Каких кровей только не было у Елисея в роду! Отец – казак, мать – хохлушка, дед по материнской линии – белорус, по линии отца – грек. Одна бабка – цыганка, другая – татарка, а прабабка по матери – даже турчанка. Обличьем Елисей походил на натурального цыгана. Чернобровый, черноусый, с волнистым чубом смоляных волос, с карими с поволокой глазами, смуглолицый и горбоносый, он притягивал к себе девок округи косяками. Не одно девичье сердце дрогнуло при виде такого красавца, не одна подушка в селе мокла по ночам от горьких слёз. Первый гармонист, весёлый плясун с природной гордой осанкой, душа любой компании!
После армии Елисей приехал домой ещё более возмужавшим, статным и… с молоденькой девчушкой – женой. Расписались они в городе, свадьбу собирались играть в селе. Мать, счастливая за сына, и отец, гордый, немногословный, не скрывали своей радости-одобрения выбором невестки.
Тихая, неприметная девочка, тоненькая и гибкая, словно колосок, с большими серыми глазами, была с первого взгляда не пара сельскому любимцу. Настасья – первая красавица в округе, это поняла, как только взглянула на «убогую». Тощая, руки, ноги – палки, а тихая улыбка да милые ямочки лишь подливали масла в огонь негодования в душе Насти.
Два года Настасья писала Елисею письма, сообщала о житье-бытье, да в конце приписывала, что ждёт возвращения парня. А он только дважды прислал ей ответ, где отшучивался, что не одна дивчина ждёт его, вот и отец с матерью ожидают окончания срока его службы.
На свадьбу Настя пришла нарядная, в крепдешиновом платье, сшитом по последней моде: юбка – солнце-клёш, рукава – фонариком. Чинно преподнесла подарок – рушники, расшитые собственноручно замысловатой вязью. После поздравлений да приветственных тостов с горячительным возлиянием гости, как полагается, пустились в пляс, вытащили и молодых. Елисей плавно пошёл по кругу, раскинув руки. Девчушка, прижав кулачки к груди, восторженно смотрела, как её муж выделывает замысловатые коленца, а потом вдруг сорвалась с места и убежала в горницу.
И тут в круг вышла Настасья, гордо выпрямив стан, величаво подошла к Елисею и пропела:
- На кого, скажи милёнок,
Ты певунью променял?
Был казак, а стал – телёнок,
Даже чуб твой полинял!
И жарко задышала ему в ухо:
- Приходи ночью за овин…
Настасью быстро увели, а она всё хохотала, вымещая в злобном смехе свою ненависть «огородному пугалу».
Жизнь пошла своим чередом. Тихая девочка Таня вскоре забеременела. Мать ласкала невестку, как могла: уговаривала попить тёплого, после дойки, молочка, отбирала грабли, не давая делать тяжёлую работу. Таня молча улыбалась, покоряясь свекрови.
Несмотря на уговоры председателя, Елисей подался в город, устроился на завод, намереваясь со временем забрать и жену. Вскоре покинула деревню и Настасья, немало удивив своим отбытием сельчан. У Насти болела мать, отец умер два года назад, и отъезд девахи люди расценили как бегство. И только мать, тяжело вздыхая, приговаривала допекавшим её соседкам:
- Уж пусть едет, устраивает судьбу…
При этом отводила глаза и вытирала набегавшую слезу.
Елисей часто приезжал, привозил подарки, но жену забирать не торопился. Да и мать с отцом не тормошили сына, пусть невестка родит здесь, под присмотром, куда ж вести её в общежитие.
Роды начались в самое половодье. Река разлилась, затопив ближайшие луга на версту. Свёкор, разбуженный женой ночью и понявший со сна только то, что невестка рожает, быстро натянул сапоги, оделся и побежал к лодочнику. Уже в лодке он понял, что впотьмах одел один сапог, а второй валенок, в котором хлюпала студёная вода. С трудом перевезли через большую воду фельдшерицу, намокшую и перепуганную необычным путешествием.
Таня, обессиленная и бледная, не могла даже кричать, мать недоумевала, охая. Врачиха быстро поняла: ребёнок лежал неправильно, поперёк. По всем правилам роженицу надо везти в больницу, но нечего было даже мечтать об этом. Фельдшерица сделала возможное и невозможное, и через полчаса на свет появилась девочка к неописуемой радости новоиспечённой бабушки. Причитая, она ощупывала ручки, ножки орущей внучки.
Через пять минут врачиха заявила, что деток – двое и сейчас родится ещё один ребёнок. Дед с бабушкой притихли, изумлённые – не было в их роду двойняшек. Вскоре на свет появилась сестрёнка. Но как они отличались друг от друга! Первая – черноволосая, горластая, вторая родилась светленькой, тихо попискивающей. Пока родные омывали да пеленали внучек, мать теряла последние силы. Смерть как будто дала отсрочку, повинуясь жизни, продлению рода, но с первым писком второго ребёнка накинула на жертву своё чёрное покрывало. Таня умерла.
Вызванный из города Елисей был неутешен. Он бился головой о гроб жены, рыдал, не стыдясь слёз. На поминках молчал, затем, опустив глаза, рассказал, что Таня – сирота, коренная ленинградка, родные умерли в блокаду, а саму её вывезли в годовалом возрасте в крайней стадии истощения. Затем – больница, детский дом, работа санитаркой в госпитале, куда Елисей попал после неудачного марш-броска с подвёрнутой ногой. Тихая девушка поразила его душевной теплотой, детской чистотой и лучезарной улыбкой. И он смело предложил ей своё сердце…
На другой день Елисей уехал, не взглянув даже на дочек – причину его утраты.
А жизнь продолжалась. Прошёл год. Елисей давал знать о себе через сельчан, наведывающихся в город. Окончив курсы мастеров, пошёл в гору, руководил бригадой. Ему дали, учитывая наличие дочек, квартиру. Отыскались и следы Настасьи. Она работала на том же заводе, что и Елисей, и даже в одном цехе табельщицей, жила в общежитии. Часто после работы она дожидалась Елисея у проходной, но парень проходил мимо, видимо, не простив ей дерзости на свадьбе. И сердобольные женщины, видя её никчемные попытки привлечь внимание Елисея к себе, вздыхали, жалели Настю.
В деревне росли дочки, бабушка не чаяла в них души, дед строгал им свистульки да мастерил салазки. Деньгами Елисей помогал, но не более того.
Прошло ещё два года. Елисея вызвали к начальству завода и предложили работу в одной из стран соцлагеря по наладке станков, производимых на их предприятии. Работа ответственная, продолжительная и прилично оплачиваемая, но имелось одно условие – наличие жены. Елисей поблагодарил и отказался, представить на месте Тани другую женщину не мог. И в этот вечер, идя домой, он в который раз в последнее время ругал себя, что не взял жену в город, оставил её на попечении родителей. Будь она рядом, не случилось бы беды, не брёл бы он пустынными улицами в холодное жильё, не засиживался бы допоздна в цеху…
Елисей не заметил, что идёт по проезжей части дороги. Всё произошло мгновенно: надрывный визг тормозивших колёс полуночной машины, глухой удар отлетевшего тела об асфальт и рёв набирающего скорость мотора… Водитель скрылся в густой тьме, оставив Елисея умирать на пустой дороге. Под утро случайный прохожий наткнулся на лежащего в луже крови молодого мужчину, вызвал «скорую», но было поздно. Елисей умер, не приходя в сознание.
Страшная весть, как гром среди ясного неба, поразила деревню. Мать, убитая горем, слегла и два дня, пока оформлялись документы на захоронение Елисея на деревенском кладбище, не поднимала головы. Боль ушла в сердце, жгла душу, жизненные силы медленно покидали её бренное тело. Единственный кровиночка, её сынок – сельский красавец, её гордость, погиб так просто и нелепо. Отец держался на людях, принимая соболезнования от сельчан, но по ночам кусал губы и уходил в огород, где давал волю и выл, смахивая скупые слезы с запавших щёк.
Девочек забрала соседка. Несмышлёныши не чувствовали себя сиротками и на скорбные замечания соседей недоумённо поднимали глаза.
Хоронили Елисея от завода. Обитый кумачом гроб, увитый цветами, поставили перед ямой, рядом с могилой жены, и мать, упавшую на грудь сына и, наконец, обретшую дар слова, невозможно было поднять и оттащить от любимого чада… В толпе пришедшего проводить в последний путь народа, потупив очи, в чёрном полушалке, чуть поодаль стояла Настасья…
Через две недели скоропостижно скончался от удара отец Петро, а ещё через три месяца и мать Степанида тихо во сне покинула мир…
Среди зимы, через месяц после последних похорон, когда остро встал вопрос о судьбе девочек, и районные власти опеки уже оформляли тех в детский дом, откуда ни возьмись, вдруг объявилась родня двойняшек. Это была женщина лет пятидесяти, двоюродная сестра Петра, чёрная, как смоль, с жгучими смоляными волосами, в которых блистали серебряные нити, и с пронзительными глазами. Непринуждённо и легко доказав своё родство с девочками, она также быстро оформила над ними опекунство, собрала их небогатые одёжки, да и покинула село с двойняшками.
Одурманенные начальники, пришедшие в себя, кинулись искать их в объявленном женщиной городе, но там её никто не знал. Дополнительные поиски результатов не дали. Только соседка видела, как прощались они за околицей с Настасьей, и как деваха на прощанье отдала какой-то узелок женщине. Кинулись искать Настю, но и той след простыл, ни на работе в городе, ни в селе та больше не объявилась.
Прошло время. Потихоньку забылась та странная история гибели за короткий срок крепкой крестьянской семьи. Но нет-нет, да и вспыхнет иногда за разговором сельчан загадка их смерти, да и вновь стихнет, не найдя ответов. И только заколоченный дом Сиверцевых долго не давал покою детворе деревни, да взрослые обходили его седьмой тропой.
Зимы сменялись вёснами, жаркое лето, иссушив землю, приводило за собой мокрую осень, и снова снежинки заботливо укрывали поля и деревья, и снова таяли сугробы, вливаясь в звенящие ручейки. Промчались годы, ушли, сменившись новыми поколениями люди, забылась старая история, развеялись слухи-легенды, связанные с трагедией…
Отзвенели семидесятые, прошелестели восьмидесятые с чередой убытия старых правителей в мир покоя и тишины, наступали злые девяностые. Страна неумолимо катилась по пути хаоса и неразберихи, указанном новым непопулярным вождём – новоиспечённым президентом когда-то мощной державы. Поменялись ценности жизни, и теперь во главу ставились люди алчные, беспринципные, молящиеся на «золотого тельца», уверовавшие в силу власти денег. Скупались за бесценок и продавались за баснословные суммы народные предприятия, исчезали колхозы, внезапно превращаясь в акционерные общества, появлялись обособленные фермерские хозяйства и единоличные угодья. Испарялись русские деревни, уходил старинный уклад жизни по зову справедливости, порядочности, чести. Наступал жестокий, безжалостный век, несущий простому люду бесконечные унижения, беспросветную нужду и давно позабытую безработицу.
Пролетело, промелькнуло, прошуршало тридцать лет. Три десятка – незаметный срок для страны, но почти треть жизни человека на земле. Люди постепенно уходили с плана бытия в другой, неведомый мир, деревня вымирала. Молодёжь убегала из обнищавших, громко звучащих обществ акционеров с расчётом как-то пристроиться в городе, но и там остановившиеся заводы не могли дать надежды на выживание голодному люду.
Старый дом в деревне с давно заколоченными ставнями ветшал и старел. Он покосился, скособочился, забытый, одинокий, не нужный людям и времени. Ветер посвистывал в его трубе, дожди омывали кое-где прохудившуюся крышу, да скрипели на морозе потемневшие ворота. Давно улеглись страсти по вымершей семье, по неизвестно куда увезённым детям. Время, свернувшееся клубочком, незаметно прикатилось в год девяносто третий, да и остановилось у порога заброшенного жилища, словно начиная новый отсчёт непонятому, продолжая череду давних трагических событий, разворачивая жизнь в известном ему направлении…
Женщина шла молча, неуверенной поступью. Её гордая осанка, изящные манеры не вязались с простодушным лицом, окаймлённым белокурыми локонами, с детскими ямочками на бледных щеках, проступавших при тихой улыбке, мимолётно пробегавшей по уголкам пухлых губ. Она продвигалась наугад, словно вымеряя дорогу внутренним чутьём заблудившейся собаки. Иногда она останавливалась и, вытянув руки вперёд, словно дотрагивалась до чего-то невидимого, и снова продолжала выбранный путь. Ноги подчинялись её воле, слепо ступая по незнакомой дороге. В руке она держала узелок; и платье, и обувь обносились и запылились. За ней, соблюдая приличное расстояние, неотступно и важно шествовал белый огромный кот с пушистым воротником-жабо и единственным серым пятнышком на конце длинного хвоста.
Солнце собиралось уйти на ночлег, приближаясь к горизонту, лаская последними лучами измученную неумелыми нововведениями русскую землю, отдавая позднее летнее тепло людям. Женщина подошла к деревне и остановилась, вновь ощупывая пространство необычным образом. Наконец, она улыбнулась, и две милые ямочки заиграли на её щеках, губы прошептали слова, и торжество победы разлилось по её странному лицу. Кот степенно замедлил шаг и разлёгся невдалеке на травке, вальяжно и независимо поглядывая на заходящее солнце.
Пробегавшая мимо стая собак залаяла на путников, пытаясь то ли напугать, то ли отогнать чужаков от облюбованных мест, но женщина даже не пошевелилась. Этот вызов обескуражил и разозлил вожака, и тот накинулся с воинственным рыком на расслабившегося кота. Но пёс даже не успел приблизиться к жертве. Женщина подняла сначала одну руку ладонью вперёд и следом – вторую с зажатым узелком, и собака, издав утробный вой, упала на дорогу и забилась в агонии, мешая пыль с пеной из пасти. Кот нехотя посмотрел на издохшего предводителя, облизнулся розовым язычком и кротко, одобрительно мяукнул. Стая, поджав хвосты, улепётывала в разных направлениях, давая проход к деревне, к цели, намеченной белокурой женщиной. Последний луч заходящего солнца блеснул, отразившись зелёной искрой в прищуренных глазах кота, вспыхнул ярким изумрудом в широко распахнутых очах загадочной путницы…
С недавней поры стали происходить в деревне чудеса и непонятные вещи. Заброшенный дом с конца лета, словно пробудился от долгой спячки, зажил своей, никому неведомой жизнью. Во дворе, некогда заросшем сорной травой, откуда ни возьмись, появились благородные цветы, запестрели свежими красками, заиграли переливами уходящего лета. Цветы привлекали внимание немногочисленных соседей, вызывали удивление понаехавших дачников. «Чудо» великолепно благоухало, земля под ним всегда заботливо увлажнена неведомой рукой. Но хозяйки рядом не наблюдалось. И только во дворе, возле цветов, ластился неизвестно почему появившийся пушистый, огромный котяра-беляк.
Пышные кусты пробовали выкапывать и сажать во дворах, но на других местах они погибали, несмотря на тщетные усилия садоводов. На месте же выкопанных пробивались новые ростки, казалось, с корнем удалённых растений. Из глубины десятилетий внезапно вспомнилась старыми жителями деревни давнишняя история, почти легенда, об исчезнувшей с лица земли семье. История стала обрастать слухами да присказками, её примеряли к чудесам, происходившими во дворе дома, к появлению странного кота, и в окончательном варианте она стала походить на сценарий для страшилки. Старухи крестились, проходя мимо старинного дома, скрипевшего брёвнами, словно старыми суставами. И только вездесущие ребятишки – любопытный народец, подогреваемые жуткой страшилкой, пытались понять причину столь необычных явлений.
Первого сентября, после урока знаний в местной запущенной школе Витька и Лёнька – ровесники «перестройки», восьмилетние сорванцы, возвращались домой. Они загулялись допоздна и дома их, вероятно, заждались. Мальчишки торопились. Путь их проходил мимо злополучного жилища, и в наступающей темноте им вдруг показалось, что из дома льётся, пробиваясь сквозь щели в ставнях, мягкий, рассеивающийся свет. В памяти ребят всплыли рассказы их бабушек о веренице страшных смертей в доме, они остановились и прислушались. Ни звука! И только переливающийся свет удивил и озадачил мальчишек. Они пригнулись, незаметно подошли к цветам, буйно разросшимся возле крыльца и закрывающим вход в дом.
Неожиданно из-за кустов важной походкой вышел огромный котище, открыл пасть и, сладко зевнув, развалился на нижней ступеньке крыльца.
- Зачем пришли? – спрашивал его независимый вид.
- Брысь! Брысь! – в один голос громко зашептали ребята.
- Ш – ш – што? – неожиданно грозно прошипел пушистый охранник, оскалив белые клыки.
Мальчишки онемели от испуга (не было такого на их памяти, чтобы коты разговаривали!) и уставились друг на друга. Разглядев растерянную озадаченность в глазах своего визави, они вновь посмотрели на крыльцо, но кота там уже не оказалось. Вместо него на ступеньке чётко белела неизвестно как появившаяся тряпка. Любопытство взяло верх над страхом, и мальчики осторожно приблизились к находке, оторопело уставились в её очертания.
- Что это? Чьё это? – тихо спросил Витёк.
- М – моё!!! – раздалось сзади ребят.
Озорники взвизгнули, разом обернувшись. Кот сидел среди цветов и лениво буравил зелёными глазами непосед. От быстроты смены происходящих событий у них подкосились ноги, они расслабленно присели на крыльцо дома, тяжело дыша.
- Он что-то стережёт! – шёпотом поделился догадкой с другом Лёнька.
- Нас в дом не пускает. А там – свет!
И тут внезапная мысль проскочила в бедовых головах парнишек.
- Золото! – хором выдохнули ребята. Кот снова открыл пасть, нагло зевнув.
- Тиш – ше!!! – послышалось незадачливым кладоискателям.
Мальчишки плотнее прижались к перилам крыльца, замирая от ужаса.
Внезапно входная дверь, скрипнув, приоткрылась, будто приглашая гостей вовнутрь. Душа ушла в пятки у смельчаков. В темноте глаза кота горели зелёным отливом, густая пелена неизвестности окутала и опутала их сознание.
- М – мяуарш – ш! – отдал команду белый охранник, первым легко вспорхнул на крыльцо и тут же скрылся в таинственной глубине дома.
Из приоткрытой двери волнами лился необычный сиреневатый свет, то усиливаясь, то становясь слабее и светлее. И снова любопытство победило страх, и напуганные мальчишки, крадучись, осторожно подползли на коленках к двери, да и заглянули вовнутрь.
Из глубины сумрачной комнаты, из дальнего красного угла брезжил, расходясь лучами, непонятный свет. С расширенными от ужаса глазами ребята всмотрелись в темноту и увидели женщину, протягивающую к ним руки. На её шее и плечах смиренно расположился наподобие горжетки знакомый котище, свесив лапы по бокам. Женщина сделала шаг в их сторону, и свет заколыхался, перемещаясь вслед за незнакомкой. Она поманила друзей, притягивая к себе манящим, как у кота, зовущим взглядом зелёных глаз.
- М – мир? – степенно спросил кот, жмуря изумрудные глаза-омуты.
Неожиданно перед крыльцом оглушительным громом каркнула ворона, и ребята пришли в себя. Спотыкаясь и падая, они пулей слетели с крыльца и понеслись что есть силы к воротам, пробираясь сквозь заросли цветов. Но кусты плотно хватали «гостей» за штанины, не давая покинуть арену происходивших таинственных событий. Отбежав с трудом от крыльца на несколько шагов, ребята упали, затаившись в густоте дурманящих ароматов. И вовремя!
По двору лёгкой поступью богини плыла ещё одна незнакомка. Разве что принцесса голубых кровей могла так свободно и непринуждённо парить или летать над землёй. Одетая в чёрный балахон с широкими рукавами, она плавным движением опустилась на крыльцо и кротко поклонилась дому. В приоткрытую дверь лился нескончаемым потоком свет «белой» дамы, и мальчишки, вжавшись животами в землю, успели рассмотреть «чёрную» незнакомку. Орлиный взгляд огромных чёрных глаз, распущенные волнистые чёрные волосы, смуглая кожа и величественные движения покорили мальчишек. Оторопь прошла, и друзья, затаившись в кустах, решили досмотреть финал развернувшихся событий.
Около крыльца опять каркнула ворона, опустилась на плечо «чёрной» дамы и смиренно заглянула под крыло. Распушив недолжным образом уложенные пёрышки, она успокоилась и принялась осматривать окрестности. Появившийся на пороге кот с взъерошенной шерстью на загривке спутал её планы, стёр её надежды на благополучный исход предстоящей «разборки». Она слетела с плеча своей повелительницы на сук ближайшего дерева и приготовилась к битве.
- Опять ты? – недовольно проговорила бархатным голосом Чёрная, обращаясь к грозному коту.
- М – мы!!! – важно зевнул кот.
- Я же приказала покинуть её! Ты ослушался меня? – продолжала смуглая незнакомка.
Кот разлёгся, загораживая проход в дом, словно показывая величественным видом неразумной даме:
- Да кто ты такая, чтобы приказывать мне – свободному жителю земли! Я сам выбираю, кому служить, кого сторожить!
- Она похитила мою реликвию, мой оберег, мою судьбу, переданную мне матушкой. Символ власти должен быть у меня! Тайные силы природы должны подчиняться мне!!!
- М – мне! – облизнулся усатый пушистик, помахивая хвостом, дразня закипающую даму.
- Сгинь, поганый зверь! – перешла на шёпот Чёрная, протягивая руки указательными пальцами вперёд. Молнии, сорвавшиеся с пальцев женщины, опалили пустое место – кот исчез.
- Пустое отродье! – проворчала воительница.
- Берегись! Тебе не жить!!! – прокричала она в пространство.
- Жить!!! – донеслось эхом из глубины дома, и на пороге появилась белокурая дама.
- Ему – жить! – тихо повторила Беленькая, - Даже в образе кота – долго и счастливо! Я так хочу!
- Кара! Разберись с отступником! – провозгласила Чёрная, указывая, не глядя себе за спину.
Ворона, давно ждавшая приказа, сорвалась с ветки в пике и с громким карканьем накинулась на приготовившегося к битве лохматого кота. Пух и перья полетели в разные стороны, две противоборствующие стороны дрались молча и сосредоточенно. Мальчишки в кустах замерли от напряжения, поражённые услышанными словами, увиденными сценами. Чёрная равнодушно посмотрела в сторону дерущихся и миролюбиво проговорила Беленькой:
- Всё сияешь? Пробуешь спасти человечество? Брось, сестрица! Оно само себя давно погубило. Мы только довершаем начатое людьми, приводя мизансцену к логическому завершению. Всмотрись реальнее в жизнь, не строй иллюзий относительно добра в людях. Даже воздух здесь пропитан злобой, завистью и равнодушием. Всё записано в Книге Смертей, и ты сама знаешь, что ждёт эту землю. Лучше – отдай мне оберег!
- Нет! В Книге Смертей нет записи о ранней смерти нашей матери, там не прописан трагический конец нашей семьи, я сама видела. Там внесены правки, изменившие наши судьбы, и это сделано рукой нашей матушки.
Чёрная придвинулась ближе, поражённая услышанным:
- Но как ты могла это видеть? Там нет правок. Правда, есть одна страница, которая никогда не открывалась…
- Эту страницу помог открыть мне Грозо – наш учитель. Когда об этом узнала матушка, она обратила его в кота, ненароком в сердцах одарив магической силой, которую уже никому не отнять. Она не пережила такого удара и удалилась в мир иной. Ты была в ту пору далеко, помнишь? А когда прилетела обратно, то не захотела слушать меня, продолжая творить начатое зло матушкой. Ты выгнала кота, и я решила исправить задуманное тобой. Твой оберег – это маленький камушек, обладающий великой силой зла. Его, заговорённый на смерть нашей матушкой, подбросила нашей семье одна завистница, которая и сама сгинула затем. Камень, сделав своё дело, стал в сотни раз сильнее и могущественнее, он стал властелином не только судьбы одной семьи, он стал впитывать всё зло, что есть на земле. Результат не заставил себя ждать. Ты видишь, что творится в стране? Помоги мне разрушить этого демона!
В это время слегка помятый кот принёс в зубах растрёпанную ворону и положил к ногам хозяйки. Израненная птица приподняла закрытое веко и приготовилась услышать приговор.
- Молодец, кот! – тихо прошептал Витька.
Женщины враз оглянулись на говорящего.
- Не бойся, свидетелей нет, - громко успокоила Беленькая.
- Их и не будет, - тихо добавила Чёрная, обводя пространство руками.
Мальчишки ещё видели, как несчастная ворона превратилась в кучку пепла, как женщины зашли в дом… А затем провалились в чёрную яму…
Ни Витька, ни Лёнька не видели, как женщины улыбнулись, затворив дверь, как в лучах сияния белой дамы подошли к столу, как Беленькая достала спрятанный в узелке маленький камень и волшебная троица склонилась над ним. Женщины знали, что камень теряет силу лишь в том месте, где набрал её, где наделал столько бед и горя. Они прочитали положенные заговоры, слитые с урчанием кота, и взглянули друг на друга.
- Что здесь хотели увидеть мальчишки? – спросила Чёрная.
- Золото! – усмехнулась Беленькая.
- Чудаки! – разом снисходительно покачали головами женщины.
- М – малыш – ши! – грустно добавил кот и, вырвав помятый ус, протянул его Беленькой.
- Пусть будет по-ихнему, - решили сёстры, проводя кошачьим усом над обезвреженным камнем…
Петушиный крик раздался над селом. На горизонте брезжил рассвет нового дня, лучи солнца несмело пробивались над землёй.
- Полетели! – прошептали женщины. Они схватились за руки, взлетев над порогом, помахав на прощание спящим в кустах сладким сном ребятам…
Утром друзей обнаружили перепуганные родители во дворе заброшенного дома. Они лежали, обнявшись, словно родные братья, и улыбались во сне. К удивлению взрослых дверь в дом оказалась приоткрытой, она скрипела несмазанными петлями, повинуясь порывам свежего ветра. На крыльце разлёгся под лучами солнца огромный кот, вылизывая белоснежную шёрстку. При виде людей он вальяжно зашёл в дом, словно призывая последовать за ним.
На запылённом старом столе красовалась горстка золотых камешек-малюток, блестевших на солнце. Две семьи родителей и старая бабка Вити – ровесница умершей хозяйки дома, оторопело смотрели на открытый клад, боясь поверить в его реальность.
- Золото! – раздалось сзади. Проснувшиеся ребята ошарашено уставились на горстку, протискиваясь к столу.
- Мы знали, что здесь – золото! – без конца повторяли мальчишки.
- Это всё – те женщины, они оставили, - наперебой рассказывали друзья.
- Свет был и драка, а кот ворону победил. А они про Книгу Смертей говорили…
Возбуждение ребят перешло в азарт, они, не слушая друг друга, рассказывали взахлёб о ночных событиях, о погибшей вороне Кара, о добром заступнике добра – коте Грозо, о двух сёстрах – белой и чёрной. И тут до старухи дошло про кого тараторит без умолку внук. Она вспомнила пропавших детей-двойняшек – беленькую и чёрненькую, про странную «родню» девочек – околдовавшую всю деревню пожилую женщину, побледнела и, потеряв силу в ногах, спешно присела на покосившуюся лавку. Сходилось до странности всё: и возраст женщин, и описание их портретов, и упоминание мнимой «матушки», и камень зла, обозначенный сёстрами. Старуха давно заподозрила неладное относительно череды странных смертей в доме, и теперь они так неожиданно подтверждались. Она пошатнулась, поняв кем стали девочки, и закричала:
- Не трогайте!
Но трогать уже было нечего. Горстка золота исчезала на глазах завороженных людей. Последняя крупинка сорвалась со стола и покатилась по полу, теряясь в щелях старого, пыльного пола. Мальчишки зачарованно проводили её взглядом, и в углу, под столом увидели две старые куклы – белокурую и черноволосую. Это было последнее напоминание людям о тех, кто когда-то родился в доме – о двух маленьких милых девочках… А они находились далеко и наблюдали эту картину, делясь впечатлениями:
- Ты – права! Не все люди бросаются на золото, не для всех богатство – это Бог, и смысл жизни! – медленно проговорила Чёрная. Беленькая только улыбнулась тихой улыбкой своей матери, и милые ямочки вновь проступили на её чуть порозовевших щеках…
Прошло ещё пятнадцать лет. Умерли да поразъехались последние свидетели той странной истории, приказала долго жить и деревенька. Старый дом, покрытый мхом, позеленевший, ещё держится на плаву жизни. Но случайно оказавшиеся в этих местах путники рассказывают, что иногда бывают в доме видения, льётся из щелей закрытых, покорёженных ставень странный свет и слышится негромкая музыка. Изредка появляется в этих местах и котище в белом опушении, ластится к махровым цветам, буйно растущим вокруг дома, играет с кем-то невидимым… Да на старом кладбище на могилках умершей семьи каждый год распускаются и радуют глаз по две розы – белая и тёмная, почти чёрная…