"...Яко на небе, так и на земли"
Мария и поезд... Поезд и Мария. Это повторяется. Это, быть может, вообще главное? Она и это железное, бесчувственное сооружение, механически катящееся по рельсам, в вечном поцелуе-мечте. Через годы-времена скользящее в начало вечности...
Поезд как парадокс - символ разлуки и верный способ возвращения. Домой!
Вот и снова Мария в поезде. И он скорый-скорый, легкий и прозрачный. Похож на "Сапсан", о котором внук ей взахлёб рассказывал.
Вдруг "Сапсан" слегка приподнимается над поверхностью того, что мы зовем землей, и идет по дуге. Дно у него тоже прозрачное. И через него она видит сверху все свои поезда, и они помогают ей помнить самое главное...
......
Мария едет домой, на каникулы - к маме, к брату. Из учительского техникума.
Июнь в Сибири необычно тепел, солнце заливает нежно-зеленое оживающее пространство. И она заслужила эту поездку - сдала экзамены на отлично, хотя недосыпала и ела что приходилось, больше нажимая на хлеб. Ведь только четыре года назад кончилась война. Маленький чемоданчик с нехитрыми вещичками был собран в полчаса, и подарки своим куплены на остатки стипендии. Едет Мария со станции "Тулун" - захолустной, малолюдной. Но это неважно, через девять часов она будет дома! И окрыленное сердце девушки буквально поет от радости, когда около полудня закопченый паровозик трогается с узенького перрона, просвистев свою прощальную арию.
В общем вагоне всего несколько человек. Ближе к вечеру и те сошли, кроме одной древней бабульки с узлом, клевавшей носом у пыльного окна. Мария же так радуется начавшимся каникулам и встрече с родными, что не замечает пристально вперящихся в нее недобрых глаз. Они давно уже следят за ней из соседнего вагона - ресторана. За окном густо засинело, вспыхивают редкие огоньки. Мария мечтательно следит за ними - в такт движения состава у нее складываться поэтические строчки. Поэма о мученице-Зое. Космодемьянской...
Внезапно над ней нависает массивная фигура, тяжело сопящая, недвусмысленно осклабившаяся, смердящая луком и перегаром. Фигура в грязновато-белой куртке - то ли повара, то ли официанта.
- А ну иди сюда, цыпочка! Сладенького хотишь?
Мария сначала ничего не понимает. Не зря девчонки из общежития называют ее наивной дурочкой. Но когда вонючая плоть притискивается прямо к ней и хватает ее за плечи под тонкой кофточкой из крепжоржета - мама сшила - Мария ощущает невыносимое отвращение. Пока еще не страх, он будет чуть позже вместе с осознанием того, что на помощь ей прийти абсолютно некому. "Повар" обладает недюжинной силой: напрасно Мария пытается отпихнуть его. Она только разъярила служителя пищеблока, сбив с его потной лысой головы нелепый колпак. И он решительно волочёт хрупкую девушку в тамбур.
- Да чо ты ерепенишься, пива налью!
Заломив руки Марии, он всей тушей наваливается на ее грудь.
И тут в Марию вселяется дух протеста. Рванувшись со сверхестественной силой, на несколько секунд отпихнув озверевшего повара она отчаянно дергает за ручку двери. Та поддается, хоть и не сразу. В лицо ударяет вихрь холодного воздуха. Мария уже не раздумывает - она лучше разобъется, чем останется с этим мерзавцем. Нога нащупывает ступеньку с внешней стороны вагона, а кисти рук уже вцепились в поручень. Тяжелая дверь захлопывается.
"Повар" в ужасе маячит в тамбуре и что-то кричит, кажется, "вернись, чумовая".
До родной станции Марии остается около трех часов.
Какой ангел помог ей тогда, знает только он сам. Но она всё выдержит - и эту совсем не улиточную скорость, и этот сибирский холод. И этот леденящий страх. Ведь она едет домой...
.....
Чуть покачиваясь в "сапсане", Мария видит еще одну картинку.
Декабрь лютовал, как никогда. Марии казалось, что морозом скована была вся, абсолютно вся жизнь на земле. И что он не кончится никогда. Так же, как ее непонятная даже именитым врачам болезнь, эта ненавистная слабость и эти бесконечные сборы в долгую - через всю страну - дорогу. Впереди пять мучительных суток в тряском поезде. С двумя малышками - три и пять лет. Девочки, закутанные, как Чук и Гек в пледы поверх капюшонов, ныли и не слушались. Куда их отправляют из теплого дома с игрушками на ночь глядя?
Муж Марии помог втащить баулы в мрачноватую тесноту поезда "Харьков-Владивосток", наскоро чмокнул всех троих и вышел. Кто знает, на какое время расстались? Скорее всего, насовсем...
Мария без сил опустилась на полку, пытаясь сдерживать слезы при маленьких дочерях. Вон, они и без того напуганы как птенчики. И кажется, горшок забыли... Ещё не лучше!
Наконец разделись, расположились. Мария едва не теряла сознание. Она снова ехала домой, к маме. Только совсем без радости. По сути, ехала умирать...
Пожевав батона с маслом, девочки засопели во сне. А Марии не спалось, несмотря на полную немощь. Оцепенев, она слушала стук колес, кажущийся ей набатом, а обреченность её тридцатилетней жизни вылилась наконец обильными слезами. Сколько так плакала она в том страшном пути, неизвестно. Только вдруг она увидела сидящего в ногах ее старичка - белесого, невесомого и как будто знакомого. Странно! Откуда он взялся тут, в степи, ведь остановок еще не было вроде?
От старичка шла неизъяснимая доброта и даже мягкое свечение.
- Что с тобой, милая? - стал ласково расспрашивать он.
И Мария поведала ему всё: что болеет какой-то неизлечимой и неопределенной хворью, что ей всё хуже, и что едет она домой, в Сибирь, чтобы там оставить дочек своей матери. А муж не поехал - мол, терпеть я ее, эту каторжную сторону, не могу, и работа у него здесь... А у нее тоже была любимая работа - в библиотеке, и столько детей - юных книголюбов, читателей пришлось оставить из-за болезни...
Старичок всё внимательно слушал и кивал. Потом улыбнулся, дотронулся легкой рукой до бледного лба Марии и сказал:
- Не печалься, девонька, родина тебя вылечит. Багульник пей, в баню ходи, Богу молись. Всё наладится у тебя.
И исчез, будто всего лишь привиделся.
Мария поудивлялась, но недолго - крепко заснула и спала спокойно до утра, как и ее дочки. А поезд меж тем мчал и мчал их через широкую, как море, Волгу и синие, как утренние звезды, Уральские горы...
Через год Мария пойдет на поправку. Тело словно обновится - на вольном воздухе, в кедровнике молодом, под песни красноярского края, а еще - с незабвенной памятью о чуде, явившемся в том ночном пассажирском поезде. И муж будет слать и слать телеграммы: "Возвращайтесь поскорее, я без вас не могу"...
...........
Мария видит сразу всё: что и для чего пришлось пройти-проехать, что и зачем претерпеть, что принять, а что отринуть. И за что нетленное уцепиться, к чему прильнуть всей своей так и оставшейся наивной душой, уже ни капли не сомневаясь. И передать эту свою несгибаемую доверчивость большеглазым внукам.
Она теперь знает: времени нет. И все ее поезда мчатся одновременно...
Она теперь точно знает, кто встретился ей тогда на пути в Сибирь. Он и сейчас ей помогает, он же угодник...
Чудо-поезд мчит её по светящейся дороге, которую трудно описать им, своим выросшим уже девочкам. Они, кажется, плачут? Нет, не надо, мои хорошие.
Ведь она, Мария, снова едет на родину. Она возвращается Домой!