Сказки фея Ерофея 37

Дориан Грей
37. Гидры, пастухи и паства

Выбираться из создавшейся ситуации Антон решил самым эффективным, на его взгляд, способом: достать деньги быстро, сразу. Можно было обратиться к друзьям, собрать по мелочи. Юрка – так тот бы, наверное, и всю сумму мог одолжить. Дела у него шли в гору, но Антон и думать, и вспоминать не мог про жуткое «Мне нужен твой софт!». Да и брать деньги у друзей казалось делом унизительным. Антон помнил народную мудрость, которая, правда, касалась дающих, а не берущих. Дай другу в долг, а когда придет время, попроси долг вернуть. И все, теперь ты самый гадкий человек на свете.
Так что у друзей Антон решил не занимать. Обращаться в ломбарды и микрофинансовые организации тоже хватило «мудрости». Понимал, что это может закончиться плачевно – визитами коллекторов и потерей всего. Поэтому решил Антон обратиться в серьезный банк с именем и историей.
И, конечно же, это было решение собственное, а потому ни с кем советоваться нужды не было. Не было нужды даже в том, чтобы поставить кого-либо в известность. Принесет Маше нужную сумму, свозит ее в отпуск, а потом заработает. Как? Да хоть на редких чаевых. Бросит курить, пить, начнет откладывать. В конце концов, пять тысяч, пусть и в твердой валюте, сумма не такая уж запредельная. Выкрутится.
Приветливый молодой человек из кредитного отдела принял документы с радушной улыбкой, буквально в считанные минуты отправил запрос начальству и попросил немного подождать.
- «ПАН-Банк» - это в честь античного бога лесов Пана? – спросил Антон, просто коротая время. – Того, который наводил беспричинный ужас игрой на своей флейте?
- Нет, - коротко ответил молодой операционист, и дежурная улыбка сползла с его дежурных уст.
Антон понял, что шутка не прошла, и потому решил исправить положение. Он же в серьезном официальном учреждении и зависит в некотором роде от этого молодого человека.
- Нет-нет, я понимаю. «ПАН» - это от греческого «весь», то есть всеохватывающий банк. Как бы мировой.
- Можно и так, - уже более милостиво согласился молодой человек с золотым бейджиком «Аркадий» на кармане форменной рубашки. – И даже без «как бы». Мы действительно мировой банк.
Потом Аркадий долго перебирал бумаги, делал какие-то правки, консультировал по телефону новых и старых клиентов. Антон терпеливо и молча ждал.
- «ПАН» - это аббревиатура, - вдруг обратился Аркадий к терпеливо ожидающему Антону, видимо, чтобы возблагодарить его за терпение. – «Партнерский акционерный национальный».
- Я так и подумал, - благодарно кивнул Антон. Ему хотелось ответить взаимной вежливостью, сделать что-то доброе для этого человека, который сейчас решает судьбу его кредита. – А знаете, что означает Ваше имя? – максимально вежливо спросил Антон.
- Нет, - заинтересованно, не по-дежурному улыбнулся операционист. – Родители так назвали. А что, имя что-то означает?
- Каждое имя что-то означает, - важно сказал Антон. – Вот Вы, например, пастух.
В этот же момент улыбка бесследно исчезла с лица Аркадия. Антон попытался исправить положение:
- Не просто пастух. Вы – житель Аркадии, райского места, где все пасли коз и овец, играли на флейтах и свирелях…
Но было уже поздно. Пастух снял телефонную трубку и совершенно невежливо, указательным пальцем подманил посетителя.
- Ваш кредит одобрен. Подпишите здесь и здесь. Вот это Ваш вариант кредитного договора. Вот ордер, с ним в кассу. – И все, Антон для Аркадия перестал существовать.
Антон отправился в кассу. Очереди, к счастью, не было. Здесь он заискивающе просунул вожделенную бумажку в окошечко. Кассир изучила бумагу, глянула, будто бы таможенник на сверке, в глаза просителю, хотя никакой фотографии на ордере не было. Зашумел счетный аппарат, листая купюры. Через минуту Антону были вручены несколько увесистых пачек. На пачки Антон посмотрел озадачено.
- Я просил в твердой валюте, - обратился он к кассиру, все еще надеясь на досадную, но исправимую ошибку.
- Выдаем эквивалент только в национальной валюте, - сказала кассир без злости, ровно, как автомат. – Прочитайте договор. Обменник в окне справа. Если нужно, конвертируйте.
Антон обреченно отправился в окно справа. Там очередь была – человек пять. Пока очередь тянулась, Антон понял, что внутрибанковский курс просто грабительски низок. А вот курс продажи просто грабительски высок. Если он сейчас свою национальную конвертирует в твердую, то потеряет несколько сотен. Такую глупость он решил не совершать. Подумал: «Принесу-ка домой так», запихал пачки в планшетку, которая тут же предательски раздулась, и отправился домой – радовать Машу. Эх, молодец мужик, решил вопрос.
- Откуда деньги? – строго спросила Маша, когда Антон разложил купюры на тахте, той самой, на которой пересчитывал деньги перед отправкой пяти тысяч в преисподнюю.
- Денис вернул, - отважно соврал Антон.
- Почему не так, как брал? – еще строже спросила Маша.
- Как было, - беззащитно пожал плечами Антон. – Все лучше, чем ничего. Видишь, а ты ругала, сомневалась.
- Деньги я прячу, - констатировала Маша.
- На отпуск?
- Там, куда я хотела бы поехать, эту валюту не берут, - сказала Маша таким тоном, что Антон понял отчетливо: он не прощен. – Прячу на текущие расходы. Хранить ты все равно не умеешь. Полгода поживем, как люди.
Отец приехал на следующий день. Как всегда, с бутылкой виски. И, как всегда, с разговорами. Не нравоучительными, нет. Скорее, с информационно-направляющими. Все-таки бывший учитель. Хотя бывают ли бывшие учителя?
- Хочу рассказать тебе, что такое банк, - неожиданно сказал папа.
- Собираешься открывать банковское учреждение? – удивился сын.
Отец не отреагировал на сыновье замечание. Просто плеснул себе в бокал, выпил и начал:
- Жили-были люди. Жили - не тужили. Нет, вру, тужили, конечно: болели, воевали, ссорились, умирали. Но потом напала на них гидра о трех головах. И все стало не важно. Все былые тяготы слились в одну: в гидру о трех головах. И самое страшное в этой гидре было то, что никто ее не видел, никто не знал о ее существовании. Видели только ее головы по-отдельности. И каждая голова казалась не страшной, жестоко пожирающей человеческие души, а очень даже себе доброй и привлекательной. Люди даже полюбили эти головы, обрели цели, стали за них сражаться, стали им молиться, стали их алкать да вожделеть.
- Не томи, папа, - попросил сын.
- Одну голову звали Государство. Любить, почитать, кормить, сражаться за эту голову для человека стало святым долгом.
- Разве плохо сражаться за Родину? – удивился сын. – Ты же сам учил меня другому. Даже имя твое означает «вернувшийся на Родину».
- Когда-нибудь ты научишься различать Родину и Государство, - отец посмотрел на сына с какой-то глубокой тонкой жалостью. - Пока не понимай, просто слушай. Вторую голову звали Религия. Ее тоже нужно было чтить, любить, за нее тоже нужно было сражаться. Умереть за веру тоже считали святым долгом. Даже более святым, чем умереть за Государство.
- Почему же все время нужно умирать? – вставил реплику Антон. – Почему нельзя жить? Счастливо жить?
- Говорю же – гидра, - устало пояснил отец. - Человеческая кровь для нее – пища. Нужно только понимать, что все три головы – это часть одного целого, одно существо, мертвое, но при этом живое.
- Как это? – не понял Антон.
- Просил же: не понимай, просто слушай, - напомнил отец. – И пища через три глотки льется в одно тело.
- А третья?
- Третью голову звали Капитал. Именно эта голова была самой страшной, потому что пищи ей было нужно очень много и ее питали две другие. И чтобы процесс насыщения этой третьей головы шел беспрерывно, чтобы потоки пищи лились нескончаемо и не иссякая, были созданы банки. Банки – это лишь средство выкачивания человеческих душ, человеческой крови и вливания их в вечно ненасытное тело трехголовой гидры.
- Что за сказка, папа? – решил остановить папино красноречие Антон. – К чему? Обычный разговор под виски? Кухонный треп?
- Сказка, - согласился отец. – Потому что время прошедшее у глаголов. Жили-были – не тужили. А теперь измени время на настоящее. И что выйдет?
- Что?
- Быль выйдет. Наше сегодняшнее, наше действительное, наше неизменное и необоримое, - отец откинулся на кухонном стуле с бокалом виски. – Нет, не было, не будет у банков иной роли, кроме как твое превращать в гидрино.
- Все равно не пойму, папа, о чем мы сейчас говорим, - признался Антон. – Белиберда какая-то.
- Сын, - голос папы стал строгий, Антон съежился. – Ответь мне четко и обстоятельно, так, чтобы я понял. Ты зачем кредит взял, умник?