[Произведение содержит НЕНОРМАТИВНУЮ ЛЕКСИКУ. Чуть-чуть. Буквально самую капельку. Извините.]
Я отчего-то про свадьбу сейчас подумал.
Прикинул так – на скольки свадьбах мне довелось побывать.
Знаете, наверное, эти ощущения. Приходишь такой на свадьбу, опоздал немного, все уже за столом, и ты с женихом торопливо рукожмёшься и обнимаешься (он специально, чтобы тебя встретить, быстренько из-за стола выскочил, и его там уже обратно ждут), улыбаетесь другу другу радостно, и ты ему подарок вручаешь, а он тебе говорит – давай-давай, док, спасибо, что не забыл. Проходи, не теряйся. Мы сегодня тесненько-дружненько. Ты не всех знаешь, но все свои. Все очень хорошие люди. Думаю, тебе всё понравится. Проходи, брат.
И ты такой думаешь - конечно понравится. Праздник, застолье, ты к другу пришел…
И проходите к столу… к столам. И жених тебя на свободное место пристраивает – заботливо, но торопливо, и торопливо же бежит к своему месту, рядом с невестой.
И ты такой не садишься еще, стоишь на полусогнутых, киваешь-улыбаешься знакомым, улыбаешься соседям за столиком, знакомым и незнакомым… и всё с таким ещё видом, как будто ты после третьего звонка в зал влетел и теперь на своё место ровно посреди партера пробираешься. То есть слегка смущенно и даже немножко виновато.
И тут жених наконец добегает, и, уже со своего председательского места в твою сторону – мол, прошу любить и жаловать, мой добрый друг и товарищ - Володя Гусев!
И ты такой уже в полный рост стоишь, не на полусогнутых, но всё равно стараешься побыстрее отулыбаться-откланяться и сесть уже в этот свой чортов партер, в конце-то концов.
А жених поворачивается к невесте и такой – помнишь, Иришка, я тебе письма из командировки посылал, а ты потом не поверила, что это мои, а я потом признался, что их наш док писал. Мы ушли, а он в базе оставался, и ему всё равно делать было нечего. Так это он. Док, махни рукой Иришке! Мы тебя любим!
И ты такой наконец глазами с невестой встречаешься и тянешь, тянешь, тянешь руку вверх… и машешь им… и улыбаешься…
А рука почему-то вдруг такая большая стала, тяжелая, и как будто не твоя.
И окаменевшие щёки никак не хотят выпустить приличную случаю улыбку.
Но это надо сделать. Сейчас обязательно надо улыбаться.
И хотя бы коротенько махнуть этой тяжеленной ручищей.
Господи, как же ты раньше носил с собой такую тяжесть. Даже две.
Наверное, ты очень сильный.
А невеста Иришка такая смотрит на тебя, и ты видишь, что она о том же думает. О том, что она сильная, и тоже справится.
И вы смотрите друг на друга… долго, неприлично долго. То спрашивая друг друга о чём-то, то, захлёбываясь, отвечая. Перебивая друг друга, смеясь и плача, и помогая друг другу, и мешая друг другу, и поторапливая друг друга, и держась друг за друга. И понимая друг друга. И вообще всё понимая.
Она замечательная, эта невеста твоего друга. Она тебе очень нравится. И тебе очень нравится, что вы наконец-то встретились и так долго, так подробно обо всём поговорили, что вы обо всём друг другу рассказали и на всё друг другу пожаловались, и за всё друг друга так тепло и так понимающе пожалели, и поблагодарили, и ободрили, и сказали друг другу так много тёплых слов.
Но это праздник. Свадьба. Свадьба твоего друга и… твоего друга.
Ну да. И так бывает.
А так долго смотреть на чужую невесту на чужой свадьбе просто неприлично.
А ты уже так долго смотришь на невесту. Может быть, целую жизнь. Половинку твоей жизни и половинку её.
И вы прощаетесь, и крепко-крепко обнимаетесь, и расходитесь каждый в свою дорогу, решительно гася в себе пронзительную мгновенную боль. У вас осталось еще по половинке жизни, у каждого.
И эти три секунды заканчиваются.
Ни больше, ни меньше. Всё, что вам было отпущено.
И на душе становится очень спокойно и почему-то немного грустно.
Ну то есть понятно почему. Это ж не крайний раз, это последний. Дураков нет. И себя никто не обманывает. Они уйдут. А ты опять останешься в базе. Ждать и что-нибудь делать. Письма писать, например. Когда ждёшь, обязательно нужно что-нибудь делать. Иначе можно сойти с ума.
Хотя нет. Пожалуй, писем ты больше писать не будешь.
Зачем писать письма, которые никто не получит и не прочитает, правда? Или получит кто-то не тот.
Или тот, но не тогда.
Нет, ты не станешь.
А сейчас ты пьёшь водку на свадьбе друзей, ковыряешь вилкой какуюгадостьвашурыбу и слушаешь музыку. Это, конечно, не та музыка, о которой тебе тогда думалось, но…
И вдруг ты понимаешь, что стало тихо. И что все смотрят на тебя. А раздражающе фамильярный тамада лоснится непонятным самодовольством и перечисляет какие-то твои достоинства и заслуги перед новобрачными, о большинстве из которых ты и сам впервые слышишь, и говорит: «А сейчас он с большим чувством и удовольствием скажет молодым и всем нам несколько слов! Прошу вас, Владимир! Сейчас я подойду к вам с микрофоном… А всех гостей я попрошу наполнить свои бокалы!»
И ты сидишь такой, пока он идёт, и думаешь: «Сука. Сраный ты пидор. Как бы тебя незаметно убить и незаметно же вытащить отсюда твой поганый труп. И с большим чувством и удовольствием бросить его в самую грязную, в самую вонючую помойку, в самый дальний угол, где смрад погуще. И пусть его порвут шелудивые псы и растащат наглые липкие помоечные мухи. И микрофон твой грёбаный пусть там же валяется»…
Вы же меня понимаете? С кем не бывало, правда?