, выговор схлопочешь сразу. Владимир и рад бы позаниматься в вечернее время, пожертвовав своим личным отдыхом, но образ старпома внезапно возникал перед его глазами. Что делать! Вот если бы лодка была в море, то другое дело, можно с утра до ночи заниматься изучением специальности. Но экипаж в это время заканчивал межпоходовый ремонт, а затем предстояло подготовить и сдать штабу задачу номер один, так называлась организация повседневной деятельности подводников при стоянке корабля в базе.
Через два месяца Торопов был допущен к самостоятельному управлению группой старта, но до практических стрельб дело ещё не дошло. Всё это будет потом, когда закончится основная подготовка к боевой службе в океане. На этом напряжённая учёба молодого лейтенанта не закончилась, предстояла сдача зачётов по устройству общекорабельных систем подводной лодки. Знание, а главное умение пользоваться системами пожаротушения, водоотливной, фановой, воздуха высокого, среднего и низкого давления, системой регенерации и другими было обязательным для каждого подводника, независимо от его специальности.
Всё это предстояло сдавать командирам дивизионов электромеханической боевой части, которые поблажек никому не давали, ни на какие компромиссы не шли. Главным образом из-за того, чтобы хоть в этом сделать службу «люксов» соизмеримой с их службой, которая требовала почти постоянного нахождения офицеров БЧ-5  на лодке. К «люксам» относились все офицеры, кроме механиков. Порой механики, принимая зачёты от «люксов» задавали,  казалось бы, простые, но каверзные вопросы. Командир дивизиона живучести любил послать молодого лейтенанта прочитать что написано на серебряной закладной пластине подводной лодки. Эта пластина изготавливалась на заводе и  помещалась с внутренней стороны киля, куда после постройки доступа не было, поэтому можно было всю жизнь её искать и не найти.
Командир электротехнического дивизиона, слывший на лодке эстетом,  предлагал лейтенанту нарисовать как выглядит военно-морской флаг. И ведь некоторые путались, не знали  где располагается серп и молот, а где красная звезда. Тогда он посылал оторопевшего лейтенанта на кормовую палубу, посмотреть на флаг и запомнить как он выглядит. Запомнив символику и доложив об этом своему «учителю», считал, что успешно справился с таким простым заданием. Но не тут-то было. А каково соотношение длины флага к его ширине?  И вновь лейтенант поднимался наверх, но уже с линейкой. Всё это вызывало  улыбки на лицах подводников.
Для Торопова сдача  этих зачётов была сущим наказанием. В училище устройство подводной лодки проходили спустя рукава, мол, это дело механиков. А тут чёрт ногу сломит во всех этих хитросплетениях кабелей, труб, клапанов, кингстонов и прочей механической мутаты. Да и  с  секретной литературой всё тот же режим. Но Торопов обладал незаурядной волей и жгучим желанием скорее стать полноправным членом экипажа. Он оставался на лодке вечером, когда экипаж уходил на базу, лазил по трюмам, спрашивал у дежурного по лодке, где что располагается, не стеснялся подойти к опытному матросу или старшине, чтобы что-то уточнить, если было не понятно. Они не отказывали в своей помощи, а иногда водили его по лодке и показывали на местах как устроены общекорабельные системы. Всё это приближало Владимира к поставленной цели, значительно сокращало сроки сдачи зачётов. И вот сдан последний зачёт, поставлены все подписи должностных лиц в зачётный листок.  И вот уже издан приказ командира подводной лодки о допуске лейтенанта Торопова Владимира Павловича к самостоятельному несению вахты по специальности командира группы старта и дежурству по кораблю. На утреннем построении  экипажа на подъём военно-морского флага  старпом зачитал этот самый главный для Владимира приказ командира.
-Лейтенант Торопов, выйти из строя, -прозвучал негромкий голос командира.
-Есть, - Торопов сделал два шага вперёд.
-За успешную сдачу зачётов на самостоятельное управление группой старта и допуск к несению дежурства по подводной лодке объявляю благодарность.
-Служу Советскому Союзу! – как положено, ответил молодой офицер.
Первое поощрение командира запоминается лейтенантами на всю жизнь. Не исключением был и лейтенант Торопов. Это ведь признание его в качестве офицера - подводника, который теперь имеет право наравне со всеми выходить в море, а не быть лишним балластом. Теперь замполит  Чекуров ставил на партийных собраниях  Торопова в пример другим молодым коммунистам.
Межпоходовый ремонт закончился, командиром дивизии перед экипажем  поставлена задача в кратчайший срок подготовиться к выходу на боевую службу.  Чехословацкий кризис потребовал от подводников ещё больше сократить сроки подготовки к выходу в море. Во время очередной политинформации замполит сообщил, что в братской социалистической Чехословакии к власти пытаются придти враждебные антинародные элементы. Советское правительство оказывает действенную помощь народу этой страны, которая входит в наш социалистический лагерь.  Следовательно, нам надо быть готовыми защищать интересы Родины в Мировом океане. Рабочий день  продлён до позднего вечера, сход офицеров на берег к семьям запрещён. Экипаж всю эту информацию принял за чистую правду. И лишь один офицер , помощник командира Анатолий Ришард  в курилке высказал сомнение по поводу того, что это дело самих чехов и словаков, зачем нам-то вмешиваться в их жизнь. На другой день он был вызван в особый отдел КГБ, который имелся при каждой дивизии, там уточнили его высказывания и обвинили Ришарда в непонимании политики партии и правительства. Через неделю он был уволен из рядов Вооружённых сил за неблагонадёжность. А  экипаж продолжал готовиться  к боевой службе. На лодку загружаются продукты, торпеды, ракеты, пополняются запасы горюче-смазочных материалов и дизельного топлива.  Всё это проводится в авральном порядке.
И вот уже лодка готова к выходу на вторую курсовую задачу, в ходе которой  экипаж подтверждает  и закрепляет свои навыки плавания в надводном и подводном положении. При отработке следующей задачи проведены учебные торпедные стрельбы. Из двух выпущенных торпед одна «поразила» цель, вторая, после прохода своей дистанции не всплыла, по всей вероятности затонула.   Искали её долго, не нашли. И опять считается, что виноваты  подводники, хотя подготовку торпеды к стрельбе проводит береговая торпедно-техническая база. Но там документы оформлены строго по инструкции, к берегу претензий нет.
Наступил день, когда экипажу предстояло выполнить ракетную стрельбу. Для ракетной подводной лодки это главная проверка боевого мастерства её экипажа. Вышли в полигон, из которого будет выполняться стрельба одной учебной ракетой по наземной цели. Экипаж всё делает как в боевых условиях, различие лишь в том, что головная часть тридцати тонной  ракеты не оснащена ядерным боезапасом.  Там, как говорят подводники, поставлена болванка, имитирующая по объёму и весу ядерный заряд ракеты.
И вот уже  командиром объявлена готовность номер один,  все на своих постах и командных пунктах. Для командира группы старта лейтенанта Торопова наступает момент истины. От результата этой самой первой для него ракетной стрельбы будет зависеть вся карьера молодого лейтенанта. И не потому, что он, в случае неудачного пуска, не будет больше никогда допущен  к стрельбам, этого не произойдёт. Просто может появиться гадкая неуверенность в себе, а это уже надолго, если не на всю жизнь.  Торопов собран, внешне спокоен, только вот сердце разрывает грудную клетку словно ракета, выпущенная из лодки, разрывает пятидесятиметровую толщу Северного Ледовитого океана.
От командования флотом получено разрешение на проведение ракетной стрельбы учебной ракетой. Начинается предстартовая подготовка, которая должна быть проведена за тридцать минут. Эти тридцать минут сравнимы лишь с несколькими секундами затяжного прыжка парашютиста. В обоих случаях сознание ракетчика и парашютиста сверлит мысль, стартует ли ракета и раскроется ли парашют. До старта остаётся одна минута, часы на пульте управления стартом начали обратный отсчёт. Командир  ввёл в систему управления свой командирский код, Торопов снимает блокировку с красной кнопки пуска ракеты. Командир БЧ-2 капитан 3 ранга Сергей Струков внимательно наблюдает за действиями своих подчинённых. Он готов в любую секунду подстраховать каждого. По его команде уже открыта крышка ракетной шахты. По трансляции звучит  ровный голос командира лодки.
-Произвести пуск ракеты из шахты номер один.
Торопов пытается нажать красную кнопку, но кисть его руки как будто онемела. Заметив это,  Струков командует:
-Смелее лейтенант! Смелее!
Торопов отчаянно опускает ладонь на пульт управления стартом и нажимает кнопку «Пуск». За толстой бронированной стеной шахты слышится взрыв, лодка задрожала, словно наткнулась на сверхплотную массу воды и пытается рассечь её своим корпусом. Через мгновение гул, вырвавшийся из шахты ракеты, утихает, и шахта заполняется забортной водой. Ракета в полёте!  Восторг охватил душу ракетчика Торопова. Удалась, удалась стрельба! Однако его преждевременную эйфорию остудил командир боевой части Струков.
-Радоваться Торопов будете тогда, когда ракета достигнет квадрата, в который была нацелена, да ещё с заданной точностью попадания.
Лодка всплыла под перископ, в центральном отсеке нависла напряжённая тишина, командир ждал радиограмму о приёме ракеты полигоном.  Прошло несколько томительных минут ожидания и вот, наконец, получена шифровка.
Командир прочитал её, подошёл к центральному пульту корабельной связи и спокойным, как всегда, голосом произнёс.
-Товарищи подводники! Поздравляю вас с успешным выполнением ракетной стрельбы. Я горжусь вашим мастерством и выдержкой. Кокам приготовить праздничный обед.
В центральном грянуло громкое ура, эмоциональнее всех радовался замполит.  Теперь повышение в звании ему будет обеспечено. Подводники шумели как дети. На самом деле по возрасту-то, они недалеко ушли от детей. Средний возраст подводника составлял всего лишь двадцать  лет. Самым «старым» был командир, ему вскоре исполнится тридцать два года. И вот таким молодым людям было доверено страной самое современное и самое разрушительное ракетно-ядерное оружие.
Коки расстарались. Обед был приготовлен царский.  Борщ украинский, шницель с рисом, несколько мясных и рыбных закусок, бутерброды с красной икрой. В дополнении каждому подводнику по две шоколадки «Алёнка» и по стакану сухого вина «Алиготе». Всё это было не за счёт ошибки тыловских снабженцев, а благодаря умению  старшины команды снабжения мичмана Коваля экономить там, где другому и в голову не придёт.  Ракетчиков усадили за командирский столик,  остальные начальники сидели за общим столом. Торопов  впервые сидел за столом бок о бок с командиром. Командир поднял стакан вина и пожелал всем офицерам успешной флотской карьеры и удачи в подводной службе. Он сделал глоток вина и поставил стакан на место. Бухов в дивизии  слыл отъявленным трезвенником  и, наравне с его хорошей морской подготовкой, это считалось фирменным знаком командира подводной лодки «К-189».
После выпитого вина и ухода командира в центральный пост в кают-компании завязалась лёгкая болтовня с флотскими шутками и дружескими подначками.
-Торопов, ты дырку на погоне просверлил? Небось, старшего лейтенанта теперь тебе выгорит, - подначил Валентин Субботин, первый управленец ядерной энергетической установки.
-Нет, дырку надо сверлить на парадной тужурке, ему орден выпишут, - возразил турбинист Петя  Гиль.
Все захохотали, офицеры помнили, как Гиль ожидал награды за успешные работы по вскрытию для осмотра и ревизии турбозубчатого агрегата.   Какой же хохол чувствует себя нормально без медали. Не зря существует поговорка «хохол без медали, что справка без печати». Гиль со своей турбинной группой несколько суток безвылазно трудился, вскрывая турбину, мощностью в двадцать тысяч лошадиных сил. Он стойко переносил тяготы этой работы и, подражая песенке  Никулина  из знаменитой комедии , напевал «а нам всё равно, а нам всё равно, что турбину вскрывать, что идти в кино». Работа действительно была проделана большая и трудная, однако вместо заслуженной награды старпом резко выругал  Гиля за неприбранный после работы отсек. Ему не понравилось, что кругом разбросаны инструменты, ветошь, на поёлах видны пятна масла и многое другое, что старпом всегда заметит.
-Гиль, Вы вообще  не следите за отсеком!  У Вас здесь беспорядок как в худой сельхозтехнике, - старпом родом был из колхозного села.
-Да ещё не успели прибрать, мы трое суток не выходили из отсека, -  оправдывался Гиль.
-Я же не спрашиваю Вас, сколько суток вы не выходили из отсека, я указываю Вам на безобразия в отсеке, - отрубил старпом, - к вечеру,  чтобы всё было как следует прибрано, иначе накажу.
Гиль рассказал об этом случае своим товарищам. И вот теперь офицеры смеялись над его шуткой об ордене.
Вернувшись в базу, лодка ошвартовалась у стационарного пирса для погрузки боевой ракеты. После чего она считалась полностью готовой к выходу на боевую службу. Контрольный выход в море считался как бы первоначальным этапом автономки.
*   *   *
Автономка!  Длительный поход! Боевая служба!  Эти слова до боли близки каждому подводнику. Если у подводника не было на груди престижного знака «За дальний поход», покрытого горячей эмалью, со стилизованным изображением подводной лодки на фоне военно-морского флага, то это  считай что был и не подводник. Что с него взять, он не был в океане у берегов вероятного противника.  Значок «За дальний поход»  был любим всеми подводниками, особенно им гордились матросы и старшины срочной службы. Те ребята, которым не  довелось быть в длительном плавании, за этот значок были готовы на любые жертвы, вплоть до увольнения в запас в более поздний срок, если представится возможность сходить в это время в автономку. А были и такие береговые матросы, которые всеми правдами и неправдами ухитрялись завладеть этим знаком, лишь бы на гражданке выглядеть героем. Знаком «За дальний поход» не разбрасывались, он учреждён приказом Главнокомандующего ВМФ и выдавался каждому по списку, заверенному командиром дивизии.
В те годы, когда экипаж подводной лодки «К-189» выполнил уже не один длительный поход, они,  эти походы, назывались боевой службой. Романтичное название  «автономное плавание» отживало свой срок. Ему на смену пришло прагматичное и строгое определение «боевая служба».  Именно боевая служба, потому  что на борту подводных лодок прочное место заняли ракеты с ядерным и термоядерным зарядом. Вот почему автономное плавание уступило место суровой, бескомпромиссной боевой службе, которая и регламентировалась особыми законами и приказами. Они предусматривали не только высокую ответственность за выполнение задач боевой службы, но и суровые организационные выводы. Тогда ещё командование флотом не скупилось представлять к наградам многих подводников. Осуществлялся  целый комплекс мероприятий, которые должны  сопутствовать успешной подготовке к боевой службе. Был разработан и торжественный ритуал встречи подводников из  океана. Возродилась традиция времён Великой отечественной войны преподносить экипажу, вернувшемуся с моря, жареного молочного поросёнка. За праздничным столом этого поросёнка разделывали по-особому. Акустикам -  уши, чтобы лучше слышали под водой, механикам – ноги, чтобы быстрее  крутили винты  своими турбинами, замполиту – язык, тут и так всё ясно, ракетчикам и торпедистам – задок, чтобы лучше стреляли, командиру и старпому – голова. А  уж матросы получали весь бок поросёнка,  фаршированный гречневой кашей.
После сдачи подводной лодки второму экипажу, офицеры уезжали  с семьями в санаторий, а матросы и старшины в дом отдыха. Так было в первые годы несения боевой службы.
А потом,  через пару десятков лет, боевая служба стала обыденностью, экипаж собирался по частям со многих лодок,  подготовка шла в аварийном режиме. Всегда чего-то не доставало, ремонт проводился  кое-как, поэтому и аварийность на лодках возрастала. Командиры не получали продвижения по службе годами и даже  десятилетиями. Некоторые в шутку называли себя пятнадцатилетними капитанами. К наградам  редко кто представлялся, многие командиры  серьёзно заболевали и списывались на самые не престижные должности.
Как-то раз командующий флотом решил проводить в море экипаж и заодно проинструктировать лично командира подводной лодки Валерия Григорова. Во время инструктажа ему показалось, что командир без особого  внимания и почтения его слушает, в глазах не заметен интерес к рекомендациям высокого начальника.
-Командир, Вы понимаете, что идёте на боевую службу? Может быть Вы плохо себя чувствуете? Это ваш  первый выход? – раздражённо спросил командующий.
-Товарищ командующий! Чувствую я себя  нормально, как обычно. И это не первая и не вторая у меня боевая служба.
-А которая, позвольте узнать?
-Пятнадцатая, товарищ командующий, - равнодушно ответил командир.
-Как, и у Вас нет ни одной правительственной награды?
-Не удостоен пока.
-Хорошо, выполняйте поставленную задачу, инструктировать я Вас не стану. После успешной пятнадцатой службы представлю Вас к ордену.
Комфлота сдержал своё обещание. Григорову по прибытию с моря вручили орден Красного Знамени. Это был один из редких случаев награждения командира лодки в период заката советского строя, которому так беззаветно служили подводники. Но это всё будет через два с лишним десятка лет.  А сейчас лейтенант Торопов вышел на свою первую боевую службу.
После выхода из Мотовского залива и погружения на заданную глубину прозвучала команда «осмотреться в отсеках». Вскоре все командиры отсеков доложили о том, что всё осмотрено, замечаний нет. Командир установил готовность номер два, приказал заступить на вахту первой боевой смене, а второй и третьей разрешил отдыхать. Бухов хорошо знал, что напряжённой подготовкой к выходу в море  личный состав был измотан. От усталости у подводников наступала апатия, притуплялось чувство опасности, становилось всем и всё безразлично. Командир понимал, что если сейчас не дать подводникам вволю отоспаться, то в любую минуту можно допустить аварийную ситуацию по недосмотру людей. Что и говорить, если даже отличный рулевой, образцовый подводник старшина 1 статьи Гусев клевал носом, сидя за пультом управления вертикальным рулём.
-Гусев, постарайся уж продержаться эти четыре часа, потом выспишься, - заметил старпом.
Командир разрешил экипажу отдыхать посменно в течение трёх суток. В это время многие моряки даже не ходили на приём пищи, отстояв свои часы на вахте, они падали  снова на кровать.  Но здоровый молодой организм очень скоро восстанавливался. Вместе с шутками и юмором, вместе со смехом, которые  всегда были присущи морякам, появилась и обострённая настороженность, особая корабельная  бдительность людей, находящихся под водой наедине с грозным океаном. 
К океану надо обращаться на Вы, он не признаёт панибратства, он велик, могуч, беспределен. Океан не потерпит зазнайства,  ротозейства, пренебрежения, за подобное отношение к нему не раздумывая заберёт твою жизнь. Океан можно только любить и уважать, а тем, кто не готов с ним ладить, кто панически боится его, лучше оставаться  на берегу.
Спроси сегодня у подводника, прошедшего первую боевую службу, что ему тогда запомнилось больше всего,   каждый вспомнит что-то своё.  Один, например, расскажет о том, как трудно было привыкнуть к ощущению полной изоляции от внешнего мира, другой вспомнит, как  тосковал по родным и близким. Может быть, кто-то  разоткровенничается и расскажет,  как он боялся лишний раз пройти через реакторный отсек и как  он, проскочив мимо выгородки ядерного реактора, потом  пристально разглядывал в зеркале свою шевелюру. Лейтенант Глухов неизменно терзался ревностью. Старший лейтенант Синченко, убеждённый холостяк, любил рассказывать в присутствии Глухова  о том, как он в отпусках ухаживал за молоденькими жёнами лейтенантов. Некоторые из них, получив хорошую сумму денег, что выдавалась мужьям перед выходом на боевую службу, отправлялись дожидаться своих возлюбленных на югах.
-Витя, ты представляешь, - обращался Синченко  к Глухову,- и ведь эти девочки не против были порезвиться с нами.
-Прекрати, моя жена не такая, она никуда не собиралась ехать,- говорил Глухов.
-А что же она будет делать на севере поздней осенью? Работать она не работает, детей нет, женщина красивая, ну что ей здесь в базе торчать? Здесь всё на виду.
-Пошляк, ты Синченко, вот потому за тебя и замуж никто не идёт,- уныло говорил Виктор.
После таких разговоров Глухов был сам не свой. А что если Римма и на самом деле уехала к своим родным в Севастополь. А там, таких как Синченко, хватает. От подобных мыслей его отвлекали лишь корабельные учения, тогда думать о постороннем не приходится. Но всё же настроение портилось на несколько дней.
У каждого оставались свои воспоминания, но общей была мысль о том, что слишком долго и нудно тянутся вахты. Каждый подводник имел свой карманный календарик и с радостью вычёркивал в нём прожитый день. И ведь не думалось тогда, что этот день вычёркивается из отведённой человеку слишком короткой жизни.
Маршрут движения подводной лодки держался в большом секрете, с ним знакома была лишь группа командования да штурманы, им по  должности это положено. Однако были и такие «специалисты», кто самостоятельно прокладывал  для себя засекреченный маршрут, как правило, ими двигало врождённая любознательность.
На пульте управления ГЭУ (главной энергетической  установкой) Сергей Беляшов  следил и за  оборотами линии вала. Зная их, он легко рассчитывал скорость движения подводной лодки, а курс её снимал с репитера гирокомпаса, который находился в другом отсеке. На карте мира, вырванной из школьного учебника географии, Сергей рассчитывал во время своей вахты с помощью этих сведений курс лодки. И ведь сама идея была правильной, по его схеме лодка, огибая Европу, следовала из Баренцева моря в Атлантику и курсировала в пятистах километрах от берегов США. Его «научные» расчёты  подтверждались и температурой забортной воды, которая постепенно менялась от плюс четырёх до плюс тридцати градусов по Цельсию. Конечно, это не было раскрытием военной тайны в пользу вероятного противника, он и так  знал все эти маршруты, слишком велика  шумность нашей  подводной лодки. Но упаси бог, если бы об этой самодеятельности узнали офицеры особого отдела, отрабатывая свой хлеб, они обвинили бы Беляшова во всех смертных грехах.
А чем же занят был наш  герой Владимир Торопов? Для него всё было новым, всё интересным. В первые недели похода он вновь перечитал всю служебную документацию по своей специальности  и, с удивлением заметил, что многое из того, что учил, забылось. Оно и понятно, тогда он читал, чтобы быстрее сдать зачёты, не слишком вникая в суть прочитанного. Теперь время позволяло во всём разобраться досконально. Вместе с тем,  Владимир увереннее стал вести себя с матросами и старшинами  не только своей боевой части, но и   всего корабля.  Они замечали  его доброжелательность, которая органично сочеталась с высокой  требовательностью. Обычно такие хорошие взаимоотношения складываются у молодых офицеров не сразу. Сначала они побаиваются идти на контакт с матросами по причине своего неуверенного положения на лодке, а потом это, как правило, приводит к недопустимому панибратству.
Вахту  Торопов нёс на второй палубе ракетного отсека, где размещался его командный пункт и куда доступ был разрешён не всем подводникам, а только группе командования. Однажды, обходя отсеки, замполит Чекуров зашёл к нему на вахту. Ему нравился этот молодой лейтенант, он успешно  вошёл в состав экипажа лодки, имел всегда опрятный вид и, самое главное, никогда не лез к замполиту со своими личными вопросами.
Замполиты на лодках были разные. Конечно, они преданные партии люди, имеют неплохую политическую подготовку, могли свободно и доступно рассказать подводникам о том, как партия руководит нашими вооружёнными  силами, какими заботами живёт советский народ и каких успехов он добивается в строительстве коммунизма. А вот далеко не многие политработники могли  в полном смысле сплотить экипаж вокруг себя, проявляя не только партийную требовательность, но и истинную заботу о нуждах офицеров, мичманов и матросов. Слово у таких замполитов кремень, они по-доброму разберутся с возникающими у людей проблемами, никогда не оставят подводника наедине со своими неурядицами. В этом смысле они не побоятся выступить против мнения командира и другого высокого начальника.
На партийном собрании  экипажа одной из лодок дивизии разбиралось персональное дело коммуниста командира торпедной боевой части старшего лейтенанта Войлокова. Он каждый раз, когда напивался до чёртиков, рвался в чужие квартиры к женщинам, учиняя скандалы и дебош.  После одного из таких художеств, его задержал патруль и доставил в комендатуру. Утром комендант гарнизона, как обычно, докладывал командующему флотилией о нарушениях в гарнизоне за истекшие сутки. Надо заметить, что Войлоков был сыном хорошего знакомого командующего. Он вызвал  к себе командира лодки и порекомендовал обойтись в партийном порядке с Войлоковым  помягче.  Командир это воспринял как приказание и на партийном собрании первым выступил с осуждением проступка торпедиста и предложил объявить ему взыскание без занесения в учётную карточку члена КПСС.  Своё предложение он обосновал тем, что запись взыскания  в партийный документ может помешать офицеру продвижению по командирской линии.  Вяло, без какой либо заинтересованности выступили ещё два-три человека, проинструктированные заранее командиром, которые поддержали его предложение. Затем на трибуну вышел замполит, он откровенно назвал все предыдущие выступления беспринципными  и не отвечающими интересам боевой готовности лодки. На такого офицера как Войлоков нельзя будет положиться в трудную минуту. Далее заметил, если, к примеру,  у офицеров БЧ-5 нет возможности продвигаться по командной линии, то что,  к ним можно подходить по всей строгости партийного устава?  А остальные от этого ограждены?  И замполит в конце своего выступления первым предложил объявить Войлокову взыскание с занесением в учётную карточку.  Партийное собрание почти единогласно проголосовало за предложение корабельного политработника. А ведь это, согласитесь, редкий случай, когда  офицеры поддержали не командира, а замполита. Значит,  были такие политработники, которые имели в экипажах лодок истинный авторитет.
Чекуров звёзд с неба не хватал. Он один из тех, кто считал большой служебной удачей быть назначенным с дизельной лодки на атомную. Ведь это та должность, которая позволит со временем получить звание капитана 2 ранга. Василий Иванович о большем и не мечтал.  Он трудно привыкал к экипажу. Не зная устройства подводной лодки, не понимал, какие функциональные обязанности выполняют офицеры.  Поэтому  его общение с подводниками  сводилось к самым общим вопросам. Привычно замполит чувствовал  себя только при проведении политзанятий и политинформаций. Даже на партийных собраниях коммунисты корабля говорили о малопонятных для него проблемах.
Однажды подводная лодка проходила доковый ремонт на судоремонтном заводе в небольшом заполярном городке. Экипаж вынужден был размещаться  на берегу  в казарменном помещении. После дневных корабельных работ офицеры шли в отведённые им спальные помещения и там откровенно скучали. На берегу делать нечего,  заначенные деньги  уже давно оставлены в единственном на весь городок кафе «Сугроб», а театров и музеев здесь отродясь  не было.  Валентин Субботин, первый управленец, любил русские шашки и увлёк, от нечего делать, в эту незамысловатую игру многих офицеров. В библиотеке он взял популярный учебник  по шашкам и, нередко, разыгрывал приведённые там партии, что позволяло  Валентину с лёгкостью обыгрывать своих товарищей. Как-то     в очередной  раз он разбирал  партию из этого учебника, блестяще проведённую мастером русских шашек Николаем Кукуевым.  Субботин заметил изложенную им в учебнике интересную мысль: «мало привести партию к выигрышному состоянию, надо ещё уметь реализовать численное преимущество».  И тут Вальке Субботину в голову пришла шальная мысль написать эти слова  на листе ватмана  крупным шрифтом, которым оформляют в ленкомнате наглядную агитацию, и повесить этот лист у своей кровати. Его подвигла  к этому  не сама по себе глубокая мысль  мастера спорта, а ключевое слово ПАРТИЯ. Василий Иванович Чекуров слово ПАРТИЯ знал только в одном смысле, а именно Коммунистическая  партия, идеи которой он проводил в экипаже. Перелистывая с большим скрипом в своей голове  теоретический багаж, полученный им из курса истории КПСС и научного коммунизма,  он не вспомнил ни одного выдающегося партийного деятеля с фамилией Кукуев.  Два следующих дня Василий Иванович  настойчиво интересовался у подводников, кто такой Кукуев. Все пожимали плечами, мол, кто его знает. Тогда замполит напрямую подошёл к Субботину и строго спросил, что это у него за лозунг такой висит над кроватью.  Валька со смиренным видом, который вызвал приступ смеха у находящихся рядом товарищей, объяснил замполиту, что он увлекается русскими шашками, и что написанные на ватмане слова принадлежат знаменитому спортсмену. Василий Иванович не воспринял его объяснения всерьёз, а  посчитал, что над ним этот зарвавшийся управленец издевается,  и потребовал снять неугодный ему плакат. Субботин сказал, что  плакат никому не мешает, а ему даже помогает выигрывать в шашки у тех, кто не читает Кукуева.
Два дня замполит не знал, с какой стороны подойти к этому делу. Он мыслил так:  а что подумают в политотделе, если узнают о таком плакате да с такой  ещё фразой? Ведь наверняка обвинят его в политической близорукости, а  потому  могут и звание задержать.
Бывает, порой, удивительное сходство у простых людей с великими.  Замполит Чекуров, как и гениальный писатель Лев Толстой, был начисто лишён чувства юмора. Субботин на это и рассчитывал.  И вот, когда экипаж отправился из казармы  на лодку, Василий Иванович зашел в каюту управленцев и сорвал ненавистный ему плакат.  Вечером Субботин, изображая  из себя оскорблённого,   невинным голосом  спросил замполита, чем же ему помешал столь красиво оформленная агитация за здоровый образ жизни. В ответ Чекуров  сказал, что у нас только одна партия и других никаких быть не может. А потом добавил фразу, которая стала в экипаже долгое время цитируемой офицерами.  «У настоящего  подводника ничего не должно висеть на стене». Находящиеся рядом офицеры не смогли сдержать дружный хохот. В экипаже эта фраза стала расхожей. Каждый раз, когда кто-нибудь из офицеров готовился к сходу на берег, ему обязательно в след летело: помни, что сказал Василий Иванович,  « у настоящего подводника ничего не должно висеть».  А  «…на стене»  ни кто и  не добавлял.  Про такого как Чекуров обычно говорят, что он человек хороший, но без царя в голове.
Василий Иванович спустился на вторую палубу ракетного отсека. Торопов, не взирая на шум работающей аппаратуры, услышал, что кто-то спускается с верхней палубы на нижнюю и, заметив замполита, встретил его докладом.
-Товарищ капитан 3 ранга, вахтенный четвёртого отсека командир группы старта лейтенант Торопов.
-Здравствуй Владимир Павлович, садись, садись, пожалуйста, - Чекуров ко всем младшим офицерам обращался на «ты». Он считал это проявлением  той демократичности,  которую на каждом своём съезде провозглашала партия. Василий Иванович сел  на стоявший рядом ящик,  в нём  хранились запасные инструменты и приспособления. На  ящике лежала  фуфайка Торопова, такие фуфайки входили в комплект одежды подводников для ношения на берегу в зимнее время в зоне радиационной безопасности.
-Ну, как у тебя, Торопов вахта проходит, есть ли какие замечания или вопросы? – начал разговор замполит.
-Да нет, всё нормально, вопросов нет, - ответил Владимир.
-Это хорошо, значит всё нормально и ты всем доволен на службе.  Я вот о чём с тобой хочу поговорить, товарищ Торопов.
Видно речь пойдёт о чём-то служебном, раз замполит перешёл на официальный тон,  подумал Торопов.
-У нас после боевой службы будет увольняться в запас мичман Проворов, старшина команды спецтрюмных. А он у нас секретарь комсомольской организации. Так вот я думаю, может Вас рекомендовать комсомольскому собранию избрать секретарём бюро ВЛКСМ.  Офицер Вы правильный,  по службе дисциплинированный, молодой коммунист, люди Вас уже знают, чего же ещё надо. Только вот, пожалуй, смущает один факт, Вы не женаты.  Это плохо, мало ли чего может произойти с  холостым человеком по моральной линии, потом ничем не оправдаешься.  А почему Вы в училище не женились?  Ведь большинство молодых лейтенантов уже нашли себе верных спутниц жизни.
Торопов даже не знал что на это ответить замполиту. Рассказывать ему о своих отношениях с Люсей Быстровой не хотелось. Да и что было рассказывать, если Людмила, с которой курсант Торопов встречался последний год, ничего конкретного ему не ответила, когда он заканчивал училище. Ей ещё нужно два года учиться в своём педагогическом институте на факультете иностранных языков. Торопов познакомился с Люсей не в кино, не в театре и не на танцах, где обычно курсантский люд знакомится с девчонками, а в кафе-мороженое «Лягушатник», что располагалось на Невском проспекте. В этот «Лягушатник» он никогда бы и не зашёл, да Санька Батанов со своей ненаглядной женой уговорил туда заглянуть по случаю сдачи Аллой очередного экзамена.
В кафе за свободным столиком сидела одна девушка, остальные стулья за этим столиком  были не заняты. Ребята подошли к  девушке и галантно попросили разрешения присесть рядом. Заказали по порции мороженого пломбир с клубничным вареньем, завязался непринуждённый разговор. Санька представился девушке сам и представил свою жену Аллу, а затем и Торопова. Девушка назвала своё имя, причём прозвучало оно как-то не на городской манер, а по-деревенски – Люся. 
-А Вы тоже приезжая, как и мы, в городе девушек обычно так не называют? – спросил Сашка.
-Нет, я ленинградка, правда, в первом поколении, а вот родители мои действительно приезжие. Вас  удивило моё имя – Люся. Так я по паспорту Людмила, Людмила Михайловна, просто меня мама так с детства звала, вот я и привыкла к этому имени.
Девушка выглядела несколько угловатой, со слегка  вздёрнутым маленьким носом. А вот  глаза были великолепны, карие, можно сказать даже тёмно-коричневые.  Торопову, глядя на Люсю, вспомнились  строчки из модной тогда песенки « …двести лет назад, а может даже сто, за твои глаза тебя б сожгли на площади, потому что это колдовство». Нечего и говорить,  Владимир вызвался проводить её до дому. Так и завязались пока ещё непредсказуемые отношения между ними. За год они немало узнали друг о друге, но разговора о женитьбе не заходило. Перед самым окончанием училища Владимир спросил Люсю, поедет ли она на Север в отдалённый гарнизон, однако девушка уклонилась от прямого ответа.
Рассказывать замполиту об отношениях с Люсей Торопов  не посчитал нужным, это сугубо личное дело, которое меньше всего требует постороннего  внимания.
-В училище тоже не все мои товарищи, как вы выразились, нашли себе верных спутниц жизни, так что я не исключение, ещё успею жениться, - ответил замполиту Торопов.
-Так как же насчёт руководства комсомолом, что Вы на это ответите, - гнул свою линию замполит.
-Вы, Василий Иванович, правильно заметили, лучше это дело поручить женатому человеку, Вам же спокойнее будет.
-Ну, ладно, подумаем над твоими словами Торопов. Пойду дальше, посмотрю, что в кормовых отсеках делается.
Чекуров поднялся на верхнюю палубу и пошёл в кормовые отсеки.  Проходя шестой отсек, он через иллюминатор заглянул в реакторную выгородку. Что там, за этим иллюминатором  делается  для него, оставалось тайной за семью печатями. На дизельной лодке он знал, в надводном положении дизель крутит линию вала, на конце которой насажен винт, а под водой этот винт крутится электромотором. Здесь же  и дизель есть, но он находится далеко от кормы, значит, крутить винты не может. Да и как можно запустить дизель, если лодка почти никогда не всплывает? Будь Василий Иванович полюбознательней, он на пульте ГЭУ у этих заносчивых управленцев  узнал бы, почему лодка движется и для чего служит реактор. Конечно, смысла цепной реакции деления урана он бы не понял, но хотя бы  узнал, что тепло получается именно в ядерном реакторе. А дальше – проще, сухой перегретый пар под огромным давлением падает на лопатки турбины, за вскрытие которой Пётр Гиль   ждал награды, и крутит эти  лопатки, а турбина же, в свою очередь,  линию вала.
На пульт ГЭУ Чекуров так и не зашёл по  причине  нелюбви к  управленцам, чего от них можно ожидать кроме насмешек! В девятом отсеке  он чувствовал себя вполне комфортно, здесь никакой особо сложной техники не было, да при том значительную часть отсека занимали каюты офицеров и мичманов, здесь же располагался камбуз, по-сухопутному – полковая кухня. Командир отсека старший лейтенант Алексеев  находился в это время в отсеке, он  и встретил замполита. Чекуров поздоровался с ним, а потом подошёл к старшине 2  статьи  Галкину заметив, что тот вытачивает из эбонитовой болванки макет подводной лодки.
-На вахте, Галкин, заниматься посторонними делами нельзя, не положено, надо  службу бдительно нести, -  замполит сделал замечание старшине.
Тот отложил рабочий инструмент в сторону и пытался оправдаться, мол, это не мешает наблюдать за работой насосов. Тут вмешался в разговор Алексеев.
-Василий Иванович, да ему помощник командира ещё вчера разрешил вытачивать эту лодку.
-Как же помощник может разрешить такое, ведь это же на вахте! – возмутился Чекуров.
- Он оценил это увлечение Галкина по-особому и сказал: «чем бы подводник не тешился, лишь бы женщину не просил!» Только слово женщину он заменил   всем хорошо известным глаголом.
-Ну что ты, Алексеев, говоришь, помощник командира не может так выражаться, - с этой благой мыслью  замполит поднял кремальеру переборочного люка и перешёл в десятый отсек.
Лодка второй месяц  утюжила глубины Атлантики. Экипаж привык к однотонному распорядку дня, каждая боевая смена жила по своему расписанию,  время на лодке хранилось московское. Раз в трое суток штурман давал сигнал для сверки отсечных часов. После развода каждая боевая смена заступала на вахту, между сменами шло соревнование за лучшее несение вахты. Как и положено, это соревнование называлось социалистическим, надо думать, что на лодках вероятного противника соревнование было капиталистическим. Три раза в неделю с помощью переносной киноустановки «Украина», демонстрировались художественные кинофильмы, самые интересные из них подводники «крутили» по несколько раз. Как и на берегу находилось время для проведения партийных и комсомольских собраний, политзанятий и политинформаций. Это было святое! С берега на лодку во время сеанса связи передавался также  краткий обзор прессы,  подобранный политуправлением ВМФ. Раз в неделю устраивался банный день, экипаж посменно мылся в душе и менял разовое бельё.   Командование корабля не забывало поздравлять именинников с днём рождения.  Счастливчика вызывали в центральный отсек,  командир по трансляции объявлял об этом важном для подводника событии, поздравлял его и вручал торт, приготовленный  коками. Замполит тоже поздравлял и вручал какую-нибудь книгу, припасённую  для такого случая  на базе.
Лейтенант Торопов постепенно привык к такому режиму службы, и выполнять всё, что было ему предписано,  выполнял исправно. Техника работала безупречно, можно сказать монотонно, это его, как и многих других, вполне успокаивало. А вот командира БЧ-5 капитана 2 ранга Устинова не очень радовало такое спокойствие. Ещё с училищных времён ему врезалась в память такая фраза древнеримского писателя и оратора Марка Туллия Цицерона: «там, где ничего не происходит, скоро произойдёт крах». Следуя Цицерону, он любил говорить подводникам: «бойтесь, когда техника длительное время работает как часы, насторожитесь. После этого обязательно случаются неприятности. Хорошо, если вы неисправность заметите в самом её зачатии, плохо, когда она уже выйдет из под контроля». И ведь накаркал!
При очередном удалении отходов из лодки нижнюю  крышку  ДУКа заклинило. (ДУК – устройство для удаления контейнеров с отходами.)   это означало , что бытовые отходы очень скоро не просто заполнят все отсеки, но ещё своими запахами создадут невыносимую атмосферу. И вот из-за такой простой вещи может  оказаться утерянной скрытность подводной лодки, придётся всплывать в надводное положение и выбрасывать мусор. А это может привести к обнаружению подводной лодки противником. Командир, как никто другой, понимал размах надвинувшейся неприятности. Он собрал офицеров, чтобы посоветоваться,  как выйти из этого положения.   Командир дивизиона живучести Виктор Сливков предложил опасный, но действенный способ решения проблемы.
-Товарищ командир! Предлагаю всплыть на глубину тридцать метров, создать в отсеке давление  в три атмосферы, открыть верхнюю крышку ДУКа, залезть в него и попытаться освободить нижнюю.
-Это не простая операция, -  заметил командир БЧ-5 Устинов, - но я поддерживаю предложение Сливкова. Важно только очень точно удерживать глубину лодки, ибо в одном случае забортная вода хлынет в отсек, а в другом воздух из отсека вылетит в эту трубу.  При попытке рулевого вновь удержать глубину, вода опять будет поступать в отсек.  И последнее, надо подобрать такого офицера, который может влезть в  трубу ДУКа и высвободить крышку.
-Кому вы предлагаете поручить эту работу? – спросил командир.
Механик задумался, все его офицеры могли бы  это выполнить… Все они не первый год служили на лодке, хорошо знали устройство ДУКа, однако имели слишком избыточный вес, сказывалось отменное питание и  малоподвижный образ жизни.  Известно, что в походе подводник делает ежедневно лишь около полутора тысяч шагов, что в шесть раз меньше, чем на берегу. Никому из них в трубу ДУКа  не поместиться.
-Разрешите, товарищ командир, - поднял руку Торопов, мне приходилось заниматься с аквалангом,  а  устройство ДУКа я недавно изучал, когда сдавал зачёты. Кроме того, мои габариты позволят свободно залезть в эту трубу.  И вправду, Торопов ещё совсем недавно был курсантом, которому по определению в училище не дадут растолстеть. Командир согласился  с предложением офицеров и приказал готовиться к устранению неисправности.
Аварийные работы проводились по боевой тревоге, лодка ночью, соблюдая скрытность, всплыла на глубину тридцать метров,  из баллонов ВВД (баллоны, в которых хранится воздух под давлением двести атмосфер) создали в отсеке три атмосферы. Торопов надел лёгководолазную маску, снял всю одежду, чтобы она не зацепилась за что-нибудь,  взял аварийный фонарик. Ему привязали страховочный конец за пояс и  за  ногу, для того, чтобы вытащить его в случае надобности из трубы.
Всё обошлось хорошо, Владимир вытащил смятую консервную банку, которая заклинила нижнюю крышку ДУКа. По его команде Торопова подняли в отсек, обе крышки закрыли по штатному, сняли давление из отсека и погрузились на заданную глубину. Торопова все поздравляли, а командир объявил благодарность, второе в  жизни Торопова поощрение от командира,  а после этого добавил:
- Вы,  Владимир Павлович,  не просто устранили неисправность, Вы сняли с моего сердца большой груз,  а за это отдельное спасибо!
Подходил к концу второй месяц боевой службы,  и вот уже курс  подводной лодки обозначился на северо-восток. Это направление указывало на выход из полигона курсирования и начало движения к базе. И как бы ни был скрытен маршрут, подводники догадывались, куда теперь направляется лодка. Вахтенные командиры групп дистанционного управления ГЭУ (попросту – управленцы) стремились держать число оборотов линии вала чуть выше заданного. Так если центральный пост устанавливал  скорость вращения вала сто  восемьдесят оборотов в минуту, то они держали сто восемьдесят три или четыре. Не ведали наивные головы на пульте ГЭУ, что если лодка окажется не в заданной в определённое время точке, то командир  в дальнейшем назначит иную скорость хода.  Смех и грех, ну что можно спросить с молодых офицеров, когда они уже два месяца провели под водой?  Конечно, им хотелось побыстрее попасть домой.  В кают-компании стало веселей, больше появилось разговоров о береге, о семьях, о женщинах, об отпуске.  Откровеннее  и несколько циничнее всех в разговорах о любовных делах был Жорка Синченко.
-После вывода реактора из действия пойду проверять свою боевую готовность, - начал Жорка.
-Ты, о какой готовности говоришь, если у тебя даже жены и той нет, - подначил Петя Гиль.
- Петя, тебе не понять этого. Ты в учебном центре ещё не был, а там ведь все процессы, всю работоспособность боевой техники проверяют на учебно-действующих макетах.
-Причём здесь эти макеты?
-Да при том, что и в жизни так устроено. В каждом порядочном гарнизоне живут учебно-действующие модели, правда, в обиходе их называют самым популярным словом.  Впрочем, это приветливые и недорогие девочки. Причём в наших военно-морских гарнизонах они значительно порядочнее, чем в столичных городах. Приведу пример из своей жизни. Приезжаю я в отпуск в Питер, знакомлюсь с одной  смазливой и легкомысленной особой, а я ведь офицер флота, удостаиваюсь чести быть приглашённым к ней домой. Ну, там музыка, ей шампанское, мне водка, потом кофе, постель. Утром встаёшь, чай, одеваешься, уходишь от красотки, а потом обнаруживаешь, что в карманах от твоих отпускных остались одни копейки, купюры исчезли, не пойдёшь же выяснять отношения с этой красоткой. На следующий год я решил снова наведать эту девочку, всё то же самое, шампанское, водка, кофе, музыка, постель. А вот утром эта мадам ходит по квартире хмурая и злая как гарпия. Мне исключительно  понятен её настрой. Приглашаю зайти в гальюн, то есть в туалет, достаю из сумочки для нарезанных газетных бумажек пачку купюр с изображением вождя мирового пролетариата и показываю её. Немая сцена, любовь на этом кончилась, но удовольствие я получил  большее,  чем от проведённой с ней ночи.
-Я же говорил тебе, Синченко, что ты неискоренимый пошляк, и каждый раз ты подтверждаешь этот статус, - вмешался в разговор Глухов.
-Глухов, когда ты придёшь домой и прочитаешь записку от Риммы, что она скоро вернётся из Севастополя, первым прибежишь ко мне с просьбой познакомить тебя с одной из таких  УДБ. (учебно-действующих б…й), только, прошу тебя, не забывай моего опыта.
У Глухова от негодования чуть слёзы не брызнули из глаз, но тут в кают-компанию зашёл старпом и разговор офицеры перевели на другую тему.
-Товарищи офицеры, сегодня суббота, а со следующей недели мы проведём предварительный экзамен на классность. На базе некогда будет проверить ваш уровень мастерства, там вы будете сдавать этот экзамен перед комиссией, состоящей из офицеров штаба, потому, хватит бестолковой травли, беритесь за учебную литературу, - объявил старпом   Шалыгин.
Всю следующую неделю кипела работа по подготовке и проведению экзамена на классность. Готовились все, и матросы, и мичманы, и офицеры. Кто повторял требования книжки «Боевой номер», кто читал  эксплуатационные инструкции,  некоторые лазили по трюмам, изучая технику на месте. Командир БЧ-5 Дмитрий Устинов готовил экзаменационные вопросы по устройству лодки, которые будут предложены всем без исключения подводникам. Доктор  Ермаков готовил вопросы по медицине, начальник химслужбы  Тихомиров – по радиационной безопасности.
Заняты были все. Командир лодки Борис Аронович Бухов прекрасно понимал, что экипаж  устал от монотонного образа жизни, людей надо встряхнуть, иначе не избежать апатии, которая может спровоцировать  аварийное происшествие. Поэтому и подстегнул экипаж сдачей экзаменов на классность.
В четверг в девятом отсеке была собрана вторая боевая смена. Личный состав смены должен сдавать  этот экзамен.  Капитану 3 ранга Сливкову поручено провести экзамен среди «люксов», каждый получил свой билет и стал готовиться к ответу. Командиру торпедной боевой части капитан-лейтенанту Акулецкому достался вопрос по устройству  корабельной вентиляции. Торопов вспоминал устройство системы ЛОХ  (лодочная, объёмная, химическая), предназначенной для тушения пожара в отсеке. Начхим Тихомиров готовился отвечать, как устроена дифферентовочная система, итак каждый имел свой вопрос.
-Кто готов отвечать первым, - задал вопрос Сливков. Вдруг в трюме отсека что-то резко зашумело,  мгновенно шум перерос в гул водопада.
-Наверху! В трюм поступает забортная вода! - закричал вахтенный  Галкин, который нёс вахту внизу у  водоотливных насосов. Командир отсека Валерий Алексеев бросился к «Каштану» (система громкоговорящей связи с центральным постом) и, перекрикивая грохот воды,  доложил в центральный.
-Центральный! В девятый отсек поступает забортная вода.
Приказав загерметизировать отсек, стрелой спустился вниз. Находящиеся в отсеке подводники стали снимать со штатных мест индивидуальные дыхательные аппараты ИДА-59. Капитан-лейтенант Акулецкий рванулся к носовой переборке, пытаясь выйти из аварийного отсека.  На лодке тут же, после доклада Алексеева, была объявлена аварийная тревога. Это означало, что переход между отсеками запрещён. Святое правило русского воинства «сам погибай, а товарища выручай», действовало и на подводных лодках, только здесь оно имело силу закона.  Руководством по борьбе за живучесть предписывалось надёжно герметизировать аварийный отсек, чтобы очаг аварии не захлестнул всю лодку. Акулецкий знал об этом, но не смог справиться с чувством страха.
А в это время Сливков разобрался и доложил в центральный, что струя  забортной воды вырывается из главной осушительной магистрали и бьёт вверх. Он просил командира подвсплыть, чтобы   уменьшить забортное  давление, которое составляло двадцать атмосфер на глубине двести метров, и принял руководство отсеком на себя.
-Закрыть носовой клапан магистрали, - крикнул он Галкину - Алексеев,  быстро в  кормовой трюм, перекрыть  магистраль.
Напор воды ослабел и,  наконец, течь прекратилась. Оказалось, что аварийное происшествие произошло из-за коррозии металла, хотя трубопровод магистрали был медным. В ней сначала образовалась раковина, а потом появился свищ, диаметром около восьми миллиметров. Через это отверстие вода под огромным давлением врывалась в отсек, создавая в нём из распыленных брызг плотную атмосферу тумана.  Хорошо, что струя воды  била вверх, а не в сторону, поэтому Галкин смог пробраться к носовому клапану. Через струю в двадцать атмосфер он не смог бы  долезть до клапана, она просто разрезала бы его.
Однако, отключить участок водоотливной магистрали, это не значит устранить неисправность. Сменить участок трубы можно лишь в заводских условиях, а тут надо ещё добраться до базы. Но на то и смекалка, присущая издревле русскому человеку. Устранить свищ  Алексеев  предложил самым простым способом. Надо выстругать из аварийной доски чёпик и забить  его в эту пробоину. Дерево от воды набухнет и очень плотно закроет отверстие. Этим способом потом  не раз пользовались подводники  и на других лодках.
Аварийная ситуация  была не  слишком тяжёлой, тем не менее командир лодки собрал офицерский состав и провёл «разбор полётов». Он отметил  умелое и спокойное руководство капитана 3 ранга Виктора Сливкова, грамотные действия старшего лейтенанта Алексеева, а старшине 2 статьи  Галкину присвоил воинское звание  старшина 1 статьи.  Что касается капитан-лейтенанта Акулецкого, то командир выразился так:
-Наказывать Вас, Акулецкий, за попытку покинуть  аварийный отсек я не стану, потому, что  наказание  от командира лодки Вы можете воспринять за искупление Вашей трусости. Я этого делать не хочу, достаточно, что экипаж будет знать столь  позорную  страницу   Вашей биографии.
Несколько дней после  разбора аварии настроение у подводников было подавленное, каждому в душе не хотелось воспринимать мысль, что рядом с тобой может оказаться человек, на которого нельзя положиться. Сергей Беляшов,  сменившись с вахты, взял гитару и стал легонько перебирать струны. Сергея на лодке знали как местного барда, он хорошо подбирал мотивы к  сочинённым им же  непритязательным  строкам.  Находившиеся в каюте подводники попросили его спеть что-нибудь весёлое  из его репертуара. Беляшов не заставил себя просить дважды.
-Я вам спою сегодня песню, навеянную мне ожиданием скорого прибытия в родную базу.

Я в каюте проснулся, то ли день, то ли вечер,
Под водой всё слилось в понедельник сплошной.
Сколько раз на подлодке понедельников встречу,
Сколько раз вспоминаю наши встречи с тобой.
До девятого вала надо мной сотни метров,
Подо мной километры океанской воды.
Нам в отсеках не видны бури, штормы и ветры,
Но от этого больше  в наших кудрях седин.
Где-то воздуха вдоволь, где-то вьюги бушуют,
Где-то женщин ласкают в полумраке квартир.
Я на лодке как призрак, по тебе лишь тоскую,
И отсеком железным ограничен  мой  мир.
Я тоскую о море и о   солнечном ветре,
Я тоскую о море, хоть  я  в  море живу,
Я мечтаю всего лишь  об  одной  сигарете,
Я мечтаю о малом, но  я  этим   живу.

Все молчали, у каждого эта песня вызвала прилив ностальгии.  А вот Петя Гиль выразил своё восхищение.
-Слушай, Серёга, здорово у тебя получилось выразить наше общее настроение.  Давай запишем на магнитофон эту песню, потом прокрутим для всех по трансляции. Я  подам её отдельной страничкой в нашей  радиогазете, - турбинист Гиль по совместительству был нештатным редактором  корабельной радиогазеты.
- Замполит не пропустит, скажет слишком пессимистичная песенка, на подвиги не зовёт, - ответил Беляшов.
-Ничего, я её пропущу без цензуры Василия Ивановича, прикинусь «шлангом», мол, не хватало репортажей с мест, вот и записал Сергея Беляшова.
На этом и порешили. Лучше бы всё же познакомили замполита с этой песенкой.  Когда она прозвучала за обедом по трансляции, подводники атаковали Сергея с просьбой списать слова, очень скоро её напевал весь экипаж. Замполиту песня не понравилась, он даже посчитал её вредной.
-Ты больше, Беляшов, такие песни не пиши, - с досадой сказал ему замполит, - есть же хорошие темы, вот лучше бы написал о наших маяках, передовиках соцсоревнования. А о женщинах, которых ласкают в полумраке квартир, писать нечего, потому что это порнография, - с этими словами Василий Иванович отпустил  проштрафившегося барда. Если бы замполит знал ещё и о самодеятельной прокладке курса  лодки Сергеем, то ему долго бы пришлось ждать очередного воинского звания. Дисциплинарная  буря утихла, не успев превратиться в  отчаянный шторм.
Перед приходом в базу командиры боевых частей  рассматривали  проблему кого и как поощрить за  участие в боевой службе. Что касается грамот и благодарностей, то тут не было ничего затруднительного, их хватало почти на всех,  иное дело с представлением морякам срочной службы отпуска на родину сроком десять суток.
В каюте командира БЧ-2 Струкова обсуждался вопрос о десяти сутках одному из трёх претендентов.
-Как Вы считаете, Владимир Павлович, кого следует поощрить отпуском? – спросил Торопова командир боевой части, - у нас можно рассмотреть одного из трёх моряков. Это старшина 1 статьи Ильин, старший матрос Огородников и  старшина 2 статьи  Блинов.
-Сергей Михайлович,  я думаю, что Ильин отличный старшина, но он уже был один раз в отпуске. Огородникову надо подтянуться по специальности, а вот Блинов подходит по всем параметрам.
-Я, пожалуй, соглашусь с Вами. Подготовьте рапорт на имя командира за  моей подписью.
Дверь в каюту была закрыта не плотно, стоявший рядом старший матрос Огородников слышал весь разговор и затаил злобу на Торопова. Но как ему отомстить он ещё не придумал.
Тем временем лодка зашла в Мотовский залив, через несколько часов прозвучала долгожданная команда: «по местам стоять, к всплытию».  Лодка всплыла под перископ, командир приказал продуть среднюю группу цистерн главного балласта. Вахтенный трюмный  ещё раз проверил закрытие клапанов вентиляции  этих цистерн и подал  в них воздух высокого давления.  Через несколько секунд лодка всплыла в позиционное положение и закачалась на волнах  своего родного Баренцева моря. За время боевой службы подводники подзабыли ощущение качки, ведь на глубине более ста метров даже шторм в девять баллов не качает субмарину.  Командир приказал продуть остальной балласт, поднялся в боевую рубку и отдраил верхний рубочный люк, сравняв перед этим давление в лодке с атмосферным.
Первые ощущения, которые испытывает подводник, сделав глоток свежего морского воздуха, незабываемы. Истинные подводники знают, что сначала воздух кажется противным, горьким, резким, насыщенным йодом и ещё чёрт знает чем, чего нет в атмосфере лодки.  Консервированный кислород, получаемый искусственным путём из пластин регенерации, избыток двуокиси углерода (углекислого газа)  и многие другие примеси, анализ которых ни чем и ни кем  не предусмотрен,  формируют  в  лодке специфическую атмосферу. К ней за время боевой службы и привыкает подводник, правду сказать и отвыкает очень скоро.
Объявлена боевая готовность номер два и разрешён выход наверх по пять человек.  Прежде всего,  рвутся на мостик те, кто за три месяца  так и не отвык от привычки курить. От первых затяжек сигареты голова идёт кругом, а иных даже тошнит, тем не менее, заядлые курильщики тут же «высаживают» по второй сигарете. Запах табачного дыма распространяется не только на весь мостик, но и в центральный отсек.
Лодка ошвартовалась быстро, командир с ходового мостика  спускается на пирс  и докладывает командиру дивизии.
-Товарищ комдив!  Подводная лодка «К-189» задачи боевой службы выполнила, оружие и боевая техника в строю.  Экипаж здоров и готов к выполнению нового задания партии и правительства. Командир подводной лодки капитан 2 ранга Бухов.
Командир дивизии принимает доклад и велит построить две свободные смены на пирсе.
-В твоём докладе, командир, допущена одна ошибочка,- вдруг говорит комдив Бухову.
Бухов несколько растерянно смотрит на комдива и замечает у него весёлые искорки в глазах.
-Тебе, Борис Аронович приказом Министра обороны присвоено высокое воинское звание капитан 1 ранга. Так что поздравляю, и с тебя причитается.
-Спасибо, товарищ комдив, то есть служу Советскому Союзу!   За остальным дело не станет.
После приветствия экипажа комдив сообщил, что командир стал капитаном 1 ранга,  старпому и замполиту также присвоены очередные воинские звания -  капитан 2 ранга. Затем приказал  вывести ядерный реактор из действия, начать расхолаживание активной зоны и перейти на береговой режим службы. Свободным от вахты офицерам и мичманам разрешён сход на берег к своим семьям. У  Торопова семьи не было, и он остался на лодке, на берег сошёл его командир БЧ-2.
Долго мучился старший матрос  Огородников, придумывая как отомстить Торопову, и, наконец,  придумал. Он достал из своей шапки швейную иголку и воткнул её в один из кабелей,  соединяющий пульт управления стартом с ракетной шахтой. Огородников знал, что это заведование Торопова, игла закоротит проводку,  и на пульте,  когда он будет включён, появится аварийный сигнал, свидетельствующий о неполадке в системе, которую обнаружить на корабле не удастся, а когда обнаружат, то Торопова накажут. И откуда только у пермского паренька появилась такая византийская изощрённая мстительность? Может быть, в каком-нибудь десятом колене, пленённый  древлянами грек, попал в эти северные места, а потом  его потомки вместе с молоком и кровью впитали в себя чувство мести?
 
Торопов готовился  к выгрузке боевых ракет, этого требовали правила их хранения. Если лодка  находилась не на боевой службе или не стояла в  боевом  дежурстве, то оружие должно быть выгружено на базу. Перед выгрузкой ракет, как положено, проверяется  исправность всей системы старта. Когда Владимир включил пульт старта, то заметил аварийный сигнал, указывающий на неисправность в кабельной трассе. Он ещё раз осмотрел пульт, выключил его и повторно включил,  аварийный сигнал не убирался. Тогда он доложил об этом командируБЧ-2 Струкову.  Через два часа  безуспешной попытки устранить неисправность, Струков  доложил о ней командиру. На лодку были вызваны  флагманский специалист, а затем представители службы гарантийного надзора, которых специально завод держал в гарнизоне.
Заводские специалисты осмотрели всю кабельную трассу, прозвонили каждый участок, проверили сопротивление всей проводки и пришли к выводу, что в одном из кабелей нарушена изоляция. Заменить этот кабель они сейчас не смогут, надо заказывать его на заводе-изготовителе. В лучшем случае они смогут его отключить  и вынуть из общей связки. Когда стали демонтировать кабель, один из рабочих обо что-то острое поранил  руку, и тут же обнаружил небольшой конец торчащей из кабеля иглы. Стал очевидным факт предумышленного вывода системы старта из строя.  После доклада об этом происшествии на лодку незамедлительно прибыл оперативный работник особого отдела КГБ капитан 3 ранга Мастрюков.
Он побеседовал с каждым  ракетчиком, начиная от командира БЧ-2 и заканчивая  матросами.  Особист  проанализировал все собранные им сведения и пришёл к выводу, что это дело рук старшего матроса  Огородникова . Беседа с ним заняла несколько часов, в ходе которой Мастрюков  переходил от угрозы засадить преступника в тюрьму на десять лет, до обещания направить всего лишь на гауптвахту.  Наконец Огородников сознался в совершённом  преступлении и рассказал почему он это сделал. Затем он написал подробную объяснительную записку и его отправили  на гарнизонную гауптвахту.
Заседание военного трибунала было закрытым, Огородникова приговорили к двум годам дисциплинарного батальона. Через два года его возвратят на лодку,  где его уже мало кто узнает. А тех, кто его ещё помнил, поражала беспрекословная исполнительность штрафника, затаённая злоба в глазах, во всём его облике чувствовалась дикая затравленность волчонка. Однако месяца через три-четыре Огородников отошёл от дисбата и стал самым большим разгильдяем, он уже ничего и никого не боялся. Командование дивизии приняло решение уволить его в запас.
Событие, связанное с выводом ракетного комплекса из строя, получило большой резонанс. За серьёзные упущения в воспитательной работе с личным составом, что привело, как считал командующий флотилией, к выводу подводной лодки  «К-189» из состава сил боевой готовности наказаны были все. И как всегда  бывает в таких случаях, самое строгое наказание получил  младший из всех начальников. Поэтому получение Тороповым очередного воинского звания старший лейтенант было отодвинуто на неопределённый срок.


                Часть 2.
             Трудный день командира подводного ракетоносца.

Кабинет командира дивизии располагался на первом этаже береговой казармы подводников, в самом её конце, остальные комнаты занимал штаб и политотдел дивизии. Обстановка кабинета комдива была по спартански простой. Рабочий стол, несгораемый сейф, изготовленный в Германии ещё до Первой мировой войны, на стене портрет «дорогого Леонида Ильича»,  три книжных полки с произведениями Ленина, полученными  пропагандистом политотдела в библиотеке специально для  этого кабинета. Всю  эту обстановку  дополнял длинный стол и два десятка жёстких казённых стульев, предназначенных для совещаний с командирами  лодок и офицерами штаба. Вот и всё убранство кабинета  командира дивизии контр-адмирала Гаврилова Виктора Яковлевича.
В кабинете его застать обычно трудно:  обучая подводников морскому делу, он не вылезал из прочного корпуса. Вот и сейчас он прибыл с моря, где принимал вторую задачу от нового экипажа.  Эта подводная лодка готовилась к боевой службе, через месяц с небольшим ей предстоял выход в океан. Дивизия Гаврилова укомплектована  самыми новыми лодками, правда, теперь они уже стали называться ракетными подводными крейсерами стратегического назначения (РПКСН). Эти крейсера оснащены двенадцатью баллистическими ракетами межконтинентального радиуса действия. Учебные стрельбы ими проводились из Норвежского моря по Камчатке. Ракета на тысячу километров поднимается к небу, ориентируя  полёт по звёздам  на протяжении всей своей траектории. Затем головная часть делится на десять ядерных зарядов и, каждый  с чрезвычайно высокой точностью, поражает наземную цель.
Комдив был расстроен, на лодке, которую он выводил в море, обнаружился заводской дефект, в районе пятого отсека дал трещину прочный корпус. Значит, срывается график несения боевых служб дивизии, которая доверена ему, контр-адмиралу Гаврилову. О срыве этого графика доклад поступает в Генеральный штаб, что заведомо ничего хорошего не сулит. В дверь кабинета негромко постучали.
-Войдите, - разрешил комдив.
-Товарищ комдив! Капитан 1 ранга Торопов по Вашему приказанию прибыл, -  доложил вошедший.
-Здравствуй, командир! Садись, Владимир Павлович, - комдив за руку поздоровался с Тороповым.
Торопов неделю назад вернулся с боевой службы, его РПКСН  «К-469» вполне успешно вернулся с боевой службы,  на переходе и  в полигоне патрулирования  не был обнаружен противником. Экипаж готовился  отправиться в отпуск, а лодку сдать своему второму экипажу.
-Владимир Павлович, ну как у тебя дела, как поживают домашние, чем заняты? – издалека начал комдив.
-Всё нормально, товарищ комдив. Вот готовимся всей семьёй поехать в Крым, Людмила уже и маршрут разработала.
Торопов был изумлён далеко не служебными вопросами комдива.   Обычно семейными делами командиров лодок он меньше всего интересовался. А тут вдруг «как поживают домашние».  Значит, что-то предстоит необычное. Гаврилов не был дипломатом, свои мысли он выражал всегда  коротко и прямо, за что его начальник штаба флотилии недолюбливал.
-Володя, лодка Князева дала трещину прочного корпуса, а ей через месяц с небольшим  надо выходить на боевую службу. Заварить трещину можно только на заводе, а там полная загрузка, вне очереди ни за что не примут. Вот и думай что делать. Владимир Павлович, у меня другого выхода нет, как просить тебя, вместо положенного отпуска выполнить подряд вторую боевую службу.  Свободного полноценного экипажа в дивизии нет, твоему второму, как тебе хорошо известно, не скоро предстоит войти в первую линию. Так что суди сам, на размышление тебе одни сутки. Ещё раз говорю, что это просьба, а не приказ.
Торопов не сразу осознал, какая ответственность с этого момента легла на его плечи. Рабочий день подходил к концу, он позвонил старпому и велел отпустить экипаж по домам, сегодня никаких вводных не будет. Владимир тоже отправился сразу домой. Люся была крайне удивлена столь ранним его приходом со службы.
-Что случилось? Неужели сдал лодку и ты уже в отпуске, а я ведь ещё не всё успела собрать, - заволновалась жена.
-Нет, Люся, лодку пока не сдал, просто что-то голова у меня разболелась, видно никак к берегу не привыкну. А знаешь что?  Сваргань-ка ужин повкуснее,  и давай побалуем себя стопочкой коньяка,-  ответил Торопов.
Людмила почувствовала, что с Володей происходит что-то необычное, но расспрашивать не стала, посчитает нужным – сам расскажет. Пока она готовила ужин, Торопов прошёл в детскую   и  увидел сына,  сидевшего за учебниками.
-Ну что, Антошка, грызёшь гранит науки?
-Нет, папа, я решил стать командиром лодки как и ты. По телевизору показывали фильм «Командир счастливой щуки», здорово он бил фашистов. А вот ты пап, тоже утонул бы, как  этот командир? Жалко, ведь ему всегда так везло, а ты у меня везучий?
-Везучий, - улыбнулся Торопов, вспомнив разговор с комдивом, - ты знаешь, Антон, не всем и не во всём людям на земле везёт. Бывает, что жар-птицу ухватишь за хвост, а она вдруг каким-то особым образом вылетит из твоих рук, а потом не знаешь, прилетит ли она  к тебе вновь.
-Так её надо сразу в клетку посадить, тогда и не улетит.
-Клетку для жар-птицы ещё никто не придумал.  Ладно, пошли ужинать.
*   *   *

В отпуск лейтенант Торопов убыл не получив очередного воинского звания старший лейтенант, хотя положенный срок вышел.  До снятия  выговора от командующего флотилией не  могло быть и речи о том, чтобы командир капитан 1 ранга Бухов послал на него представление к присвоению звания.
Володя глубоко переживал эту первую в его офицерской биографии неудачу. Было бы не обидно, если сам в чём-то оказался виноват, а то всё получилось из-за мести подчинённого. Но как бы то ни было, а отпуск никто не отменил. В поезде «Арктика»  он вспоминал свой родной город Белый, что расположен на западе от Калинина, а граничил со Смоленской областью. На самом деле этот  древний городок долгие годы входил в состав Смоленской земли, а  к  Калининской области  стал принадлежать совсем недавно. Городок  расположен на обоих берегах извилистой речушки Обша и назывался раньше женским именем – Белая. История малой родины Торопова насчитывает больше шести столетий, в его судьбе было немало трагических страниц.  Город переходил из рук смолян в руки Литовского государства, затем примыкал к Московскому княжеству, а одно время даже находился под польским владычеством. И только в средине семнадцатого  века город Белый окончательно вошёл в состав России. Все эти сведения Володя получил на уроках истории, где милая старенькая учительница Тамара Васильевна рассказывала об этих событиях так, как будто сама жила в том времени и видела всё своими глазами.
Тороповы проживали на Большой Смоленской улице, позднее переименованной в улицу Ленина, которая в своей южной части называлась Кривой. Все эти воспоминания всплывали под мерный стук вагонных колёс скорого поезда. Дома его ждала мать, Екатерина Фёдоровна и сестра Татьяна. Отца Владимир не знал, он погиб под Ржевом, мать говорила, что он был артиллерийским капитаном.
За воспоминаниями о своём доме и детстве, о школьных годах, Торопов не заметил, как поезд проскочил Волхов и скоро должен  прибыть на Московский вокзал. С вокзала он позвонил Люсе Быстровой и предложил встретиться где- нибудь на Невском.
-Ой, Володенька, как я рада слышать твой голос, хорошо, что сегодня у меня свободный день, говори, где увидимся – с радостью отозвалась  Люся.
-Ну, давай туда, где мы первый раз встретились, к «Лягушатнику».
-Давай лучше на Аничковом мосту, а потом посмотрим куда идти, может и забежим в «Лягушатник».
-Хорошо, жду!  Не задерживайся!
Ленинград! Город нежной курсантской юности, город великих надежд, безудержных мечтаний, город  неповторимой красоты. Тот, кто в Ленинграде провёл свою юность,  никогда не забудет величественной Невы, Адмиралтейской иглы и шпиля Петропавловской крепости, великолепных зданий Зимнего дворца, Исаакиевского и Казанского соборов. А  вытянутая в державном жесте правая рука Медного всадника будет на протяжении всей  жизни звать тебя на свершение больших и малых дел, за которые тебе  не должно стать мучительно стыдно.
От восхищения красотой северной столицы и от предчувствия встречи с Люсей на душе было чисто и радостно, и  какими-то второстепенными  показались Владимиру неурядицы с отсрочкой звания.   
Люся издалека заметила на мостике возле рвущихся ввысь клодовских коней Владимира и стремительно подлетела к нему. Август в Ленинграде это ещё не самый конец лета. Люся,  в белой  блузке и под цвет глаз коричневой  коротенькой  юбке, была обворожительна. Торопов, соскучившийся по ней,  застыл в восторге. Образ Люси предстал в его воображении сегодня таким же,  как образ Лауры  в глазах великого Данте. Столичному завсегдатаю кафе и модных ресторанчиков никогда не ощутить того высокого чувства, того преклонения перед женщиной, которое присуще флотскому офицеру,  долгое время отгороженному от этого мира теснотой отсеков и глубиной океана.
-Люся, милая, здравствуй! Как же давно я не виделся с тобой, какая же ты красивая!
-Володенька, я тоже с нетерпеньем ждала этой встречи, боялась, что ты там на своей лодке забудешь про меня. Я ругала себя, что тогда  не ответила тебе.
-А что теперь ответишь? Согласна ли стать моей женой?
-Володя, мне ещё год учиться, если мы поженимся, ты готов подождать, ты не будешь возражать, если я ещё на год задержусь в Ленинграде? Я тебя очень люблю, но на нашем факультете нет заочного отделения, а учёбу надо завершить. Через год, даже немного раньше, я сдам госэкзамены и мы будем жить вместе.
-Да уж, зачем мне жена с незаконченным высшим образованием, - улыбнулся Торопов, - я люблю тебя, дорогая моя,  давно люблю. А вот свадьбу давай сыграем в этом  отпуске. Я съезжу к маме, приглашу её и сестрёнку на нашу свадьбу, потом буду ждать тебя с твоим заветным дипломом.
Они шли по Невскому проспекту юные, восторженные, всей душой устремлённые к счастью.
*  *  * 

-Люся, какая же ты умница, как быстро и вкусно приготовила ужин. Давай поднимем по рюмке коньяка за нас с тобой и нашего Антошку. Помнишь, как мы встретились с тобой на Аничковом мосту, и ты  тогда согласилась стать моей женой. – Торопов расслабился, скованность, наступившая после разговора с комдивом, отпустила сердце командира.
-Володя, ты сегодня как будто не в себе, тебя что-то сильно огорчает. Ты необычно много сентиментальничаешь, я за тобой этого раньше не замечала.
-Ладно, Люся,  давай отдыхать, завтра у меня будет не лёгкий день.
Люся убрала  кухню, Торопов принял душ, а вот спать не хотелось. Скоро Люся пришла в спальню, она  скинула халат и надела ночную сорочку. По привычке поцеловала мужа, провела по его небритой щеке рукой, и вдруг потянулась к нему всем своим, по прежнему свежим и молодым,  телом.  Торопов почувствовал какой-то обострённый прилив сил и увлёк жену в свои объятья.
Проснувшись, как обычно, в семь часов, Владимир собрался идти на лодку. Предстоял не простой разговор с офицерами подводного ракетоносца. В береговой столовой офицерского состава одна комната была выделена  под  кают-компанию для руководства дивизии и командиров подводных лодок.  Торопов поздоровался со своими товарищами, командирами соседних лодок и сел на, закреплённое за ним, место. Командира дивизии еще почему-то не было, это обрадовало Торопова, он ещё не готов был с ним  встретиться.
Выпив свой кофе и, без особого аппетита, проглотив бутерброд с колбасой, он  пошёл на подъём флага. Начинался обыкновенный рабочий день, день сдачи корабля второму экипажу. Пока шло проворачивание оружия и технических средств, Торопов оставался в своей каюте. Неожиданно потянулась череда воспоминаний о давних событиях.
*  *  *
Взыскание от командующего флотилией было снято через три месяца, а ещё через три недели пришёл приказ комфлота о присвоении Торопову звания старший лейтенант. Вручая погоны с тремя звёздочками, командир лодки капитан 1 ранга Бухов, сказал ему:
-Я знаю, что Вы, Торопов, хороший  офицер. И я вместе с Вами переживал об отсрочке в присвоении Вам звания старший лейтенант. Только я Вас прошу вот о чём: не надо затаивать обиду на командование. Когда вы станете командиром лодки, а Вы им, безусловно,  будете, то поймёте, что забота о боеготовности корабля выше личных обид, даже если Вам кажется, что наказание не справедливо.
-Я понял Вас, товарищ командир. Ведь жизнь не останавливается, будем служить дальше, - ответил Торопов.
Жизнь действительно на флоте продолжалась, здесь не выделяется время для безделья, одна задача накатывается на другую. Лодка должна быть максимальное время находиться в боевой готовности, на то она и является составной частью стратегических ядерных сил.
В составе экипажа произошли ожидаемые изменения. Командира Бухова Бориса Ароновича  назначили в отдел боевой подготовки штаба флота, высшее руководство страны и вооружённых сил всё придирчивее смотрело на пятую графу анкеты. Старпом Шалыгин стал командиром, переведён к новому месту службы механик капитан 2 ранга Устинов, а командир дивизиона живучести Сливков был назначен на его место. В БЧ-2 изменений не было, не считая  уволенных в запас старшин и матросов, выслуживших установленный срок. Торопов большей частью занимался обучением молодых матросов. В этой круговерти незаметно пролетели два года.  Как-то раз командир БЧ-2 Сергей Струков пригласил его в свою каюту.
-Владимир Павлович, в штабе флотилии мне предложили должность помощника флагманского  ракетчика, а заодно поинтересовались моим мнением о Вашей службе. Я понял так, что рассматривают Вашу кандидатуру на должность командира БЧ-2 вместо меня. Как Вы на это смотрите? - спросил Струков.
-Честно говоря, Сергей Михайлович, мне наверно рановато становиться командиром боевой части. Я ведь в своей должности всего три года.
-Понимаете, Торопов, мне не хотелось бы передавать боевую часть «варягу». Вы здесь уже хорошо освоились, технику изучили досконально, опыт стрельб и боевых служб у Вас имеется, да и личный состав Вас хорошо знает. Не боги горшки обжигают, буду докладывать там, наверху о том, что Вы справитесь с новой должностью.
Тогда флот каждый год пополнялся всё новыми и новыми субмаринами. Для офицерского корпуса это было золотое время. На должности командиров боевых частей назначались совсем молодые офицеры, однако, обладающие задатками здорового карьеризма и хорошей амбициозностью.  Благодаря своей самоотверженности, трудолюбию и личной ответственности они быстро осваивали новые высокие должности. Торопов относился именно к таким офицерам.
С дистанции сходили только такие офицеры, которые не могли понять и принять смысла подводной службы. Прослужив три-четыре года на лодке, они находили любую возможность вырваться на берег. При этом убеждали себя и других в том, что время, проведённое ими в море,  на боевой службе или в дежурстве не позволяет им развиваться. Они отстают от жизни, не видят ничего достойного их тонкой духовной организации. За этими мыслями стояли, как правило, боязнь моря и даже обыкновенная трусость. Командир БЧ-3 Акулецкий был рад, когда его перевели в тыл, хотя и на низшую должность. Распрощались с ним офицеры лодки холодно, даже не пришли по этому поводу выпить рюмку водки. «Зато у меня теперь раз в неделю гарантированный выходной день, да и в Мурманск не проблема съездить» - с такими мыслями он убыл с подводной лодки.
Новую должность Торопов освоил довольно таки быстро, тем более, что привыкать к другому экипажу не надо, а дома, как говорится, и стены помогают. Светлая полоса настала в его жизни. Как и договаривались с Люсей, свадьбу справили в том же году, когда он после первой своей боевой службы, не получив звания старший лейтенант, приехал в Ленинград.  Ещё до отбытия в свой город Белый, они с Люсей подали заявление  в ЗАГС. Регистрировать брак решили во Дворце бракосочетания на набережной Красного флота. Свадьбу отметили скромно. Со стороны Торопова были мать Екатерина Фёдоровна, сестра Татьяна, да Сашка Батанов с Аллой. С Батановым повезло, он после окончания учёбы остался служить в училище секретарём комитета ВЛКСМ. Алла убедила Сашку, что ей в дальнем гарнизоне не найти работы, поэтому её творческая жизнь будет загублена.
Через год Люся успешно закончила свой иностранный факультет и переехала в Ягельное, где молодая семья Тороповых вскоре получила однокомнатную квартиру в только что построенной пятиэтажке. На следующий год Люся устроилась в школу учительницей английского языка. Это не только позволило улучшить семейный бюджет, но и получить моральное удовлетворение от осознания своей полезности людям.
В выходные дни, когда такие выпадали на долю Тороповых, они любили ходить в сопки. Тундра особенно хороша летом, когда солнце светит круглые сутки.  База подводных лодок располагалась на семидесятой широте, где полгода полярный день, а полгода полярная ночь. Русский человек всегда радовался  дарам  природы, то ли это лесные ягоды, то ли орехи, то ли целебные травы. В мире, пожалуй, ни кто не любит грибы так, как любят их наши люди. В тундре грибы растут особенно дружно.  Сойди с нахоженной тропинки чуть в сторону, и ты увидишь на небольшой полянке, притаившейся между огромными валунами, десятка два подосиновиков и белых грибов, а уж подберёзовикам и счёту нет. В каждой семье заполярного гарнизона к столу всегда будут поданы маринованные или жареные грибочки, а любители рыбной ловли обязательно выставят огромную эмалированную миску красной икры. Порыбачить на удочку в небольших заполярных речках не редко приезжали  высокие столичные начальники. Да что там говорить, сам Главком любил подцепить на крючок дюжину кумжи, из которой уха поистине получается царской.
В погожий зимний денёк Володя с Люсей любили побегать на лыжах. Три-четыре километра по уплотненному северным ветром снегу давали хороший заряд бодрости, которого хватало до следующей вылазки в сопки.

*   *   *

В дверь каюты командира постучал старпом капитан 3 ранга  Леонид Агапов и попросил разрешения войти. Он доложил об окончании проворачивания оружия и технических средств  и о готовности  передавать лодку второму экипажу.
-Леонид Петрович, через час соберите командиров боевых частей и начальников служб в кают-компании, а сами вместе с замполитом зайдите ко мне прямо сейчас, - распорядился Торопов.
Старпом поднялся в центральный пост, отдал необходимые распоряжения и пригласил замполита зайти к командиру. Когда они разместились в каюте командира, наступила неоднозначная пауза. Видно было, что командир готовится к какому-то неординарному разговору. Наконец  Торопов начал разговор со следующих слов:
-Вчера вечером я был у комдива, он рассказал о трудном положении, в котором оказалась наша дивизия в связи с неожиданными обстоятельствами. В прочном корпусе подводной лодки Князева Ивана Николаевича образовалась трещина. А эта лодка,  «К- 462» , готовилась к выходу на боевую службу. Понятно, что сделать этого она в установленный срок не сможет. Контр-адмирал Гаврилов Виктор Яковлевич предлагает нашему экипажу подставить своё плечо, то есть  выйти через месяц с небольшим на боевую службу. Я повторяю, он не приказал, он просил наш экипаж об этом. Каковы ваши будут суждения на этот счёт?
Наступила тягостная минута, такого поворота событий  ни старпом, ни замполит не ожидали. Торопов тоже молчал, ждал их реакции на сказанное. Наконец он спросил замполита Ткаченко.
-Евгений Васильевич, как Вы считаете, поймут ли наши офицеры затруднительное положение дивизии, если им вместо  отпуска придётся идти на боевую службу?
-Товарищ  командир! Владимир Павлович, но ведь многие уже заказали билеты на поезда и самолёты, а некоторые даже успели отправить на большую землю свои семьи.
-А где лично Ваша семья?
-Моя пока ещё здесь, но тоже собирается отправиться на днях к своим родителям в Ворошиловград.
- А что Вы скажете, Леонид Петрович?
-Я, как Вы знаете, товарищ командир, должен ехать с матросами и старшинами в дом отдыха на «Щуку». Моя жена знает, что я раньше чем через три недели не приеду, поэтому сейчас не ждёт меня. А что касается боевой службы, я думаю, экипаж поймёт Вас.
-Так что, Евгений Васильевич,  Вы лично  какую позицию занимаете? – спросил Торопов замполита.
-Да почему именно наш экипаж надо посылать на боевую службу? А где же второй экипаж Князева? Почему его не послать?
-Евгений Васильевич, я ведь спросил Вас о том, какую Вы лично позицию занимаете, а не о том, почему командир дивизии просит нас выполнить боевую задачу. Означают ли Ваши вопросы, что Вы  против этой просьбы комдива.
-Не знаю, мне надо посоветоваться с политотделом, - замполит задумался, а потом ответил, -  впрочем, я тоже поддерживаю командира дивизии.
-Ну, вот и хорошо. Леонид Петрович, как будут собраны командиры подразделений, доложите мне, - закончил разговор командир.
Старпом и замполит вышли, Торопов обдумывал с чего начать разговор с офицерами – командирами подразделений. Подводники действительно устали, почти три месяца боевой службы вымотают любой экипаж. Накопившаяся усталость людей может привести к тяжёлым последствиям, в том числе и к авариям на лодке. Торопову вспомнилась Ньюфаундлендская трагедия.

*  *  *
Подводная лодка «К-108» готовилась к выходу в Атлантику на боевую службу. Экипаж подготовлен успешно, осталось выполнить  контрольный выход. И вот перед этим контрольным выходом серьёзно заболел помощник командира капитан-лейтенант Кравец. Он был срочно госпитализирован, врачи, естественно, не могли позволить ему идти в море. Встал вопрос, кого послать с подводной лодкой капитана 1 ранга Алексея Кессонова. Выбор командира дивизии остановился на помощнике командира подводной лодки «К-189» капитан-лейтенанте Торопове, который недавно был назначен на эту должность, но  допуск к самостоятельному управлению кораблём  уже получил. К тому же лодка проводила межпоходовый ремонт, а следом планировалось её докование, поэтому экипаж мог обойтись  в этот период без помощника командира.
Шли пятьдесят четвёртые сутки похода, Кессонов выполнял уже вторую боевую службу в качестве командира, в своём экипаже он был абсолютно уверен. Подводники знали, что лодка начала движение в сторону базы. Вахтенный пятого отсека, молодой матрос Нелень  нёс вахту у дизель-генератора, который работает в основном только при аварийных ситуациях после всплытия подводной лодки в надводное положение. Так что на вахте он откровенно мучился от безделья. Вытачивать из эбонита макеты лодок он не умел, вырезать из латуни разные поделки не научился. И вот пришла ему в голову мысль постирать свою разовую одежду, чтобы  новый комплект можно было сэкономить и потом отвезти домой, похвастать какую подводникам выдают на лодках одежду.
Нелень достал банку В-64, так на лодке называется комплект химических пластин,  предназначенных для получения в замкнутом пространстве подводной лодки  кислорода. Эти пластины требуется исключительно аккуратно вставлять в специальный контейнер, в котором и происходило выделение кислорода в отсек. Операция очень опасная, ибо при малейшем попадании капли масла или другой жидкости на эти пластины, они могли загореться.
Молодой матрос Нелень слышал, что если отработанную пластину залить водой, то в этой жидкости можно легко, без мыла, постирать одежду, любые пятна отстирываются без усилий.  И вот он отработанную пластину достал из контейнера (печи РДУ) и поместил в банку с водой, а свежую пластину собирался поставить в этот  контейнер. Однако, Нелень  зацепился за банку с водой и кислородная пластина выпала у него из рук, упала  на нижнюю палубу, а оттуда в трюм отсека и там,  от попавшего на неё масла, загорелась. Огонь  с огромной быстротой распространился не только в трюме, но и на нижней палубе, начала гореть изоляция электрокабелей. Тушить пожар воздушно-пенной смесью было бессмысленно,  самопроизвольное выделение кислорода ничем не остановить.  Нелень подбежал к «Каштану» и доложил в центральный пост «пожар в пятом отсеке!»  Больше сказать он ничего не успел,  не успел даже включиться в индивидуальный дыхательный аппарат.
Командирскую  вахту в это время нёс помощник командира Торопов. Он объявил аварийную тревогу и приказал загерметизировать четвёртый и шестой отсеки, чтобы пожар не распространился по всему кораблю.  В центральный пост пулей влетел командир Кессонов и вступил в управление  подводной лодкой. Выслушав доклад Торопова, тут же приказал командиру БЧ-5 увеличить  ход лодки до пятнадцати узлов, а боцману всплывать в надводное положение. Выиграть борьбу с пожаром под водой практически невозможно.
Из четвёртого и шестого отсеков докладывали, что температура переборок пятого отсека достигла девяноста градусов. Командир приказал организовать охлаждение переборок забортной водой, пресную использовать не разрешил, учитывая тот факт, что корабельный опреснитель находится в пятом отсеке и едва ли останется в строю. Послать аварийную партию в пятый отсек из-за высокой температуры не представлялось возможным.   Через два часа температура переборок начала снижаться, это означало, что пожар прекратился сам собой.
Командир доложил об аварии на командный пункт флота и получил приказание следовать из района Ньюфаундлендской котловины  в базу в надводном положении. Через несколько часов пятый отсек  провентилировали, затем туда была послана аварийная партия во главе с Тороповым  для выяснения причин пожара.
Состояние отсека оказалось жутким, всё в чёрном  цвете, металл местами покорёжен и даже оплавился. В проходе лежал обгоревший до неузнаваемости труп Неленя. Восстановление технических средств пятого отсека, отсека вспомогательных механизмов, силами личного состава не представлялось возможным. Через девять суток лодка своим ходом вернулась в базу.
В последствии Торопов не раз задавал себе вопрос, который долго его мучил. Имел ли он моральное право приказать задраить отсечные переборки, смежные с пятым. Может, нужно было приказать матросу Неленю покинуть аварийный отсек?  Тогда, может быть, была бы вероятность ему остаться в живых?  А если огонь и угарный газ попал бы,  допустим,  в четвёртый отсек, пожар мог возникнуть и там, что неминуемо привело бы к гибели ракетчиков и выводу из строя ракетного комплекса. 
И хотя комиссия, которую возглавлял начальник штаба флота, пришла к выводу, что действия командира и его помощника были правильными,  на сердце Торопова на всю жизнь остался заметный рубец.  Как  можно объяснить матери матроса, что высший долг потребовал в этот час пожертвовать жизнью её сына. В те годы понятие «холодная война» не вошло ещё в лексикон советских людей.  значительно позже мир понял, кому нужна была безудержная гонка вооружений. Для Торопова альтернативы в этом понятии не существовало,  виной всему была политика агрессивного блока НАТО.

  *   *   *

Из центрального поста последовал доклад о том, что командиры подразделений собраны в кают-компании.  Торопов отбросил тяжёлые воспоминания о ньюфаундлендской  аварии, закрыл дверь своей  каюты и пошёл к офицерам.
-Товарищи офицеры! – Офицеры встали, - товарищ командир, командиры боевых частей и служб по Вашему приказанию собраны, - доложил старпом.
-Товарищи офицеры,  прошу садиться, - приветствовал командир, затем сел сам в командирское кресло, немного задумался и начал так :
-Товарищи офицеры! Сегодня я вас собрал для необычного и неожидаемого вами сообщения. Соседняя подводная лодка, которой командует капитан 1 ранга Князев, не может выйти на боевую службу из-за  возникшей трещины в прочном корпусе. Отремонтировать лодку до установленного срока выхода в море не  удастся.  Командир дивизии обратился ко мне  и просил с вами обсудить возможность замены экипажа Князева нашим экипажем.  Я отдаю себе отчёт в том,  что вы на законном основании должны идти в отпуск, у многих уже взяты билеты, некоторые из вас даже отправили свои семьи на большую землю. Знаю, что мы только что вернулись со своей боевой службы, вы и ваши подчинённые устали. Сегодня вечером я должен дать ответ на просьбу командира дивизии, я никого не принуждаю в принятии решения идти на эту боевую службу или нет. Считаю это делом чести и совести каждого из вас, знаю только,  что без взаимовыручки  подводники жить не умеют.  Какие будут предложения? – прямым вопросом закончил свою речь командир.
Первым нарушил  затянувшееся молчание командир БЧ-5 капитан 3 ранга Якушин.
-Товарищ командир!  Мы то выдержим, а вот технику надо хорошенько проверить и кое-что отремонтировать.
-А можно ли будет хотя бы на  несколько суток получить отпуск, мне бы надо беременную жену сопроводить до  Москвы, - обратился к командиру начальник радиотехнической службы Вячеслав  Есин.
- Я так вам скажу, товарищи офицеры, - отозвался командир, - если мы принимаем решение идти на боевую службу, то на трое-четверо дней, в случае крайней  необходимости, можно будет отпустить офицера, оставив за себя на это время, подготовленную замену. А что касается осмотра и ремонта техники, Николай Алексеевич, - обратился командир к механику, - то плавучий судоремонтный завод сделает нам  всё необходимое вне очереди.  Будут ли ещё вопросы?  Нет. Поднимите руку, кто не хотел бы идти на эту боевую службу, под автоматом никого заставлять не буду, -  закончил свою речь командир.  Поднятых рук не было.
Возникшая в кают-компании в первые минуты совещания  напряжённость как-то незаметно растаяла. Офицеры пришли в себя и начали потихоньку межу собой  переговариваться.  Тот, кто летом в заполярье купался в небольших, но быстрых речушках, впадающих в Ледовитый океан, знает, что перед заходом в воду, а вода там поистине ледяная, человек  сжат как пружина. Но после того, как решение  прыгнуть  в воду принято, на сердце делается легко и свободно. Вот такое ощущение, видимо, испытывали  все, кто находился на совещании  в кают-компании.
-Ещё раз спрашиваю, если кто-то не уверен в себе или своих подчинённых, скажите об этом сегодня до семнадцати часов, - повторил командир.
- Да чего там говорить, товарищ командир, что мы маленькие что ли, разве нас надо уговаривать, - высказался старпом  Леонид Агапов.
-Спасибо, товарищи офицеры, я был уверен в вас. Теперь прошу собрать своих подчинённых и поговорить с ними на эту тему. Старпом, в шестнадцать часов построить на пирсе сначала одну часть экипажа,   а потом другую, сменившуюся с вахты. Я хочу обратиться ко всему экипажу.
Совещание закончилось, все вышли наверх, кто покурить, а кто просто постоять на пирсе, осмысливая неожиданный поворот в их судьбе. Торопов знал, какую ношу, он возложил  сейчас на плечи офицеров. Теперь им самим надо без колебаний принять эту данность, и только потом, будучи абсолютно уверенными в своих силах и твёрдыми  духом, они станут разговаривать со своими подчинёнными. И этот разговор будет носить не формальный характер.
Новость мгновенно разлетелась по кораблю. Конечно, бури восторга не было ни у кого, но сетований и стенаний тоже не наблюдалось. Легче всего восприняли эту весть  матросы и старшины, для которых береговая жизнь не сахар. Здесь, на лодке, они в тепле и хорошо накормлены, не надо нести береговые наряды. А что касается опасности подводной жизни, так они по своей простоте душевной и доверчивости к командованию лодки, страха не испытывали. Некоторые даже обрадовались  предстоящей боевой службе. Это, прежде всего те, кто мечтал получить десять суток отпуска ещё в прошлый раз, но не получил. Теперь представится новая возможность.
Больше всего переживали некоторые мичманы.  Долг, честь и ответственность у них не всегда перевешивали чашу весов, личные, а порой и корыстные  интересы упорно сопротивлялись принятию столь сложного решения. А отдельные   продумывали, как  выторговать за своё согласие идти в море внеочередное получение жилья.
В назначенное время две смены экипажа были построены на пирсе. Торопов обратился к подводникам:
-Товарищи подводники! Вы уже знаете о предстоящем нашему экипажу новом испытании, я имею ввиду просьбу командира дивизии выполнить внеочередную боевую службу.  Скажу вам по секрету, если доложить командованию флотом о том, что некого послать в море, то авторитет нашей дивизии будет сильно подорван. Кто-то может сказать, что мы не виноваты, техника подвела. Да, прочный корпус лодки Ивана Николаевича Князева дал трещину и это не по вине личного состава. Но от этого не может быть снижена   безопасность нашей родины. Партия и правительство полностью полагаются на военно-морской флот, верят, что мы не допустим слабины  в противостоянии вероятному противнику. Натовские корабли не уменьшают свою активность возле наших берегов. И мы должны понять, что срыв боевой службы хотя бы одним ракетным подводным крейсером стратегического назначения меняет океанский паритет не в нашу пользу. Поэтому я и обращаюсь к вам в надежде на правильное понимание и глубокое осознание каждым членом экипажа всей сложности международной обстановки и личной ответственности за безопасность страны. Какие будут ко мне вопросы?
Вопросов к командиру не поступило.  Выступить перед моряками решил и замполит Евгений Васильевич Ткаченко.
Товарищи! Получается так, что отказа от выполнения задачи у нас не будет. Это хорошо, значит действительно наш экипаж сплочённый. Я хочу обратиться в первую очередь к коммунистам. В этих условиях мы  должны как всегда показывать пример во всём. Этому нас учит партия и её ленинский Центральный комитет.  Вам надо поработать со своими семьями и убедить их, чтобы они не ходили к командованию и в политотдел с просьбами не посылать их мужей в море по объективным, по их мнению, причинам.  А комсомольцы лодки должны сделать всё, чтобы тщательно подготовить нашу лодочную боевую технику, - на этом речь замполита была закончена.
-Кто не может или не желает идти на боевую службу, выйти из строя на два шага, - скомандовал Торопов. Строй не шелохнулся.
-Товарищи подводники! Спасибо за  понимание задачи, я был уверен в вашей преданности флоту. Старпом, постройте на пирсе первую боевую смену, третьей смене заступить на вахту. Разойдись!
Когда  первая смена была построена на пирсе, командир выступил с теми же мыслями и перед ней. Желающих остаться на берегу не оказалось.  После этого сдача лодки второму экипажу была  прекращена, что в значительной степени огорчило командира второго экипажа. Он хотел как можно быстрее ввести свой личный состав в первую линию, а без лодки  этого сделать невозможно, его надежды  откладывались на неопределённый срок.
Решение выполнить просьбу комдива Торопов для себя принял ещё вчера, когда шёл по дороге домой, просто говорить об этом  Люсе ему в этот вечер не хотелось.  Да и в своём экипаже он был уверен, однако сегодня ему пришлось убедиться в этом  ещё раз. 
После разговора с личным составом всех трёх боевых смен Торопов спустился в свою каюту. Его мысли уже были заняты тем, как лучше в столь короткий срок подготовить и людей и технику к морю. Некоторым офицерам и мичманам, видимо, придётся предоставить несколько суток отпуска, это снимет ненужное напряжение. Обязательно провести тщательный медицинский осмотр людей. Предстоит сделать срочные регламентные работы и проверки, ведь техника работала  без остановки уже длительное время. Надо отчитаться за использованное продовольствие и пополнить вновь все запасы.
Ещё со старпомовских времён он завёл себе за правило составлять детальный план подготовки к любому мероприятию, а уж  к боевой службе  и подавно. Таких же планов надо потребовать от всех командиров подразделений.

*   *   *

Новый, уже третий командир  подводной лодки  «К-189» капитан 1 ранга Миловидов без особого раздумья  подписал представление на Торопова к должности старшего помощника ракетного подводного крейсера, который уже был заложен на стапелях Северного машиностроительного предприятия. Сделал он это по нескольким причинам. Во-первых, Торопов опытный ракетчик, был командиром БЧ-2, во-вторых, он уже четвёртый год ходит в помощниках, а ведь парень с головой, пусть делает карьеру на новейшем ракетоносце. И ещё  была одна причина для продвижения помощника, его должность потребовалась одному из близких к командиру офицеров. Уж что там и почему можно было только догадываться.
С вступлением в новую должность во многом изменился  уклад службы Торопова. В первую очередь предстояло укомплектовать экипаж, затем  отправиться на учёбу в Палдиски, потом ехать принимать лодку от промышленности, проводить швартовые и ходовые испытания.  Как говорили подводники, надо было пройти по «большому кругу», который ассоциировался у них с первым кругом дантевского ада, в котором мучались безвинные грешники. Только обустроишся в одном месте, тут же предстоит переезд в другое. Ни тебе семьи, ни нормальных бытовых условий. Многие офицеры перехаживали сроки службы в своих должностях, не получая следующего звания, да ещё и денежное довольствие без северной надбавки сокращалось  значительно. Хорошо, если ты попал на головную лодку, после ввода  её в состав флота, как правило, предстояло повышение по службе, и даже сваливался звёздопад наград. На такой лодке командир мог стать адмиралом, а порой и депутатом Верховного Совета,  как в шутку говорили подводники – сенатором.
Торопову выпала честь пройти «большой круг» с экипажем серийного подводного крейсера. На корабле всё было новым, вместо трёх ракет новый  комплекс  насчитывал двенадцать межконтинентальных ракет. Они уже занимали не один отсек, а целых два.  Да, это было новое слово в техническом оснащении подводного корабля. Чего только стоили боевые информационные системы, потрясающей точности навигационный комплекс, эти лодки были избавлены от старой опасной системы получения кислорода, на новом принципе построена и система пожаротушения. Всё это Торопову пришлось учить заново, и он учился с полной отдачей сил.
Люся в это время продолжала жить и работать в Ягельном. Жалко было бросать работу, потом не так легко снова устроиться, да и жить там, где в это время находился Володя, было негде. Служебного жилья командование не предоставляло, а снять комнату, а уж тем более  отдельную квартиру, удавалось не всем.
После изматывающей нервотрёпки, связанной с приёмом лодки от завода и различных испытаний, Торопов оказался в новом гарнизоне, в котором даже береговая  линия, не говоря уж о причальной инфраструктуре, были ещё не готовы к приёму самых новейших подводных ракетоносцев. Правда, строительство пирсов и углубление дна возле них,  двигалось  быстрыми темпами. Строился и военный городок, но уж не столь ударно.  Военному городку дали весёленькое имя – Шумиха. Из окон пятиэтажек открывался захватывающий вид прямо  на Северный Ледовитый океан. Не каждому жителю необъятной советской страны так везло, не каждый мог на себе испытать такую экзотику, а вот семьи подводников могли любоваться заполярной  красотой целыми сутками и совершенно бесплатно.  Военный посёлок Шумиха находился на стыке двух морей – Баренцева и Белого,  поэтому ветра там были особенно шумными и жестокими. Порывы   ветра иногда выдавливали стёкла из оконных рам, а рамы там делались не двойные, как принято  везде, а тройные. От дома к дому натягивались верёвки, держась за которые как за леера женщины ходили в магазин и водили детей в школу.
Вскоре Торопов получил хорошую квартиру, а Люсе удалось переводом устроиться на работу снова по своей специальности. Устроив бытовые дела, Торопов с головой ушёл в свои старпомовские заботы. Корабельный устав ВМФ трактует должность старшего помощника командира как несовместимую с частым сходом его  на  берег. Если старпом пару раз в неделю сойдёт на берег,  вот это и  будет  называться словом часто.  Старпом на корабле отвечает абсолютно за всё.  Недаром поговорка гласит: если корабль хороший, значит командир там хороший, если корабль плохой, то это потому, что старпом плохой.
Задачи перед экипажем стояли известные, ввод лодки в первую линию, а затем боевая служба. Торопов хорошо помнил уроки Ньюфаундлендской аварии, поэтому подготовку личного состава к выходу в море проводил особенно тщательно, можно сказать с особой строгостью. Он вникал в служебную деятельность не только офицеров и мичманов, но также старшин и матросов срочной службы. С каждым новым членом экипажа знакомился и беседовал лично, стремясь понять  какой из него выйдет подводник.
Подготовка к выходу на боевую службу шла к концу, оставалось выполнить контрольный выход в море. Было начало  марта, в Баренцевом море пятый тип гидрологии, рыбакам тоже не сиделось дома, шла путина, а тут ещё праздник на носу – Международный женский день. Все эти три фактора сошлись воедино, хорошего ждать не приходится. Пятому  типу  гидрологии  сопутствует плохая акустическая видимость, путина превращает море в густонаселённый город на воде, рыбаки тянут свои сети кто куда. Ну, а в день 8-е марта кто из мужчин не хотел бы быть рядом  со своей любимой,  и подводники здесь не исключение.  Выход  назначен на 7-е марта, в такой день лучше бы было лодку держать на приколе и не давать разрешения на выход. У начальства иное мнение, график есть график и его менять или корректировать нельзя.
Седьмого марта всё шло благополучно, однако Торопов как-то особенно нехорошо себя чувствовал, в мозгу тревожно звонил колокольчик. Старпом решил лишний раз обойти отсеки, проверить всё ли нормально, однако никаких недостатков не обнаружил. Для всей страны наступил праздник, а подводники в этот день «утюжили» море. Вдруг в носовых курсовых углах гидроакустического комплекса обнаружилась помеха, что резко снижало поисковые возможности лодки. Командир принял решение всплыть, предполагая, что ослабло крепление какого-то  лючка на носовой палубе. Всплыли, море один-два балла, практически штиль, то есть погода благоприятствует  решению задачи. Швартовую команду Торопов проинструктировал лично и проверил, как затянуты спасательные пояса. Ему показалось, что пояса слабо закреплены на моряках, и он потребовал затянуть их туже.
При оценке метеоусловий на лодке не заметили зыби с очень большой длиной волны. Страховочные концы закрепили на полозе, вдруг волна неожиданно подняла лодку, казалось, что это приподнялось само море, которое потом резко опустилось  в бездну, швартовая команда вся целиком оказалась за бортом. Моряки не растерялись и хорошо, что страховочные концы были привязаны надёжно, а  швартовые пояса плотно затянуты, иначе под напором воды человек мог бы выскользнуть  из этого пояса. Потом, когда моряки были подняты и спустились вниз, они с особой благодарностью вспоминали, как им казалось раньше, излишнюю требовательность старпома.  А лючок в носу действительно ослаб, его всё же подтянули.
Потом была обычная длительная боевая служба, вернувшись с которой Торопов получил звание капитана 2  ранга .

*   *   *

Незаметно подошло время идти на доклад к комдиву контр-адмиралу Гаврилову. Решение о выходе на боевую службу Тороповым было принято бесповоротно и окончательно, экипаж, как и предполагал он, поддержал своего командира.
-Товарищ комдив! Разрешите войти, - Торопов открыл дверь кабинета комдива.
-Заходи, Владимир Павлович, заходи, - пригласил комдив, - ну, докладывай, какая обстановка в экипаже.
-Обстановка нормальная, товарищ комдив. Надо, значит надо, ни у кого возражений по поводу выхода на боевую службу нет. Только у меня будет несколько просьб.
-Давай, давай, всё, что в моих силах – выполню.
-Вы знаете, товарищ комдив, что экипаж собирался  в отпуск, многие взяли билеты на большую землю. Некоторых офицеров и мичманов надо  отпустить на три-четыре дня, чтобы  отвезти свои семьи. Разрешите мне по очереди их отпустить.
-Добро, если надо возьми себе на это время людей со второго экипажа, они к морю не допущены, а на берегу-то смогут вахту нести.
-Спасибо, товарищ комдив, есть ещё один вопрос. Командиры подразделений в конце  боевой службы  составили ремонтные ведомости, планировалось выполнить эти работы в обычном режиме. А теперь надо провести их в ускоренном темпе. Вы не могли бы договориться с начальником ПСРЗ пропустить наши заявки вне очереди.
-Это я беру на себя, Владимир Павлович, попрошу командующего дать такое указание судоремонтникам.
-Вот у меня и все вопросы. Я Вас заверяю, мой экипаж не подведёт. Мы нормально подготовим лодку к морю и выполним боевую службу.
-Спасибо тебе, командир. Я твоей верности и преданности службе не забуду. У меня начальник штаба назначается комдивом на соседнюю дивизию, буду рекомендовать тебя на эту должность.
На этом разговор  у комдива был закончен. Виктор Яковлевич собирался на доклад к командующему. Настроение комдива явно улучшилось, выход из создавшегося положения был найден, выход трудный, целиком ложившийся на плечи подводников. Он хорошо понимал, что такая нагрузка может сказаться не только на здоровье людей, но и подорвать их моральное состояние. Гаврилов пригласил к себе начальника политотдела.
-Николай Степанович, я Вас прошу рассмотреть вопрос о дополнительном выделении жилья экипажу Торопова. Всё, что есть в загашнике надо отдать им. Это единственное, чем мы сможем помочь в данном случае офицерам и мичманам.
-Виктор Яковлевич, на днях сдаётся новый восьмидесятиквартирный дом по улице Орлова. Жилищная комиссия собирается на следующей неделе, я обязательно поговорю с её членами. Думаю,  что Торопову мы сможем выделить жилья побольше.
Квартирный вопрос на флоте всегда решался не просто. Средства на жилищное строительство руководство вооружёнными силами выделяло далеко не в первую очередь, памятуя о том, что  присяга требует от военнослужащего   стойко переносить тяготы и лишения воинской службы.
Домой Торопов пришёл поздно, Антон уже спал. Люся сортировала свои личные вещи, что-то собиралась взять с собой в отпуск,  а что-то  привести в порядок и убрать подальше. Предстояло позаботиться и о подарках близким,  Люся планировала завтра сходить в магазин военторга, туда нередко завозили дефицитные товары, иногда импортные. Их здесь можно было купить за рубли, а вот боны можно будет потратить в  портовых магазинах «Берёзка».
-Володя, что так поздно сегодня, - спросила Люся, -вроде сдача твоей лодки должна уже заканчиваться.
-Люся, со сдачей лодки заминка получается, на некоторое время отложим передачу.  
-Что так, Стогов заболел?  Или даже весь его экипаж?
-Садись, Люся, надо серьёзно поговорить. И хорошо, что Антон спит.
-У тебя какие-то неприятности? Что случилось? Почему разговор какой-то загадочный получается?
-Успокойся  милая, неприятностей нет, есть некоторые трудности.
Торопов подробно рассказал Люсе о предстоящей боевой службе, о трудном положении комдива в связи с трещиной прочного корпуса лодки Князева и о принятом трудном  решении нацелить экипаж на эту задачу.
-Володя, а как же с Антоном?  Ему обязательно надо побыть летом на юге. 
-Давай отправим его в детский лагерь «Орлёнок». С путёвкой  мне командование поможет, я знаю, что в политотделе флотилии они имеются. Или поезжай вместе с ним в Крым, там можно в Керчи или в Ялте снять приличную комнату. Кстати, в Керчи у моего одного мичмана родители живут в большой квартире,  могут на время одну комнату тебе предоставить. А если желаешь, поезжай в  санаторий нашего флота в Хосту, там море  рядом.
-Как же ты выдержишь две автономки подряд, тоже ведь не железный.
-Ничего, мне положено, я всё же командир, мне ни роптать, ни жаловаться не разрешается. Люся, пойми, я обязан подставить своё плечо, просто больше некому, зато потом  сразу будут два отпуска.
- А кто же меня в школе-то отпустит на такое время? Всё-то ты придумываешь, и никаких двух отпусков у тебя не будет. Посмотрел бы на своего курсантского друга Сашку Батанова, служит  без всяких проблем в каком-то научном институте и в ус не дует. И отпуск ему известен уже в январе каждого года.
-У Сашки своя судьба, его Алла придержала в Питере, а был бы на флоте, тоже свой отпуск не планировал бы.
-Ладно, закидывай мой чемодан на антресоли, какой тут отпуск, вечно тебе, Торопов, достаётся в жизни «самое лучшее». Не знаю как на юг, а к родителям в Ленинград я точно съезжу, только вот уж тебя провожу.
-Я знал, что  ты у меня умница, скандалы, слава богу, не в твоём характере. Ты настоящая жена подводника.  А Батанову чего завидовать, ведь, по правде сказать, мы с тобой тоже целых два года жили в Ленинграде.
Тот год для Торопова был особенно счастливым. Боевая служба прошла успешно, ни каких   происшествий после памятного контрольного выхода не произошло. Своевременно полученное воинское звание окрыляло, быть в тридцать с небольшим лет капитаном 2 ранга и старшим помощником командира ракетного подводного крейсера стратегического назначения – это всё-таки здорово.  Кроме того,  за плечами накопился опыт пяти боевых служб, а такой опыт просто так сам по себе  не приходит.
А тут ещё одно радостное известие, кандидатуру Торопова  командующий утвердил кандидатом на учёбу в военно-морскую академию.
-Да, те два года безоблачной жизни в Ленинграде с родителями не забываемы. Сколько мы с тобой тогда походили по музеям и театрам, а Аничков мост остался для нас культовым местом.
-Люся, будешь в Питере, не забудь передать привет Петру Карловичу Клодту,  это ведь его кони рвутся ввысь и соединяют наши с тобой жизни.


                Часть 3.
                Перед сменой створных знаков.

Подготовка подводной лодки «К-469» к боевой службе проходила ускоренным темпом. Подводники свыклись с мыслью о том, что отпуск пока придётся отложить и заняться совсем другим делом, то есть подготовкой к выходу на боевую службу. Известно, когда путнику остаётся лишь одна дорога, а остальные перечёркнуты, когда выбора нет, он идёт по этой  трудной, но единственной дороге, порой  ругая и  даже проклиная  её. Но даже тогда на душе   становится легче, выбор всё же  сделан.
Часть офицеров и мичманов поочерёдно съездили  на большую землю и побывали там несколько счастливых дней, они отвезли свои семьи к родителям.  Старшины и матросы смогли отдохнуть в казарме и написать письма родственникам и знакомым. Все остальные были заняты неотложными вопросами, связанными с подготовкой боевой техники, с ремонтом которой дело обстояло хуже всего.  Судоремонтники не успевали в установленные сроки выполнить заявки подводников. То им не хватает запчастей, которые  нужно было заранее заказывать в техническом управлении флота, то подготовленных матросов недостаёт, на заводе слишком много молодых и неопытных, а те, что могли нормально заниматься ремонтом, уже уволены в запас.
Командир БЧ-5 капитан 3 ранга Николай Якушин можно сказать переселился на ПСРЗ, «битва» шла за каждый насос и даже клапан. Штурманская служба с утра до вечера занималась корректировкой карт, начальник РТС Виктор Еськов был обеспокоен сопротивлением изоляции выдвижных антенн. Без дела никого не было. Замполит Евгений Васильевич запасался свежими кинофильмами, бланками боевых листков, гуашью, красками, перьями и всем остальным, что потребуется для поднятия политико-морального состояния личного состава. По случаю внеочередного выхода  в море ему даже удалось получить в отделе ТСП (технических средств пропаганды) новенькую киноустановку «Украина». Причём старую не списал, как того требовалось по инструкции, сделав вид, что ему сейчас не до этого. Старшина команды снабжения мичман Носач   получал на складах продовольствие и разовое бельё. Там тоже не всё шло гладко, то мыла не хватает, то продукты не соответствуют сроку годности. Носач - настырный интендант, стреляный воробей, его на мякине не проведёшь. Он не побоялся подойти прямо к командиру и пожаловаться на возникающие неурядицы.
-Товарищ командир, - с возмущением  обращается Носач к Торопову, - а мне на складе хороших продуктов не дают, подсовывают просроченные мясные и рыбные консервы, говорят,  берите эти, других нет. А начальник продслужбы капитан 3 ранга Акулецкий даже разговаривать со мной не хочет. Прошу Вас поговорите с ним.
Торопов вспомнил своего сослуживца по подводной лодке «К-189» Анатолия Акулецкого, который в своё время был отправлен служить в тыл соседней флотилии. Во второй половине дня Торопов зашёл к нему.
-Анатолий Федорович, как же так получается, что твои подчинённые пытаются просроченные продукты мне навязать? Ты же знаешь, что моему экипажу предстоит внеочередная боевая служба, что же я моряков буду кормить испорченными продуктами?
-Володя, вот уж не думал, что этот твой мичман такой настырный, обычно интенданты берут всё, что им дают. Я ведь не знал, что эти консервы для твоего экипажа,   с учётом нашего знакомства я распоряжусь выдать тебе не просроченные продукты, свежие.
-Значит, кому-то другому их отдашь? А списать нельзя разве? 
-Какое списать, с меня голову начальство снимет за неиспользованное продовольствие, я ведь запасаю продукты впрок, мало ли кому-то срочно понадобятся, вот потому они частично и залёживаются.
-Куда же ты их денешь, раз не хочешь списывать?
-Выдам  другому интенданту, который посговорчивее твоего будет.
-Да Акулецкий, ты не меняешься, все ловчишь, всё продолжаешь кого-то бояться.
-Торопов, это ты один такой  безупречный, потому что кроме службы ничего не видишь и не знаешь. Ты посмотри на наших офицеров, что вместе с тобой служили на лодке. Не так уж многие захотели тянуть флотскую лямку. Беляков Серега  в Москву в приёмку подался, благо родственник жены там его пристроил. Петька Гиль вообще в другую епархию перешёл, в академию Советской Армии завербовался, разведчиком захотел стать. А вот мне и в тылу неплохо. А ты чего добиваешься?  Измотаешь своё здоровье на этих лодках и боевых службах. Ну, дадут тебе какой-нибудь орденок, а потом по состоянию здоровья спишут на берег, да ещё и окажешься в подчинении у таких как я, то есть у тех, кто здесь давно окопался и считается опытным специалистом тыла.
-Жаль мне тебя, Акулецкий, тебе не дано понять, почему я на лодке служу.  Продукты выдай как положено, свежие. Больше мне говорить с тобой не о чём.
Торопов вышел из кабинета Акулецкого с гадким ощущением. Почему так получается, там, где материальные ценности,  сидят такие ухари как Акулецкий? Видно, они родились с большим дефицитом совести и не способны отличать хорошее от плохого.
Через несколько дней Торопов докладывал командиру дивизии о ходе подготовки лодки к боевой службе.
-Владимир Павлович, вижу, что подготовка у тебя идёт полным ходом. Нужна ли помощь  флагманских специалистов дивизии?
-Товарищ комдив, я бы не отказался от их профессионального взгляда на работу моих командиров подразделений. Маслом кашу не испортить, у флагманов всё же взгляд не «замыленный».
-Ты прав, командир, хорошо, что у тебя нет болезненного самолюбия, да и офицерам скажи, пусть не выказывают своего зазнайства.
-Виктор Яковлевич, этого не будет. При каждом разборе проверки флагманскими специалистами я буду присутствовать лично.
-Ну, вот и ладно. Знаешь что, я решил помочь тебе лично, послать на боевую службу командира твоего второго экипажа Стогова. Он рвётся ввести свою лодку в первую линию, но сейчас это не актуально, отходит на второй план. На берегу без него справится и старпом, а тебе будет больше времени заниматься в море непосредственно личным составом. Так что пусть Стогов будет вторым вахтенным командиром, глядишь, и опыта от тебя наберётся.
-Я думаю, товарищ комдив, Вы его лично проинструктируете с какой целью и какими задачами он идёт со мной на боевую службу.
-Не беспокойся, Владимир Павлович,  Стогов будет твёрдо знать своё место на лодке. И постарайся научить его навыкам отрыва от лодок противника. Их командирам поставлена задача записывать  акустические портреты наших ракетоносцев, этого нельзя допускать.
На этом разговор  в кабинете контр-адмирала Гаврилова был окончен. Торопов пошёл к себе на лодку, до выхода на боевую службу оставалось две недели, а дел ещё  много. Двое суток уйдёт только на прохождение медицинского освидетельствования подводников в спецполиклинике, не меньше суток на лёгководолазные тренировки и контрольные занятия по борьбе с пожаром. Без выполнения этих обязательных мероприятий  лодку в море  не выпустят.
Время летело на крыльях, с каждым ушедшим днём всё тревожнее становилось на душе, вдруг не  все подводники подготовку завершат своевременно. Торопов ежедневно обходил отсеки, переговорил с каждым членом экипажа. Радовало то, что нытья не наблюдалось, усталость чувствовалась, а вот неуверенности в себе и  в своих товарищах не было. Каждый вечер после рабочего дня, оставаясь наедине с самим собой, командир детально анализировал график подготовки к боевой службе, это позволяло ему не пропустить мимо своего внимания ни одной, даже самой малой, на первый взгляд незначительной детали. Торопов, как никто другой, понимал, что допущенная небрежность на берегу может стоить иной раз подводникам жизни. В этом убеждал его весь опыт предыдущей службы.
Особенно признателен и благодарен он был старпому,  политработнику, командиру БЧ-5, помощнику командира. Их исполнительность и ответственность заслуживали не только одобрения, но и поощрения. Перед самым выходом в море надо будет издать приказ с поощрением личного состава.
Неожиданно мысли перешли со своего экипажа на второй, экипаж Юрия Фёдоровича Стогова.  Стогов  на дивизии появился недавно, раньше он служил  на другой флотилии,  был старпомом на лодке 667А проекта, которую моряки называли «Джордж Вашингтон». Затем был назначен командиром второго экипажа РПКСН «К-469». Служба у Стогова проходила без особых взлётов и падений, правда, будучи ещё командиром БЧ-3 (торпедной боевой части)  у него произошёл неординарный случай. Находясь в базе, у плавучего пирса на лодке шла плановая проверка торпедных аппаратов. Неожиданно в торпедном аппарате номер два самопроизвольно запустилась боевая торпеда. Подводники не растерялись и по команде из центрального поста произвели  аварийный выброс этой торпеды, которая ударила в берег и, к счастью, не взорвалась. Флотская комиссия тщательно расследовала этот случай, некоторые чиновники пытались возложить ответственность за это аварийное происшествие на Стогова. И хотя пристрастное разбирательство не подтвердило его личной вины в случившемся, выговор Стогову был обеспечен за те недостатки в его боевой части, которые всегда штаб флота найдёт на корабле. Когда высокая комиссия сошла с корабля, командир лодки заметил Стогову.
-Ты, наверное, Стогов ещё не понял, что дуновение смерти пролетело над нашими головами. Хорошо, что сработали основные ступени защиты торпеды от взрыва, видно пока не наступил наш черёд предстать перед Всевышнем.
Стогов был подавлен случившемся, у него в душе появился страх перед каждой загрузкой торпед на лодку.  Ко всему же  на очередных сборах торпедистов флотилии флагманский специалист, перечисляя недостатки в их работе, всегда вспоминал и этот случай, не забывая лишний раз назвать фамилию Стогова. Стогов решил приложить все свои усилия к тому, чтобы сдать зачёты на допуск к исполнению обязанностей помощника командира и через определённое время был им назначен,  правда, на другую лодку. Так он  расстался с торпедной специальностью.
Всех этих подробностей Торопов не знал, однако об этом случае в общих чертах был информирован. Но он никак не связывал прикомандирование Стогова к своему экипажу на период боевой службы с его предыдущей биографией.
Торопов захлопнул рабочую тетрадь и убрал её в сейф, время было уже позднее, следовало идти домой. Зайдя в квартиру он, как всегда , поцеловал Люсю снял форму и прошёл на кухню.
-Люсь, чем голодного мужа порадуешь?
-Всё, что в печи, в холодильнике и на полке, всё готова отдать голодному командиру подводной лодки. А ты что, на ужин сегодня в кают-компанию не ходил?
-Да некогда было, дел на лодке ещё много, я же знал, что ты не дашь мне умереть от голода.
После плотного ужина, а Торопов знал заповедь отдавать ужин врагу, но голод не тётка, Люся за чаем сообщила ему новость.
-Володя, звонил Саша Батанов, он послезавтра приезжает в наш гарнизон в командировку. Ему какое-то задание в НИИ дали по части технических средств пропаганды. Я уже его пригласила к нам в гости, постарайся послезавтра придти со службы пораньше.
-Это здорово, давненько я с Сашкой не виделся, как он там в Питере, не закис ещё? Обязательно приду пораньше, а ты, Люся, припаси из военторга пару бутылочек чего-нибудь горячительного, ну там коньячку, водочки.
-Я уже всё сделала сегодня, так что пировать можете весь вечер на славу.
В день приезда Батанова  Торопов попросил у комдива служебную машину, чтобы на пирсе встретить своего училищного товарища. Виктор Яковлевич слегка улыбнулся,  подумав, что молодые они  ещё, выпендрёж не прошёл, а вслух сказал:
-Бери, бери, скоро и у тебя будет служебная машина. Только помни, Торопов, завтра опять напряжённый рабочий день, а то за курсантскими воспоминаниями не заметишь, как и ночь пролетит.
-Всё будет нормально, товарищ комдив, - Торопов спешил на пассажирский пирс , к которому уже подходил теплоход из Мурманска.
На пирсе училищные друзья обнялись, похлопав друг друга по спине, и пошли к машине.
-Торопов, ты что, уже личный служебный УАЗик  заимел? Вроде ещё не командующий и даже не командир дивизии.
-Это специально для гостя из Питера комдив предоставил свой транспорт, он чтит и уважает вышестоящее начальство.
-Да уж, я для него особенно высокое начальство. Ладно, куда едем?  В гостиницу?
-Саня, остановишься у меня, в трёхкомнатной квартире одна комната приготовлена для тебя, Люся тоже будет рада приютить тебя у нас.
Стол в гостиной был уже к их приезду накрыт, Люся расстаралась во всю. Различные салаты, маринованные грибочки, домашние соки, вазочка с янтарной морошкой и, конечно, запотевшая бутылочка «Посольской». Все это и многое другое, что находилось на кухне, подогревало завидный аппетит друзей.
Первый тост был за встречу однокашников на Кольской земле, второй за Люсю, как женщину и отменную хозяйку дома, ну а третий у моряков святой – за тех, кто в море.  А подводники обычно добавляют: за то, чтобы число погружений равнялось количеству всплытий. Люся тоже внесла свою лепту в морское тостирование.
-Саша, у нас в экипаже любят произнести  вот такой тост:
За тех, кому не подают парадных трапов,
За тех, кто «пашет» океан,
За тех, кто не имеет «волосатой лапы»
В стране рабочих и крестьян.
После третьего тоста разговор, как всегда это бывает среди мужчин, перешёл на службу и политику.
-Саша, ну как там у вас в институте? Что говорят в северной столице о жизни?
-Володя, глядя на твой стол, можно считать, что в гарнизоне подводников коммунизм уже наступил, такое изобилие продуктов. В Питере не так, по-другому, куда всё подевалось, раньше набор жизненных благ был куда шире.
-Не может быть, это что-то не так.  Посмотришь  доклад со съезда партии, и  огромные цифры перед глазами встают. Там пишут, что средняя зарплата растёт неимоверными темпами, производство расширяется, агропром ставит новые рекорды.
-О партии не стоит и говорить, у нас в институте анекдот такой ходит: после смерти очередного Генерального секретаря ЦК КПСС  мужик звонит в Политбюро и спрашивает:  вам новый Генсек не нужен? А кто Вы такой и что можете делать?   Я - старый, больной маразматик, могу в Кремле на заседаниях сидеть. Ему в ответ:  здесь у нас у самих таких хватает.
-Саня, неужели прямо так и говорят  в вашем институте?  У вас, что, нету особистов?
-Да брось ты, они давно уже поняли, что в стране появилась другая атмосфера. Народ же видит как люди живут на Западе и ищут ответ на вопрос – почему побеждённая Германия живёт лучше победителя Союза ССР. А некоторые вообще говорят о необходимости отмены статьи шестой нашей конституции о руководящей и направляющей роли партии в советском обществе.
-Ну, это ты уж через чур хватил. Кто же будет тогда заботиться о вооружённых силах?
-А кто заботится о вооружённых силах блока НАТО?  У них что, хуже подводные лодки, может быть их шумность выше, чем у наших лодок?  Ты ведь лучше меня знаешь, что они  нас раньше обнаруживают.
-Саня, нам на сборах командиров подводных лодок говорили, что готовится новая концепция военной реформы. Угроза войны хоть и отодвинута, но не исключена, поэтому партия потребовала повысить боевые возможности флота за счёт качественного обновления его сил и средств.
-Что ты, Володя,  всё партия да партия! В ней восемнадцать миллионов человек, а проку от неё никакого. Ты посмотри, чем занимается партком в нашем институте. Одна болтовня на ежемесячных партсобраниях, делёж квартир, да  распределение  дефицитов между своими.  Небось, не лучше и ваши политотделы. Впрочем, хватит на эту тему. Значит, ты идёшь на очередную боевую службу, сколько уже у тебя их, наверно и со счёта сбился.
-Саня, а может всё это ты говоришь из-за неудовлетворённых личных амбиций? Ты же способный парень, а сидишь в каком-то второстепенном отделе института на должности второго ранга.  Может в тебе обида на судьбу говорит?
-Володя, то, что я не пошёл служить на лодки, это моя личная ошибка. Тогда, при выпуске из училища, я не совсем верно акценты расставил, не хотел быть помехой у Аллы. Но то, что я тебе сейчас говорил, не имеет никакого отношения к моей личной судьбе. Я тебе рассказал, о чём думает  народ, во всяком случае  - ленинградцы, которые живут в колыбели революции. Видимо в скором будущем нам предстоят серьёзные испытания  на жизненном пути. И каждому придётся делать свой личный выбор.
-Что же, Саня, по-твоему, флоту предстоит смена створных знаков?
-Думаю, что фарватер военно-морского флота будет кардинально менять своё направление, у нас уже многие говорят об этом.
За разговорами время быстро перешагнуло за полночь. Каждый пошёл отдыхать в свою комнату, скоро идти на службу.
Выход на боевую службу экипажа Торопова прошёл строго по графику. Лодку на пирсе провожали командир дивизии контр-адмирал Гаврилов и штаб в полном составе.
-Владимир Павлович, смотри, чтобы аварийности не допустить. Ведь случись что, будут упрекать и меня и тебя в излишней самоуверенности, скажут, ведь они  уставший экипаж в море отправили. Потом доказывай, что ты не верблюд.  А главное, чтобы людей не потерять, этого мы сами себе не простим. Поэтому расслабляться личному составу не давай, но и слишком  изнурительных учений и тренировок не проводи. Всё должно быть в меру, - комдив давал последние перед выходом наставления Торопову.
-Товарищ комдив, я хорошо себе представляю особенности этой боевой службы, всё будет нормально, - заверил комдива Торопов.
-Ну, с богом, снимайся со швартовых.
Торопов поднялся на ходовой мостик и скомандовал: «По местам стоять, со швартовых сниматься!» Как только убрали  трап и отдали швартовые концы правый винт начал работать на задний ход, лодка стояла у пирса левым бортом. Маленький, но юркий буксир, помогал развернуться лодке носом на выход из базы. Швартовые команды убрали надстройку, всё закрепили по штормовому и быстро спустились вниз. Задержка моряков этих команд на верху чревата опасности. Был случай на подводной лодке Петра Калинова, когда при выходе из бухты  набежавшим шквалом смыло за борт всю швартовую команду, в живых никого не осталось.
Через час в строго обозначенном квадрате лодка примет балласт и будет представлять собой всего лишь каплю в океане. Этой капле суждено теперь несколько месяцев не видеть неба и солнца. С момента погружения ракетного подводного крейсера стратегического назначения началась внеочередная боевая служба экипажа Торопова. Теперь командир будет один-два раза в сутки подвсплывать на сеансы связи, и ждать приказа на применение ракетно-ядерного оружия по целям, которые заранее заданы генштабом и введены в головные части ракет.
Однако сигнала на применение оружия к счастью не поступало, и личный состав нёс вахты в будничном режиме, если так можно сказать о людях, которые живут внутри океана за тонкой стальной скорлупой прочного корпуса. Ритм жизни боевых смен одинаков, разница в том,  что у каждой смены своё начало рабочих суток. Четыре часа вахта, восемь – отдых, занятия, учения и тренировки. Потом снова четыре часа вахта и снова восемь часов на сон, занятия и учения. В эти же восемь часов входят приём пищи, личное время, просмотр кинофильмов (три раза в неделю), банные дни, большие и малые приборки и многое другое, что не всегда поддаётся учёту и регламенту.
И так изо дня в день, из недели в неделю, размеренно и чётко, словно это и не в подводной лодке, а внутри какого-то огромного часового механизма, в котором сила упругости стальной пружины приводит в действие каждую, даже самую крохотную детальку.  И если часы показывают людям  ход времени, хотя и чисто умозрительно, то подводный ракетоносец в океане свидетельствует о состоянии обороноспособности государства.  Но, даже заглянув во внутрь часового механизма, вы не увидите там времени, так же как и, спустившись в отсек подводной лодки, нельзя обнаружить в нём морскую мощь флота. Самый опытный и проницательный взгляд заметит только степень готовности людей, оружия и техники  к выполнению всего лишь заданной экипажу частной задачи.
Торопов взял себе за правило хотя бы раз в сутки обходить все отсеки лодки. Делал он это в разное время, чтобы встретиться как можно с большим числом подводников. Зайдя в шестой отсек, он услышал мелодичные звуки, кто-то из моряков, находясь в столовой личного состава, тихонько перебирал струны гитары, командир спустился вниз и встал в дверном проёме столовой. Старшина 2 статьи Большаков сидел спиной к выходу и, не заметив, как вошёл командир, продолжил играть на гитаре и напевать:
Я в походе опять, на душе ледяные торосы,
И полярная ночь в мой отсек ворвалась.
Я тебя не виню, не легко ждать со службы матроса,
Но друзьям расскажу я, ты меня дождалась.
Торопов слегка кашлянул, Большаков повернулся лицом к командиру, быстро встал и доложил:
-Товарищ командир, старшина 2 статьи Большаков, подсменный вахтенный третьей боевой смены.
-Садитесь Большаков, Вы неплохо поёте, учились в музыкальной школе?
-Нет, товарищ командир, у меня старший брат работает в поселковом клубе музыкантом, вот я у него и научился немного на гитаре тренькать.
-А слова песни чьи?
-Да это так, самопроизвольные, как у нас говорят – народные.
-Ваша девушка Вас не дождалась, или это не про себя?
Большаков потупился, потом нехотя ответил командиру.
-Прислала письмо, пишет, что собралась замуж  за другого. Я ведь должен был в отпуск поехать, но тут как назло новая боевая служба подвернулась, - тяжело вздохнул старшина.
-Не отчаивайтесь, Большаков, в отпуск Вы всё равно попадёте. А с девушкой, может даже, и повезло, кто умеет любить, тот умеет и ждать. 
-Спасибо, товарищ командир, - ответил Большаков.
После этого разговора со старшиной Торопов подумал, что подобные настроения могут быть и у других моряков. Надо как-то взбодрить экипаж. Он пригласил к себе в каюту замполита Ткаченко.
-Евгений Васильевич, что-то у нас экипаж киснуть начал, надо подумать об отдыхе людей,  может вовлечь личный состав в занятия художественной самодеятельностью, всё, глядишь, какая-то эмоциональная разрядка будет.
-У меня в плане есть такой пункт, только я думал этим попозднее заняться, ответил политработник.
-Нет, давайте прямо сейчас заниматься, пару недель на подготовку, сначала провести смотры по сменам, а затем устроить общий концерт. Подготовьте проект приказа командира и распишите в нём всё подробно, когда репетиции, где их проводить, кого назначить ответственными в каждой боевой смене и так далее.  А чтобы была личная заинтересованность укажите, что за лучший номер матрос или старшина получит десять суток отпуска, а офицер или мичман добавку к очередному отпуску, ну там два или три дня, посоветуйтесь. Заодно определитесь с составом жюри, кто будет определять качество исполнения номеров.
-Вас, Владимир Павлович, включить в состав жюри?
-Нет, не надо, не хочу,  чтобы моё мнение было в жюри подавляющим.
-Всё понял, сегодня же начну подготовку к этим мероприятиям.
Информация о подготовке  концерта художественной самодеятельности всколыхнула весь экипаж. Офицеры в кают-компании наперебой забрасывали замполита своими предложениями, которые, порой, носили фантастический оттенок.
-Евгений Васильевич, а свист может быть принят как отдельный номер художественной самодеятельности?  У нас вон Ришняк вдохновенно умеет свистеть, когда надо отлынить от заступления в патруль по гарнизону, - острил иной офицер.
-А можно включить в программу бега дрессированных тараканов? – хохмил другой.
Смех смехом, а находилось немало среди молодых офицеров таких, которые могли показать достойные номера. Кто-то мог душевно спеть под гитару, другой неплохо владел игрой на баяне, третий наизусть читал рассказы Чехова так, что моряки от смеха за животы хватались. Особенно приветствовались самодеятельные произведения, стихи,  юморески, дружеские шаржи и тому подобное. Одним словом в дело шло всё, что создавало у подводников хорошее настроение.
Личный состав срочной службы готовился особенно тщательно, ведь первый приз был слишком заманчивым. Десять суток отпуска это не почётная грамота и даже не личная фотография у развёрнутого военно-морского флага, это заветная мечта каждого матроса и старшины.
Репетиции проходили в свободное от вахт время, зачастую за счёт личного времени и даже сна во всех отсеках подводной лодки, за исключением центрального. Центральный пост – это мозг подводной лодки, его ничто не должно отвлекать  от управления кораблём, в нём всё должно быть размеренно, спокойно и сосредоточенно.
В тот день командирскую вахту нёс Юрий Фёдорович Стогов.  Он сидел в командирском кресле и просматривал листы какой-то служебной  документации. Через каждые полчаса из отсеков поступали доклады об их  осмотре и обнаруженных замечаниях, если таковы были. Замечаний не было. На вахте стояла  вторая боевая смена, которая по расписанию несла её с четырёх часов  до восьми утра и с шестнадцати до двадцати.  Время было ночное, когда из рубки акустика поступил доклад.
-Центральный, справа по борту слышен шум винтов.
Стогов отложил документы в сторону,  приказал уточнить какому судну принадлежит шум винтов и определить примерное расстояние до цели.
-Слышу шум винтов подводной лодки типа «Лос Анжелес», расстояние до цели двадцать пять кабельтов.
Доклад акустика вахтенный офицер тут же продублировал в каюту командира, который через минуту был уже в центральном посту. Торопов зашёл в рубку акустиков и лично убедился в контакте с многоцелевой подводной лодкой ВМС США.
- Боевая тревога, - объявил командир.
Прозвучал сигнал ревуна, вскоре с командных пунктов и боевых постов последовали доклады, что все находятся  в своих отсеках по готовности номер один.
-Командир БЧ-5, скорость хода увеличить на восемь узлов. Боцман, глубина сто шестьдесят метров, - командир делает попытку оторваться от  следящей за ним  подводной лодки вероятного противника. Через двадцать минут Торопов понимает, что принятые меры с изменением глубины погружения и скорости хода положительных результатов не дали, контакт с лодкой прервать не удаётся.
-Начальник РТС, доложите гидрологию моря.  На какой глубине находится слой скачка? – требует командир.  Торопов знает, что слой скачка – это в определённом смысле барьер, который разделяет толщу воды океана на части, где скорость звука решительно отличается друг от друга. Этот слой при каждом отдельном типе гидрологии находится на разной глубине, его толщина колеблется от нескольких сантиметров до нескольких метров.
-Товарищ командир, слой скачка располагается на сорока метрах от поверхности воды, - докладывает начальник РТС Виктор Еськов.
Прошло ещё около двадцати минут, пеленг на лодку противника медленно смещается на корму. Торопов понял, что командир многоцелевой лодки хочет записать шум винтов его лодки и внести характерный акустический почерк в свою фонотеку. В дальнейшем  этот образец шумов позволит с помощью гидрофонов (сонаров), установленных на дне океана в зонах  примерных маршрутов  движения наших лодок,  надёжно следить за ними. А обнаруженная и отслеженная подводная лодка во время боевых действий  это потенциально уничтоженный противник.
Надо обязательно оторваться, если противник  зайдёт в корму,  то акустик потеряет с ним контакт, его заглушит шум  своих же винтов.
-Боцман, всплывать на глубину тридцать метров, право на борт, - командует Торопов. Он принял решение уйти за слой скачка и одновременно отвести корму лодки от противника.
-Штурман, ложимся на курс ноль градусов, - командир решил идти на север. Он считает, что командир многоцелевой лодки вряд ли будет искать его на глубине тридцать метров и на этом курсе. Он наверняка знает, что нашим ракетоносцам инструкциями запрещено всплывать выше сорока метров. Это связано с тем, чтобы авиация противника не обнаружила лодку  с воздуха. Но сейчас в этом районе тёмное время суток, да и натовские самолёты здесь не часто летают.
-Товарищ командир, контакт с лодкой потерян, -  вскоре доложил акустик.
Торопов вытер со лба испарину, записать шумы его подводной лодки  натовской  всё же не удалось.
-Штурман, указанным курсом следовать шесть часов,  готовность номер два подводная, второй смене заступить, - распорядился  командир.
После смены с вахты Стогов зашёл в каюту Торопова. Ему хотелось поделиться своими мыслями о происшедшем.
-Владимир Павлович, ты же знаешь, что всплывать выше сорока метров запрещено. Может быть, не стоит этот маневр записывать в вахтенный журнал, - высказал свои соображения Стогов.
-Юрий Фёдорович, этого делать никогда нельзя, я имею ввиду подтасовывать факты.  Во-первых, ничего нет тайного, чтобы не стало явным, а во-вторых, экипаж  не должен даже подумать, что  его командир чего-то боится. В трудной ситуации бывает, что вера сильнее знаний, не редко именно она приводит к успеху.
-Ну, смотри, я ведь только о тебе беспокоюсь, решение ты принимал.
-Знаешь, Юрий Фёдорович, для меня значительно важнее не допустить, чтобы натовцы имели достоверные данные о шумности моей лодки, чем получить  взыскание от начальства за нарушение инструкции.
-Тебе хорошо, ты уже академию закончил. А я из-за трещины на лодке Князева не успею в этом году войти в первую линию, а значит и в академию меня не пустят, отложат на следующий год. Мой возраст будет уже предельным и, как  следствие, после академии по командной линии двигаться не удастся. В лучшем случае в штаб флота старшим офицером назначат, а это, ты сам понимаешь, конец карьере.
-Ну, не всё так мрачно, может тебя ещё в генштаб возьмут, а там перспективы  могут открыться очень серьёзные.
Стогов пошёл в свою каюту, точнее в каюту старпома, который обосновался вместе с помощником командира Сергеем Рудаковым в его каюте. 
Торопов задумался, каким образом командир «Лос Анжелеса» узнал, что советский  ракетоносец находится именно в этом районе. Случайности в таком деле быть не может,  на линии фарреро- исландского рубежа  Торопов ничего подозрительного  не заметил. Напрашивался вывод о том, что в штабе флота существует агентурная разведка натовцев. И ведь действительно, с заданием на боевую службу там знакомились не один и не два человека. Следовало бы значительно сократить доступ лиц к этим документам. По прибытию с боевой службы при докладе об уклонении от подводной лодки противника надо эти соображения доложить комфлоту.
На другой день Торопов за обедом в кают-компании поинтересовался у замполита.
-Евгений Васильевич, а как у нас обстановка с итоговым концертом художественной самодеятельности? Не перевелись ещё таланты в нашем коллективе?
-Владимир Павлович, через пару дней пригласим Вас на концерт, дело идёт к завершению, - ответил Ткаченко.
-Но Вы ещё мне не предоставили кандидатов в жюри.
- Всё в порядке, после обеда я принесу Вам список на утверждение.
-Надеюсь, подкупить членов жюри никому не удастся, - пошутил командир.
-У нас  всё по честному, председатель жюри человек принципиальный, это старпом Леонид Петрович.
-Ну, если старпом председатель, то справедливость в составе жюри будет торжествовать, он большой  эстет.
Офицеры улыбнулись, шутка командира имела под собой известную почву. Старпом с трудом отвыкал от деревенского фольклора. Чего только стоили его  выражения типа: «делов на лодке как грязи, так что не стройте из себя интеллигентов», или «что Вы лоб морщите, Вы же офицер». Старпом слыл поборником чистоты и гигиены, и откуда только у выходца из деревни присутствовала эта  страсть.  Он мог выдать и такой перл: «товарищ матрос, гальюн – это сложное санитарно-техническое устройство, а не скворечник на берёзе, под которой можно справить свою нужду». Бедному матросу трудно понять, при чём здесь гальюн и скворечник. Старший помощник командира таким методом приучал матросов к умелому пользованию фановым устройством. При всём этом  Агапов был старательным и надёжным офицером.
И вот наступил радостный день, подводники двух свободных от вахты  смен собрались в столовой личного состава, это самое большое на лодке  помещение, где можно было собрать людей. Моряки  расселись на лавках, столы для приёма пищи были подняты и прикреплены к стенкам столовой. Жюри разместилось за маленьким столиком  слева от  входа в столовую. И вот уже ведущий начинает концерт,  «артисты»  в коридоре, каждый ждёт своего выхода. Тесно, но это никого не напрягает.
Первым номером была исполнена песня «Экипаж – одна семья», которая задала жизнерадостный тон всему концерту. Моряки подпевали: «и тогда никто из нас не против, хоть всю жизнь служить в подводном флоте». Затем читались стихи Пушкина, Лермонтова, Есенина, Евтушенко и даже Высоцкого. Мичман Скворцов прочитал пародии на русскую народную сказку о Курочке-Рябе.  В стиле Некрасова она звучала у него так:

Где верста пролегает двадцатая,
Где избушки теснятся гурьбой,
Там старушка жила небогатая,
Вместе с курочкой, очень рябой.
Там избушка углом своим хмурится
Бедной бабушке прямо в лицо,
Там снесла ей любимая  курица
Небольшое на пасху яйцо.

Затем мотив этой сказки  Скворцов стилизовал под Маяковского.

За городом в поле жила бабка.
Работала бабка на тракторе.
Была у бабки Курица- Ряба,
Вместе они куд-кудахтали.
Был у бабки ещё петух,
Петух был тогда в ударище.
Снесла Курица - Ряба яиц пять штук.
Вот это петух, товарищи!

Пародии мичмана вызвали у зрителей приступы дружного хохота. Некоторые моряки показывали простенькие фокусы, но и они также воспринимались «на ура». Лейтенант Сухарев, «нарядившись» в одежду этакого престарелого «доктора тпру-но наук  профессора Монруба», прочитал лекцию на тему «Есть ли жизнь на дне Мирового океана». В его шуточном монологе досталось  некоторым ребятам, которые имели замечания по несению вахты,  юмор Сухарева  органично сочетался  с незлой сатирой.
Особой лиричностью отличалась самодеятельная песня старшего лейтенанта Брянцева, исполненная им под гитару. На лодке знали, что он не женат,  что его девушка живёт на большой земле и всё никак не соберётся выйти за Андрея Брянцева замуж.
На дальнем берегу, под северным сиянием
Как белые медведи сопки залегли,
Мечтаю я назначить здесь тебе свидание,
И жить с тобой на краешке земли.
Наш заполярный край,
Волна грохочет о гранит.
Прибой без устали шумит,
Любимая, ты приезжай.
Здесь чистые снега,
Сияют звёзды в вышине,
Я здесь мечтаю о весне,
Любимая, ты приезжай.
Увидишь, как цветёт скалистый берег створами,
Горит закат на фоне облаков.
Полюбишь городок, что от  ветров продрог,
Полярный край военных моряков.

Концерт художественной самодеятельности удался, замполит Евгений Васильевич радовался успеху так, как будто сам выступил «на бис». Автор повествования не желает брать на себя ответственность за определение лучших номеров, пусть это сделает жюри, назначенное командиром лодки. Заметим лишь, что увесистый положительный заряд бодрости экипаж в этот день получил.
В установленное время лодка пришвартовалась к причалу. Экипаж Торопова встречал штаб дивизии во главе с начальником штаба капитаном первого ранга Иваном Ларионовым. Командир дивизии находился в это время в море, обучая очередной экипаж хорошей морской практике.
Торопов сошёл с трапа на пирс и доложил начальнику штаба об успешном выполнении экипажем  «К-469» боевой службы. Доложил также о том, что аварий и аварийных происшествий не было и об отрыве от многоцелевой подводной лодки ВМС США «Лос Анжелес».  Ларионов выслушал доклад командира и приказал построить экипаж, свободный от вахты, на пирсе.  После поздравления подводников с успешным возвращением в базу начальник штаба отозвал Торопова в сторону и сказал :
-Владимир Павлович,  комдив, убывая в море, просил поздравить тебя с выполнением сложной и ответственной задачи,  выпавшей твоему экипажу. Виктор Яковлевич приказал тебе в течение трёх-четырёх суток передать дела Стогову. Пусть его экипаж с завтрашнего дня начинает приём лодки, а тебе велено срочно убыть в отпуск.  Путёвки в санаторий для тебя и Людмилы Михайловны уже заказаны в медслужбе флотилии.
-Иван Никитович, а почему такая поспешность? Надо лодку сдать как положено, а потом уж всем экипажем убыть в отпуск.
-Пусть твой старпом Агапов закончит передачу лодки, а Стогов и так за время боевой службы обстановку на лодке, надо полагать, хорошо изучил. Дело вот в чём, на нас с тобой посланы представления к новым должностям, меня планируют назначить  командиром дивизии на соседнюю флотилию, а тебя на моё место начальником штаба. Документы пока находятся у командующего флотом, потом их доставят  Главкому  и на Старую площадь,  где нам предстоит встреча с ответственными работниками отдела административных органов ЦК КПСС. В любой момент туда могут вызвать, так что отдыхай и будь готов в любую минуту быть на Большом Козловском и  на Старой площади в Москве. Без положительного отзыва отдела ЦК Министр обороны приказ о назначении не подписывает, не принято. Ну, а после назначения, Владимир Павлович, считай, что отпуск кончился, на дивизии дел невпроворот, Виктор Яковлевич на тебя очень рассчитывает.  Моли бога, чтобы документы подольше ходили по кабинетам кадровиков, тогда хоть лишний  день отдохнёшь.
-Спасибо, Иван Никитович, за доброе сообщение о назначении, но я всё же чуть задержусь с отпуском, надо проверить, чтобы в  экипаже никто не был обижен, чтобы как можно больше людей отдохнули и подлечились в санатории и доме отдыха.
-Владимир Павлович, повторю ещё раз,  передачу лодки начинай с завтрашнего дня.
-Есть!
На этом разговор на пирсе был окончен, Ларионов убыл в штаб, а Торопов спустился в прочный корпус лодки.
Сборы  в отпуск не заняли много времени, Люся достала свой чемодан с антресолей, заменила  некоторые наряды и была готова к поездке.  Через несколько дней Тороповы оказались в санатории Северного флота «Аврора» в городе Хоста, началась привольная отпускная жизнь.
Первую неделю Тороповы наслаждались новизной своего положения.  Осмотры врачей, различные лечебные процедуры, мацестовские ванны и многое другое занимало всё дообеденное время. Обед, обязательный послеобеденный отдых с соблюдением строгих предписаний командования санатория о недопустимости шумного поведения. Однако некоторые, жадные до солнечных ванн и морской воды, сразу шли на пляж, благо располагался он вблизи санаторного корпуса. Ну, а вечером можно было сходить в кино, посетить концерт заезжих артистов, развеяться в кафе. Правда, из за большого наплыва желающих попасть в него было затруднительно. Другие запасались хорошим вином, которого там было в избытке, и радовались отпускной жизни в номерах со своими  друзьями и подругами. Тороповы не чурались всей  прелести долгожданного отпуска на берегу Чёрного моря, вместе со старыми и новыми знакомыми  ходили купаться, загорали, играли в карты и пили лёгкие виноградные вина.  Особенно ярко им запомнилась встреча с великолепной женщиной знаменитой   Мариной Попович.
Марина Лаврентьевна - выдающийся лётчик-испытатель, первой из женщин-лётчиков СССР преодолела звуковой барьер скорости на реактивном  истребителе МиГ-21.  О  её  мастерстве  среди лётчиков ходили легенды, в группу  испытателей, куда была зачислена Марина, входило восемнадцать лётчиков-испытателей, шестнадцать из них за годы совместной службы не вернулись из полётов. Она установила  более ста мировых рекордов. Марина Лаврентьевна превосходный рассказчик, автор книги  «Автограф в небе». Собравшиеся в клубе санатория слушали её затаив дыхание.   Встреча продолжилась более полутора часов, под конец она отвечала на вопросы из зала. Не удержался от желания задать  свой вопрос и Торопов.
-Марина Лаврентьевна, Вы, как я понял, человек, влюблённый в авиацию. А скажите, пожалуйста, какое время суток  Вы больше всего любите? Когда Вам наиболее комфортно на земле и в воздухе?
Попович чуть задумалась, затем улыбнулась и, обращаясь ко всей аудитории, рассказала.
- Есть в народе  поверье, что каждый человек любит то время суток, когда он родился. Я родилась знойным летом в жаркий июльский полдень в поле, на жнивье, и всю жизнь люблю солнце, море хлебов, от того, верно,  очень боюсь ночной темноты.
-Марина Лаврентьевна, а почему Вас не приняли в отряд космонавтов, Вы же лётчик-профессионал? – задали очередной  вопрос из зала.
-Я мечтала слетать в космос, но не прошла комиссию по одному из специальных тестов. Когда моего мужа Павла Поповича спросили об этом, он ответил: «Она очень быстро и много говорит. И даже во время  приёма пищи  много разговаривает. А в космосе, если человек кушает и начинает говорить, пища вылетает изо рта. Врачи побоялись – умрёт с голоду».
Зал дружно засмеялся, встреча закончилась, собравшиеся  провожали её стоя под шквал аплодисментов.
На следующий день Тороповы решили поехать в Сочи. Там теперь в центре города  открыты искромётные цветные фонтаны, по всему побережью Чёрного моря курсируют юркие экскурсионные катера, отходящие через каждый час от причалов красивого Морского вокзала. Недавно построен и открыт для зрителей огромный концертный зал, в котором ежедневно выступают московские и ленинградские творческие коллективы.
  В предчувствии интересной поездки в Сочи Володя с Люсей зашли в кафе и позволили себе по бокалу шампанского. Настроение было великолепное, каждый день отпуска воспринимался ими как подарок судьбы. Однако, мысли Торопова нет-нет да и возвращались к разговору с начальником штаба Иваном  Никитовичем. В нём боролись два чувства: и отдохнуть хотелось вместе с Люсей по полной программе и предстоящее собеседование у Главкома и в ЦК КПСС невольно вызывало обеспокоенность. Все знали твёрдый характер Главкома, который стоял у руля Военно-морского флота около тридцати лет. Сергея Георгиевича в шутку называли самым «бесперспективным» адмиралом, потому что ни продвижения по служебной лестнице, ни получение  нового воинского звания  ему не  светило.
Те, кто бывал  у него в кабинете на Большом Козловском, отмечали, как правило, два момента. Первое: Главком на поставленный им вопрос требовал не твоего личного мнения, а твёрдого знания его взглядов на состояние и развитие флота. И то, правда, Военно-морской флот при этом Главкоме стал океанским, ракетно-ядерным, самым мощным флотом  с сотворения мира. Не было в Мировом океане места, в котором бы ни находились советские корабли. Десятки подводных лодок несли в чреве   четырёх океанов боевую службу, надводные корабли целыми эскадрами курсировали вдоль всех материков земного шара. Авиация ВМФ совершала беспосадочные полёты от одного полюса Земли к другому, надёжно заправляя свои топливные баки прямо во время полёта. Да, Главком имел полное право гордиться своим детищем – Военно-морским флотом СССР, который находился в те годы на вершине своего развития. Без преувеличения можно сказать, что это была славная эпоха морской мощи государства.  И второе: при входе в кабинет Главкома вначале  бросался  в глаза  глобус, огромный, более чем в полтора метра в диаметре глобус земного шара.  Глядя на него,  создавалось впечатление, что ты смотришь на свою родную землю откуда-то из космоса. Моряки прекрасно знают, что Мировой океан занимает семьдесят процентов  поверхности земли, однако, при взгляде на этот глобус казалось, что вода почти не оставляет места суше. И тогда в душе моряка возникало чувство личного соприкосновения с великим Мировым океаном. А если ещё военному моряку  дано право направлять  своих подчинённых в любую точку гидросферы, то становится понятной причина, по которой такой глобус украшал кабинет Главкома. Наверно, чувство всемогущества присуще многим начальникам над людьми.
Возвращаясь из кафе  в свой номер, Торопова попросила на минутку задержаться дежурный администратор  Галина Петровна.  Она вручила ему только что поступившую из отделения связи телеграмму. Владимир сразу понял, что надежда на посещение славного города Сочи отодвигается на неопределённое  время. Действительно, начальник отдела кадров Северного флота извещал капитана 1 ранга Торопова В.П. о том, что ему надо через двое суток быть в Москве.
-Что за телеграмма, Володя? – забеспокоилась Люся.
-Как и предполагал, вызывают в Москву. Люся, ты, наверно, оставайся здесь, а  я по своим делам отправлюсь в столицу, а потом вернусь продолжать отпуск.
-Нет уж, полетим вместе, какой мне отдых тут без тебя будет. Да и вряд ли у тебя будет возможность вновь сюда вернуться. Знаю я вас, военных, выходные дни переносите на отпуск, а отпуск на пенсию. Пошли уж чемоданы собирать.
Самолёт Адлер – Москва приземлился точно по расписанию, Тороповы получили багаж и, отстояв очередь на такси, отправились в гостиницу ЦДСА, в которой для них был забронирован скромный номер.
Разговор в кабинете Главкома был совершенно кратким, адмирал куда-то спешил. Он задал Торопову единственный вопрос:
- Справитесь с новой должностью?
-Товарищ Главнокомандующий! Приложу все силы, чтобы оправдать Ваше высокое доверие! – по военному чётко ответил Торопов.
Главком подписал представление Торопова к должности начальника штаба дивизии и взглядом указал, что аудиенция окончена.
В отличие от встречи с Главкомом, беседа на Старой площади в ЦК была долгой. В кабинетах на четвёртом этаже размещались инструкторы отдела административных органов ЦК КПСС. Правда они любили представляться ответственными работниками этого отдела, звучит как-то солиднее. Из-за стола  вышел инструктор, поздоровался за руку с Тороповым и представился Виктором Ивановичем. Одет он был в серый с полосками костюм, по-видимому,  пошитый в ГДР, в светлой рубашке с галстуком не яркой расцветки.  В такой или примерно такой одежде ходили и остальные сотрудники отдела. Этот стиль одежды был для них таким же, как форма для военного человека.
-Владимир Павлович, Вы, безусловно, достойная кандидатура на должность начальника штаба нашей самой современной дивизии стратегических подводных лодок. Вы знаете, что партия требует от нас новых подходов к укреплению обороноспособности страны. И здесь в соответствии с требованиями перестройки важна принципиальная установка партии на преимущественно качественные показатели в решении задач военного  строительства. А как для себя, своей практической работы на новой должности Вы собираетесь преломить это требование партии? – начал таким «конкретным» вопросом  встречу с Тороповым Виктор Иванович.
-Виктор Иванович, я полагаю, что для нас важнейшим делом остается, и впредь будет оставаться тщательная подготовка личного состава и лодок к боевой службе и боевому дежурству. Будем настойчиво изживать имеющиеся случаи самоуспокоенности и самодовольства достигнутым. Партия требует от нас смелости и настойчивости в поиске новых методов решения боевых задач. Вот над этими проблемами мне, как начальнику штаба, если будет оказано такое доверие, и придётся сосредоточить своё внимание, - принимая правила аппаратного стиля разговора ответил Торопов.
-Ваша мысль правильная. Вместе с тем Вам следует, Владимир Павлович, уточнить цели и задачи перестройки во всех экипажах дивизии. Вам предстоит определить средства и меры по преодолению механизма торможения в деле обучения и воспитания подчинённых, - чувствовалось, что ответственный работник ЦК партии привычно оседлал своего буцефала. Его слова гладко складывались в привычные предложения, не цепляясь ни за один сучёк сомнения. Герой чеховского рассказа «Оратор» мог бы значительно расширить багаж своего  «искусства» произносить речи, окажись он рядом с ним на этой встрече.
Собеседование в кабинете партийного функционера перешло из диалога в монолог. Виктор Иванович говорил спокойно и убедительно, общие мысли и цитаты из партийных документов и выступлений Михаила Сергеевича казались ему вечными и незыблемыми истинами. Под конец он сказал Торопову:
-Прошу Вас, Владимир Павлович, почаще обращайтесь к идеям перестройки сами и приучите к этому своих подчинённых, особенно молодых командиров подводных лодок. В некоторых частях и на кораблях стали появляться тенденции к размыванию мировоззренческих позиций. Поэтому не допускайте ослабления воспитательной роли традиций патриотизма и нравственных устоев подводников. Эти задачи командирам следует решать в тесном контакте с политотделом. Желаю Вам успехов в новой должности.
Торопов покинул здание аппарата на Старой площади с  ощущением, как будто был на лекции по марксизму-ленинизму. Те же общие слова, округлённые мысли, те же призывы служить ещё лучше. Вот только о создании нормальных жизненных условий подводникам не было сказано ни слова, подразумевалось, что это относится к тяготам воинской службы, а их надо переносить стойко. Неужели прав был Сашка Батанов, предвещая серьёзные изменения в судьбе флота.
*   *   *
Приказ Министра обороны  о назначении Торопова начальником штаба дивизии был подписан через две недели после беседы на Старой площади. Однако, продолжить свой отпуск Тороповым не удалось, из Москвы они заехали на пару дней к маме в город Белый, а затем в Ленинград, где только  успели  пройтись по любимому Невскому проспекту, да  повидать Антона в училище. И снова Север, и снова к скалистым берегам Ледовитого океана, ставшим им уже почти родными.
К традициям на флоте отношение моряков трепетное. Есть традиции официальные, такие, как  празднование  годовщины подъёма военно-морского флага на корабле, встреча подводной лодки с боевой службы, прохождение торжественным маршем  на параде в честь больших советских праздников. Но более тёплыми считаются традиции неформальные.  Святое дело  опустить в бокал с водкой полученные орден, медаль или очередную звёздочку на погон, а  потом вынуть их оттуда губами. Неплохо отметить начало отпуска и его окончание, погулять на очередном своём юбилее или юбилее  товарища. А уж назначение на новую вышестоящую должность даже самый прижимистый офицер не мог «зажать». Тороповы не относились к  числу тех, кто ежемесячно относит значительную часть денежного довольствия в сберегательную кассу и уж, конечно, не были скупыми людьми.
Экипаж продолжал  ещё находиться в отпуске, поэтому командир решил устроить прощальный ужин после прибытия моряков на службу. А вот   «представиться» своим товарищам, с которыми в командирской должности служил долгое время, Торопов откладывать в долгий ящик не стал. Ресторана в гарнизоне не было, а в кафе Дома офицеров флота встречаться командирам подводных ракетоносцев было неприлично. Обязательно найдётся какой-нибудь подвыпивший мичман и будет назойливо весь вечер лезть со своими изъяснениями в любви и преданности. Поэтому Торопов решил пригласить их к себе домой. Люся, как обычно, накрыла хороший стол, за которым выпить и закусить можно было от души. Однако, надо заметить, что гурманов среди командиров не было,  за время длительной службы на лодках офицеры привыкают к рядовому флотскому камбузу, где пищу готовят не повара из ресторанов  «Прага» или «Невский», а простые коки  после трёхмесячной подготовки в учебном отряде.
Вот и сегодня, собравшись за праздничным столом в квартире Торопова, командиры, конечно, отмерили дюжину лестных комплиментов Людмиле Михайловне   по поводу шикарного стола, но очень скоро разговор зашёл о службе, о политике, о перспективах флота и о многом другом, когда за рюмкой водки собираются одни офицеры. Первый тост произнёс старейший на дивизии командир капитан 1 ранга Леонид Кувшинский, опытный подводник, в прошлом году удостоенный звания Героя Советского Союза за успешное выполнение ракетной стрельбы из-под паковых льдов с использованием нового способа применения  оружия.  Манера поведения и общения с людьми  Леонида Гавриловича после вручения ему Звезды Героя никак не изменилась, он по-прежнему был  доброжелателен к подчинённым и  требователен к себе.  Многие пророчили ему быстрый карьерный рост, однако этого не произошло,  сказывался предпенсионный возраст командира. 
-Дорогой Владимир Павлович, я рад поднять бокал и произнести тост за твоё новое назначение. Меня радует, что молодые ребята становятся у руля дивизии. Я знаю тебя уже четыре года, ты не похож на выскочку,  поэтому и экипаж у тебя хороший, поэтому и задачи ты выполняешь как надо. Хочу пожелать тебе побыстрее врасти в новую должность и при этом не забывать, как трудно приходится командирам, если в планировании боевой подготовки штаб допускает досадные промахи. Я со своей стороны обещаю, пока буду служить на лодке, буду с должным уважением относиться ко всем твоим решениям. Этому меня обязывает долг службы и, конечно, глубокое уважение к тебе лично.
-Спасибо, Леонид Гаврилович. Ваше пожелание мне очень приятно и важно для службы, - Торопов с первого дня знакомства с Кувшинским называл его на Вы, - если уж говорить откровенно, то я не очень хорошо представляю Вас моим подчинённым, я думаю, Вы мне это простите.
-Торопов, давай сегодня говорить не о твоих  амбициях, ты у нас орёл, это понятно.  Давай лучше выпьем за твою Людмилу Михайловну, она у тебя святой человек, две автономки подряд просидеть здесь, в гарнизоне -  не каждая жена способна. Моя Виктория Павловна обычно просит за пару дней до моего выхода на боевую службу отправить её на большую землю, - таким образом Николай  Спивак начал подготовку ко второму тосту,  известно, что второй тост у моряков всегда за женщин.
- Людмила Михайловна, я поднимаю эту рюмку за Вас, за Ваше здоровье, Вашу душевную красоту, бесконечную преданность Торопову, - командиры дружно поддержали тост Спивака, все встали и стоя выпили за жену своего товарища, а с этого дня и их  начальника.
О третьем тосте и говорить нечего. Законный,  обязательный, любимый, лучший, одним словом тост «за тех, кто в море». Сидящим за столом командирам не надо объяснять, что такое море и чем  является каждое доброе слово, замолвленное за них близкими на берегу. Истинный моряк не причинит никому беды на суше, потому, что у него может и не быть  возможности, потом попросить прощения. Поэтому моряки, как и лётчики,  не были оголтелыми атеистами. Они тогда в церковь не ходили, не молились, но каждый в душе хранил свою веру, Бог был у них у каждого в душе, и религиозного кощунства моряки никогда не допускали.
После третьего тоста разговор стал оживлённее. Молодой командир Михаил Ярошенко поинтересовался у Торопова, о чём в ЦК говорят,  как там видят перестройку в армии и на флоте.
-Ты знаешь, Миша, там о перестройке говорят на каждом углу. А в ЦК мне столько советов надавали, что если их все выполнять, то нам некогда будет  боевой подготовкой заниматься, - ответил Торопов.
-Там, что? Не понимают что ли, что все разговоры о сокращении стратегических ядерных сил это удар по нашей обороне. Может нам и ракетные лодки поставить на прикол, - вступил в разговор Владимир Боготков.
-Володя, ты пойми, к власти пришли люди, которые к войне с фашистами  не имеют прямого отношения. У них друзей  за океаном становится всё больше и больше. Ставка на сокращение армии уже имела место в нашей истории, ни к чему хорошему это не привело. У американцев мощнейшие авианосцы,  мы же порезали все свои большие корабли на иголки, а авианосцы не только не строим, но даже не проектируем. Нам это ещё аукнется! – высказал свою мысль Илья Копытов.
-Я недавно был в отпуске в Ленинграде, - вступил в разговор Юрий Рузов, - в городе в один миг раскупили журнал «Нева», в котором какой-то Сергей Андреев опубликовал статью «Структура   власти и задачи общества». Эти интеллигенты совсем оборзели, в статье говорится о том, что за время перестройки ничего не произошло. Более того, этим Андреевым ставится вопрос о самом существовании нашего общественного строя, как я понимаю, речь идёт  о советской власти. Вот уж глупость несусветную несёт этот  «демократ».
-Юра, почему же статью Андреева читают? Значит,  народ ожидает изменений в своей жизни, - возразил Рузанову Саша Русаков, - я всё же думаю, что нас ждут большие потрясения. А вот кем и где мы окажемся в ближайшие годы – это большой вопрос.
-Ладно, хватит о политике,  давайте лучше о женщинах поговорим,  - предложил  Стогов.
-Юрий Федорович, ты с ума сошёл, в присутствии женщины говорить о женщинах нельзя,  откровенного разговора не получится. Давайте лучше я вам спою арию  Нерона из оперы  Антона Рубинштейна «Нерон», - все знали,  что Ярошенко прекрасно  пел. Он в этом смысле был самородком, обладал  хорошим музыкальным  слухом и замечательным баритоном. Эпиталама – свадебная песня, которую исполняли древние греки и римляне для  новобрачных. Когда все успокоились, Ярошенко запел:
Пою тебе, бог Гименей,
Ты соединяешь невесту
С женихом.
Ты любовь благословляешь,
Бог новобрачных,
Бог Гименей, бог Гименей!
Когда Михаил Григорьевич  закончил исполнение этой арии, наступило минутное молчание.  Все находились под  впечатлением от сильного голоса своего товарища.
-Миша, и чего ты не пошёл  по артистической линии?  С твоим голосом ты мог бы составить хорошую конкуренцию Борису Штоколову, - пошутил Русаков.
-Да просто мне  не хотелось в Ленинграде оставаться, я же с детства мечтал о море и должности командира подводной лодки, - ответил Ярошенко. 
Офицеры ещё немного посидели за столом у Тороповых, выпили ещё по паре рюмок водки, ещё раз поздравили нового начальника штаба и разошлись по своим домам. С этого момента считалось, что «представление» прошло по всем правилам строгих флотских традиций.

Часть 4.
Офицерское собрание.

Прошёл год с того дня, как Торопов вступил в должность начальника штаба дивизии стратегических подводных лодок. Для него это был не год, а как бы один день.  Торопов, будучи командиром, не представлял себе, насколько отличается  нынешний круг обязанностей от предыдущего.  Штаб, подготовленный ещё Иваном Никитовичем Ларионовым, оказывал всяческое содействие своему новому начальнику в освоении обязанностей, связанных  с планированием боевой подготовки и несением боевой службы. Вместе с тем, Владимир Павлович исподволь, без лишнего ажиотажа вносил и некоторые свои изменения в стиль работы штаба.  Прежде всего, он не позволял себе упрекать офицеров штаба, если что-то у них не получалось, а старался сам показывать пример в работе.  Торопов за период службы в новой должности хорошо уяснил, что всё, чем занят штаб, служит обеспечению принятия командиром дивизии оптимальных решений с последующим проведением их в жизнь. Он ввёл в повседневную практику выходить в море на отработку задач вместе со штабом, который должен обобщать работу экипажа, делать надлежащие выводы, а потом доводить замечания и указания не только до экипажа, но и до командиров других лодок.
Торопов стремился в полной мере учитывать опыт и знания офицеров штаба, видеть в них своих единомышленников, однако считал важным обогащать штаб своими собственными идеями. Владимир Павлович не уставал повторять подчинённым – штаб несёт личную ответственность за соблюдение цикличности использования подводных лодок дивизии, чередование периодов несения боевой службы и боевого дежурства с ремонтом, комплектованием экипажей, их подготовкой на кораблях и в учебных центрах.
За этот год значительно изменился командный состав дивизии. В 1-ый научно-исследовательский институт ВМФ был переведён Леонид Гаврилович Кувшинский.  Его уникальный опыт командования ракетным подводным крейсером должен  служить военно-морской науке – так посчитал Главком ВМФ. Провожали Леонида Гавриловича всей дивизией, командиры лодок подарили ему на память о совместной службе охотничье ружьё. Среди множества  подарков, преподнесённых ему от всей души офицерами штаба, политработниками, мичманами,  были спиннинг, бинокль, надувная лодка и другие, которые могут пригодиться офицеру теперь, когда его ждут летние отпуска и два гарантированных выходных дня в неделю.
Осуществилась заветная мечта Юрия Стогова  поступить в Военно-морскую академию, назначен старшим преподавателем в училище имени Ленинского комсомола  Владимир Боготков. В  учебный центр города Палдиски переведён  Илья Ильич Копытов. На место опытных командиров были назначены их старшие помощники,   молодые и  амбициозные.
Новые командиры лодок, воспитанные в духе восхищения и преклонения перед постоянно  возрастающей мощью советского подводного флота, стремились к тому, чтобы их ракетоносцы были всегда в надлежащей степени боевой готовности. Они не понимали да, пожалуй, и не могли понять, зачем предлагается военная реформа, затеянная политическим руководством страны.  Многие флотские офицеры были далеки от процессов, стремительно развивающихся в обществе. Командная система управления экономикой привела к тому, что полки магазинов опустели, очереди за продуктами питания в Москве и Ленинграде стали называться «петлёй Горбачёва». Однако снабжение вооружённых сил  всё еще по инерции  осуществлялось довольно таки сносно, хотя военные затраты становились неподъёмными для существующего уровня экономики. Один только 120-ти тысячный Северный флот потреблял в сутки  около десяти вагонов продовольствия.
Военная реформа стала просто необходима. Руководство страны приняло на себя обязательства по одностороннему сокращению вооружённых сил на пятьсот тысяч человек, десять тысяч танков, восемь с половиной тысяч артиллерийских систем, восемьсот двадцать боевых самолётов. Проводимые сокращения не обошли стороной и ВМФ. Замедлились темпы строительства новых подводных лодок,  планировалось сокращение численности корабельного состава флота.
Девяностые годы стали трудным испытанием для офицеров флота. Командный состав всячески противился проводимым преобразованиям. Адмиралы не могли изменить своих  взглядов на роль и место  флота в системе обороны страны в новых условиях. Они осуждали одностороннее сокращение армии и флота и в первую очередь стратегических ядерных сил, вывод войск из-за границы, конверсию оборонных  предприятий, альтернативную службу и многое другое.
А страна уже летела в глубокую пропасть, уже не только в центре, но и на периферии назревал голодный бунт. Большинство подводников об этом ещё не знали, но вот в печати появились неслыханные  раньше высказывания о политическом руководстве страны. Ладно бы об этом говорили закоренелые диссиденты, офицерский состав был приучен, выступая на семинарах по марксистско-ленинской подготовке, подвергать их беспощадной критике. Так ведь известный в прошлом один из руководителей Главного политуправления  генерал-полковник Дмитрий Волкогонов высказывается о Президенте страны, Верховном Главнокомандующем Вооружёнными силами Михаиле Сергеевиче Горбачёве явно в негативном плане. Он утверждает, что у Горбачёва нет новых идей, что он не обладает способностью предвидения и что он мечется из стороны в сторону от заданного курса. За такие мысли о руководителе государства совсем недавно можно было угодить если уж не в тюрьму, то в  специальную психиатрическую лечебницу точно.
Подготовка подводных лодок к выходу в море ещё продолжалась, но делалось это уже не на подъёме, а вяло и без энтузиазма. Неопределённость мучила всех. Новые слова «приватизация», «ваучер», «фонды», «акционерные компании» и другие не воспринимались подводниками, они не видели в них истинного   экономического содержания. Если рабочий может получить в собственность часть своего завода или фабрики, колхозник землю, то подводную лодку никак нельзя использовать в личных целях.
В очередной понедельник Торопов проводил занятие с офицерами штаба по марксистско-ленинской подготовке. Это занятие планировалось провести в форме семинара по теме: «Ленинское учение о защите социалистического отечества и  его актуальность в современных условиях». Перед началом семинара Торопов сделал краткое вступление, смысл которого сводился к приглашению офицеров откровенно высказывать свои взгляды по предложенной теме.
-Прошу не стесняться в обсуждении вопросов, связанных с тем, как нужно понимать заветы Ленина теперь, когда во всех слоях общества нарастает борьба за перестройку всей нашей политической и экономической  системы. Выслушивать буду все ваши самые различные взгляды, моя оценка не станет зависеть от градуса критичности ваших  выступлений.
Сидевшие за столами слушатели не рвались выступать, их душу не сумело задеть  вступительное слово начальника штаба. Недовольных наступающей жизнью было уже много, но говорить об этом офицеры пока побаивались. Особые отделы КГБ всё ещё продолжали свою настойчивую работу по выявлению инакомыслия даже в среде элиты флота, офицеров-подводников. Каждый из штабных офицеров многое положил на алтарь служения отечеству, добился высоких, вполне осязаемых успехов в служебной карьере, и теперь, даже когда жизнь стремительно менялась,  потерять все это никому не хотелось.
Наконец к трибуне вышел флагманский химик капитан 2 ранга Гуменюк. Давно заученными фразами о незыблемости ленинских идей в области обороны, цитатами из партийных докладов типа «всё, что создано народом, должно быть надёжно защищено» Сергей Гуменюк вещал  аудитории в течении десяти минут. После его выступления наступило ещё более тягостное молчание. И вдруг из-за дальнего стола поднялся  помощник флагмеха капитан 3 ранга Плоткин.
-То, что мы по привычке продолжаем именовать «социализмом» на наших глазах сокращается и уменьшается подобно бальзаковской шагреневой коже.. Почему это случилось? В чём причины наших неудач? Кто виноват? Этими  вопросами,  как мне известно, задаются многие мои сослуживцы. Сначала мы верили в козни враждебного капиталистического окружения, затем всё списывали на неуёмную деятельность врагов народа, потом на послевоенную разруху, на культ личности, на волюнтаризм и так далее. В итоге построили социализм, но только не «с человеческим лицом». А в капиталистических странах со  «звериным оскалом» народы живут богаче и достойнее. Я сейчас выскажу очень страшную вещь. Надеюсь, Владимир Павлович, что Вы всё же не уберёте меня после этого из штаба.
-Не уберу, ты ведь не собираешься, я тоже надеюсь,  призывать нас к мятежу или военному перевороту, - пошутил начальник штаба.
-Мне вот однажды попалось выступление члена-корреспондента АН СССР Искандерова. Так вот он считает, что разбираться во всём этом надо начинать от учения о диктатуре пролетариата. Это учение не оправдало себя потому, что оно кровными узами связано с насилием. У нас в стране рабочий класс так и не смог установить собственной власти, ибо он был подмят железным катком своих «слуг», находившихся  в состоянии непрекращающейся войны со своим народом. Вначале эта мысль учёного мне показалась абсурдной, однако чем больше я задумывался, тем  острее возникало желание прочитать ленинские работы на эту тему. Раньше я как делал, бездумно выхватывал пару-тройку цитат из рекомендованной  журналом «Коммунист вооружённых сил»   статьи Ленина, и на этом заканчивал своё маркистско-ленинское образование.  А тут решил осмыслить работу Владимира Ильича «К истории вопроса о диктатуре». В ней чёрным по белому написано, что «научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стеснённую, непосредственно на насилие опирающуюся власть», - ожидая резких возражений, Плоткин остановился.
-А причём здесь диктатура пролетариата и защита отечества? – вступил в дискуссию Николай Капустин, - Разве защита родины носит относительный характер, а не абсолютный? Ведь при любой власти перед вооружёнными силами стоит задача быть готовыми к отражению агрессии.
-Да, защита Родины  - это святое дело. Но Родину защищают тогда, когда её любят всей душой, всем сердцем, когда Родина – это не мачеха, а родная мать для её граждан. И не стоит смешивать два понятия: защита Родины и защита государства. Когда защищают Родину люди идут  на самопожертвование сознательно, а когда воюют за государство, за деньги, тогда могут только убивать, стараясь при этом защитить себя лично, - горячился Плоткин.
-Дорогие товарищи, вы как будто забыли о том, что в нашей стране руководящая роль принадлежит партии. Об этом недавно ещё раз было сказано на съезде. Она же руководит и вооружёнными силами, а следовательно мы должны выполнять все её решения по оборонным вопросам,- вступил в разговор секретарь партийной организации штаба капитан 2 ранга Дымов.
-Виталий Петрович, - обратился к Дымову флагманский штурман Сергей Новиков, - ты же сейчас не на партийном собрании. Мы ведь речь ведём о том, как трансформируется в нынешних условиях  учение Ленина о защите социалистического отечества. Нынче многие офицеры уже уяснили, что в условиях нарождающейся многопартийности, армия должна быть вне партии. Решая в море задачи на подводных лодках, не может один человек подчиняться одной партии, а кто-то – другой. А что касается съезда партии, то его в народе уже назвали собранием глухих согласных. Делегаты, представляющие вооружённые силы, прошли через мелкое сито партийных собраний и конференций, так что им было не до поиска истины.
Штабная  аудитория что называется, завелась. Какие только суждения ни высказывались на этом необычном семинаре.  Торопов умышленно не стал никого прерывать или останавливать. Сегодня ему выпала редкая возможность заглянуть в души подчинённых, узнать их сокровенные мысли о службе. Он не предполагал, насколько серьёзно затронуты глубинные пласты их сознания происходящими в стране событиями, которые, казалось бы, не имеют прямого отношения к службе офицеров штаба. Торопов интуитивно стал подходить к выводу о том, что рано или поздно каждому из них придётся делать свой очень нелёгкий выбор. Предзнаменование событий тектонического масштаба разрушало существовавшую в мыслях офицеров былую уверенность в своей дальнейшей судьбе.
-Сегодня никто не может точно определить, что нас ожидает впереди.  Пусть девизом каждого из нас будут слова великого русского флотоводца Фёдора Фёдоровича Ушакова: «Не отчаивайтесь! Сии грозные бури обратятся к славе России!» Эти слова он сказал в начале Отечественной войны с Бонапартом. Я надеюсь, что нынче дело до войны не дойдёт, но быть готовыми к защите Отечества мы, пока носим погоны, обязаны.

*   *   *

Семьи подводников военного городка  Шумиха готовились отпраздновать наступление очередного Нового года – любимого праздника всей детворы.  Взрослые  же увязывают с наступлением Нового года свои светлые ожидания и надежды на лучшее. Всем почему-то,  кажется, что Новый год будет лучше уходящего, особенно если уходящий был високосным.
На Новый год командование флотом обычно выходы в море не планирует, начальство понимает, что это будет не боевая подготовка, а сплошное нарушение  главного требования Корабельного устава – быть всегда бдительными на вахте. А какая тут бдительность, если  моряк думает в этот день о том, как его родные и любимые без него отмечают Новогодний праздник.
Торопов, как и все подводники, готовился к встрече Нового года. Он, конечно, не знал, что наступающий год станет переломным в его судьбе и в судьбе многих сослуживцев. И дело не в том, что кандидатуру начальника штаба Торопова  рассматривали  в Главном штабе на должность комдива.  Продвижение по службе, безусловно, приятное дело, но вполне вероятное и ожидаемое. Торопов не знал другого, он не знал  того, что «золотой век» Военно-морского флота СССР начнёт своё стремительное завершение именно в наступающем году. Навсегда  закончится эпоха величайшей военно-морской мощи советского государства, «холодная война»  подходила к своему логическому концу.
А пока Владимир Павлович должен  ещё  до полуночного боя курантов обойти часть экипажей своих подводных лодок и поздравить моряков с этим праздником. Другую часть экипажей поздравлял комдив. Это была неписаная традиция в дивизии контр-адмирала Виктора Яковлевича Гаврилова. За пять минут до наступления Нового года Торопов зашёл в казарму своего бывшего экипажа, где его встретил капитан 1 ранга Леонид Агапов,  назначенный командиром после ухода с лодки Торопова.
-Товарищ капитан 1 ранга, экипаж подводной лодки «К-469» готов к встрече Нового года. Разрешите пригласить Вас за наш чайный стол.
-Молодцы, что готовы к встрече Нового года, давайте будем его   встречать, как положено, с чувством гордости за вечное постоянство бега времени, -  пошутил начальник штаба.
За столами, вынесенными из всех кабинетов и составленными в одном из кубриков казарменного помещения, сидели матросы, старшины, многие мичманы и офицеры.  Часть мичманов и офицеров были ещё с вечера отпущены по домам, это, прежде всего те, кто не имел в своём непосредственном подчинении личного состава.  Дежурный по казарме, который следил  в это время за сигналами точного времени, ровно в полночь доложил Торопову:
-Товарищ капитан 1 ранга!  Московское время ноль часов, ноль минут! Наступил Новый год!
Торопов встал и поздравил  экипаж с этим событием. В своём кратком выступлении он отметил заслуги экипажа перед дивизией, подчеркнул, что личный состав достойно несёт звание «отличная подводная лодка», и что подводников в этом году ждут не менее сложные задачи,  чем те, которые были решены в минувшем.
В углу кубрика стояла искусственная ёлка, настоящие ели в Заполярье большой дефицит, да они просто не растут на сопках Кольского полуострова.   На одной из стен вывешена новогодняя газета с изображением  Деда Мороза и Снегурочки, причём лица этих персонажей лодочный  художник заменил фотографиями мичмана Ковальчука и матроса Надеждина. Получилось весело. На противоположной стороне большой плакат с текстом Указа Петра  Великого о переносе начала Нового года с первого сентября на 1-е января (генваря)  1700 года.  Русский царь, будущий первый российский император, своим указом повелевал в этот день «палить из маленьких пушечек, украшать дома ветками елей и можжевельника, и поздравлять друг друга».
После чаепития моряки устроили для себя небольшой концерт, после которого Торопов, попрощавшись с экипажем, пожелав ещё раз всем успехов, здоровья и удачи в Новом году, покинул родное казарменное помещение и поехал домой.
Было уже около часа ночи, когда они вдвоём с Люсей подняли бокалы с шампанским  и поздравили друг друга. Их сын Антон давно уже был в курсантском строю, а там,  в училище, Владимир Павлович хорошо знал,  Новый год встречают радостно, с благими надеждами и с  неистребимой уверенностью в своей безоблачной судьбе.
-Володя, как ты считаешь, будет ли что-нибудь нового в наступающем году? Меня что-то неизъяснимо тревожит. Как будто мы летим в какое-то новое пространство, а рядом вроде всё знакомое, но в то же время всё меняет свои очертания, всё туманится и расплывается, как во сне.
-Люся, конечно,  в этом году у нас будет  много нового. Ну, что ты беспокоишься,  всё идёт  нормально. Через год Антон станет  офицером, считай, что начнёт закладывать морскую династию Тороповых. Недавно мне намекнули в штабе флота, что Виктора Яковлевича  назначают в Москву, а мне, возможно, предложат должность комдива. Так что год будет не из худших.
Торопова, безусловно, сильно волновала судьба флота, за более, чем двадцатилетнюю службу на подводных лодках он прирос к ним так же крепко, как железный корпус лодки срастается с морскими ракушками. Владимир не был силён в политических и экономических проблемах государства, но всем своим нутром чуял неладное.  Президент страны рассматривает вопрос как демонтировать государственную монополию в экономике, по сути, предлагает введение капитализма. Это не укладывалось  в сознании Торопова, смена политического строя казалась ему государственным переворотом. Как же можно  предавать интересы народа? Неужели молодые офицеры штаба  правы, высказывая радикальные  мысли о грядущих потрясениях?  Неужели советская власть стала терять уважение народа?  Подобные мысли не раз возникали в голове Торопова, но делиться ими с Люсей он не хотел, зачем лишние волнения, их ей и в школе хватает. «Надо отбросить все эти мысли к чёртовой матери, -  подумал он, - впереди проблем и без этого хватает, надо вводить в первую линию два очередных экипажа, а они пока ещё совсем сырые».
Как известно, всё, что имеет начало, с такой же необходимостью имеет и конец. Закончились Новогодние праздники, одна лодка за другой уходили в море, кто на боевую службу, кто на отработку и сдачу курсовых задач. Казалось бы, что всё идёт как всегда, однако в воздухе витала уже иная атмосфера. 
Вскоре убыл в Москву комдив Гаврилов, Торопова назначили новым командиром дивизии ракетных подводных крейсеров стратегического назначения. Высокая, престижная, глубоко уважаемая подводниками должность! Однако той радости, которую испытывал Володя Торопов в начале своей карьеры, когда его назначали сначала командиром боевой части, а затем на более высокие лодочные должности, сегодня комдив Торопов уже не испытывал. На его плечи давил тяжёлый груз ответственности за людей и за боевые корабли дивизии. Теперь за каждым своим решением предстояло видеть реальные последствия, ведь никто твоё решение не подкорректирует и  никто в дивизии  отменить  его не может. Начальник штаба как никак защищён  последним словом комдива, и это слово на весах военно-морской истины имеет ключевое значение.
На одном из еженедельных докладов командиров лодок  у комдива зашёл разговор о недостаточном техническом снабжении лодок. Командиры сетовали на то, что тыл флотилии и техническое управление флота не в полной мере удовлетворяют заявки  подводников.
-Товарищ комдив! – обращается один из командиров лодок, - я не могу своевременно закончить межпоходовый ремонт навигационного комплекса. Штурман докладывает, что на флоте нет запчастей.
-С ремонтом техники, действительно, много сбоев, - поддержал  разговор другой командир, - я посылал механика на завод-изготовитель  чтобы ЗИП для главного турбозубчатого агрегата «выбить», так везде отказы.  В чём дело - я не пойму, как мы будем решать задачи в море?
-Товарищи командиры! Я хорошо понимаю вашу озабоченность состоянием боевой готовности лодок, но сегодня не всё в руках командования не только флотилией, но даже флотом. Вы же знаете какая ситуация в стране, везде и всюду чего-то не хватает, выкручиваться приходится самим. Осмотрите внимательнее наши местные технические склады, может там что-либо удастся достать для лодок, - предложил комдив.
-Это всё идёт от  лени и безответственности снабженческих органов, просто там засели люди, для которых нужды подводников глубоко безразличны, они просто распустились там, - не выдержал один из молодых командиров, - ведь что получается?  Тех, кто служил на лодках и не может, например, по здоровью продолжить службу, на высокие должности в тыл не назначают. Там свои, тыловские растут, а они не могут понять и принять наших запросов.
-Ладно, своими сетованиями мы ничего не изменим, время покажет, как быть дальше, - закончил Торопов. Офицеры ещё некоторое время повозмущались  нынешними порядками и пошли по своим лодкам.
Заканчивался зимний период обучения, Торопов подводил итоги боевой и политической подготовки. Задачи выполнены, но чувства радости и удовлетворения не было. На флоте подведение итогов первого полугодия проводилось в необычайно напряжённой, можно сказать нервной обстановке.  Командование не анализировало, как это делалось раньше, недостатки в боевой учёбе, а откровенно, с надрывом ругало подчинённых, не понимая, что дело не в безответственности людей, не в нежелании их служить верой и правдой. Дело в том, что главными препятствиями в службе военных моряков стали такие факторы, как политическое безволие руководства страны, надлом экономической системы, скрытая инфляция, утрата большинством населения высоких нравственных идеалов. Давление пара в котле народного негодования достигло таких пределов, что никакие предохранительные клапана уже не могли справиться  с ним. Назревал взрыв, и он не заставил себя долго ждать.
Рано утром 18 августа 1991 года Торопова поднял с постели взволнованный доклад дежурного по дивизии о том, что по флоту объявлена  повышенная боевая готовность, всем приказано находиться на своих боевых постах, в штабах и на командных пунктах.
В десять часов командующий флотилией вице-адмирал Павлов собрал у себя руководящий состав  соединений и отдельных частей.  Торопов заметил, что командующий выглядел растерянным, в нём не было той уверенности, которая была присуща Игорю Николаевичу  даже в тяжёлых аварийных ситуациях. Он выслушал доклад начальника штаба о том, что руководящий состав собран, тяжело вздохнул и начал свой доклад о том, что произошло в стране.
-Товарищи офицеры!  Сегодня в средствах массовой информации опубликовано Обращение к советскому народу Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП)  в СССР. В этом обращении говорится, что политика перестройки зашла в тупик, страна по существу стала неуправляемой, дело идёт к свержению конституционного строя, кризис власти катастрофически сказался на экономике. Идёт наступление на права трудящихся, быстро растёт преступность. ГКЧП предлагает свои меры по наведению в стране конституционного порядка. Среди предложенных мер будут проведены в жизнь такие, как упразднение Верховного Совета РСФСР, который ведёт дело к расколу страны, закрыты некоторые печатные издания, вводится цензура на все средства массовой информации. Группа членов Совета безопасности была у Горбачёва, ему предложено возглавить ГКЧП, но он отказался. Тогда вице-президент Янаев подписал  Указ о выполнении им обязанностей Президента в связи с состоянием здоровья Горбачёва. В состав этого комитета вошли Министр обороны  маршал Язов Д.Т. , Председатель КГБ Крючков В.А., Министр внутренних дел  Пуго Б.К. и Василий Стародубцев.
В Москву вводятся войска, все военнослужащие отзываются из отпусков, в штабах назначается круглосуточное дежурство на уровне первых лиц. В ближайшие часы по телевидению в поддержку ГКЧП выступят генерал Калинин – комендант Москвы и генерал Самсонов – командующий Ленинградским военным округом.
Сегодня также опубликовано заявление Председателя Верховного Совета СССР  Лукьянова, в котором он выразил своё несогласие с подписанием Договора о союзе суверенных государств, так как абсолютное большинство граждан поддерживают сохранение Союза ССР. Министр обороны требует от нас безоговорочной поддержки решений ГКЧП, сохранения спокойствия и готовности безукоризненно выполнять свой воинский долг. Политотделам флотилии и дивизий рекомендовано проводить разъяснительную работу в связи с чрезвычайным положением в стране. О позиции Главного военно-политического управления по центральному телевидению выступит генерал  Овчинников. В ближайшие дни состоится Пленум ЦК КПСС, который изложит свои взгляды относительно ГКЧП. Это всё, товарищи офицеры, что я могу сегодня довести до вас, - закончил своё выступление командующий.
Вопросов не поступило, офицеры были растеряны, они не понимали что такое ГКЧП, для чего он нужен, чем болен Горбачёв и где он находится. Торопов собрал своих командиров лодок,  замполитов, офицеров штаба и проинформировал их обо всём, что услышал от командующего.
-Главное, что сейчас от вас требуется, - это быть на своих местах и не дёргаться. Я сам не знаю что конкретно надо делать, жизнь покажет. А пока повторяю, быть на своих местах и не дёргаться, - на этом комдив Торопов закончил  совещание.
События в стране менялись с необычайной быстротой, а вот информация об этом была слишком скудной. По телевизору транслировалось лишь «Лебединое озеро», гарнизон подводников Шумиха замер в ожидании. Телефонная связь с большой землёй то ли разладилась, то ли специально была выключена.  Громом с ясного неба прогремело сообщение, что в стране была предпринята попытка государственного переворота, что Президент Горбачёв насильно изолирован в Крыму, в своей резиденции в Форосе.  И что совершенно не укладывалось в головах подводников, так это арест Министра обороны Маршала Советского Союза Язова Д.Т. и других членов ГКЧП, которые объявлены организаторами путча. Кроме того, отстранены от своих должностей и арестованы генерал армии Вареников, генералы Калинин и Моисеев,  сотрудники КГБ Болдин и Плеханов.
Следующим потрясением для Торопова и других офицеров дивизии стал добровольный выход из КПСС Маршала авиации Евгения Шапошникова и назначение его Министром обороны. Полное недоумение вызвало присвоение троим пацанам, подлезшим по своей глупости  под колёса бронетранспортёров, звания Героев Советского Союза. Подводники слишком  хорошо знали высокую моральную цену этой награды. Лучшие из них удостаивались звания Героя за безупречное выполнение исключительно сложных и опасных боевых заданий. А тут за что? Защитили демократию? Справились с врагами родины? Отстояли Москву?  Ничего этого не было, просто предпринимались суетливые попытки  представителей  власти усидеть в своих креслах.
Через неделю после путча на флот пришло распоряжение нового Министра обороны об упразднении в армии военно-политических органов и о создании вместо них отделов воинского и психологического воспитания, что означало департизацию армии.  С этого времени Главное политуправление перестало существовать и посылать в войска свои указания. Вслед за этим Президент СССР Горбачёв подписал указ о прекращении деятельности политических партий  в Вооружённых силах и о роспуске партийных организаций.
Секретарь парторганизации штаба Виталий Петрович Дымов в последний раз собрал коммунистов и раздал им учётные карточки членов КПСС, которые раньше хранились в сейфах партучёта.
-Судьба уготовила мне быть последним  секретарём партийной организации  нашего штаба, -  с нескрываемым удручением  начал своё выступление Дымов, - прошу вас сохранить свои партийные билеты и учётные карточки и не уподобляться тем выродкам, которые демонстративно их сжигают, чтобы … чтобы и дальше жить припеваючи в  новых условиях.  Кто желает выступить на нашем последнем собрании, прошу высказываться, - обратился Дымов к сослуживцам.
Настроение у офицеров было подавленным, все эти изменения не сулили им ничего хорошего, наступала эпоха слома не только государства, но и военно-морского флота, которому они беззаветно служили долгие годы. Торопов посчитал своим долгом в этот момент поддержать своих боевых товарищей.
-Прошу вас, товарищи офицеры, по-прежнему оставаться такими же честными и порядочными людьми, какими я вас знаю много лет. Известные вам события могут снести тонкий слой порядочности лишь со слабого человека. А тот, кто является по своей сути истинным морским офицером, подводником по призванию, а не по форме, этого с ним произойти не может по определению.
На этом последнее неформальное партийное собрание коммунистов штаба было закрыто. Слаженный флотский коллектив замер в ожидании определённости, всё было зыбко, неустойчиво,  неоднозначно. Подводники впервые ощутили в своих душах необычную, неизъяснимую тревогу, тревогу какого-то особого рода. Эта тревога была несравнима ни с каким другим чувством.
Скоро Торопова вызвали в Главный штаб ВМФ на подведение итогов боевой и политической подготовки за истекший учебный год. На совещании присутствовал новый Министр обороны   Евгений Шапошников. После доклада Главкома и выступлений некоторых адмиралов – командующих флотами, заместителей Главкома на трибуну был приглашён для отчёта командир дивизии ракетных подводных крейсеров стратегического назначения капитан 1 ранга Торопов. Он сжато, но   ёмко доложил о боевой готовности дивизии, выполненных за год боевых служб в океане, о воинской дисциплине и политико-моральном состоянии личного состава.
-Что Вас, как командира дивизии стратегических ракетоносцев  в настоящее время беспокоит прежде всего? – задал вопрос Министр обороны.
-Товарищ Министр обороны Советского Союза! Личный состав дивизии готов, как и в истекшем учебном году, выполнить все поставленные Вами задачи.  Однако лодкам, для недопущения аварийности, нужен своевременный ремонт и плановые регламентные работы, вместе с тем техническое и материальное обеспечение оставляет желать лучшего, - доложил Торопов.
-Да,  эта проблема касается не только флота, но и всех Вооружённых сил, будем её решать, - с какой-то странной улыбкой сказал министр.  А затем, обращаясь к Торопову, поздравил его с присвоением ему очередного воинского звания контр-адмирал. Владимир Павлович, занятый всё еще мыслями о своём докладе на этом совещании, не сразу понял что сказал  Министр обороны. Но тут из-за стола встал Главком, подошёл к Торопову, поздравил его и вручил адмиральские погоны. Торопов пришёл в себя и  ответил строго по уставу: «Служу Советскому Союзу!».
Высший командный состав флота ещё не знал, что  в это время полным ходом идёт подготовка к встрече   руководителей России, Украины и Белоруссии  в Беловежской пуще. Советскому Союзу, которому Торопов верой и правдой служил более тридцати лет, оставалось существовать несколько дней. Над зданием Верховного Совета уже развевалось полотнище  бело-сине-красного цвета, которое было поднято после   более чем  семидесятилетнего перерыва.
Вечером в гостинице на Мосфильмовской Торопов позвал в свой номер  командиров дивизий. Открывая бутылку коньяка и разливая его по стаканам, Торопов пригласил присутствующих адмиралов  к столу, на котором была по-мужски небрежно нарезана и разложена на одной тарелке немудрёная закуска.
-Дорогие друзья! Я, конечно, знал, что Командующий флотом представил меня к высокому званию контр-адмирал, но чтобы приурочить указ Президента к сегодняшнему совещанию у Главкома, мне в голову придти не могло. Давайте выпьем за большую звезду, о которой в юности мечтал каждый из нас как о важнейшей жизненной победе. Как сейчас вижу  себя лейтенантом в вагоне «Арктики» и вспоминаю  застрявшую в голове назойливую мыслишку: «вперёд в моря и полигоны, в награду адмиральские погоны». И вот теперь я в одном адмиральском строю с вами.
-Да уж, морей и полигонов тебе, Владимир Павлович, хватило с избытком, впрочем, как и всем здесь присутствующим, - поддержал  новоиспечённого адмирала контр-адмирал  Сергей Логинов, - поэтому с радостью поздравляем тебя с этой первой «мухой» и желаем, чтобы она была не последней на твоём, пока ещё непросоленном адмиральском погоне.
После тёплых поздравлений, адмиралы, как и повелось в офицерской среде, перешли на разговор о своих впечатлениях от совещания у Главкома, о подводной службе  и, конечно, о политике. Ещё раз, как и до этого, обменялись мнениями о ГКЧП,  добрым словом вспомнили  Язова, посетовали на то, что по-прежнему  мало даётся информации об августовских событиях.  И, хотя обсуждать между собой манеру поведения старших начальников у них было не принято,  один из комдивов всё же нелицеприятно отозвался о Министре Шапошникове. По его мнению, излишняя улыбчивость в непростое для армии время как-то не вяжется с должностью Министра обороны.
-Николай Семёнович, - обратился к нему командир  соседней дивизии, - ты, видно, не понял,  почему он слишком часто улыбается. За всю историю царского и советского строя никогда «летуны» не поднимались в своей службе до уровня Министра обороны. Трижды Героями были, а вот министрами – нет. А тут вдруг к десятке выпал туз Ну, посуди сам, хмуриться ему что ли?  Мало ли чего сегодня не достаёт Вооружённым силам, мало ли какие проблемы терзают нас, мало ли о чём с обеспокоенностью говорил Торопов. Уж очень хорошо Маршал авиации учуял откуда ветер дует, поэтому и из партии первым в нашей армии вышел.  Кому такое в голову могло придти двадцатого августа, а ему пришло. Так что, Коля,  улыбайся почаще, может комфлотом станешь.
-Ладно, ладно, не для перетряхивания нижнего белья начальства мы здесь собрались. Давайте ещё раз поздравим Володю с адмиральским званием да будем расходиться, завтра рано надо быть на аэродроме, домой лететь, - предложил Иван Селивёрстов. После этого все разошлись по своим номерам.
Через несколько минут, как адмиралы покинули Торопова, к нему зашёл Юрий Стогов. Он поздравил Владимира Павловича с адмиральским званием, посетовал на то, что  в Генеральном штабе, куда его назначили после окончания военно-морской академии, царит неразбериха, никто не знает что делать, а уж о присвоении званий офицерскому составу речь совсем не идёт. Вот потому он и не адмирал, хотя штатная категория позволяет им быть. Затем они поговорили о том, о сём, слегка коснулись прежней совместной службы и разошлись. Юрий Фёдорович с трудом скрывал досаду на то, что Торопов стал раньше его адмиралом, а  Торопов подумал, что звёздный час Стогова будет ещё впереди.
На другой день Торопов попросил командующего флотилией вице-адмирала Павлова разрешить ему выехать из Москвы поездом с тем, чтобы заглянуть к Антону в училище. В следующем году ему предстоит выпуск, хотелось бы повидаться и высказать  сыну  отцовское напутствие. Игорь Николаевич дал Торопову  добро на эту поездку. Утром следующего дня он зашёл в кабинет начальника училища, с которым  был хорошо знаком. Тот поздравил комдива с присвоением адмиральского звания и вкратце рассказал об училищных делах. Через некоторое время в кабинет постучал Торопов младший и, обратившись к начальнику училища,  доложил строго по уставу.
-Товарищ вице-адмирал! Курсант Торопов по Вашему приказанию прибыл.
-Здравствуйте, курсант Торопов. Владимир Павлович вы здесь с сыном потолкуйте, а мне нужно побывать на втором факультете, - вице-адмирал встал из-за стола, - у тебя, Володя, когда поезд, вечером? Тогда ещё увидимся.
Антон подошёл к отцу, обнял его и поздравил с новым званием.
-Я горжусь тобой, папа! О твоей дивизии нам на занятиях много интересного рассказывают, а теперь ты уже адмиралом стал, здорово!
-Привет Антон! Ну, как у тебя дела, как учёба продвигается? Не за горами уже и выпуск, на какой флот решил ехать служить?
-Ты знаешь, отец, многие мои товарищи не рвутся служить во флоте, хотят после выпуска уйти на гражданку. Отношение к офицерам стало какое-то не хорошее,  наши преподаватели перестали в военной форме ходить в училище, приходят в гражданской одежде, а потом переодеваются у себя на кафедрах или в кабинетах в форму и только потом идут на занятия. Везде разговоры о сокращении армии и флота, о том, что армия и флот теперь не нужны. Тебе не попадалось стихотворение Окуджавы «Ироническое  обращение к генералу»? Журнал «Огонёк» его растиражировал на всю страну,  наше училище гудит по этому поводу.  У меня вот вырван листок из журнала с этой гадостью, если хочешь, возьми, прочитай.
Торопов взял измятый журнальный листок и стал читать.
«Пока на свете нет войны
Вы в положении дурацком.
Не лучше ли шататься в штатском,
Тем более, что все равны!
Ну что моряк на берегу?
Что прачка без воды и мыла
И с тем, что и без  войн – вы сила,
Я согласиться не могу».
Дальше Торопов читать не стал, ему сделалось противно от этого пасквиля.
-Антон, это, безусловно, плохие стихи. Видно Булата Окуджаву занесло не в ту степь. Ведь он же участник Великой Отечественной войны, наверно  и вправду он «легкомысленный грузин», каким сам себя иногда называет. Но не взирая на охаивание армии ты, Антон, подумай хорошенько. Флотская служба всегда была, и я думаю, будет престижным занятием всех нормальных мужчин. Со временем всё образуется, а ты ведь вырос во флотском гарнизоне, куда и зачем тебе идти на гражданку и кем там быть?
-Отец, ты посмотри что делается в Питере. Цены растут неимоверно, а денежное содержание офицеров не меняется, жируют одни кооператоры. Нет, я твёрдо решил после окончания училища подать рапорт об увольнении из Вооружённых сил.
- Ну, смотри, выбор остаётся за тобой, только я мечтал, что ты продолжишь моё дело.  Ладно, время покажет, а пока продолжай нормально учиться, хорошо?
-Конечно, папа, а как там мама поживает?
-Как всегда скучает по тебе, а в остальном нормально,  работает в своей школе. А с некоторых пор ещё и общественной работой занялась, её в состав женсовета дивизии избрали. Женщины хорошо понимают, что иные вопросы, беспокоящие  офицеров,  быстрее до комдива дойдут не через командиров лодок, а через жену комдива,  поэтому  единогласно и выбрали её в женсовет.  Ну, ладно, Антон, ещё раз хорошо оцени свои намерения уйти на гражданку, помни, что вернуться на флот будет невозможно.
*   *   *
Завершался этот тяжёлый переломный год в жизни страны. А тут ещё одно потрясение ожидало флотских офицеров, да и не только их. Пожалуй, весь народ вздрогнул потому, что вдруг не стало великой страны – Советского  Союза.  30 декабря Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачёв сложил с себя полномочия Президента.  Почти трёхсотмиллионный советский народ в одночасье оказался по мимо своей воли  в пятнадцати разных суверенных странах. Тут у кого хочешь в голове произойдёт сбой. Не только рядовой матрос, но и, умудрённый жизненным опытом,   офицер не понимал что произошло.  Как это не стало СССР?  Где же он?  Войны против страны не было, а она перестала существовать. Кто же в этом виноват? На эти  и подобные им вопросы вразумительного ответа  находили далеко не все.  Подводники дивизии Торопова, как и большинство военных моряков, не знали что делать. Владимир Павлович видел, что разъяснять обстановку стало некому, политотделы разогнаны, партийные организации упразднены, наскоро назначенные военные воспитатели растеряны и напуганы пронёсшимся над ними ураганом демократизации Вооружённых сил.
И тут извечная русская тяга прибегать в трудное время к коллективному поиску ответов  на жгучие вопросы  со всей силой напомнила о себе  и стрелой  пронзила  сердце и душу комдива Торопова. Он принял решение  подготовить и провести  собрание офицерского состава дивизии и дать подводникам возможность откровенно высказать свои помыслы и намерения, а после этого определиться со своей судьбой и судьбой каждого офицера.
-Товарищи офицеры! Принимая решение созвать офицерское собрание дивизии, я исходил из следующих  обстоятельств, - обратился к офицерам Торопов.
Первое. Непреложным фактом для нас всех стал распад Советского Союза, мы оказались гражданами другого  суверенного государства – Российской Федерации. И хотя заявлено, что Россия  является правопреемником СССР, многое изменилось и будет, видимо, меняться в нашей службе и жизни. Вы должны понять, что Вооружённые силы также будут разобщены и разведены на отдельные  независимые друг от друга армии. Мне хотелось бы узнать, какую позицию в связи с этим вы займёте.
Второе. Военно-морской флот будет теперь принадлежать  нескольким государствам – России, Украине и странам Балтии. Правда,  Украина может претендовать лишь на часть Черноморского флота. Мне известно, что отдельные представители Украины ведут вербовку, хотя и не официальную,  среди наших офицеров, предлагая им высокие должности на своём флоте. Что касается Балтийского флота, то он почти весь сосредоточен в нашей Калининградской области, основное базирование в Балтийске.
Третье. Теперь  о перспективах нашей дивизии. По всей вероятности лодки будут постепенно консервироваться, их боевое использование сокращаться. Следовательно, будет сокращаться и численность личного  состава  дивизии, в первую очередь увольнению подлежат те офицеры, и мичманы, которые имеют выслугу лет, дающую право на пенсию. Что потом, я пока не знаю, но на вашу порядочность я буду полагаться и впредь.
И последнее. Весь офицерский состав будет переаттестован, прошу вас вести себя с членами аттестационной комиссии достойно,  сохранять офицерскую честь. Вам известен печальный случай, связанный с самоубийством старшего помощника одной из наших подводных лодок  капитана 2 ранга  Томчака.  Как вы знаете,  он застрелился в своей каюте прямо на лодке, объяснив  своё решение уйти из жизни потерей служебной перспективы в связи с происходящими событиями. Мы его знали  как опытного  и старательного старшего помощника, который с курсантских пор мечтал стать командиром подводной лодки. Этот поступок решительного человека, но недостаточно сильного духом. Вы все молодые люди  и каждый может стать успешным человеком в любой сфере деятельности. А теперь прошу высказывать свои мысли и соображения.
Первым к трибуне быстрым решительным шагом подошёл капитан 3 ранга Мишеров.
-Товарищи! Что же получается?  Я был и считаю сейчас себя капитаном 3 ранга Советского Союза. Я упорно шёл к этому званию десять лет, не считая учёбы в училище. По национальности я белорус, но не идти же мне служить  в армию Белоруссии, тем более там флота нет, и никогда не будет. Надо бы вызвать к нам сюда Шушкевича да спросить с него за беловежскую самодеятельность.  Преподавал бы себе студентам, так нет, подавай ему президентство! Я начальник химической службы подводного ракетоносца должен идти теперь заведовать школьной химлабораторией что ли?  Товарищ комдив! Надо что-то делать, Вы только скажите что предпринять, а мы Вас единогласно поддержим.
Горячность Мишерова вызвала в зале  оживление, «надо что-то делать» - любимые слова тех, кто, как правило, умеет возмущаться и ерепениться, а осязаемых конкретных дел от них ожидать трудно. Однако многим понравился тот напор, с которым Мишеров отстаивал своё право продолжать службу во флоте.
Вдруг из первого ряда поднялся и прошёл к трибуне  командир подводной лодки капитан 1 ранга Николай Спивак. Зал притих, всем  было интересно услышать,  что скажет опытный командир лодки.
-Товарищ комдив! Разрешите мне высказать свои личные  соображения по поводу  происходящих изменений  в жизни страны и в наших судьбах. Да, все мы служили военно-морскому флоту СССР, но его ведь не стало. Надо считаться со сложившимися реалиями. И вызывать президентов к нам на собрание никому не позволено, товарищ начхим,  они избраны народом, а не назначены Министром обороны,  тем более не Главкомом ВМФ.  С трибуны этого собрания хочу заметить, что ничего зазорного я не вижу в том, чтобы служить в армиях новых независимых государств.  Лично мне передали предложение Президента Кравчука сформировать и возглавить  Черноморский флот Украины. Я согласился, что же тут плохого?  А сейчас, Владимир Павлович, я подаю Вам рапорт с просьбой уволить меня из Вооружённых сил России, прошу его подписать и передать по команде.
Спивак прямо на сцене подал рапорт Торопову, зал ахнул, такого не придумаешь и в кино. Неужели командир стратегического ракетоносца идет служить в другую армию!  С ума сойти!
- Хорошую карьеру, Спивак, делаешь! Из командиров да прямо в командующие флотом. Молодец, знатно ты  усвоил поговорку – лучше быть головой у мухи, чем жопой у слона.  Однако, ты здорово  разобрался с обстановкой в стране, - высказался командир Ярошенко.
Тихо товарищи! Не надо сейчас впадать в осуждение заявления капитана 1 ранга Спивака. Давайте продолжим выступления,  кто готов выйти к трибуне?
- Товарищ комдив! Спиваку недолго осталось быть капитаном 1 ранга, он скоро вице-адмиралом станет, а то и полным адмиралом, Вас перегонит и в звании и в должности, а Вы его защищаете, - с места выкрикнул один из офицеров штаба.
В это время к трибуне подходил капитан 2 ранга Плоткин.
-Товарищи офицеры! Во всём, что сегодня происходит в нашей стране,     нет ничего      сверхъестественного, к этому всё шло. Эксперимент, подготовленный и поставленный классиками марксизма-ленинизма, провалился  с треском.  Лозунг «от каждого по способностям, каждому по труду» не выдержал проверки временем. Способностями природа наградила каждого человека по разному, одному щедро отпустила талант быть высочайшим мастером своего дела, а другого обидела, а порой и просто подменила у него высокие качества низменными или преступными интересами. А ведь материальное обеспечение было одинаковым, расценки оплаты труда были усреднёнными, не случайно такое понятие как «средняя зарплата» имело широкое хождение во всех официальных партийных документах.
Конечно, горько становится оттого,  что распалось огромное государство, но ведь союзные республики в нём были соединены не любовью и   уважением      центральной власти, а насилием и репрессиями, однако, насилие  не может быть бесконечным.  При всём том,  что я сказал, у меня нет в душе отчаяния, паники или неверия в хорошее. Поэтому, когда говорят о полном крахе армии, я могу согласиться лишь с тем, что мы переживаем развал армии Советского Союза. Россия, конечно, будет нормально существовать, не пропадёт как самостоятельное государство, и думаю, в недалёком будущем будет жить вполне сносно. Россия обладает несметными природными богатствами, которые не дадут покоя завидущим глазам некоторых однопланетян. Поэтому Россия станет формировать свою армию и свой военно-морской флот для защиты своих же границ.  Думаю, что в эту  армию  мы в большинстве своём не попадём, нам дай бог дослужить до пенсии. Военно-морской флот России со временем будет не менее боеспособен, чем наш сегодняшний флот. И ему едва ли  поставят задачу  готовиться одновременно воевать со всем флотом мира. Вот, пожалуй, и всё, что я хотел высказать на нашем офицерском собрании.
После Плоткина выступили  ещё несколько офицеров, их мысли сводились в основном к обеспокоенности своей службой, её перспективами, бытом своих семей. Один из них задал  Торопову вопрос о военной присяге.
-Как быть? Мы присягали честно и добросовестно выполнять свой воинский долг перед Родиной – Советским Союзом. А теперь что? Надо переприсягать? Но  от присяги отказываются и два раза  присягают только изменники, а мы ведь никому не изменяли, это нам изменило руководство.
В глубине зала, на одном из отдалённых рядов сидел православный священник отец Павел, его пригласили поприсутствовать на офицерском собрании. Сначала он не собирался выступать, но не выдержал и всё же попросил  у Торопова разрешения выйти к трибуне.
- Я перед вами не как представитель политической партии, - начал мягким голосом своё выступление отец Павел, - я представитель Церкви, великой народной организации, которая присутствует на огромном жизненном пространстве,  и которое до недавнего времени мы называли великим и гордым словом «Отечество». Церковь находится вне политики и не желает вмешиваться в политические процессы. Она считает своим долгом оказывать влияние на личность и общество таким образом, чтобы способствовать  нравственному и духовному преображению этого общества, без которых все попытки построить счастливый мир обречены на провал.
Офицеры, которые впервые на своём собрании увидели священника, да ещё выступающего с атеистической трибуны, сначала удивлённо переглядывались, перебрасывались шутками, затем постепенно стали затихать и слушать отца Павла.
-Не дело Церкви судить о происходящем с точки зрения геополитики или военной стратегии, но её долг дать нравственную оценку этим событиям. Я остановлюсь на двух моментах, -продолжил отец Павел, - во-первых, православная церковь за каждым своим богослужением молится о Вооружённых силах, существует специальное прошение о властях и воинстве. Для вас, дорогие братья, скажу – церковь не молится  специально ни о какой другой профессиональной категории. Почему? Да потому, что власть предержащие и воинство обладают особой силой  воздействия на судьбы человеческие. От них зависит больше чем от  кого-либо другого  судьба народа и государства. Здесь особенно велика цена ошибки или преступления. Церковь молится за властей и воинство, призывая помощь божию, для укрепления их нравственных и духовных сил, дабы божий закон был всегда начертан в их сердцах, дабы они были способны слышать голос Бога, любящего  Отца всех, уметь видеть страдания слабых и беззащитных людей.
Сознавая  высоту ответственности людей ратного труда, Церковь окружала их заботой, вниманием и любовью. К великой скорби нашей семь десятилетий общество наше потешалось и глумилось над памятью православных священников и яростью топтало могилы тех пастырей, которые вместе со своей паствой гнили в окопах , шли в бой, горели и тонули в русских боевых кораблях. Даже по неполным данным за годы Первой мировой войны военным священникам было вручено более 1200  высших боевых орденов.
Воин обязан быть предан своему долгу, но долг понятие не столько юридическое, сколько нравственное. Самопожертвование есть отказ от себя во имя других, это духовный подвиг. Его не способен совершить человек, внутренне слабый и порочный. Именно так много воинов было причислено к лику святых. Сейчас много говорят о внутренних проблемах флота. Наверно, много справедливого в той критике, которая существует и не следует закрывать глаза или делать вид, что всё в порядке. Но критика не должна превращаться в охаивание и шельмование.
Недавно мне пришлось побывать на одном из надводных соединений флота. Это был для меня трогательный опыт глубочайших духовных переживаний. Что я увидел на кораблях? Я увидел там подвижников, которые в тяжелейших условиях, простите меня, в нищете, в отрыве от семей, без нормальных условий жизни несут тяжелейшую службу. Что движет этими моряками?  Единственное, чего они не потеряли – любовь к своему Отечеству. А что будет с флотом, если вы потеряете нравственный стимул к тому, чтобы подвижнически нести  своё ратное служение?
Офицеры оживились,  им явно стала нравиться речь священника. Он угадывал и провозглашал те мысли, которые были близки  каждому подводнику. Воспитанные в духе атеизма, в духе порицания церковных традиций, не знающие истории христианства на Руси, офицеры внимали священнику совсем не так, как всю свою службу слушали политработников. Очаровывала искренность отца Павла, которая  лилась от всей души, шла от всего сердца. И, хотя священник говорил уже больше десяти минут, отведённых регламентом, его никто не стал прерывать.
-Во- вторых, - продолжал отец Павел, - нравится это кому-то или нет, но непреложным фактом является то, что сложилась историческая общность народов, населяющих то, что мы называем нашим Отечеством. Эта общность сложилась не за последние семь десятилетий, она не имеет ничего общего со сталинской империей. Великим  горем для народа была эксплуатация этой общности  во имя интересов тоталитарной идеологии. Этой общности тысяча лет, по крайней мере,  для славян, крещёных в единой киевской  купели.
В политике некоторых новых независимых государств обнаруживается сейчас сильная тенденция к радикальной реализации своего суверенитета. Исторически такие настроения понять можно. Но важно понять и то, что никакие границы  не способны разделить многовековую общность людей. Мы во много стали единым народом. Все мы кровно порождались, наша кровь смешалась, переплелись судьбы. И эти человеческие связи гораздо прочнее и гораздо важнее любых экономических связей.  Именно поэтому политика радикального суверенитета не может быть осуществлена без огромного риска нанести нравственный ущерб обществу и спровоцировать тягчайшие социальные последствия.  Поэтому мудрость политиков должна быть в первую очередь проявлена в области строительства собственных вооружённых сил. Создание собственных армий, я подчёркиваю армий, а не военных формирований,  находящихся  в непосредственной близости  друг к другу, таит в себе огромную опасность, ибо граница между армиями – это единственная граница, которая способна  превратиться в боевой фронт. И разделение единой армии беспокоит церковь не из-за геополитических соображений, не по причине нарушения военных балансов, а потому, что это разделение великая угроза  нашей общей безопасности, угроза, происходящая от нас самих.
То, о чём я сегодня говорю с вами, дорогие братья, думаю, является отражением мнения не только русской православной церкви. Ведь мы – многонациональный  народ, и армия наша многонациональная и вместе служат в ней наши братья – христиане неправославные,  и мусульмане,  и буддисты, и иудеи. Мне кажется, что я имел  возможность от всех них выразить на вашем высоком  собрании тревогу, озабоченность и надежду. А в заключении позвольте мне отступить от всех правил светских собраний и закончить словами замечательного Многолетия: «Благословенное и мирное житие, здравие же, и спасение, и  во всём  благое поспешение!  Подаждь, Господи, богохранимой стране нашей, властям и воинству ея и сохрани их на многая лета».  Спасибо за внимание.
Зал не шелохнулся, все ждали ещё чего-то, и вдруг наступившая тишина была опрокинута такими аплодисментами, которых в этом здании отродясь не было.  Офицеры, ожидавшие в начале речи священника поучений и упрёков за их безверие, восприняли  совершенно искреннюю доброту и заботу человека в чёрной рясе. В этих простых чувствах не было и  тени лицемерия.  В выступлении отца Павла звучала та сила убеждённости в своей правоте, та мудрость духовного пастыря, которые побудили  офицеров взглянуть на события иными глазами.  Конечно,  недовольство происходящими событиями не исчезло из их сознания, но они уже не были готовы столь же решительно поддерживать выступление капитана 3 ранга Мишерова, не всё в его аргументации стало казаться им безупречным.
Аплодисменты затихли, офицеры сосредоточенно молчали, выступать больше никому не хотелось.  Да и о чём говорить?  Все эмоции уже были выплеснуты, все болевые точки флотского организма неутешительно определены. Командир дивизии вновь подошёл к трибуне.
-Товарищи офицеры! У меня на многие ваши вопросы сегодня нет ответа, но на один из них я обязательно отвечу. Вы задаёте  очень серьёзный вопрос – надо ли присягать вторично?  Мой ответ таков: настоящий  солдат присягает в жизни лишь один раз.  Лично я никому, кроме своего народа, не присягал и этой клятве останусь верным до конца.  А что касается тех, кто надумал служить в других армиях , то они, я думаю, ещё пожалеют об этом. Волей-неволей на их службу будут накладываться традиции нашего флота, а это не всем руководителям национальных элит будет по нраву. Вот тогда, скорее всего,  соискателей быстрых званий и высоких должностей без церемоний отправят в  отставку.  Я уверен, большинство офицеров нашей дивизии будут служить Родине и дальше. Желаю вам хорошего здоровья,  не терять надежды на лучшее в жизни и везения, которое все эти годы не покидало нас с вами.
В службе подводников офицерское собрание стало в некотором смысле водоразделом, за которым остаётся всё привычное, устоявшееся  и, как теперь стало очевидным, радостное время, время больших надежд и смелых помыслов.  Подводник – ведь не столько профессия, сколько состояние души. В  душе подводника тесно переплетены гордость за могучий атомный флот и гордость за себя, и за то, что ты нужен Родине и своему народу. Подводник, находясь в глубинах океана в своей лодке ежеминутно, ежесекундно подвергается  смертельной опасности, которая может исходить с любой стороны – как от бескрайней солёной морской воды, так и от бешеного огня при возгорании в  отсеке. А уж о воздействии радиоактивного облучения и говорить нечего, вырвавшийся из ядерного реактора  нейтронный поток никому не оставит шансов выжить.
Да, Родина в лице правительства особо выделяет подводников из общей массы населения, однако это отличие лишь в малой  степени соответствует той амортизации души, которая происходит с каждым из них на любом, даже самом коротком выходе в море.  Их отвага и смелость – это не те отвага и смелость, которые необходимы воину в коротком яростном броске на врага.
Здесь  нужна зажатая в кулак воля выстоять не одну минуту и даже не один час, а долгие недели и месяцы. Вот потому отвага и смелость, заключённые в сердце каждого подводника, имеют особый смысл.  Это поистине те черты характера, которые без всякого преувеличения можно считать отлитыми в золоте.  Казалось бы, ничто в этом мире не способно поколебать характера подводников,  а вот распад страны, которой они  беззаветно служили  и которой привыкли  гордиться, вызвал у некоторых утечку духа, нанёс непоправимую моральную пробоину в душе подводника.
Не заставила себя долго ждать и переаттестация офицерского состава. В ленинской комнате одного из экипажей собралась аттестационная   комиссия, которую возглавил капитан 3 ранга Акулецкий.  Несостоявшийся подводник, затем офицер тыла флотилии  Анатолий Акулецкий умел чётко  держать, нос по ветру. Двадцать первого августа,  когда уже было ясно, что путч провалился, он разослал телеграммы в адрес Ельцина и на радио России, в которых выразил свою готовность «защищать демократию». Акулецкий  завидовал своим бывшим сослуживцам по подводной лодке, которые быстро растут в должностях и званиях, а он в тылу топчется  на месте. А тут вдруг  подвернулся случай  заявить о себе  как о борце с существующим режимом. Не дождавшись ответа на свои телеграммы, о которых  командование тыла ничего не знало, он, сославшись на неотложные семейные обстоятельства, отпросился на несколько дней в отпуск. В Москве уже закончилась вольница у Белого дома, Горбачев возвратился в столицу, ни в какой помощи Акулецкого никто не нуждался. Однако он разыскал  бывшего начальника базового матросского клуба капитана 3 ранга  Лопатина, которому в эти августовские дни по указанию Ельцина было присвоено внеочередное воинское звание капитан 1 ранга, после чего назначили на какую-то высокую должность в администрации  президента.  Акулецкий предложил  Лопатину свои услуги по утверждению демократии  в отдалённом заполярном  гарнизоне подводников Шумиха. В Москве согласились, вот так он и был назначен председателем аттестационной комиссии.  Во все времена, когда происходили судьбоносные перемены в жизни людей, когда менялся политический и экономический строй, к новой власти всегда прилипали разного рода проходимцы, которым в прежних условиях не было места для реализации их порочного существа. Они легко выдавали себя за «друзей народа», за борцов со старым режимом, за носителей самых передовых взглядов. Но как только им удавалось добиться хотя бы малой толики власти, они целиком использовали её для своей личной пользы.
Перед заседанием комиссии Акулецкий зашёл в кабинет Торопова и предложил ему составить график аттестации офицеров дивизии.
-Володя,  составь график аттестации с таким расчётом, чтобы  первыми  были представлены  командиры лодок,  затем старпомы, командиры подразделений, а уж потом  остальные офицеры, - фамильярно, с определённой долей своего превосходства обратился  к комдиву Акулецкий.
-Товарищ капитан 3 ранга, я для Вас не Володя, а товарищ контр-адмирал. Извольте видеть разницу в нашем служебном положении, это первое. Второе – если Вам нужен график, Вы его сами и составляйте. Я своих офицеров превосходно знаю, ни в какой аттестации они не нуждаются, и вызывать  их к Вам я не собираюсь, попытайтесь их зазвать  к себе самостоятельно.
-Но ведь Вам, товарищ Торопов, известно решение Министра обороны маршала авиации Евгения Ивановича Шапошникова о переаттестации офицерского состава  Вооружённых сил, - перешёл на официальный тон Акулецкий.
-Я Вам, товарищ Акулецкий,  ещё раз повторяю, офицеры моей дивизии не нуждаются в переаттестации. Если Вы не согласны, обращайтесь к товарищу Шапошникову.
На этом разговор был окончен, комиссия покинула дивизию Торопова. Акулецкий с этим не смирился, он попытался самостоятельно  вызвать к себе в кабинет каждого командира лодки по отдельности, однако ни один из них не пошёл у него на поводу.
В новом году боевая подготовка практически была свёрнута, состояние финансов страны не позволяло обеспечивать Вооружённые силы в прежних объёмах. Началось великое сокращение армии. Те офицеры, которые имели выслугу двадцать и  более  лет, постепенно уходили на пенсию.
Торопов находился в своём кабинете и читал свежие служебные документы, вроде бы и плавать дивизия уже не плавала, а документы продолжали по-прежнему поступать. Негромко постучав в кабинет зашёл бывший начальник политотдела  дивизии капитан 1 ранга Языков Николай Степанович.
-Владимир Павлович, перед окончательным убытием из гарнизона решил заглянуть к тебе, попрощаться надо. Мы ведь дружно с тобой работали, многое повидали  за время совместной службы, а теперь вот не знаю,  когда удастся встретиться, - приветствовал комдива  Николай Степанович.  Он, пожалуй, дольше всех засиделся в начальниках политотдела, Торопов был ещё командиром лодки, а Языков уже второй год возглавлял партийно-политическую работу на дивизии. Затем вместе бок о бок служили, когда Торопов стал начальником штаба. Не взирая на солидную разницу в возрасте, они легко находили общий язык. Начальник политотдела в строгом смысле слова не был формалистом, партийно-политическую работу никогда не противопоставлял интересам боевой подготовки. Если какому-либо экипажу день политзанятий требовалось перенести  с понедельника на другой день, он без раздражения шёл на это. Доверительные отношения были у Языкова  и в те годы, когда Торопов был уже командиром дивизии. Владимир Павлович так и не смог перейти в общении  с  Николаем  Степановичем на «ты», хотя Языков неоднократно предлагал ему это сделать.
-Здравствуйте, Николай Степанович! – вставая из-за стола и подходя к Языкову за руку поздоровался Торопов, - очень рад Вас вновь видеть в нашей родной дивизии.  Куда собираетесь ехать?  Скажите,  когда отправляетесь,  и я подошлю Вам помощь  для погрузки имущества.
-Ты знаешь, Владимир Павлович, весь свой скарб, нажитый в гарнизоне, я никуда не повезу. Что удалось продать – продал, остальное раздал молодым офицерам. А ехать собираюсь в свою Курскую область, откуда сорок лет назад пошёл служить во флот.
-Николай Степанович, давайте на прощанье поднимем по рюмке коньяка за нашу прежнюю хорошую службу,  и чтобы память о ней сохранилась на всю оставшуюся жизнь, - Торопов подошёл к сейфу и достал заначенную  бутылку коньяка. Они выпили по одной, закусывать было нечем, помолчали, Торопов налил по второй.
-Владимир Павлович, я вот всё не решался тебе сказать, что всю службу вёл дневниковые записи, их набралось у меня две общие тетради.  Мне ведь со многими людьми за время службы приходилось общаться. Публиковать их никто не будет, да и денег нет на их издание. Я вот хочу у тебя оставить их, ты ведь молодой ещё, может что-нибудь потом изменится и они пригодятся тебе.
-Николай Степанович, Ваши записки  наверняка будут представлять большой интерес для офицеров флота, тем более ностальгия их скоро зацепит неотразимой хваткой. Вот тогда каждое слово о их службе будет иметь огромную ценность, ведь слова улетают, написанное остаётся, так, кажется, гласит латинское изречение. Будет возможность, я обязательно опубликую их, безусловно под Вашим именем. А вообще, Николай Степанович, я Вам очень признателен за совместную службу, за Ваше доброе отношение ко мне и за ту науку человеческого общения, которой Вы бескорыстно делились не только со мной, но и со всем офицерским составом дивизии.
На этом они попрощались, крепко обняв друг друга и пожелав каждому хорошего здоровья. Языков последний раз окинул взглядом кабинет комдива, тяжело вздохнул и незаметным движением руки смахнул непрошенную слезу. Торопов проводил его до выхода из казармы.

                Часть 5.
                Прощай океан.

Прошло пять лет после тех памятных событий,  которые потрясли страну, именуемую Советским Союзом. В 1922 году договор об образовании СССР подписали четыре государства: РСФСР, Белоруссия, Украина и Закавказская Советская Федеративная Социалистическая республика. В 1936 году Закавказская республика  прекратила своё существование, а каждая из её  составляющих – Грузия, Армения и Азербайджан вышли из состава СССР в 1990 году, просуществовав в качестве союзных республик чуть больше пятидесяти лет. В Беловежье присутствовали главы трёх из четверых, входивших в состав СССР,  республик.  История распорядилась так, что преемникам глав тех государств, которые подписывали Договор об образовании СССР, пришлось подписывать бумагу о его кончине. Правда, у них хватило ума  подписать документ о едином командовании стратегическими ядерными силами, которые перешли под юрисдикцию Российской Федерации.
Перед увольнением в запас комдив Торопов собрал своих командиров лодок и поблагодарил их за безупречную службу в составе дивизии ракетных подводных крейсеров  стратегического назначения.
-Товарищи командиры! Мы прошли с вами трудный и славный путь, выпавший на долю советского подводника. Каждый из вас не единожды опоясал подводными трассами Мировой океан. Вы накопили уникальный опыт несения боевых служб,  который, я уверен, будет обязательно востребован подводниками нового времени. Скоро наши лодки встанут на прикол, а некоторые уже сейчас не могут выйти в море. В том нет нашей вины, не надо себя корить, всё, что могли, вы сделали. Теперь наступают иные времена, нас отправляют в запас, а фактически отстраняют от любимой работы.  И это притом, что наши сердца ещё не покрыты ржавчиной, они, конечно, устали, у многих появились рубцы и шрамы, но они ещё способны  пылать, как пылало сердце Данко. И пусть  это звучит из уст комдива несколько выспренно, но это именно так. Сегодня я ставлю вас в известность о том, что мною подан рапорт об увольнении  из рядов военно-морского флота. Теперь, если судьбе станет угодно, мы будем встречаться с вами в частном порядке и в составе общественных ветеранских организаций. Желаю каждому из вас хорошего здоровья, бодрости духа и оптимизма.
На этом последнее  совещание у комдива Торопова  закончилось, командиры подошли к Владимиру Павловичу, и каждый пожелал ему успехов в новой жизни. Флот покидали последние могикане, на чьих плечах держались его мощь и слава. Всем своим существом каждый из командиров понимал, что неотвратимо наступает закат морской мощи великой ядерной сверхдержавы и фибрами  души ощущали наступивший слом эпохи военно-морского флота.
Много утекло воды за прошедшие пять лет,  стали утихать страсти вокруг распада Советского  Союза, постепенно налаживалась непривычная  гражданская жизнь командиров лодок. По-разному складывались их судьбы, кто-то нашёл себя в новых административных ведомствах, кто-то устроился  работать в различные охранные структуры, иные подвязались на ступеньках малого бизнеса.  Но были и такие, кто зимой сидели  у телевизоров, а в летний период забывались на дачных сотках. Однако у всех командиров осталась затаённая боль за прерванный полёт  служебной карьеры.
Оформив необходимые документы и дождавшись приказа Министра обороны об увольнении в запас, Торопов покинул  гарнизон подводников Шумиха  и перебрался в Ленинград. Своей квартиры у него не было, поэтому они с Люсей поселились в квартире её родителей. Отец Люси Михаил Петрович четыре года  назад скончался, поэтому  мать осталась одна. Валентина Николаевна не только не возражала против заселения дочери с зятем в её квартиру, но даже была рада этому. Дом, в котором Валентина Николаевна жила подлежал сносу, поэтому вскоре они переехали в новый, возведённый на Приморском проспекте. Из окон квартиры  открывался красивый вид на Финский залив, однако это Торопова не столько радовало, сколько бередило душу напоминанием о Севере и службе во флоте.
Однажды у входа на станцию метро «Чёрная речка» Торопов встретился с Иваном Никитовичем Ларионовым, который, как было известно Владимиру Павловичу,  ещё продолжал служить начальником факультета военно-морской академии. Они поздоровались, и Ларионов по старой дружбе слегка пожурил Торопова.
-Наслышан, наслышан, Владимир Павлович, как ты демонстративно подал рапорт об увольнении из флота. Значит гордыня заела, не захотел служить новому государству.
-Иван Никитович, я не государству не захотел служить, я не стал дожидаться, когда такие как Акулецкий  будут определять мою преданность Родине. Как мне потом рассказали, он сумел себя показать перед новой властью птицей большого полёта. И всё время упор делал на то, что прежний режим не давал ему хорошо служить. А ведь о том, что он струсил во время аварийной ситуации в отсеке и попытался  убежать из него ни разу никому не говорил. Рад до безумия, что ему тогда командир лодки официального взыскания не наложил.
-И где же он сейчас, не в Москве ли уж сидит?
-Да, служит в тылу флота, руководит продслужбой флота, досрочно  выхлопотал или купил себе звание капитана 1 ранга. Говорят, даже какую-то медаль за оборону Белого дома получил, да что о нём говорить, мало ли проходимцев всплывает на гребне волны, когда людской океан бушует.  А как у Вас дела, Иван Никитович?
-Командую пока  факультетом,  правда, слушателей стало значительно меньше, но пока ещё меня не сократили. А ты, Володя, куда пришвартовался? Кому свой опыт передаёшь?
-Я пока в «свободном плавании», не вижу, где мои знания и опыт  могут пригодиться.
-Знаешь что? У меня на кафедре боевого использования подводных лодок  есть вакантная должность преподавателя в ранге служащего ВМФ. Давай приходи, оклад не велик, но зато делом будешь занят. Тебе есть чему научить молодых командиров и старпомов, тем более тебя ещё все офицеры помнят. Запиши мой телефон, позвони через пару дней и приходи. Договорились?
-Спасибо, Иван Никитович, я обязательно позвоню Вам, как бы ни было академия – это наша общая альма-матер.
На этом они расстались, Ларионов пошёл в академию, благо до неё было десять минут ходьбы, а Торопов поехал в центр города, он собирался навестить Антона.
Антон Торопов успешно окончил училище подводного плавания и, не взирая на уговоры родителей, подал рапорт об увольнении  из рядов ВМФ. К этому его склонила  и жена Оленька,  с которой он связал свою жизнь на последнем курсе училища. Отец Ольги работал  на Адмиралтейском заводе начальником отдела кадров, ему не сложно было пристроить зятя к себе на завод сменным инженером.  У родителей Ольги была добротная четырёхкомнатная квартира на Московском проспекте. Ольга закончила институт культуры имени  Крупской  и устроилась заведующей отделом в библиотеку Адмиралтейского завода. Одним словом это была одна из успешных  в советском смысле семей ленинградцев.
Торопов редко заходил к своим сватам, он был далёк от их забот  о приумножении жизненных благ, вся его судьба строилась совершенно в  ином ключе, с сыном он встречался, как правило, в каком-нибудь кафе, сам же Антон не баловал своим посещением родителей и бабушку, живущих  на отдалённом Приморском проспекте. В глубине души комдив Торопов так и не смог смириться с тем, что сын не пошёл служить во флот. Торопов старший понимал, что его служебный  потенциал в   военно-морском флоте   исчерпан, но ведь новая Россия не останется без флота, значит молодые офицеры  ему, флоту, обязательно потребуются. Торопову нельзя было отказать в его природном понимании диалектики жизни. При всём  неприятии того, что случилось со страной, с флотом, с ним лично, он верил в будущее флота. Считая свои подводные ракетоносцы верхом технических возможностей страны, Торопов  понимал,  что может быть не так скоро, но всё же  Россия начнёт строить свой флот. Значит, сыну определённо нашлось бы место в новом флоте. А вышло всё по иному.
-Ну, как Антоша, работа успешно движется на заводе, когда новые корабли строить начнёте? – после тёплых объятий с сыном спросил Торопов.
-Отец, ты же знаешь, что сейчас везде полный застой, как многие стали говорить «полный писец». Финансирование прекращено, еле, еле сводим концы по зарплате, да и то не каждый месяц рабочие вовремя получают зарплату.
-Как же ты мыслишь дальше жить? Ведь семью содержать надо, хорошо что хоть за угол платить не приходится.
-Отец, если ты хочешь сказать, что я зря не пошёл служить на лодки, так ведь сам видишь, и на флоте дела не в лучшую сторону идут. Я же иногда встречаюсь со своими ребятами, они сидят на берегу и от отчаяния спиртом заливают свою тоску по морю. Дело дошло до того, что  морской офицер, дослужившись до звания «капитан 3 ранга», ни разу в море не выходил. Многие последний раз видели океан будучи курсантами на практике.
-Всё это так, меня тоже не радует наш уход с арены Мирового океана, холодная война бездарно проиграна, правда, в этом виноваты не мы, кто отдавал все свои силы сохранению паритета на море. История всё расставит по своим местам, вот увидишь, Антон, свой флот Россия, безусловно, создаст и выйдет далеко в океан, но нас с тобой на нём уже не будет. Ладно, хватит о службе, вернее о бывшей службе. Ты когда к нам заедешь? Мать ведь скучает по тебе, Антон.
-Папа, обязательно заеду, даже заеду вместе с Оленькой, она о тебе с мамой всегда очень тепло отзывается.
На этом Тороповы, обняв друг друга,  расстались. В Ленинграде стояла осень, не самое лучшее время года для многих жителей и гостей северной столицы. Мелкий дождь моросит как раз в то время, когда тебе обязательно надо выходить на улицу. На людей, подверженных зависимости от погоды, он наводит меланхолию, побуждает грустить, чувствовать себя одинокими и никому не нужными.  А некоторые в этот моросящий дождь специально выходят погулять. И если ты идёшь по набережной Невы от Медного всадника, мимо знаний Главного адмиралтейства и Зимнего дворца к Летнему саду, а потом зайдёшь на Марсово поле и поклонишься великому Суворову, отлитому в бронзе, то тебя обязательно посетят высокие и добрые мысли. Всё плохое отступит, все неудачи, совсем недавно казавшиеся  предвестником почти катастрофы, станут ничтожными, и ты улыбнёшься этому моросящему дождичку.
Торопов прошёлся по «Сашкиному садику», центральный фонтан которого уже не испускал мириады брызг, и вышел на Невский проспект. Кто только им не восхищался? Золотом в истории России отлиты слова Пушкина, Гоголя и других великих людей об этом удивительном проспекте. Да и современные авторы не могут удержать себя от восторженного описания Невского проспекта. Чего только стоят легенды Невского проспекта, придуманные Михаилом Веллером. Многие морские офицеры в дни своей безоблачной юности с восхищением любовались Невским проспектом, а золотой парусник на адмиралтейской игле служил им верным маяком в их нелёгкой и непростой судьбе. На станции метро «Невский проспект» Торопов пришёл к твёрдому решению, что в академию к Ивану Никитовичу он обязательно зайдёт.

*   *   *

Адмирал Виктор Яковлевич  Гаврилов заканчивал свой последний рабочий день. Все секретные документы, хранившиеся в его сейфе, были сданы в секретную часть. Он разобрал свои личные несекретные блокноты,  перечитал некоторые записи, сделанные за полгода до увольнения  со службы. В Главную инспекцию Министерства обороны Гаврилов был назначен  с  должности  командира дивизии ракетных подводных крейсеров стратегического назначения, базирующихся в Шумихе. На этой должности его тогда сменил  начальник штаба капитан 1 ранга Торопов.
В Главную инспекцию Министерства обороны  Виктора Яковлевича назначили  не только потому, что его дивизия  успешно освоила  самые новые подводные ракетоносцы, но был также  учтён и его твёрдый и бескомпромиссный характер. За несколько лет службы в центральном аппарате Министерства обороны  Гаврилов  стал адмиралом-инспектором. Инспектируя флотилии, эскадры, дивизии и другие  части военно-морского флота, изучая и обобщая боевой опыт военных моряков, оценивая их реальные результаты, он докладывал Главному инспектору, а через него и  Министру обороны  свои предложения  по совершенствованию морской выучки  личного состава.  Подводники знали Виктора Яковлевича как строгого, но  справедливого инспектора, его замечания были всегда точны, конкретны и доброжелательны. Он допускал возражения командиров в тех случаях, когда они, отстаивая свою точку зрения, аргументировали её вескими доказательствами.
После распада СССР  Главная инспекция Министерства обороны не раз подвергалась реорганизации, её статус понижался до низших пределов. Адмирал Гаврилов понимал, что  инспектированием флотов в сложившихся  условиях не повысить уровень их боеспособности.  Ему исполнилось шестьдесят лет, это соответствовало предельному сроку службы в Вооружённых силах.  Виктор Яковлевич подал рапорт об увольнении в запас и вскоре приказом Министра обороны был отправлен на пенсию. Заканчивая службу, он решил зайти в Генштаб и встретиться там с офицерами и адмиралами военно-морского управления.  Новое здание Генштаба, выстроенное на Арбатской площади,  отличалось от прежнего белизной  мраморной облицовки и  монументальными стальными дверями, за которыми стояли вышколенные часовые.  Они тщательно проверяли специальные пропуска у каждого, кому нужно было пройти в здание Генерального штаба.
Гаврилов предъявил пропуск и поднялся на этаж, где располагались моряки. В коридоре  его встретил  Стогов Юрий Федорович, который после  окончания военно-морской академии был назначен офицером группы управления Главного оперативного управления Генштаба. Через несколько лет он дослужился там до начальника группы этого управления и получил звание контр-адмирала.
-Здравия желаю, товарищ адмирал, - приветствовал Стогов своего бывшего командира дивизии.
-Здравствуй, Юрий Фёдорович. Как тут у вас обстановка, в командировках-то много из ваших штабистов?
-Виктор Яковлевич, сегодня практически все на месте,  а вот через неделю собираемся посетить военно-морскую академию. В плане проверка командного факультета.
-А кто будет возглавлять вашу группу?
-Доверено мне, начальник управления поручил мне сформировать группу из восьми человек и возглавить её.
Гаврилов по устоявшейся привычке всегда смотрел подчинённым в глаза, и хотя Стогов ему был теперь не подчинён, он и сейчас не  изменил  своей привычке. Но вдруг его взгляд задержался на орденских колодках Стогова, там значилась планка ордена Ленина, что сильно удивило Гаврилова. Во времена СССР  Стогов вроде бы не получал ордена Ленина, во всяком случае будучи командиром подводной лодки, а после распада страны этот орден был отменён.  Виктор Яковлевич не стал об этом расспрашивать Стогова, уж очень ему не хотелось заставить краснеть своего бывшего командира лодки.
-Ну, что ж,  передавай привет Ивану Ларионову, ведь он по-прежнему продолжает руководить командным факультетом  академии.
-Обязательно передам, Виктор Яковлевич, - отрапортовал Стогов.
 Гаврилов зашёл в кабинет начальника военно-морского управления  адмирала Сусоева Альберта Николаевича. Они, как всегда, тепло поприветствовали друг друга, ведь знались ещё с лейтенантских времён.
-Значит, уходишь в отставку, Виктор Яковлевич?  Значит всё, море на замок, прощай океан, - пошутил Сусоев.
-Да, подошло и наше время на пасеке работать, с пчёлами дружбу водить. Это ведь не только полезно для здоровья, но и отвлекает от навязчивых раздумий.
-Прав, абсолютно прав ты, Виктор Яковлевич, я тоже подумываю о бессрочном отпуске. Боязно только одно, как только уходит наш брат на пенсию, так вскоре оркестр уже играет ему траурный марш.
-Ну, Альберт, не надо так «оптимистично» мыслить, не всем же везёт как некоторым, которые годами из госпиталя Мандрыки не выписываются и нянечки становятся их самыми близкими родственниками.
-Не будем о грустном, человек не знает что ему написано на роду, и это хорошо.  Думаю, что мы с тобой как минимум заслужили право на спокойную пенсионную жизнь.
-Вот как раз для этого я и зашёл к тебе, Альберт Николаевич, с просьбой собрать своё управление. Мне хотелось бы выразить каждому офицеру и всем вместе свою признательность за совместную службу, мы ведь не мало вместе ездили по командировкам, да и раньше часто пересекались наши судьбы. Сегодня меня встречал здесь Юрий Стогов, командиром второго экипажа был у меня в дивизии. Кстати, ты не расскажешь мне, когда это ему орден Ленина вручили?
-Ты знаешь, когда я пришёл сюда начальником управления, он уже служил здесь. Правда, мне рассказывали, что эту награду он получил из рук Сажи Умалатовой, которая считает себя Председателем Президиума Верховного Совета  СССР  не взирая на то, что Советского Союза уже не стало. Да что там говорить, я знаю людей, которые получили из её рук звёзды Героев Советского Союза и Социалистического труда, правда, далеко не безвозмездно. Не удивлюсь, если скоро появятся самозванцы и с маршальскими погонами, время такое.
В дверь кабинета негромко постучали, и вошёл человек среднего возраста в гражданском костюме. Сусоев никого не ждал, поэтому был крайне удивлён незваному посетителю.
-Товарищ адмирал, - обратился он к  Сусоеву, - меня зовут Тонков Сергей Иванович, я полковник ФСБ, прибыл к Вам по приказанию нашего руководства и по согласованию с начальником Генштаба.
-Чем я могу быть полезен федеральной службе безопасности? – спросил адмирал.
-Я Вас прошу выслушать меня индивидуально, - вполне корректно попросил полковник.
-Ну что ж, Виктор Яковлевич, - обратился Сусоев к Гаврилову, - я сейчас скажу Стогову, чтобы он  собрал офицеров в конференц-зале и проводил тебя к ним. А я, как освобожусь, сразу же подойду.
Гаврилов вышел из кабинета Сусоева.
-Альберт Николаевич, я как раз и хотел просить вас пригласить к Вам в кабинет Юрия Фёдоровича Стогова, - сказал офицер ФСБ, - о моём визите к Вам начальник Генштаба оповещён, вот его распоряжение. Мне поручено сопроводить контр-адмирала Стогова к нашему руководству.
- А в чём дело? Что случилось? Почему ФСБ интересуется нашими офицерами?
-Я, к сожалению, не уполномочен ответить на Ваши вопросы.
В этот момент в кабинет вошёл Стогов.
-Товарищ адмирал, контр-адмирал Стогов по Вашему приказанию прибыл, - доложил Стогов.
-Юрий Фёдорович, по приказанию начальника Генштаба я обязан сопроводить Вас в управление федеральной службы безопасности, - обращаясь к Стогову  сообщил полковник.
-А в чём собственно дело? Какое отношение я имею к ФСБ, -  возмутился Стогов.
-Юрий Фёдорович, на все Ваши вопросы Вы получите исчерпывающие ответы у нас на Лубянке, а сейчас пройдёмте к машине, мне поручено Вас  сопроводить.
-Но мне надо взять свои личные вещи и убрать документы в сейф.
-Всё необходимое Вам доставят. А  Вас, Альберт Николаевич,  обязательно по этому вопросу проинформирует начальник Генштаба.
Когда полковник Тонков и Стогов вышли из кабинета, Сусоев остался в полной растерянности. Он даже забыл, что в конференц- зале собраны офицеры. Минут через десять , не дождавшись ни Стогова, ни  начальника управления  в кабинет к нему прибыл дежурный офицер по управлению и доложил о том, что офицерский состав собран. Сусоев прошёл в конференц-зал, офицеры заметили его взволнованное состояние, но спрашивать никто ни о чём не стал. Излишнее любопытство подчинённых не предусмотрено кодексом офицерской чести.
На докладе у начальника Генерального штаба адмирал Сусоев узнал причину вызова Стогова в ФСБ,  ему было предъявлено обвинение в передаче закрытых сведений о военно-морском флоте разведке одного из государств-членов НАТО.  Произошло это во время зарубежной командировки контр-адмирала Стогова в эту страну.

*   *   *
В академии Торопов вспомнил своё далёкое прошлое, когда он, будучи старшим помощником командира, «грыз» военно-морскую науку в этих стенах. Только теперь Торопов не учился, а сам преподавал молодым офицерам тактику боевого использования ракетных подводных крейсеров стратегического назначения. Большой практический опыт  несения боевой службы и практических стрельб баллистическими ракетами требовал переплавки его в чёткое и строгое академическое  изложение. Владимир Павлович читал лекции, точнее не читал а,  выступая перед слушателями, доходчиво и образно раскрывал основные требования руководящих документов и их практическое воплощение. Он приводил примеры не только из своей личной практики, но и анализировал опыт других командиров, многих из которых в своё время он учил в море. Особенно подробно Торопов рассказывал об уникальном опыте использования ракетного оружия капитаном 1 ранга Леонидом Гавриловичем Кувшинским. Стрельба из-под паковых льдов в районе Северного полюса яркой страницей вписана не только в историю дивизии, но и всего Военно-морского флота Советского Союза.  Слушатели академии с большим желанием приходили на занятия Торопова, они его хорошо знали ещё по службе в Шумихе. А Владимир Павлович в подготовку  будущих командиров вкладывал всю свою душу.  Начальник кафедры  тактики часто для обмена опытом присылал на его занятия   других преподавателей, при этом и сам не стеснялся послушать Торопова.
Однажды Иван Никитович  Ларионов  пригласил Торопова к себе в кабинет и  за чаем предложил  ему обдумать одно предложение.
-Владимир Павлович, ты знаешь, что скоро будет юбилей нашей дивизии.  Надо подумать как его отметить, а поскольку ты был  последним командиром этой дивизии в советское время, то я хотел бы тебя просить возглавить работу по подготовке юбилея и созданию нашей ветеранской организации.
-Иван Никитович, конечно, юбилей дивизии не должен остаться незамеченным. Я готов взяться за организацию празднования этого события, - ответил Торопов.
-Вот и хорошо. У нас в академии работает немало сослуживцев, надо из наиболее активных создать рабочую группу, а я подыщу вам помещение, где можно будет собираться, обсуждать и решать все организационные вопросы.
-Давайте сразу определимся с датой проведения встречи ветеранов. Вы знаете, что приказом Министра обороны дивизия была создана с приходом первой лодки из Северодвинска в Шумиху.
-Вот этот день и будем считать днём рождения нашей дивизии. Только уточни его по историческому журналу, чтобы случайная ошибка не вкралась в дело. Адмирала Виктора Яковлевича Гаврилова как первого командира дивизии я приглашу сам, всех остальных, Владимир Павлович, разыскивай и приглашай ты. Не забудь пригласить мичманский состав, эти ребята  прекрасно служили, на их плечах лежало не только освоение новой техники, но и обучение матросов. Это большой и тяжёлый труд.
На этом беседа в кабинете начальника факультета была окончена, Торопов, со свойственной ему основательностью, занялся подготовкой к юбилею дивизии. Прежде всего, им была сформирована дружная команда из бывших командиров лодок и их старших помощников, флагманских специалистов, корабельных офицеров, которые работали в академии. Каждому он дал персональное поручение, предстояло составить списки ветеранов дивизии,  найти их адреса и контактные телефоны, подготовить приглашения, продумать размещение людей. Для каждого  участника собрания  подготовлены анкеты, которые заранее следовало заполнить и выслать в адрес Торопова. Кроме всего прочего, трудным делом представлялось финансирование задуманного мероприятия. Дел хватило каждому офицеру рабочей группы. Кроме общего руководства  Торопов решил подготовить краткий доклад, с которым предполагалось выступление адмирала Гаврилова. После уточнения списка ветеранов, им были разосланы персональные приглашения.
Вскоре Ларионов позвонил Виктору Яковлевичу Гаврилову и проинформировал его о задуманной встрече ветеранов дивизии .
-Виктор Яковлевич! Вы, конечно, знаете, что нашей  боевой дивизии подводных лодок в этом году исполняется пятнадцать лет, как никак это дата. Подготовку к этому юбилею мы тут предложили возглавить  Володе Торопову, всё-таки волей судьбы он оказался последним советским командиром дивизии. Я хотел бы от имени оргкомитета не просто пригласить Вас на этот юбилей, но и просить выступить с докладом перед ветеранами.
-Иван Никитович, я с большим удовольствием принимаю Ваше предложение. Обстановка в стране не простая, люди переживают трудные времена, это касается и бывших моряков-подводников. Поэтому собраться вместе, объединиться в свою ветеранскую организацию, оказать должное внимание тем, кому особенно тяжело – дело правильное.  Думаю, что Торопов самая подходящая фигура для организации празднования юбилея. Да, пусть не забудет пригласить на юбилей проектантов наших лодок и судостроителей. Они, я думаю, окажут посильную помощь в финансировании мероприятия.
-Спасибо, Виктор Яковлевич, мы обязательно свяжемся с ЦКБ «Рубин» и с заводскими друзьями, Торопов лично это сделает.
Дело, которое поручалось Торопову, всегда доводилось им до полного завершения. Так было во все годы его службы во флоте, так продолжалось и в стенах прославленной академии. Не отрываясь от проведения учебных занятий, Владимир Павлович налаживал связи с ветеранами дивизии. И вот уже в его адрес стали поступать анкеты участников встречи. Большинство офицеров, которые присылали  свои анкеты, были ему хорошо знакомы. Изучая сведения, присланные ими,  он узнавал чем заняты бывшие подводники в нынешней жизни. Удачно вписаться в рыночную жизнь страны удалось немногим. Приватизация государственной собственности фактически обошла стороной людей, которые свою жизнь положили на алтарь защиты советской страны. Приватизационный чек, о котором правительственные чиновники вещали с высоких трибун как об одной стопятидесятимиллионной доле накопленного в России богатства, на поверку оказался клочком пустой бумажки. Вложенные по рекомендациям реформаторов в различные инвестиционные фонды или акционерные общества типа «Гермес» ваучеры (будь неладно это слово, которым народ тут же дал клички собакам и кошкам) не принесли простым людям ни копейки.
Трудно в те годы жилось офицерам, военные пенсии едва-едва позволяли сводить концы с концами. Стыдно было смотреть на пенсионера  капитана 1 ранга, собирающего и сдающего использованные бутылки в приёмные пункты.  Стыдно не за офицера, стыдно за правопреемника СССР, за то государство, в котором не по своей воле оказались уволенные со службы подводники.
Торопов был уверен, что потомки оценят гражданское мужество офицерского состава, проявленное в годы слома эпохи Военно-морского флота. Не взирая на ущербность  своего положения, не взирая на многократный спад своего материального достатка, офицеры не встали под знамёна генерала Макашова. Будучи по своей сути хорошо организованной частью общества, они не подняли оружие против тех, кто с неудержимой яростью рвался к дележу национального пирога. Врождённая совестливость, порядочность и любовь к своему народу, привитые с юных лет, не позволили им развязать гражданскую войну, в которую могли быть втянуты огромные слои населения. Более того, многие офицеры-подводники посвятили себя патриотическому воспитанию детей, участвуя в работе нахимовского и суворовских училищ, кадетских корпусов, общеобразовательных школ. Некоторые моряки вошли в различные литературные объединения, писали и издавали свои мемуары, сборники стихов и прозы.
И вот наступило время, когда ветераны дивизии стали съезжаться на свою первую, после окончания службы, встречу. Многие остановились у друзей и родственников, а кому-то удалось устроиться в гостиницах. Владимир Боготков пригласил к себе Михаила Ярошенкова, Юрий Рузов  остановился у Ильи Копытова, которому удалось после окончания службы в учебном центре ВМФ в городе Палдиски получить квартиру в Ленинграде. Все звонили Торопову и по привычке докладывали  о своём прибытии на встречу. Владимир Павлович в один из вечеров пригласил  командиров лодок, с кем вместе служил,  к себе в гости на Приморский проспект.  Люся, как и прежде, дожидаясь гостей, приготовила всё необходимое для их встречи и накрыла праздничный стол.  Как и много лет назад, когда Торопов «представлялся» своим товарищам по случаю назначения на должность начальника штаба дивизии, они встретились в своём тесном кругу. После трёх штатных тостов разговор, как всегда, зашёл о флоте, о прошлой службе, о политике и о текущих делах. Особенно горячо обсуждали проблему распада СССР.
-Ну и чего мы добились, развалив такую огромную державу на мелкие осколки? Обещанной хорошей и светлой жизни мы не видим. Наоборот, жить становится всё труднее и труднее, - высказался Боготков.
-Чего говорить теперь о распаде Союза? Кто мыслит, что его ещё можно воссоздать, у того головы нет, а кто не жалеет о распаде СССР у того нет души, - вступил в разговор Михаил Ярошенков.
-Владимир Павлович, -  обратился Копытов к Торопову, а что с командиром твоего второго экипажа произошло, я имею ввиду Стогова, он ещё с тобой однажды на боевую службу ходил?
-Илья, ты об этом лучше Сашу Русакова спроси, он живёт в Москве, поближе к Генштабу, где служил последние годы Стогов, он, наверно, лучше владеет обстановкой, - Торопов отослал Копытова к Русакову.
-Да я мало чего знаю об этом деле. Просто как-то раз встретился с Виктором Яковлевичем Гавриловым и он сказал, что Стогова «забодал» золотой телец. Погнался за валютой, не брезгуя теми средствами,  которыми её можно добыть, находясь на больших должностях в Генштабе. Тогда его арестовали, а как дальше  сложилась судьба – не знаю.
-Никогда не думал, что среди нас могли быть такие люди, я до сих пор в это с трудом верю, - возмутился Юрий Рузов.
-А помните, как на нашем офицерском собрании Спивак заявил, что хочет служить флоту Украины. Тогда его действительно подобрал Кравчук и назначил командующим ВМС  Украины, даже присвоил звание вице-адмирал. А что дальше?  Как ты, Владимир Павлович, и говорил тогда, что таких перебежчиков национальная элита долго держать не станет, так и произошло. Через полгода Спивака выгнали, даже не приняв во внимание его злобные нападки на наш Черноморский флот. Как он рвался убрать наши корабли из Севастополя! Но даже это ему не помогло, сегодня никто из прежних сослуживцев ему  руки не подаст, - вступил в разговор Пётр Князев.
-Раз уж разговор зашёл об Украине, то я вам могу подробненько рассказать о нашей политике в отношении этого самостоятельного государства. По всей стране идёт оголтелая украинизация населения, и в этом большую помощь украинскому руководству оказывают наши отечественные чиновники. Вы посмотрите, на всех ответственных постах в нашем правительстве сидят хохлы, поэтому все решения принимаются в пользу Украины, в том числе и по поставкам газа. Русский народ живёт намного беднее украинцев, у них дороги лучше наших, дома богаче, газ подведён к каждому двору. Исторически всё началось с Хрущёва, который по своей тупости отдал Крым хохлам. Русские цари собирали империю по крупицам, а наши всё разбазаривают. Я об этом могу часами говорить и приводить всё новые и новые доказательства измены российской элиты. Мне по воле судьбы приходится жить в Украине, жена не хочет переезжать в Россию, хотя здесь у нас есть где жить, - горячился Рузов, - но мне противно видеть предательство наших интересов в пользу хохлов.
-Юра, а ты не перегибаешь палку по поводу предательства наших чиновников? Неужели они спят и видят как облагоденствовать Украину? – возразил Русаков.
-Да поживи ты в Киеве, Саша, и всё сам поймёшь. В учебных заведениях хохлы запрещают пользоваться русским языком, все официальные  документы пишутся только на «мове», а ведь двадцать пять процентов населения составляют этнические русские, они не собираются забывать свой родной язык. Зайди к какому-нибудь чиновнику средней руки, у него и кабинет огромный, и мебель новая, и понять тебя он не может, если ты к нему обратился на русском языке. А мне недавно пришлось побывать у друзей, которые живут в двухстах километрах от Москвы в небольшом посёлке. По воле случая мы зашли в здание поселковой администрации. Впечатление такое, будто бедность там поселилась навсегда, всё обветшалое, и стены и потолок,  а деревянная лестница на второй этаж вот-вот обвалится. Оказывается, район у них дотационный, денег на содержание зданий поселковых администраций в бюджете нет, а давить на предпринимателей совесть не позволяет. А наши  государственные чиновники  с типично украинскими фамилиями не устают принимать решения о поддержке братской Украины. Как же, там тоже славяне живут, а эти славяне так и смотрят с огромным вожделением на богатый запад, может и там им чего-нибудь обломится.
-Друзья,  хватит о политике, у Людмилы Михайловны скоро  уши свернутся в трубочку от наших разговоров. Мы ведь собрались, чтобы вспомнить свои молодые годы, а что о политике говорить, она от нас не зависит. Мы оказались на обочине общественной жизни, поэтому на нашей встрече, которая пройдёт в военно-морской академии, надо говорить о том, каким образом мы можем совместными усилиями вписаться в новую жизнь, - предложил Князев.
-Слушай, Миша, а может, ты тряхнёшь стариной да споёшь нам что-нибудь из твоего репертуара, - попросил Торопов.
-Щас, вот только он рояль из кустов выкатит, - подначил Боготков Михаила Ярошенкова.
-Зачем мне рояль? Я, Владимир Сергеевич, смогу спеть и без музыкального сопровождения. У соседей по даче я всё же запевалой числюсь. Недавно один мой знакомый по даче, он  замполитом на соседней дивизии служил, прочитал мне свои стихи, по правде сказать, они меня зацепили. А уж музыку как мог сам сочинил. Эта песня назвается «Море выбрало нас».

Море выбрало нас,
Мы ему отказать не сумели.
Море выбрало нас,
Мы об этом с тобой не жалели.
Были молоды мы,
Нас в походах шторма не страшили.
Были молоды мы,
Беззаветно отчизне служили.
Наш характер с тобой
Глубина как могла, закаляла.
Наши нервы с тобой
Погруженьем она проверяла.
Нас любил океан,
В сердце кровь неустанно кипела.
Нас любил океан,
Слава флота при нас не тускнела.
Годы быстро летят,
Нас на лодки уже не пускают.
Годы быстро летят,
Море нас по ночам вспоминает.
Море выбрало нас
Мы об этом с тобой не жалели.
Море выбрало нас,
Чтоб душой никогда не старели.

-Михаил Григорьевич, а ты молодец, в точку попал со своей песней. Действительно, слава флота при нас полыхала ярким пламенем, и кровь в сердце неустанно кипела, - первым высказался Русаков.
-Миша, дай я запишу эти слова, они меня, как и тебя, задели, да и мелодия мне понравилась, - попросил Торопов.
Застолье в квартире Тороповых продолжалось ещё долго, тут были и шутки, и анекдоты, и вновь разговоры на серьёзные темы.  Чувствовалось, что бывшие сослуживцы соскучились друг по другу. Хотелось расспросить о жизни, о семьях, о судьбе детей,  о делах и о многом другом. Разошлись, поблагодарив Тороповых за доброе гостеприимство,  поздно вечером. На следующий день им предстояла встреча в академии уже в широком формате.
В тот день с девяти утра парадный вход в военно-морскую академию  был открыт  для ветеранов  когда-то одной из самых грозных дивизий подводных лодок.  Пропуском служили  пригласительные билеты, в фойе шла регистрация участников собрания.
Как и предполагалось встречу ветеранов дивизии,  открыл Торопов. Он доложил собравшимся  обобщённую статистику,  сколько человек приглашалось, сколько прибыло, кому пришлось добираться из-за границы, то есть из бывших союзных республик, сообщил печальные цифры безвозвратных потерь и предложил почтить память ушедших из жизни минутой молчания.
-Среди тех, кто не смог дожить до нашей сегодняшней встречи надо склонить голову перед светлой памятью Героя Советского Союза капитана 1 ранга Леонида Гавриловича Кувшинского, лучшего из нас командира подводного ракетоносца.  Безвременно ушёл из жизни начальник политического отдела капитан 1 ранга Николай Степанович Языков.  И  многих других мы не смогли сегодня досчитаться в наших рядах. Предлагаю  завтра в первой половине дня посетить Волковское кладбище и Никольский  морской собор с тем, чтобы почтить память наших боевых друзей, - после этого Торопов предоставил слово для доклада адмиралу Гаврилову Виктору Яковлевичу.
Тезисы доклада, которые заранее были подготовлены и представлены Тороповым Гаврилову, были им внимательно изучены. Виктор Яковлевич за время своей службы не редко выступал  с различными докладами, особенно тщательно они готовились им в те времена, когда он служил в Главной инспекции Министерства обороны.  Однако выступление перед своими боевыми друзьями, с кем вместе он создавал  и вводил в строй новейшую дивизию подводных лодок,  по его мнению, должно отличаться особой теплотой, искренностью и проникновенностью.
-Товарищи адмиралы, офицеры и мичманы! – так начал он своё выступление,- дорогие мои  друзья! Сегодня я выражаю искреннюю благодарность  вам за то,  что вы приехали на нашу встречу. Это означает,  что мы  долгие годы делали  большое дело, за которое нам   теперь не стыдно смотреть друг другу в глаза. Высокая боевая готовность дивизии, обеспеченная вашим  колоссальным трудом и, не побоюсь сказать, вашим талантом, явилась огромным вкладом в поддержание океанского паритета между СССР и странами НАТО.  Своим присутствием в Мировом океане вы обеспечили высшему руководству страны возможность принимать независимые политические решения.  Мне лестно осознавать, что довелось быть первым командиром нашей дивизии и принять Вымпел Министра Обороны за мужество и воинскую доблесть, которым была награждена дивизия. Но я ещё больше горжусь вами, мои дорогие друзья,  это всё завоёвано вашим ратным трудом. Не помню случая, чтобы  кто-то  нерадиво относился к своему делу, более того, порой вы выполняли такие задачи, которые кроме наших подводников  были никому не под силу.  Не жалея себя вы совершали походы на боевую службу, а порой   из одной автономки сразу же  отправлялись в другую.  Этого забыть нельзя.
Далее Гаврилов остановился на том, как приходится жить подводникам после увольнения в запас. Он говорил  о  социальной незащищённости ветеранов военной службы,  их низким уровне жизни и недостойном положении в обществе. Недостаточное внимание чиновников разного уровня к социальной реабилитации  бывших подводников вызывает у них горечь и протест. В заключении Гаврилов  призвал участников встречи принять решение о создании ветеранской организации  дивизии  ракетных подводных лодок стратегического назначения, которая  смогла бы активно отстаивать интересы, права и справедливые требования  бывших подводников.
-Впереди славная дата – столетие подводного флота России.  Давайте сделаем  всё, чтобы к этому событию мы подготовились со всей нашей любовью к флоту, встречайтесь с молодёжью, рассказывайте ей о наших традициях, о наших подвигах в океане, пусть  наши дети  знают, чего стоило вам  предотвратить новую мировую войну. Я желаю вам и вашим семьям хорошего здоровья и активного долголетия. Берегите флотское братство! – под аплодисменты закончил своё выступление адмирал Гаврилов. Всё, что наболело у ветеранов-подводников за последние годы, переломные годы не только в их жизни, но и в жизни страны, всё было выплеснуто в коротких, но эмоциональных выступлениях участников встречи. В них звучали упрёки в адрес правительства, Президента, недовольство местной властью, ностальгия по ушедшим временам. Однако главной была мысль о будущем флота. За своими  личными проблемами  ветераны помнили о необходимости  иметь в составе флота  самые современные подводные ракетоносцы, как составную часть стратегических сил страны.  Ни слова не говоря о патриотизме, они не утеряли чувство любви  к Родине,  хотя она  стала иной и даже переоделась  в совершенно новые одежды.
Вечером состоялось скромное застолье, всюду слышались шутки, фотографировались напамять, обменивались телефонами и адресами. В непринуждённой обстановке всплывали воспоминания о различных курьёзных случаях,  которых с избытком хватило на службе  каждому из ветеранов.
Эта  встреча подвела окончательную черту под морской судьбой каждого из подводников. Прощай океан, мы были тебе беззаветно преданы! Находясь в отсеках на огромных глубинах, мы чувствовали твоё спокойное и могучее дыхание. Временами оно заставляло  напрягать до предела наши духовные и физические силы, чтобы не сбиться с истинного курса. А порой ты ласкал своими гигантскими волнами гладкий корпус наших подводных лодок. Мы благодарны  океану  за то, что он закалял наш характер, делал нас сильней и добрее. Память об океане навсегда останется в наших сердцах.

Часть 6. Вместо эпилога.
Читатель уже давно не появлялся среди экипажа подводной лодки «К-189». Как же сложилась судьба моряков, которые первыми осваивали подводные лодки, оснащенные баллистическими ракетами? Торопову не раз приходилось встречаться со многими из них,  после того как он был назначен командиром  новейшего  ракетоносца. Примечательна встреча со своим первым командиром Борисом Ароновичем Буховым. На одном из заседаний Военного совета флота Торопов подошёл к капитану 1 ранга   Бухову, который в то время служил в оперативном управлении. Пресловутая пятая графа анкеты не позволила ему двигаться  по командной линии.  На флоте в те годы ходила легенда, будто бы один из командиров атомной подводной лодки собирает у себя экипаж из одних евреев с целью угона её в Израиль. Подобные слухи были совершенно беспочвенны, но их никто из военного руководства не пресекал, видно кому-то они были наруку.
-Здравствуйте, Борис Аронович, если помните меня звать Владимир Торопов, - приветствовал Торопов Бухова.
-Здравствуйте Владимир Павлович, - тепло поздоровался  Бухов со своим бывшим подчинённым, - я очень рад Вас видеть на заседании Военного совета. Помните, когда у нас с Вами были трудности с ракетным комплексом, я ещё тогда говорил, что Вы обязательно станете командиром подводной лодки. Хорошо, что я не ошибся, я очень рад за Вас.
Вскоре Бухов закончил службу, уволился в запас и уехал в свою родную Одессу, а через несколько лет не по своей воле оказался за границей. И нет теперь от него никаких вестей.
Судьба замполиту Чекурову подарила безмятежную службу в Хосте, солнечном районе прекрасного города  Сочи. Санаторий Северного флота никак не мог восстанавливать пошатнувшееся  на боевой службе здоровье подводников без заместителя начальника санатория по политической части. После назначения на эту должность Василий Иванович почувствовал себя уж если не в раю, то где-то рядом с ним. Штатное денежное содержание, обмундирование и прочие служебные льготы не шли ни в какое сравнение с тем, что ему перепадало от щедрых северян за отдельную комнату с видом на море или просто хороший номер.  Жизнь Василия Ивановича омрачало лишь одно обстоятельство – это приезд в санаторий начальника политуправления  или его заместителей. Те обязательно совмещали свой отдых с проверкой политработы в санатории. А вот организация её была самым сложным делом во всей служебной деятельности  Чекурова. Ну, какие политзанятия можно было организовать с медицинским персоналом санатория, на какое партийное собрание их можно было вытащить? Как только замполит пытался созвать медицинских работников на эти мероприятия, у всех сразу находились самые неотложные дела. А если Василий Иванович хотел призвать их к совести, или воздействовать своим  служебным авторитетом, они находили защиту у отдыхающих. Они, конечно, заступались за работников санатория и всячески выгораживали их перед замполитом. Обыкновенно при встрече в санатории с Чекуровым Торопов сдержанно здоровался, они обменивались парой ничего не значащих фраз и расходились без сожаления. Кто встречался с Чекуровом во времена распада КПСС, рассказывали, с каким облегчением Василий Иванович вздохнул, и убрал подальше свой партийный билет. Сделал он это не потому, что тяготился членством в партии, просто  все последние годы ему часто попадало за плохую политработу от флотских политических начальников.
По-разному сложилась жизнь командиров групп дистанционного управления ядерной энергетической установкой. Эти молодые независимые офицеры многие годы протирали свои штаны за пультом  управления ГЭУ. Первым из шести управленцев из обоймы выбыл Валентин Субботин. Пройдя успешно очередную должность командира дивизиона движения, ему удалось перевестись на кафедру ядерных энергетических установок в училище имени Дзержинского.  Там Валентин Петрович вскоре защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию. Учёная карьера удалась, вскоре он стал начальником кафедры.
После нескольких лет службы командиром электромеханической боевой части Виктору Глухову удалось попасть в своё родное севастопольское училище. Для него наступила счастливая пора, теперь каждый день он мог быть со своей любимой Риммой, они искренне любили друг друга и в счастливом браке у них росли две девочки, в которых Глухов души не чаял. Казалось, так будет всегда, однако от судьбы не уйдёшь. Находясь на дежурстве в училище,  Виктор Сергеевич вдруг почувствовал себя скверно, появилась тупая боль в затылке, затем в районе левого уха  и в шее. Он  хотел перетерпеть возникшую боль, но вскоре потерял сознание. Пока вызвали скорую помощь, пока довезли до госпиталя, стало уже поздно. Врачи констатировали, что смерть наступила в результате расслоения  аорты.
А вот Сергей Беляшов не видел себя на большой должности среди механиков флота. Однажды в отпуске он встретился со своим однокашником, и тот предложил ему перейти на службу в военную приёмку. Должность незначительная, оклад тоже не велик, зато в Подольске, считай совсем рядом  с Москвой. По запросу из военной приёмки Беляшова отпустили с флота.  А дальше уже дело техники, Сергей парень с головой, новому начальству быстро понравился, а через пару лет подыскал себе место в Главном техническом управлении ВМФ. Это уже Москва! Горизонты раздвинулись за пределы досягаемости невооружённым взглядом. Там он быстро смекнул, что без академического образования ловить в центральном аппарате нечего. Окончив с золотой медалью военно-морскую академию, ему был открыт прямой путь в научно-технический комитет Главного штаба ВМФ. А это уже должностная категория капитан 1 ранга и квартира в Москве. Между делом успех был закреплён защитой кандидатской диссертации. Августовские события 1991 года Беляшов воспринял с  воодушевлением и встал на защиту демократии. Заботы и чаяния  подводников его уже в те годы почти не интересовали. Занял ли он какую-то должность в рядах демократического руководства, никто не знает.
След Петра Гиля с уходом его в академию Советской армии затерялся окончательно. Известно, что ему настоятельно рекомендовано порвать все контакты со своими бывшими товарищами. Разведка не терпит лишней гласности.  В каком уголке мира он боролся за сохранение военных секретов своей страны и  какие секреты удалось добыть у других, никому из прежних товарищей неизвестно.
Подробными сведениями об управленцах Торопов, конечно, не располагал. А вот своего первого командира ракетной боевой части Сергея Струкова никогда не забывал. В должности флагманского ракетчика флотилии Струкова наградили орденом Ленина. Главком ВМФ лично отмечал его заслуги в подготовке и успешном  проведении ряда ракетных пусков, выполненных в исключительно сложных условиях. Торопов, конечно, знал об этом и не мог не поздравить своего первого начальника с высокой правительственной наградой.
Училищный товарищ Торопова Саша Батанов продолжал службу в своём научно-исследовательском институте. По достижению положенного срока службы был уволен в запас в звании капитана 2 ранга. Глубоко затаённая внутренняя неудовлетворённость своим выбором военно-морской карьеры настигла его уже в гражданской жизни. Ночами стала мучить бессонница, дело дошло до того, что не удавалось заснуть ни на час в течение нескольких суток. Попытка спровоцировать организм на сон с помощью спиртного  положительного результата не дала. Лечение в военно-морском госпитале, что расположен на проспекте Газа, не быстро, но всё же помогло, сон наладился. Однако через полгода картина стала повторяться, снова госпиталь. Врачи пришли к выводу, что это симптомы циклотимии. С периодичностью около полугода наступает депрессия и бессонница, затем несколько месяцев состояние здоровья улучшалось, и даже появлялась необоснованная эйфория. В последний раз, когда Торопов заехал к Батановым, он увидел  училищного товарища прикованным к кровати. Разговор получился вялым,  оптимистичный тон  Торопова Александр  не воспринимал. Алла смирилась с таким состоянием мужа и, как показалось Торопову, была готова к самому печальному исходу.

*   *   *

Кто знает, как бы сложились судьбы Торопова, его товарищей и сослуживцев, если бы не произошли столь грандиозные изменения в новейшей истории страны. Непоколебимая уверенность в своём безоблачном будущем, которая владела каждым выпускником одиннадцати высших военно-морских училищ в семидесятые годы ушедшего века, была вдребезги разбита на сломе эпохи могущества советского флота. Не понимая причин заката Великого флота, офицеры видели, что они больше ему не нужны, да и самого Великого флота уже вскоре не стало. Честь и хвала подводникам, которые  выдержали столь мощные удары судьбы. Не надо порицать тех, кто  не сумел успешно вписаться в новую жизнь. Флот возродится, ибо он будет нужен России, пусть он будет другим по численности  кораблей, пусть на них будет служить другая молодёжь, но лучшие традиции Великого советского военно-морского флота должны быть сохранены!