Нестандартная натура

Лана Дроздова
Нестандартная натура
Лана Петровских
Я не то чтобы страдала пессиизмом, но тоска по прошлому плотно проникала в меня, стоило мне остаться наедине с собой. А это было чаще обычного, потому что после закрывания дверей библиотеки, где я работала, мое внутреннее одиночество, поглощало меня до следующего открывания дубовой библиотечной двери. Пессиизм – тоска по прошлому, очень созвучно с пессимистом, коим я все-таки стала.
Моё прошлое, как это ни странно, было радостным и романтическим. Я захлёбывалась счастьем, я купалась в любви. Сейчас воспоминания вызывают лишь грустную улыбку – неужели той легкой прелестной девушкой, парящей в облаках фантазий, была я – теперь сухая по телосложению и внутреннему состоянию тётка.
Метаморфоза, произошедшая со мной, позволяла оставаться незаметной. Меня почти никто не узнавал на улицах нашего небольшого городка, где все о всех всё знают или догадываются – и это было удобно для меня, потому что отвечать на бестактный вопрос – а что с тобой произошло, мне не хотелось. Меня помнили цветущей, молодой и приветливой, когда я покидала свой город, уезжая в институт, в котором мечтала учиться половина девочек нашей школы – ВГИК – как много в этих буквах.
Когда спустя шестнадцать лет я вернулась домой, меня мало кто узнавал, и я была благодарна им.
Начало моей истории напоминало сотни историй провинциалок – раскрыв глаза и душу, я поглощала столичную жизнь в ее различных проявлениях – от «капустников» в стенах института до помпезных премьер на подмостках, московские ночи с кремлевскими звездами, высотки, Воробьевы горы на рассвете, пикники с шашлыками, песни под гитару и знакомства, знакомства, беседы, разговоры, голоса.
Я влюбилась в его голос сразу, только услышав начальную фразу. Непередаваемое соединение тональности его баритона сыграло со мной непоправимую шутку – не хочу сказать – злую шутку. Моя привязанность, почти слепое повиновение не было использовано в меркантильных липких целях, но было в сотни, тысячи раз больнее для меня – он просто не замечал моего существования.
Прошло два года, где я, как тень, скользила за ним, оставаясь незаметной для него. Несколько раз он даже разговаривал со мной, но каждый раз переспрашивал моё имя, не запоминая сумасшедшую поклонницу. Он был на восемь лет старше, учился на режиссерском факультете и, будучи студентом, был уже признанным талантом эпизода. Его короткометражками заполнялось пространство кинематографа.
Похудев до неприличных размеров от неразделенной любви, я еле волочила ноги. Преподаватели предлагали взять академический отпуск и отдохнуть. Моя внешняя немощность выглядела болезненно, вызывая сочувствие, но внутри меня горел огонь нешуточной страсти. Язычки пламени моей любви к нему облизывали мое худосочное тело, согревая изнутри.
Однажды я понуро шла по опустевшему длинному коридору, когда тембр его голоса догнал меня и встряхнул.
– Девушка! Стойте… Остановитесь!
Он кричал мне. Я прислонилась к стене, теряя почву под ногами.
Он, пробежав коридор, замер около меня, ощупывая глазами мой облик.
– Простите, как вас зовут?
Губы не слушались меня. От близости его легкого дыхания у меня зазвенело в ушах. Я стала сползать по стене…
Я очнулась от душистого запаха сирени, посредством которой он приводил меня в чувство.
– Вы напугали меня… Или я вас? С вами всё в порядке?
Я кивнула и улыбнулась.
– Ну слава богу, – выдохнул он.
Мы несколько минут сидели на лавочке молча. Куст сирени приветливо касался моего плеча. Потом он заговорил быстро и по-деловому.
Из всех его слов первыми запомнились – «как долго я вас искал», «вы – настоящая», «потрясающее создание». Как часто мы слышим то, о чем хотим услышать.
Он снимал свой новый минифильм про войну. Он сбился со счета всех просматриваемых актрис, никто не подходил на роль, и вот я – то что ему нужно! Эпизодная история освобожденной девушки из Бухенвальда.
Да! Худший комплимент для любой, но для меня это было счастье – я буду с ним на съемочной площадке 24 часа. Я готова была совершенно перестать питаться, а если бы ему было нужно, чтобы героиня умерла, я бы с легкостью умерла под объективом камеры, зная, что свое последнее дыхание я отдаю ему.
Пессиизм – моя тоска по прошлому. Несчетное количество раз я возвращаю из памяти те дни моей головокружительной любви, снова и снова проживая счастливые мгновения.
Я реально почти перестала есть, погруженная в ужасы историй концлагерей. Он насыщал меня подробностями, от которых меня реально тошнило. Он был жесток на площадке. И совершенно преображался после съемок. Ночами я тихо плакала, вспоминая его трепетную нежность к себе, как он суетился с куриным бульоном, которым отпаивал меня, он буквально носил меня на руках, восхищаясь моим мужеством и талантом, укладывал меня спать и сидел рядом, пока я не засну (пока я не сыграю спящую, потому что спать я не могла). Два, три часа сна волшебным образом восстанавливали мои силы. Я жила любовью, я питалась любовью, я рыдала любовью, потому что, как и прежде, оставалась для него только героиней его шедевра.
Съемочная группа неприкрыто шушукалась, уверенная в нашем романе, которого не было.
Последний день, последний кадр. «Снято!» Больше не прозвучит «Еще дубль»! Далее монтаж, просмотр и… моя пустота и одиночество. Съемки закончились.
Со мной случилась истерика, чего никогда не было в моей жизни. Я металась по кровати как в горячке, ударяясь о бортики, я зажимала себе рот вафельным полотенцем, чтобы заглушить крик отчаяния. Он вбежал в мой номер, до боли спеленал меня сильными руками, практически скрутив в узел, и горячо жадно зашептал в моё лицо.
– Девочка моя, родная моя, милая… самая нежная… Ты моё солнце, ты моя вселенная, ты моё счастье, ты моя страсть… как я люблю тебя… прости меня, маленькая моя, прости за мою черствость, эгоизм… прости, прости, прости…
Я замерла и будто растворилась в себе самой. Вместо раздирающей боли я почувствовала легкое невесомое головокружение. Я расслабленно закрыла глаза.
Ночь – самое загадочное явление природы, ночь – самый внимательный наблюдатель и союзник нашей с ним ночи.
Спустя много лет после упоительных часов любви с ним, я не помню первого совместного утра, я не помню и дальнейшие первые наши дни – просто счастливые кадры из жизни.
Тоска по прошлому…
Через месяц он уехал на съемки за границу снимать дипломную работу, где остался навсегда.
Я бросила институт, перевелась на библиотечный факультет в Подмосковье, а через десять лет вернулась в родной город, чтобы ухаживать за мамой.
Прошлое не покидает меня, оставаясь надеждой. Быть может, ему снова захочется снимать нестандартную натуру для фильма про войну…

2017