Внезапный крик совы, раздавшийся над самым ухом, вывел его из оцепенения.
Лливелин вздрогнул и судорожно заморгал, прогоняя накатившую дремоту. Ему казалось, что он лишь на мгновение прикрыл глаза, но похоже, сон ненадолго сморил его. Потерев ладонями все еще тяжелые веки, мальчик первым делом окинул взглядом раскинувшееся впереди поле. К счастью, ничего страшного не случилось – стадо даже не тронулось с места с последнего раза, как он смотрел на него. Видимо, проспал он не дольше нескольких минут. Пересчитав, на всякий случай, овец по головам и убедившись, что все на месте, Лливелин смачно зевнул и укутался поглубже в свой плащ из овечьей шерсти.
Стояла тихая, спокойная летняя ночь. Едва сгустились сумерки, туман, спускаясь с гор, протянул свои длинные щупальца в долину, укрыв землю густым пепельно-серым облаком. Высоко в безоблачном небе застыл диск растущей Луны, заливая все вокруг серебристым, призрачным сиянием. В его искаженном свете, укутанный туманом, мир казался каким-то потусторонним, нереальным. Ллин сидел, прислонившись спиной к стволу могучего, разлапистого дуба. Дерево росло на небольшом возвышении на самом краю поля, и отсюда все пастбище было как на ладони. Овцы мирно отдыхали и щипали травку, изредка переговариваясь друг с другом. В такую погоду они казались небольшими клочками тумана, медленно дрейфующими по безбрежному дымчатому морю. Глубоко в траве пели сверчки, со дна соседнего оврага раздавалось журчание небольшого ручья. Из-за тумана оно казалось тихим и далеким.
На первый взгляд, все шло своим чередом, но на душе у Лливелина было неспокойно. Смутное, беспричинное чувство тревоги не покидало мальчика последние пару дней. Странное предчувствие поселилось в нем, предчувствие чего-то пугающего и зловещего. Но объяснить, что именно не так, он не мог. Это, однако, передалось и животным – овцы, обычно смирные и послушные, последнее время вели себя странно – плохо слушались его команд, метались из стороны в сторону и крайне неохотно выходили по вечерам из стойла на ночной выпас. Нынешний момент спокойствия был скорее приятным исключением. Хорошо еще, что ни одно животное не потерялось, а то не сносить бы ему головы.
Обязанность пасти стадо по ночам появилась у Лливелина совсем недавно. Раньше, когда он жил в родительском доме, он часто помогал матери по хозяйству всем, чем мог в силу своего малолетства – месил тесто, стирал и чистил хлев. Отца своего он не помнил, а мать никогда не говорила о нем. В деревне ходили разные слухи – кто-то говорил, что его задрали в лесу дикие звери, кто-то – что он погиб на войне. А когда в год его одиннадцатилетия мать унесла лихорадка, мальчика взяла к себе ее сестра. Глава семьи, муж тети Кадал, Лливелина невзлюбил сразу. Имея четверых своих детей, он не имел ни малейшего желания кормить еще один лишний рот. Мужчина нагружал его самой тяжелой работой, какую мог найти. Лливелин старался изо всех сил, но дядя все время был недоволен. Названные братья и сестры новенького тоже не жаловали, постоянно задирали его и строили всяческие козни, чтобы он, не справившись с очередным поручением, навлек на себя гнев их отца. Тетя жалела мальчика, но боялась защищать его открыто – хмурый Кадал был суровым и жестоким человеком, перечить ему в его же доме было опасно. В конце концов, он отправил Лливелина пасти скот, чтобы тот пореже попадался ему на глаза.
Стояла середина лета, и днем в поле на стадо налетали гигантские тучи насекомых. Чтобы не мучить животных, в такой сезон их пасли по ночам. Небольшое пастбище расположилось совсем рядом с деревней, рукой подать можно. С одной стороны его ограничивал неглубокий овраг с ручьем, а с остальных – густой, дремучий лес. Разумеется, ночью за пределами поселения скот подстерегало куда больше опасностей – здешние места изобиловали разными хищниками. Волки, рыси, медведи. А поговаривали, что водятся в этих краях твари и куда страшнее…
Лливелин немного поежился под своим покрывалом и глянул в сторону леса. В неровном свете Луны он казался еще более таинственным и пугающим. Из того, чем можно защититься, у пастушка была лишь старая оглобля да небольшой рожок. Завидев опасность, он должен протрубить в него, и тогда из деревни прибегут взрослые мужчины, и отгонят ночных зверей прочь. Во всяком случае, сделают все возможное. Мальчик неторопливо погладил кусок гладкого, отполированного рога. Это придало ему немного уверенности. Пользоваться им Лливелину еще ни разу не приходилось. Интересно, заявись сюда какой хищник, его односельчане успеют прибежать, пока его не съедят? Больше всего на свете ему хотелось спать. Ночи он проводил в поле со стадом, а днем сон не приходил. А если и приходил, то был коротким и неглубоким. Парнишка отчаянно сопротивлялся, но веки словно налились свинцом и неудержимо падали вниз. В конце концов, он сдался…
…Ему снилась тьма, абсолютная, черная и бездонная. И во тьме этой были клыки и когти. И было еще что-то, или кто-то… Оно следило, выжидало, готовилось…
Липкий, животный страх вытолкнул его из сна в реальность. Едва открыв глаза и еще не сбросив остатки кошмара, Лливелин отчетливо понял – это был не сон. Хищник, а может несколько, подкрадывается в ночи к стаду и ждет момента, чтобы напасть. Вот что означало его беспокойство последние дни – он чувствовал, ощущал приближение опасности. Судорожно схватив рожок двумя руками, пастушок затрубил в него что есть сил. Высокий, пронзительный звук разрезал тишину летней ночи и через несколько бесконечно долгих мгновений со стороны деревни послышался шум – лаяли собаки, долетали обрывки грубых криков и команд. Появилось небольшое зарево – отсвет от факелов и фонарей. По мере его приближения в общем гомоне стало возможным различить отдельные фразы.
- Волк! – закричал Лливелин, кидаясь им на встречу, - Помогите, волк!
- Где? – вопросил суровый здоровяк, шедший во главе. Это Мад, деревенский кузнец, сегодня он руководил ночным дежурством.
- Там, вон там! – мальчик трясущейся рукой указал в сторону леса. Он старался держаться в круге света, исходящем от факелов, словно это могло защитить от зла, притаившегося в ночи.
Стадо, тем временем, мирно паслось, не проявляя ни малейших признаков беспокойства. Если поблизости и бродил хищник, то овцы демонстрировали завидную выдержку. Два здоровых пса, что привели с собой сторожа, также спокойно сидели у ног, изредка вопросительно поглядывая на хозяев. Мад с сомнением глянул на мальчика, но все же скомандовал остальным:
- Пойдем, проверим.
Они медленно и осторожно обошли поле по краю, вдоль опушки леса. Но ни зверя, ни каких-либо следов не нашли. Собаки вели себя спокойно, ни разу не зарычав. Когда они закончили, кузнец посмотрел на Лливелина, недовольно нахмурив брови.
Если ты думаешь, что это смешно, - начал Мад с плохо скрываемым раздражением в голосе.
- Нет! - перебил пастушок, - Он был здесь, я знаю!
- Слушай, парень, это не шутки! - резко оборвал его здоровяк. - Ты не можешь поднимать тревогу всякий раз, как тебе что-то привидится. Если тебе слишком страшно охранять стадо по ночам, так и скажи. А я передам это твоему дяде.
- Нет! - взмолился Лливелин. - Прошу, не говорите ему!
-На первый раз так уж и быть. - буркнул кузнец, - Но больше не кличь сторожей попусту, ясно?
Мальчик судорожно закивал. По правде, он не знал, чего боялся сильнее - хищников, что таились в ночи, или гнева Кадала. Мад махнул остальным рукой, и они вместе зашагали в сторону деревни. Пятно света постепенно удалялось, и наконец полностью растворилось в темноте, оставив Лливелина наедине с ночью и всем, что она скрывала.
*
Он сидел на своем обычном месте, у корней старого дуба. Сегодняшняя ночь напоминала все предыдущие - тишина, полупрозрачная пелена тумана, темная громада леса, возвышающаяся поодаль. И тревога - беспричинная, давящая, гнетущая, по-прежнему пребывала с ним. Лливелин поднял голову и посмотрел в ночное небо - за пару прошедших дней Луна выросла и округлилась, приближаясь к форме идеального диска. Через несколько ночей она станет полной. Может, все дело в ней, в Луне? Мать часто говорила, что в полнолуние люди и животные частенько ведут себя странно. Хотелось бы верить, что так.
Сон стал еще хуже, практически исчез. Из-за этого мальчик все время был вялым и не расторопным, словно его палкой по голове огрели. Сегодня днем он разбил кувшин с водой, когда снимал его с полки, за что получил от Кадала неслабую затрещину. И, как будто этого мало, овцы тоже решили прибавить ему проблем - упирались добрых полчаса, не желая покидать загон. А выйдя, наконец, на дорогу, то и дело норовили повернуть назад и ускользнуть обратно в деревню. Лливелину стоило немалых трудов довести стадо до пастбища, да еще проследить, чтоб ни единой овцы не потерялось. Будь у него собака, было б куда проще. Но отчим не доверил ему ни одного из своих псов, а кто-то из соседей - и подавно. Сейчас животные паслись относительно смирно, но то и дело беспокойно топтались на месте и вскидывали головы, точно пытаясь рассмотреть что-то в ночной мгле. Они определенно что-то чувствовали.
Лливелин тоже чувствовал. Все его нутро словно било тревогу, кричало о том, что опасность близко и надо что-то предпринять. Но никто ему не верил. И с чего бы? Он сам не мог толком объяснить, что происходит. Может, у него и правда просто разыгралось воображение? Что ж, оставалось надеяться, что если это не так, то жители деревни придут на выручку и справятся с напастью. В сон клонило нещадно. Нельзя, нельзя. Нужно быть начеку. Если волки или еще кто заявятся и утащат несколько овец, ему лучше самому сдаться им на съедение. Это представлялось мальчику менее страшной участью, чем та, что была уготована ему дома.
Глаза неумолимо слипались, и он отвесил себе добрую пощечину, чтобы прогнать дремоту. Нужно сосредоточится на чем-то, найти точку и смотреть на нее, не отвлекаясь. Так будет проще не уснуть. Пастушок снова воздел очи к небу, туда, где среди моря звезд сияла почти полная Луна. Отлично, это отличный выбор - он будет смотреть на нее. Лливелин принялся таращиться вверх. Но спустя некоторое время стало ясно, что с Луной что-то не так. Сперва он решил, ему показалось, но приглядевшись, увидел отчетливо - цвет ночного светила внезапно из бледно-серебристого стал золотисто-желтым. Прямо посреди диска появилось большое черное пятно. Небо вокруг потемнело, из полуночно-синего превратилось в угольно-черное, а звезды угасли. И, словно этого было мало, рядом с первой луной мальчик увидел вторую, точно такую же. Долго глядел он на дивное зрелище, не в силах отвести взгляд. А потом обе луны моргнули…
Лливелин вскрикнул и вскочил на ноги, уронив на землю плащ. Теперь никаких сомнений быть не могло - ему не приснилось. Он видел глаза зверя, тот смотрел на него, а его полусонное воображение дорисовало луну и все остальное. Его сердце бешено колотилось, угрожая выскочить из груди. Трясущимися руками пастух поднял сигнальный рожок и затрубил, молясь про себя, чтоб сторожа успели добежать, пока не случилось непоправимого. И снова вдалеке послышались крики и лай собак, снова нарастающий гомон и отсвет факелов возвестили о приближении подмоги. Мальчик что было сил рванул в сторону пятна света, надеясь, что еще не слишком поздно.
- На помощь! - кричал Лливелин - Там волк! Я видел его!
И едва поравнявшись со сторожами, застыл как вкопанный. Во главе отряда стоял грузный бородач с тяжелым взглядом, который мальчик знал слишком хорошо. Это был Кадал, его отчим. Неровный свет факела танцевал на его лице, придавая тому еще более зловещий вид.
- Какого черта ты тут устроил? - начал Кадал тоном, не предвещавшим ничего хорошего. За его спиной возвышались еще трое крепких мужчин. - Опять твои глупые шуточки?
- Нет, клянусь, я видел его! Я видел волка! - залепетал и без того перепуганный Лливелин. - Вон там! Я видел глаза в темноте! Он хотел напасть на стадо!
Сторожа переглянулись между собой. Собаки явно нервничали, переминались на лапах и жалобно поскуливали. Кадал глянул на пасынка и строго произнес:
- Ну, смотри у меня. - а затем кивком показал в сторону леса. - Быстро, показывай, где и что ты видел!
Мальчик нервно сглотнул. Мысль о том, чтобы войти в лес ночью, даже в сопровождении сторожей, вселяла в него ужас. Но выбора не было, и он неуверенным шагом направился через поле. Жители деревни двинулись следом. И снова они обошли границу пастбища, на этот раз даже заглянув неглубоко в лес. И снова ни единого следа. Собаки тоже ничего не учуяли, лишь продолжали иногда поскуливать. Видимо, даже им было не по душе шляться по лесу ночью.
- Здесь никого нет - сухо произнес Бел, высокий жилистый мужчина средних лет, лучший охотник в деревне. - И неудивительно. Летом волки редко приближаются к деревням, в лесу и так полно добычи.
Кадал пристально посмотрел на Лливелина, в его глазах горела холодная ярость.
- Но он был здесь, клянусь! - затараторил мальчик, и так перепуганный до полусмерти. - Я видел его! Я...
Он не договорил. Отчим ударил его по лицу тыльной стороной ладони с такой силой, что пастушок рухнул на землю, выронив из рук посох. Перед глазами Лливелина заплясали звезды.
- Слушай меня внимательно. - начал Кадал, и голос его был тверже стали и тяжелее камня. - Если ты еще хоть раз выкинешь что-то подобное, я лично отнесу тебя в самую глубокую чащу и оставлю привязанным к дереву. И вот там, я обещаю, ты увидишь настоящего волка. Это будет последнее, что ты увидишь.
С этими словами он развернулся и направился домой. Остальные молча последовали за ним. Мальчик некоторое время глядел им вслед, не в силах подняться с земли. Щека горела, в голове звенело, а большая часть ночи была еще впереди.
*
Лливелин зевнул и тут же пожалел об этом. Щека, по которой его ударил отчим, все еще болела, хотя прошло уже два дня. Что-что, а бить Кадал умел хорошо. Мальчик слегка помассировал больное место ладонью и глянул на поле.
Еще одна тихая, безветренная летняя ночь. Еще один ночной выпас. Сегодня овцы вели себя хуже, чем когда-либо до этого. Выгнать их из загона казалось совершенно непосильной задачей - животные забились в угол и просто отказывались выходить наружу. Пришлось пустить в ход оглоблю. Зато покинув стойло, они, напротив, как бешенные ломанулись в сторону пастбища, словно за ними черти гнались. На счастье, когда паренек наконец догнал стадо, все оказались на месте. Но вели себя по прежнему нервно - то и дело метались стороны в сторону безо всякой видимой причины и блеяли, не замолкая. Лливелин решил, что раз никто не пытается убежать в лес или обратно в деревню, то уже неплохо. Все остальное было выше его сил.
Он добрел до традиционного места под дубом и рухнул на землю. Мальчик чувствовал, что нечеловечески, смертельно устал. Поспать так и не удалось - стоило закрыть глаза, как перед ним возникала темнота, а в ней горели желтыми огнями волчьи глаза. От ужаса он вскакивал и не мог больше уснуть, хотя едва держался на ногах. Лливелин не знал, сколько еще протянет в таком ритме.
И еще он знал, что зверь близко. Чувствовал, ощущал это каждым волоском на своей коже. Скоро он явится, и тогда придется что-то предпринять. Если и не для защиты стада, то хотя бы для собственной. Нельзя раскисать. Он должен быть сильным, должен выжить и показать всем, чего он стоит. Овцы блеяли, не затыкаясь. Мальчик перевел взгляд наверх. Огромная полная Луна светила ярко, как никогда прежде. Ни единое облачко не затмевало тенью лик величественной королевы ночного неба. “В полнолуние люди и животные часто сами не свои” - всплыл в голове далекий ласковый голос матери.
Он чувствовал, что у него жар. Пастушок скинул плащ из овечьей шерсти, хотя ночи в их краях даже летом бывали прохладными. Его лихорадило. Липкий пот ручьями струился по лицу и вниз, намокая одежду. Что с ним? Может, это та же лихорадка, от которой скончалась мать несколько лет назад? Выходит, он умирает? Нет, не может, быть, не здесь, не так.. Блеяние стада слилось в сплошной монотонный гул. Перед глазами все поплыло, картины реальности начали мешаться со снами и фантазиями, сплетаясь в причудливые гротескные узоры. Мальчик почувствовал чье-то разгоряченное дыхание над самым ухом. Не в силах придумать ничего иного, Лливелин трясущимися руками снял с пояса сигнальный рожок, и, не без труда поднеся его к губам, вложил последние силы в выдох.
*
Пронзительный звук пастушьего рожка пронесся над спящей деревней, точно разгневанный призрак. Начавший было клевать носом Кадал резко встрепенулся, чуть не упав со стула. Робкое пламя свечи, что горела на столе перед ним, заплясало во все стороны, создавая причудливую игру света на стенах небольшого сарая, где дежурили ночные сторожа. Один из его напарников, прикорнувший головой на столе, медленно поднялся и потер заспанные глаза.
- Какого черта? - зевая, произнес он.
- Опять твой олух хулиганит. - подал из дальнего угла голос третий член вахты, обращаясь к Кадалу.
- Щучий сын… - заворчал мужчина, вставая. Жители деревни дежурили по-очереди, вытягивая жребий. Сегодня тот снова выпал ему. - Ну все, ты доигрался! Идемте, нужно хорошенько проучить этого сопляка!
- Ну уж нет. - отозвался сидевший в углу, - Я с места не сдвинусь. Это твой малец, вот ты и разбирайся. Сторож, спавший на столе, согласно закивал.
- Он не мой малец, ясно? - яростно бросил Кадал. За пояс он заткнул здоровый охотничий нож, а на плечо накинул моток крепкой веревки.
- Живет он у тебя, так что ты за него в ответе, - возразил собеседник. - И уж постарайся, чтобы на этот раз он усвоил урок.
- О, не сомневайтесь, - хищно осклабился отчим Лливелина, - этот урок он запомнит на всю жизнь. С этими словами он зажег факел и вышел в ночь.
*
Блеяние овец разносилось в ночи так громко, что прекрасно слышалось даже в деревне. Кадал тяжелой поступью вышагивал по тропинке, ведущей к пастбищу, изрыгая под нос проклятия в адрес пасынка. В свете огромной полной Луны было бы видно почти, как днем, но густой туман, стелящийся по земле, заставлял его освещать путь факелом.
- Ну, погоди, щенок. - бурчал мужчина, приминая башмаками влажную траву, - На этот раз ты допрыгался!
Добредя до поля, Кадал принялся искать мальчишку. Тот, небось, смекнул неладное и куда-то спрятался. Ничего, от него не скроется. Но тут мужчина почуял, что что-то нет так. Прислушавшись, он понял, в чем дело - овцы внезапно замолчали. Ни единого “ме” не раздавалось над пастбищем. И не только овцы, все живое будто сговорилось - ни криков ночных птиц, ни стрекотания сверчков в траве. Над ночным полем разом воцарилась угрюмая, давящая тишина.
Это уже были совсем не шутки. Если этот выродок умудрится потерять все стадо, то его попросту четвертуют всей деревней. И отчим непременно собирался принять в этом участие.
- Эй, Лливеллин! - восклицал Кадал в глухую ночь, медленно шагая по пастбищу - Выходи по добру, не то хуже будет!
Но лишь глухое безмолвие лунной ночи было ему ответом. Туман сгущался все сильнее, обступая со всех сторон плотным седым облаком. В этой пелене одинокий путник казался потерянной душой, блуждающей по бескрайнему призрачному морю. Кадал раз за разом окликал пасынка, но результат оставался неизменным. Лишь густая пелена тумана далеким эхом возвращала его собственные слова. Они раздавались то спереди, то сбоку, то за спиной, и в конце-концов мужчина совершенно потерял направление. Он поднял взгляд к небу, в надежде на помощь небывало яркой Луны. В ее свете он разглядел совсем рядом по левую руку темную громаду леса, грозно возвышавшуюся, точно неприступная крепость. Значит, следовало идти правее.
Резкий хлопающий звук и шуршание листьев, раздавшееся за спиной, едва не заставило сердце Кадала выскочить из груди. Он обернулся, истово махая факелом во все стороны в попытке разглядеть неведомую угрозу. Но, услышав со стороны деревьев мерное уханье, успокоился. Сова, всего лишь сова. Должно быть, схватила полевку, столь легкомысленно вышедшую на поле в надежде, что ночной мрак и туман укроет ее от глаз хищника. Как бы не так! Эти птицы, посланницы богини ночи, видят в темноте, как днем, это всем известно. Вздохнув с облегчением, Кадал продолжил путь. Неровный свет факела выхватил какое-то темное пятно на траве. Наклонившись, чтобы разглядеть получше, мужчина понял, что это кровь. Совсем свежая. Он был вовсе не из пугливых и на своем веку повидал многое, но тут почувствовал ком, подступивший к горлу, и вязкое пятно страха, расползающееся по груди. Зловещий след тянулся в темноту, и пройдя по нему, Кадал едва не вскрикнул, наткнувшись на первый труп. Овца распростерлась на земле, густой белый мех сплошь усеян темными пятнами. Голова отсутствовала - ее он обнаружил чуть поодаль, рядом со второй жертвой. У этой оказался вспорот живот, повсюду валялись склизские внутренности. Еще одна бедолага лежала неподалеку, ее буквально разорвали надвое.
Кадал почувствовал, как по спине пробежал холодок, а в груди что-то упало. Дело принимало скверный оборот. Неужто, на этот раз мальчишка не соврал, из лесу и прям явился волк? А может, целая стая - кто ж еще мог такое сотворить? Нужно вернуться в деревню и предупредить остальных. Одному здесь оставаться опасно. Он как раз собирался повернуть в сторону поселка, как свет факела упал на странный силуэт, всего в нескольких метрах от него. Нервно сглотнув, Кадал достал из-за пояса нож, осторожно сделал пару шагов вперед. И чуть не выронил факел от испуга.
Прямо перед ним стоял Лливелин. Хотя узнать мальчика можно было с трудом. Одежды на нем не было, если не считать грязных обрывков, свисающих с пояса. Лицо, грудь и руки пастушка были густо перемазаны кровью. Он молча стоял и глядел на отчима пустыми, отсутствующим взглядом. Освещенный дрожащим пламенем факела и окруженный с остальных сторон ночной тьмой, он выглядел просто жутко.
- Что тут произошло, парень? - начал Кадал, слегка заикаясь, - Кто это сделал?
Лливелин будто не обратил внимания на его слова, лишь вытянул вперед руку, указывая куда-то за спину отчима.
- Берегись, - произнес он холодным, ничего не выражающим голосом, - волк!
- Где? - Кадал резко обернулся, выставляя факел перед собой и держа нож наготове.
- Прямо здесь - услышал он за спиной. Но это был не голос Лливелина, не голос мальчика, готовящегося встретить пятнадцатую зиму. Это был низкий гортанный рык, как если бы дикий зверь научился говорить на людском языке.
Кадал почувствовал, что у него затряслись колени, а дыхание перехватило. Очень медленно он повернулся назад, но Лливелина там уже не было. На его месте стоял громадный монстр, покрытый темной шерстью. Гигантская волчья пасть пестрела рядами острых, как бритва, зубов, с которых на землю обильно капала слюна. Мускулистые передние лапы, напоминавшие человеческие руки, венчались длинными кривыми когтями. Язычки пламени, отражаясь, танцевали на глубоком янтаре глаз, в которых не осталось ничего человеческого. Лишь холодная, дикая, первобытная ярость, годами ждавшая часа, чтобы вырваться наружу. Мужчина открыл было рот, чтобы закричать, но не успел.
Факел рухнул на землю и, прежде, чем окончательно потухнуть, выхватил из тьмы несколько жутких, ужасающий кадров, полных боли и крови. Призрачное море белесого тумана наполнилось человеческими воплями, звериным рыком и чудовищным звуком раздираемой плоти. И когда последний уголек погас, в глухой ночи под светом полной Луны над маленькой деревней раздался пронзительный, леденящий душу победоносный волчий вой.