На зелёном лугу ребята играли в догоняшки. Лёнька убегал, изворачивался и ловчил как мог. Никто не мог засалить его. Тогда ребята обиделись и схитрили. Они иногда делали так. Пока Лёнька убегал от Федьки Гуся, тот незаметно «передал» Макару. Лёнька этого не видел и продолжал уворачиваться от Гуся. Гусь запыхался и далеко отстал. В это время сбоку подбежал Макар и хлопнул Лёньку по плечу:
- Вадишь!
- Так не честно! – возмутился Лёнька.
Но Макар отбежал в сторону и пожал плечами. Мол, чего тут не честного?
- Ну, тогда я вам!.. – пообещал Лёнька и побежал к пыхтящему Гусю.
- Шишки-шишки! Я на передышке! – и Гусь рухнул в траву.
- Надоело! Ребзя, айда купаться, - позвал Макар.
Ребята, казалось, только этого и ждали. Они как по команде понеслись к недалёкому озерку, «болоту», как они его называли. Лёнька на ходу расстёгивал рубаху. Сзади пыхтел Федька Гусь.
Ребята попрыгали в воду. Лишь Лёнька скакал по берегу на одной ноге. Он никак не мог снять сандали. Лёнька тянул ремешок из застёжки, но тот упорно не поддавался. Тогда Лёнька махнул рукой и прыгнул в «болото» прямо в сандалях: разбежался по мостку и прыгнул.
- Продолжаем играть! – скомандовал Макар. – Лёнька вадит!
- Я не играю, - заныл Федька Гусь. – У меня нога болит.
- Ладно, - согласился Лёнька и погнался за Макаром. Он нарочно выбрал Макара, чтобы отомстить ему. Бежать в воде по пояс было трудно, но и Макару приходилось не легче. Лёнька загнал его в камыши и шлёпнул мокрой ладошкой по спине. – Тебе водить!
Макар хитрый: он резко развернулся, чтобы «отдать» Лёньке, но Лёнька вместо того, чтобы бежать или нырнуть, оттолкнулся и невысоко взлетел.
- Так не честно! – возмутился Макар.
- А честно было Гусю «передавать» тебе, пока я не видел? – высказал ему Лёнька.
- Но так, действительно, не честно! – откуда-то из камышей раздался голос директора Зауральского НИИ Мамонтова.
- Почему это, Аркадий?
- А потому что ты в сандалях.
- Это конечно. А я про них и забыл.
- Вот видишь. И вообще, Леонид Никифорович, летать в наши годы, да ещё и в сандалях… - Мамонт покачал головой.
- Я не специально, - Лаптев посмотрел на свои волосатые морщинистые ноги, обутые в детские сандалии. Он опустился и сел на берег. – У меня ноготь врос.
- Ну, кого мы пытаемся обмануть, Леонид Никифорович? А, Леонид Никифорович?
- …Леонид Никифорович! – кто-то тряс его за плечо.
Лаптев поднял тяжёлую голову, с трудом открыл глаза.
- Людочка! – улыбнулся он.
- Так нельзя, Леонид Никифорович! Вы опять не ходили домой и уснули в лаборатории!
- Я просто хотел кое-что проверить, просчитать. А здесь вон – книги, справочники. Всё под рукой.
Вот и не заметил…
- Если уж на то пошло, то у вас и дома справочников не меньше. А что будет, если Мамонтов узнает?
- Откуда же он узнает?
- От меня!
- Ну, что ж – узнает… - Лаптев вскинул брови, - Романюк вон полгода в институте ночевал!
- Романюк, когда в институте ночевал, он не пил. И все на это сквозь пальцы смотрели: и Мамонт, и учёный совет со всей профессурой, и даже жена Романюка.
- Да-а, у него тогда ещё жена была, - задумчиво протянул Лаптев.
- А ещё у него в лаборатории целая спальня была оборудована: и диван, и холодильник, и даже бельё свежее. Жена ему тайком приносила. Кстати, вместе с горячим обедом.
- У нас здесь тоже холодильник есть.
- С вами невозможно разговаривать! – Людочка бросила сумочку на стол. – Что с вами делать?
- Предлагаешь, как Романюку уйти в запой?
- Предлагаю отдохнуть! Я вот пойду сейчас к Мамонту и напишу докладную.
- О чём же?
- Хотя бы о том, что вы три года в отпуск не ходите.
- Неужели три года?
- Думаете, я врать вам буду?
- Действительно. И что же делать?
- Отдыхать! Бросить работу на… хотя бы на пару дней. Завтра выходной. Соберитесь, съездите куда-нибудь.
- Куда? Даже не знаю… - Лаптев задумался. – К брату можно, в деревню.
- Ну, вот и прекрасно! Вот и поезжайте!
- Нет, к брату, пожалуй, не поеду. Не был, не был, а тут свалюсь как снег на голову. Предупредить надо бы.
- Конечно, предупредить надо, - согласилась Люда, - но я думаю, что он и так обрадуется.
- Обрадуется, но лучше в следующий раз.
- Значит, не едете?
Лаптев пожал плечами.
- Тогда я к Мамонтову, - Люда достала из стола листок бумаги и помахала им перед Лаптевым.
- Меня Чапаев на рыбалку звал.
- Чапаев?
- Ну, да. Сосед мой, Василий Иванович. Его все Чапаевым зовут. В честь тёзки, наверное.
- И что Чапаев?
- На рыбалку зовёт. Он вроде как обижался на меня. А тут встретились. Пойдём, говорит, Леонид, на рыбалку. Вдвоём веселей.
- Ну, вот и собирайтесь с Чапаевым.
- Да, наверное. Только там удочки разные надо, крючочки какие-то… Палатку, наверное…
- Короче, я звоню Андрюшке. Он в обед всё привезёт. У него и крючки есть, и удочки, и палатка даже. Лёгкая, удобная, как раз для двоих, - сказала Людочка и почему-то покраснела.
- Хорошо, хорошо, - Лаптев сдался.
В обед, действительно, приехал Андрей. Из объёмистой сумки он вытащил два свёртка:
- Это – палатка. Это – спальник. А это, - он поставил на стол серебристый чемоданчик, - набор рыбака.
Звонко щёлкнули застёжки:
- Удочки складные – три штуки. Катушка для спиннинга. Безинерционная, японская. Я вам её сейчас закреплю. Блёсны здесь. Это вот джига, на неё щука хорошо идёт. Прикормку положите в этот боксик. У меня здесь немного жмыха осталось. Наживку – в этот, - Андрей достал два контейнера. – Здесь, в коробочке – поплавки, грузила, крючки запасные. Удочки, в принципе, собраны, но если вдруг леска оборвётся или ещё что-то.
- Как бы во всём этом разобраться? – Лаптев растерянно глядел в чемоданчик.
- Разберётесь, - улыбнулся Андрей и захлопнул крышку. – А ещё на нём сидеть удобно. Так что стул можно не таскать.
- Андрюш! – Люда дёрнула его за рукав.
- Что?
- Может, ты отвезёшь? А то с таким-то грузом…
Андрюшка поёжился от перспективы раннего утреннего подъёма, но смело выпалил:
- Конечно, отвезу! Мы, правда, на дачу собирались, к родителям.
- Успеем, - Людочка была неумолима. – С утра отвезёшь Леонид Никифоровича. Пораньше, а мы потом. Успеем.
- Нет! – отрезал Лаптев. – Вы поезжайте на дачу, а мы с Чапаевым сами, пешочком. А то, что это за рыбалка? Снасти дали, палатку, спальник, ещё и на машине на озеро. Где же тут погружение в природу? Чапай всегда сам, пешком ходит. А он куда старше меня.
- Так он обоих вас отвезёт.
- Нет.
Невзошедшее ещё солнце отсвечивало розовым в верхние стёкла многоэтажек. Дед Чапай сидел на лавочке возле подъезда. Рядом стоял потрёпанный рюкзачок. Увидев Лаптева, он откинул рукав, нахмурился и постучал пальцем по циферблату наручных часов.
- Чего ты, Василь Иваныч? Всего-то на пять минут задержался.
- «Задержался», - передразнил Чапай. – Ишь ты, министр! И не на пять, а на семь.
- Ну, на семь. Велика разница?
- Это ты на озере рыбе будешь объяснять, - Чапай бодренько встал и протянул Лаптеву руку. – Ой!
- Что?
- А надухарился-то. Прямо как жених какой!
- Это я так… побрился.
- Рыбам твоя бритая физия до фонаря. А как на озеро придём, умоешься обязательно, с мылом и руки песком отшоркаешь. А то от твоего деколону не то что рыбы, лягушки последние разбегутся.
- Хорошо, хорошо, дядь Вась, не ругайся. Всё сделаю, как ты скажешь.
Тем временем дорожка вывела их за город и стала спускаться по пологому берегу.
- Чего это ты, Леонид, в рюкзак-то натрамбовал? Еды, небось, припасов?
- Еды взял, конечно, а ещё палатку и спальник.
- Ага, понял. Картина Репина: «Челюскинцы терпят крушение ледокола, ночевать будут на льдине». Примус, раскладушку и радиостанцию не прихватил? А то сгинем в тайге, как сигналы-то вертолёту подавать будем?
- Вот зря ты смеёшься, дядь Вась. На природе всё пригодится. А не пригодится – так ничего. Вроде физзарядки с нагрузкой.
- Значит, всё взял?
- Всё.
- А удочки-то, небось, и забыл?
- А вот и не угадал, дядь Вась, - Лаптев расправил плечи, - с удочками на этот раз всё в порядке. Ты просто ахнешь, когда покажу!
- Ну, попробуй удиви старика.
- Кругленькое! – объявил Чапай название озера.
Лаптев скинул рюкзак, отдышался и как факир в цирке принялся извлекать оттуда вещи:
- Палатка! Спальник! Еда! И, наконец, внимание! Сундучок рыболова!
Чапай скептически следил за манипуляциями Лаптева. Однако при виде чемоданчика его глаза загорелись:
- Хэх! Вот так дела!
- Говорил же, Чапай, ахнешь! – Лаптев открыл чемоданчик.
- Удивил, удивил, речи нет, - покачал головой Чапай. – Отличный чемоданчик, на нём сидеть хорошо.
- Эх, ты, Василь Иваныч! «Сиде-еть», - протянул Лаптев. – Смотри! Удочки складные – три штуки! Катушка! Эта самая… без этого…
- Безинерционная, - подсказал Чапаев.
- Ага, она самая. А это джига! – Лаптев довольный потряс резиновой джигой. – На неё щука хорошо идёт.
- Щука?.. – Чапай взял джигу, повертел её, посмотрел на свет. – Отродяся на Кругленьком таких крокодилов не видел.
Он вернул джигу Лаптеву.
- Завидуешь? – подмигнул Лаптев.
- Это, Леонид, вечер покажет.
Чапай разложил нехитрые свои снасти. Что-то подтянул, что-то подправил, где-то подвязал леску.
- Червей? – он протянул Лаптеву баночку с землёй. – Угощайся.
- Благодарствую, дядь Вась! Я вечером купил в киоске, - Лаптев достал из рюкзака два пакетика с перегноем. – Калифорнийские! Небольшие, как раз на крючок.
- Ишь ты! – удивился дед.
- Бери, Чапай!
- Ладно, я пока на своих половлю. Кончатся если, так, может, одолжусь.
- Как знаешь.
- Ну что, Леонид? Я на тот берег кустами обойду. Или, может, ты туда хочешь?
- Ладно, иди, Иваныч. Я пока здесь покидаю.
Чапаев ушёл.
Лаптев закинул блесну. Леска мягко зашуршала. Блесна чавкнула почти у противоположного берега. Лаптев покрутил катушку. Леска натянулась и быстро поползла назад. Подводя к берегу, Лаптев подсёк и вытянул пук водорослей. Он отцепил траву и закинул второй раз немного ближе.
Скоро кучка водорослей достигла щиколоток. Лаптев смотал спиннинг, достал джигу, потряс ею в воздухе и бросил назад в коробку. Он размотал удочку, поправил поплавок, затем насадил калифорнийского и аккуратно бросил грузило, стараясь попасть поплавком в проплешину между водорослями.
Через полчаса в глазах потемнело от водной ряби. Над ухом жужжал ленивый комар. Лаптев отмахнулся от него.
Зашуршала трава. Раздвинулись кусты, из них высунулась белобрысая голова. Голубые глаза оглядели Лаптева.
- Здрассьте.
- И вам не хворать, молодой человек.
Мальчишка вышел на берег. Из одежды на нём были лишь трусы в клеточку. К выступавшим рёбрам он прижимал камышовую удочку. «Цыганский загар» с разводами грязи покрывал его тело. Коленки в царапинах, простоватый прищур. «Обыкновенный мальчишка», - подумал Лаптев.
- Удочка у вас одна?
- Ещё две есть, а что?
- Нет, ничего. Ловите-то вы на одну?
- На одну. А вам-то что за дело?
Лаптев поймал себя на том, что обращается к двенадцатилетнему пацану на «вы».
- Можно, я вон туда закину? – пацан показал на воду метрах в пяти от поплавка Лаптева.
- Валяй, не куплено, - Лаптев вытянул удочку, сменил червяка. – А ты на что ловишь?
- На перловку.
Мальчишка достал из кармана трусов пакетик с варёной перловкой, деловито нанизал зёрнышко на крючок и забросил его в воду.
- А я с утра хотел тут половить. Да пока отцу помогал, пока с вещами разобрались, а тут и вы подошли. Заняли.
- Да ты лови. Чего уж там. Места хватит, - Лаптев отмахнулся от комара. – Так вы, стало быть, с отцом?
- Ага.
- Далеко отсюда?
- Нет. Тут, за кустами обойти, а потом немного правее и прямо. Там забока. Место хорошее.
- Так чего же ты сюда прискакал? Нет, я не гоню тебя. Просто интересно.
- Да-а, - мальчишка махнул рукой. – Батя пару щурогаек словил, окуней наблеснил. А у меня – так… чебаков с десяток, да сорожки пять штук. В общем, чепуха одна. Батя уху варить собрался, а я подумал здесь попробовать, если не прогоните.
- Понятно, - усмехнулся Лаптев. Он вытянул леску и снова сменил обкусанного червя. – Значит, отец за уху, а ты – ноги в руки и бежать, чтоб дрова не собирать?
- А чего их собирать? Там по кустам валежника и бурелома – жги, не пережгёшь.
- Ну, извини, коль такое дело.
- Я подумал, там щука карася гоняет, значит, ему самое то – в траву спрятаться.
- Логично.
- Вот я сюда и пошёл, - мальчишка шмыгнул носом. – Я же не знал, что вы здесь ловите. Дед Чапай с этой стороны проходил. Я думал, тут нет никого.
- Значит, ты деда Чапая знаешь?
- Знаю, Леонид Никифорович. Я тут, считай, всех рыбаков знаю.
- Ишь ты. А меня откуда знаешь? Я ведь не рыбак.
- Верно, не рыбак. Ни разу вас тут не видел, - пацан ловко подсёк карася. Тот, трепыхаясь, вылетел на берег.
- А где видел? – Лаптев с интересом оглядел загорелую мордашку.
- В институте. Помните, мы к вам в том году на экскурсию приходили? Вы нам ещё лабораторию свою показывали.
- Ну, вроде что-то… А-а, помню. Это из вашей школы мальчишка один в клетку хомяку палец сунул? А тот его тяпнул. Кровищи было.
- Точно. Это Борька. Он тогда ещё совсем маленький был. Сейчас в четвёртом классе учится.
- И что же? Экскурсия была увлекательной? Что думает молодое поколение о нашей скромной работе?
- Вы напрасно иронизируете, профессор, - на траве, возле юного рыбака трепыхались ещё два карася. – Вы, может, не знаете, но у нас в школе много лет действует кружок юных экологов. Мы изучаем достижения современной науки: физики, химии, биологии. Оцениваем промышленное влияние на атмосферу и биосистемы. Я, например, готовил доклад по вашим работам. Я изучил ваши статьи, те что были в реферативных журналах, в интернете, опять же, покопался…
- Покопались, говорите?.. – Лаптев вытянул удочку, смотал её и, открыв чемоданчик, принялся перебирать снасти.
- Отличный чемоданчик! – похвалил мальчишка, подсекая очередного карася. – На нём сидеть хорошо.
- Сидеть хорошо? Что вы понимаете! – Лаптев захлопнул крышку. – Хотя, в рыбалке вы разбираетесь, наверное, лучше, чем в моих статьях.
- Не обижайтесь, профессор, - мальчишка протянул Лаптеву пакетик. – Червя карась сегодня плохо берёт. Возьмите перловки.
- Спасибо, - Лаптев отсыпал немного каши. – Кстати, не знаю, как вас зовут, коллега. Как-то неудобно…
- Зовите меня, скажем, Сергей. Удочка у вас хорошая. Вы только поплавок чуть выше поднимите, и всё будет в порядке. А насчёт ваших статей, опять же – зря. Написаны они вполне доступно. Материал изложен последовательно. Если вникнуть в терминологию, то всё становится понятным и убедительным.
- Скажите, пожалуйста… - начал было Лаптев, но тут его поплавок скрылся под водой.
- Тяните!
Лаптев дёрнул удилище.
- Есть! Видел?! Есть!
Карасишка запрыгал по траве.
- Сильно подсекаете. Вы ему так весь рот разорвёте.
- Главное – есть! Ты видел? – Лаптев снял карасика с крючка, нанизал перловку и снова забросил. – Так, так. И что ты думаешь о моих открытиях?
- Те, что относятся к области иммунитета, достойны всяческой похвалы. Но реальный результат по ним вы получите лет этак через десять-двенадцать.
- Это почему это?
- Вы, Леонид Никифорович, натура творческая, поэтому сильно подвержены увлечениям.
- Я бы попросил, Сергей, в том, в чём вы мало разбираетесь, своего мнения не высказывать!
- А я сейчас поясню, - Сергей снова подсёк карася. – Вот занимаетесь вы, Леонид Никифорович, стабилизацией иммунитета, мышей изводите почём зря. И всё идёт у вас гладко, и результат вполне себе вырисовывается. Почему? Потому что у вас – талант! У вас – интуиция! У вас – сила мысли! Ещё бы годик-другой и, может быть не Нобелевская премия, но уж грантами бы вас завалили, это как пить дать. А вам посреди работы ни к селу, ни к городу – в голову мысль: «Как бы всё человечество осчастливить?» И вы всё бросаете и бьётесь над ней, и работаете, и рук не покладаете, и ночей не спите. А что в итоге? Пшик! А то и хуже: время упущено, средства истрачены, от руководства нагоняй. И за что? За то, чтобы людям сделать хорошо? А вы задумывались, дорогой Леонид Никифорович, чего, собственно говоря, этим людям нужно? Вы знаете это? А люди-то сами знают, чего им нужно? Что им счастье? Вот занимаетесь вы иммунной системой? Ну и прекрасно! Что же вы лезете в те области, открытия в которых делать не только преждевременно, но и опасно?
- Это в какие же такие области? – Лаптев потерял из вида поплавок.
Сергей совсем отбросил удочку:
- Бессмертие, например! Да! Бессмертие.
- Что же это?.. Как же?.. Бессмертие, вы сказали?
- Сказал, - мальчик в упор смотрел на профессора.
- Но я же, вы знаете, ни одной статьи… Я ничего не писал об этом. У меня даже сама идея не вполне… выкристаллизовывается… Как вы… Не знаю…
- Эх, профессор! А дедукция? А экстраполяция нам для чего? – Сергей покачал головой. – Не надо же вам объяснять, что если лучи идут из-за горизонта, то продолжая их за горизонт до точки сходимости, мы легко отыщем положение источника света. Имея кусочек окружности, мы без труда найдём её центр, а так же вычислим её радиус и площадь, и периметр.
- К чему вы ведёте?
- К тому, профессор, что исследуя направление ваших работ, мы пришли к выводу, что конечная цель ваших трудов – бессмертие.
- Кто это пришёл к такому выводу? Школьный экологический кружок?
Сергей пропустил вопрос мимо ушей:
- В старых сказках всё обычно заканчивается свадьбой. Вспомните «Конька-горбунка», «Сказку о царе Салтане», об Иване-царевиче и Сером волке. Да мало ли… Ребёнку этого достаточно. Свадьба и всё. Что там дальше? Сказочке конец? – Сергей прищурился. – Но вы-то, как взрослый человек способны представить, что у героев получится дальше? Так сказать, спрогнозировать ситуацию. Вот Иван-царевич возьмёт да и свалит из дома – на футбол с друзьями. А Василиса Прекрасная промотает своё приданое. А Гвидон проиграет остров в карты. Или тридцать три богатыря скинут его с трона и объявят республику. Бессмертие для вас – конец сказки, так сказать – хэппи энд. Только вот в чём вопрос: чем, по-вашему, будет заниматься бессмертный человек?
- Он будет самосовершенствоваться! – уверенно и даже несколько восторженно заявил Лаптев.
- Бросьте, профессор. Чтобы выучить иностранный язык, достаточно пяти лет. Второй и третий усваиваются года за два. На последующий десяток уходит по году и так далее. Если ни чем больше не заниматься, лет за пятьдесят более-менее сносно овладеете сотней языков. Этого достаточно, чтобы поддерживать общение в любой точке земного шара. Vous me comprenez? Три года на математику, столько же на химию, физику, биологию. Лет пять на всю медицину. За сотню лет освоите все научные знания: от египетских жрецов до наших дней. А дальше что? Ну, книги почитаете, станете знатоком религии, философии. Попутешествуете, конечно. На всё про всё ещё положим сотню лет. Это я ещё делаю аванс вашей исключительной, колоссальной работоспособности. Обычному, среднестатистическому индивиду учиться надоест за три, ну, пусть даже пять лет. Десяток-другой лет непрерывных путешествий иссушат его душу такой ностальгией по его, как ему кажется, родине, что он напоследок выкинет что-нибудь эдакое, да и того… В общем, ни к чему хорошему бессмертие, разработанное вами с таким трудом, не приведёт.
- Вы думаете, Сергей, что людям будет нечем заняться? Я с вами не соглашусь. Ведь тот человек, портрет которого вы только что нарисовали, столь образованный и эрудированный может принести огромную пользу обществу. Или вы с этим будете спорить?
- Спорить я, конечно, буду, но сперва давайте поставим условие задачи. Рассмотрим принадлежность бессмертия. Есть некая вещь, назовём её – секрет бессмертия. По-вашему его рецепт должен быть доступен всем? Или неким, так сказать, избранным? Поставим условие, что наше бессмертие – неограниченно, то есть находится в свободном доступе. Чем в таком случае будет заниматься ваш образованный индивидуум? Чем он будет помогать обществу? Чем он его удивит? Изобретением самобеглых колясок, паровозом? Даром он облагодетельствует окружающих или поимеет с них какую-нибудь выгоду? И так уж нужен будет бессмертному обывателю аэроплан или пароход? Ну, допустим, надо будет кому-то добраться в Европу с Урала. Так он доберётся, а потом вернётся назад. А потом сходит ещё разок. Куда ему торопиться? Успеет. Он же бессмертный. А электрическая свеча? Нужна она будет бессмертному? Ну, не сделал он что-то сегодня, у него есть завтрашний день. Куда торопиться? Зачем изобретать лампу? Можно просто дождаться рассвета и утром спокойно всё доделать. Нужно ли будет изобретать экскаватор, чтобы выкопать котлован? Если можно это сделать обыкновенной лопатой. И даже руками. Ведь нас никто не торопит.
- Вы это серьёзно? Я, конечно, в строительстве не разбираюсь, но тут даже я вижу, что с экскаватором дело пойдёт быстрее.
- Помилуйте, Леонид Никифорович, что для нас будет значить тогда – «быстрее», «медленней»? Само понятие «время» потеряет для человека всяческий смысл. Эта координата сотрётся со временем. Простите за тавтологию. Поймите, уважаемый Леонид Никифорович, только тот небольшой факт, что мы смертны и придаёт такую огромную ценность времени. Всю нашу жизнь мы его собираем, накапливаем, размениваем, измеряем. Мы учимся, изобретаем и придумываем этому новые способы. Ведь, что такое есть все наши самолёты, автомобили, электрички, метро? Это – накопители и замедлители времени. Есть механизмы поменьше, но и они служат нам, в сущности, для тех же целей – микроволновки, аэрогрили, телефоны, да и компьютеры тоже. Уберите их, выдерните эти булавки, скрепляющие ткань бытия, и весь наш стремительный и маневренный мир рассыплется в ту же секунду. Удивительное дело, нас с вами отбросит в средневековье не отсутствие мотоцикла или газовой плиты, а потеря того темпа жизни, который они помогают нам сохранить. Ведь только благодаря этим артефактам технической эры человек получил хотя бы иллюзорную, но такую ощутимую власть над временем. Человек с их помощью забылся настолько, что даже стал себя видеть уподобленным богу. Бессмертному богу, то есть всемогущему, над которым не властно время. Задумайтесь, ведь вся наша мобильность, деловитость, эрудированность – порождение смертности.
- Вас послушать, Сергей, так смерть – это благо какое-то.
- Конечно, Леонид Никифорович. А вы ещё не поняли?
- Я не согласен. Вы говорите: наука будет не нужна?
- Первое, что забудут бессмертные – это языки. Выучатся лопотать на каком-нибудь смешанном наречии типа эсперанто. Медицина само собой будет не нужна. Про технику я уже говорил.
- Это же всеобщая деградация получается?! Ладно, допустим… Я говорю – допустим! Наука отомрёт, а искусство? Искусство-то вам нечем крыть! Искусством занимаются творцы, фанатики до мозга костей – художники, музыканты, поэты! Творцы! Они-то не могут перевестись! Искусство вечно!
- Творцы, - Сергей, казалось, задумался. Он поднял удочку, насадил на крючок перловку и закинул поплавок в озеро. – Творец, он хочет быть равен создателю, богу. Кто сознательно, кто бессознательно. И лишь поэтому он и творит. Все эти его картины, стишки, песенки – не что иное, как попытка достичь бессмертия. Пусть не совсем, не для себя, то есть не для своего тела. Но хоть что-то оставить после себя на этой Земле. На века, как он думает. А что такое бессмертный творец? Это – масло масляное. Ну, не надо ему оставлять ничего после себя. Не будет никакого «после». Он же вечен. Оп! – Сергей подсёк карася. – А если следовать вашей логике, то не надо забывать, что кроме вечных творцов, художников и учёных появятся вечные нищие, убийцы и другие преступники, которые будут бессмертны. Вечные должники будут проводить своё бессмертие в такой горькой нужде, что позавидуют нашим бомжам. А вечные их кредиторы достигнут таких высот, что накинут удавку долга на весь земной шар.
- Логики в ваших словах нет, - Лаптев взял из пакетика крупинку перловки и тоже закинул удочку. – Значит, говорите, паровозы изобретать перестанут?
- Обязательно перестанут.
- А средства наживы продолжат?
- Некоторое время по инерции будут изобретать и паровозы. Но паровозов не изобретут столько, сколько придумают средств по отъёму денег.
- А, по-вашему, с приходом бессмертия деньги не отменят?
- Отменят. Только поздно будет.
- Что-то вы, Сергей, совсем безрадостные картины рисуете.
- Ой, то ли ещё будет! Картины говорите? А как вам такая картина: портрет бессмертного пьяницы? Или бессмертного сидельца тюрьмы? Пофантазируйте на досуге и раскрасьте их сами. Мне что-то не хочется.
Лаптев поёжился.
- Хорошо, Леонид Никифорович, закончим эту ветвь размышлений.
- А есть и другая?
- Конечно, - Сергей снял с крючка ещё одного золоточешуйчатого и бросил его в значительно увеличившуюся кучку.
- Да, Сергей, вы вначале говорили что-то о личном бессмертии?
- Говорил. Оп! Ещё карасик! И у вас. Подсекайте! Вот так. А с личным бессмертием, Леонид Никифорович, проблема немного другая. Каждый бессмертный в нашем современном обществе тратит огромное количество сил и средств, чтобы его бессмертие не было раскрыто. И скажу вам, с увеличением темпа жизни на Земле это становится делать всё трудней. Те самые накопители и замедлители времени, о которых мы говорили, становятся ловушками для бессмертных. Нам надо быть чертовски изобретательными, чтобы не попасть в разные базы данных, в объективы телекамер, в газетные хроники.
- Простите, Сергей, вы сказали – «нам»?
- Я оговорился.
- Нет. Я думаю – вы не оговорились, - Лаптев положил удочку на берег. – Оговорочка-то, как говорится, по Фрейду.
Тут сзади зашуршали кусты. На поляну вышел беловолосый крепкий мужчина, как две капли воды похожий на Сергея:
- Вот ты где, Серёжа! А я тебя обыскался! Здравствуйте, Леонид Никифорович. Что вам тут наплёл этот лоботряс?
- Знаете, много чего. Я даже не представляю, что теперь думать.
- А ничего тут особенного думать и не надо. Серёжа, иди на наше место, а то уха скоро остынет.
Сергей собрал удочку, протянул Лаптеву пакетик с оставшейся перловкой:
- Это вам. И рыбу тоже забирайте. Нам хватит.
Сергей ушёл.
- Ничего особенно страшного думать не надо, - повторил беловолосый мужчина. – Просто откажитесь от некоторых своих экспериментов. И хотя бы результаты не обнародуйте.
- Простите, этот мальчик, Серёжа… Вы его отец?
- На самом деле я его брат.
- Вот как? Вы тоже бессмертны?
- Я-то? – беловолосый вдруг рассмеялся. – Конечно, нет! Это вам Серёжа наговорил? Вот балаболка! – беловолосый перевёл дух и засмеялся с новой силой, - Бессмертный!
- Это надо же такое придумать! – Лаптев заразился чужим смехом и засмеялся сам. – А я-то, практически, поверил! Ну и Сергей! Вот фантазёр!
- Да уж, фантазёр. Живём каких-то пятьсот-шестьсот лет, а он считает это бессмертием. Ох, придумает же!
Лаптев не мог остановить смех:
- Шестьсот лет?! Смешно, ей-богу! Вы тоже шутник!
- Нет, Леонид Никифорович, сейчас я не шучу, - беловолосый прекратил смеяться. – А вообще, простите, я тут сказал немного лишнего. Выбрались на природу с Сергеем, немного отдохнуть.
- Да, отдыхать всё-таки надо, - согласился недоумевающий Лаптев. – А то вся жизнь пройдёт в хлопотах.
- Ещё в каких хлопотах. Иных хлопот врагу не пожелаешь.
- У вас что-то случилось?
- Наш отец серьёзно болен. Мы почти не отходим от него.
- А чем он болеет?
- Болезнь страшная, - беловолосый направился к кустам. – Он никак не может умереть.
Гость исчез. Лаптев задумчиво посмотрел ему вслед.
Кусты разошлись снова. На этот раз на поляну вышел Чапай. Он нёс в руках удочки и садочек с двумя десятками карасей.
- Ух, ты! – старик увидел горку шевелящихся ещё карасиков под ногами Лаптева. – Ведро наловил! Неужели на жигу?!
- На перловку…
Лаптев не глядя протянул пакетик Чапаю.
- Ишь ты! А я ещё думал, да не взял, - Чапай почесал затылок. – А давай-ка, Леонид, ушицы сконстролим!
Через час дымящаяся тройная уха дымилась в мисках.
Лаптев потянул носом, встряхнулся, взял кусочек хлеба.
- Чего-то ты задумался, слова не скажешь, – Чапаев похлопал Лаптева по плечу. – По работе что ль?
- Типа того, - Лаптев зачерпнул уху ложкой. – А вот что ты, дядь Вась, думаешь, к примеру, о бессмертии?
- А чего о нём попусту думать?
- Ну, а всё-таки?
- Помню, ещё мальцом был. Проснулся на печи. От окна на полу квадрат – глазам глядеть больно. На улице петух кричит. А по избе запах – маманя блины печёт. А к вечеру тятьку на войну забрали. Через год от него два ордена и похоронка… - Чапай подкинул ветку в костёр. - Не молодеешь ты, Леонид. Я вот тоже. Полпенсии на лекарства уходит. Вот такое у меня пока бессмертие.
На неделе Лаптев наведался в школу, из которой год назад приходила экскурсия. Он даже нашёл класс, в котором учился Серёжа.
Приятная классная дама сразу поняла, о ком идёт речь:
- Белобрысенький, говорите? Это – Серёжа Колесников. Очень способный мальчик! И в математике, и стихи пишет, а ещё шахматами увлекается. Только вы его не сможете увидеть. Они переехали на Дальний Восток. Отца перевели по работе.