Пригородный автобус остановился у деревни Кулигино. Вместе со мной из автобуса вышли ещё три человека, две молодые женщины и пожилой мужчина. Женщины за дорогу видно не наговорились, поэтому продолжили свою беседу на остановке, а мужик, накинув на плечи видавший виды рюкзак, собрался идти в противоположную от маршрута автобуса сторону.
-Простите, Вы не подскажите, как пройти в деревню Ягодино? – спросил я у него.
-Пойдёмте вместе со мной, это в одну сторону, здесь будет километра три наверно , - дружелюбно ответил мужик, видимо радуясь незнакомому попутчику.
По дороге мы разговорились. Я узнал, что Василий Петрович, так звали нового знакомого, живёт в деревне Шепелиха и что расположена она недалеко от Ягодина.
-А чей же ты будешь? Я что-то тебя раньше здесь не видывал,- спросил Василий Петрович.
-Да я не местный, просто в Ягодино у меня тётушка умерла, а я оказался единственным наследником её старенького дома. Вот и решил посмотреть, что же это за наследство.
-Так значит ты племянник Надежды Пантелеевны? Знаю её, знаю, точнее, знал, добрая было баба, да что-то последнее время быстро зачахла. На вид-то вроде крепкая женщина, а на тебе, и года не прошло, как свернулась.
Я и раньше знал о существовании своей дальней родственницы по отцовской линии Надежды Пантелеевны. Она приходилась мне троюродной тётей. Знал я также, что она была женщиной одинокой, близких родственников у неё не было. Она приглашала нас приезжать к ней, да в повседневной круговерти руки так до этого и не дошли. О том, что она умерла, и что остался от неё домик мне сообщил в письме один знакомый, который этим летом отдыхал в Ягодине.
-Василий Петрович, а Вы не знаете, чем болела тётя Надя? Что мучило её, возрастом-то она не очень стара ещё.
-Да в том то и дело, что всегда живой такой была, шустрой. А тут к ней что-то почтальонка зачастила. Газет она не выписывала, посылок и переводов тоже никаких не было, значит, письма приносила. Только кто ж ей писал, она и родственников-то, кажись, не имела.
-А что врачи сказали после вскрытия?
-Врачи? Какое вскрытие, у нас это не принято. Ну, помер человек, значит так богу и угодно. Синяков нет, ран нет, значит, и умерла от старости. А уж в бумажку-то завсегда можно написать, что умерла от сердца.
За разговорами мы не заметили, как дошли до своих деревень, Василию Петровичу налево, а мне прямо предстояло пройти метров триста. Вот и домик, три окна по лицу и одно маленькое, боковое. На входной двери висел замок, старенький, ржавый и не запертый на ключ. Кроме того, дверь была подперта небольшим колышком.
В доме беспорядка не было, на полу постелены домотканые половички. В переднем углу стоял стол, накрытый цветной клеёнкой. Справа у стены располагался полукомодник, на котором стояли пустые цветочные горшочки. На стене в самодельных рамках висели фотографии незнакомых мне людей. В чулане прямо к стенке был прибит рукомойник, под ним пустое пластмассовое ведро. На полках в шкафчике за стеклом находилась незамысловатая посуда, несколько тарелок, обливных мисок да три-четыре ложки и вилки. На лавке у окна установлена одноконфорочная электроплита, на которой стоял чайник. Я достал захваченные с собой продукты, сходил к соседке за водой и вскипятил чаю. После нехитрого ужина вышел во двор, погода стояла чудная, начало сентября, бабье лето. И чего не жилось тётушке? Что с ней случилось?
Наутро решил осмотреть дом повнимательнее, пытаясь понять как жила тётя Надя. Собственно и осматривать-то было нечего. Небольшую избу, как и положено в русских деревнях, зимой обогревала печь-голландка, которая стояла почти посредине комнаты. Между печью и задней стеной дома за маленькой перегородкой располагалась железная полутора спальная кровать с никелированными спинками. На спинке кровати висело вафельное полотенце, постель была заправлена тёплым одеялом. В углу прихожей примостился двустворчатый платяной шкаф, в котором на вешалках висели зимнее пальто и несколько старомодных шерстяных платьев. Обстановку дома дополняли две массивные лавки, некрашеная табуретка и два покосившихся венских стула. Да, достатком жизнь Надежду Пантелеевну не баловала. Можно сказать тётушка жила в обнимку с нищетой.
Я заглянул в ящички полукомодника, в одном из них лежали швейные принадлежности. Там в коробке из-под торта были аккуратно сложены катушки с нитками, напёрсток, иголки, ножницы, пуговицы и всякая другая мелочь. Во втором стояли баночки с мазями, бутылочки , пузырьки, какие-то таблетки, одним словом всё то, что может пригодиться деревенскому жителю, когда до поликлиники не доберёшься и за два дня. В углу ящичка в целлофановом пакете лежала стопка писем, их было десятка полтора. Это были не древние письма, а довольно таки свежие, прошлого и нынешнего годов. Надписи на конвертах заполнены по нынешнему, в левом верхнем углу я прочитал адрес отправителя. Разборчивым крупным почерком было написано: Стаценко Оксана Егоровна, Украина, Крым, г. Феодосия, улица Вазовского, дом 35, кв. 2. В правом нижнем углу указан адрес моей тётушки.
Нечего и говорить, моё любопытство взяло верх над сдержанным сопротивлением совести по поводу чтения чужих писем. Я внимательно прочитал эти письма. Что ощутил я, прочитав последнее письмо, какие мысли доминировали в моей голове? Я, пожалуй, сразу ответить был не готов. Хорошо помню, что состояние психики было у меня гнетущее. Появилась какая-то внутренняя апатия, стойкое безразличие ко всему. Я с трудом сбросил с себя это оцепенение и решил сходить к соседке, чтобы расспросить её об Оксане Егоровне. В беседе со мной соседка сказала, что года два назад Надя сообщила ей радостную весть. Оказывается, у неё была дальняя родственница, о которой она ничего не знала и которая вдруг объявилась теперь. Она писала ей часто, но после этих писем Надежда ходила какая-то пришибленная, часто вздыхала и охала по поводу тяжёлой жизни своей родственницы. В своих письмах она называла Надежду Пантелеевну сестрой или даже сестричкой.
Я не психолог, но мне бросился в глаза тот негатив, которым каждое письмо Оксаны Егоровны был пронизан. Привожу дословно выдержки из этих писем.
11 августа 20…года.
Дорогая моя сестричка! Когда же будет спокойная жизнь? И тебе и мне нет покоя без огородов, а на огороде уже нет сил копаться. Лето было плохое, июнь – жара стояла, потом дожди пошли, помидоры все полегли. Тешила себя надеждой на поездку к тебе, но уже успокоилась и сижу. Всё очень сложно, видно уже никогда никуда не поеду, время не то и здоровье тоже. Игнат отпуск пробыл дома, даже на рыбалку не ездил. Да и рыбалки сейчас нет, бычка извели, лодку украли. Всё рушат, смотреть на всё страшно, ничего не восстанавливается, а всё идёт на развал. Только у нас или везде так, не знаю.
4 сентября 20…года.
Дорогая сестричка, я тебе писала, что у нас была весна, посадили, выпал снег, дожди заливали, потом май, июнь, до половины июля жара стояла . Всё сгорело и картошка засохла, и всё остальное. А с 20-го июля опять пошли дожди, опять заливает, дожди с градом и шквалом. Сегодня не спали, такие грозы страшные и ливень.
2 декабря 20…года.
Дорогая моя сестричка! Почему-то от тебя нет долго ответа, что случилось, не заболела ли? Сынок мой, Игорь, пока дома, в январе уйдёт в рейс, а может и вообще не будет рейса. Сейчас всё трещит по швам, за прошлый рейс ещё не получил расчет и пенсии военным так с октября и не платят. Тут бывшие военные собирали митинг и предупредили, что пойдут с оружием, где возьмут его не сказали, но что-то назревает, людей доводят до отчаяния. В городе свирепствует туберкулёз.
Дорогая сестричка, завтра у тебя день рождения, вчера послали телеграмму, не знаю, дойдёт ли за два дня. От подруги Гали получила письмо очень печальное, описала нам подробности смерти Гоши.
22 февраля 20… года.
Здравствуй дорогая сестричка! Получила твоё письмо, завтра у вас праздник, хоть и переименованный, но остался в тот же день, а хохлы и дату другую назначили, где-то в августе. Я даже и не знаю точно, но мы всегда чтим день 23 февраля. Лена сейчас не работает. У нас арестовали предпринимателей, депутатов горсовета как криминал. Её организацию опечатали и таскают в милицию, я не зря этого опасалась и предсказывала такой исход. Магазины все закрыты , школы не работают из-за гриппа. Я тоже угодила в больницу, язва стала кровоточить, , анализы все платные, таблетки дорожают каждую неделю.
5 апреля 20… года.
Здравствуй дорогая моя сестричка Надя! Получила от тебя долгожданное письмо. Значит у вас там другая жизнь. Раз ты ни на что не жалуешься. А у нас опять одни неприятности. Вчера ходила на рынок посмотреть, что люди берут. Тоска зелёная берёт, как только выживают. Я и по себе сужу, всё плохо стало. Только и радости когда сяду да тебе письмо напишу. Расскажу обо всём, и мне вроде как легче становится, будто я весь груз куда-то и отдала. Ты уж не обижайся, это я тебе всю правду пишу, стерпеть всё это просто невозможно. А ты у меня молодец, не ругаешь меня как некоторые близкие. Им всё не нравится моя правда, говорят, что уж слишком чёрное у меня всё, а какое чёрное, если это правда.
11 мая 20…года.
Здравствуй сестричка! Мы эту весну совсем закрутились, никого не поздравляли и ни кому не писали. Начали посадку рано, думали пораньше управиться, а тут опять задула зима, дожди были ливневые, картошку вымыло.
Насчёт подработки у нас очень плохо , люди без денег, никому ничего не надо, только на кормёжку смотрят, а тряпки никому не нужны. Медики голодали, им выплатили за два месяца, а учителя бедные в обморок падают от голода. Пенсии нам только вчера принесли за январь и то 40%. Все заводы стоят, надежда только на своё подсобное. Так что работать совсем людям негде, едут в Россию, кто на Кубань, кто в Москву, а там их дурят. Сестру Симу видела в апреле, приезжала на Витины сорок дней. Все были у Кати, сын её так же без движения, сказали врачи вряд ли восстановится позвоночник. Поднимают его, переворачивают, сидит полулёжа, видно толку не будет, одни мучения.
Такой жизни как сейчас и во сне не снилось, если бы кто сказал – никому бы не поверила, а самое страшное что и лучика надежды никакого нет, сплошной мрак Высылаю тебе вырезку из местной газеты, заметка называется «Прощай рыбка». Там даётся картина полного развала рыбного промысла, рыбколхозы остались практически без денег и вынуждены будут по этой причине уменьшить объём добычи рыбы. Да ты сама лучше почитай, что пишут. Вот до чего до хозяиновались и доделились. Неужели нет нормальной головы, чтобы предложил, как выйти из такого завала. Наверно так и подохнем в нищете и беспределе.
2 сентября 20…года.
Здравствуй моя дорога сестричка! У нас жара доходила до 45 градусов. Копали картошку, вставали в 4-5 часов утра и работали до восьми. Мне не обошлось это зря, крыша поехала, видно мозги не выдержали наклонов и жары. В итоге попала в больницу, стало швырять от стенки к стенке, двоилось в глазах, голова в тисках, ходила утюгом. Да ещё стал болеть желудок, видно уже до конца дней так и будет. 27 сентября у нас поминальный день, сходим на кладбище.
16 ноября 20…года.
Здравствуй сестричка Надя! Игорь уже дома, тоже в расстройстве, отплавал десять месяцев, расчёт до сих пор не получил. И пенсию уже не дают два месяца, как хочешь, так и живи.
У нас убийства каждый день, кражи страшные, с огородов всё таскают, квартиры обворовывают, огород мы вспахали, редька оставалась, так украли. С киевской квартирой ничего не получается, хотели поменять на другой город, а теперь хотят продавать, не знаю, что из этого выйдет.
.
7 декабря 20…года
.Здравствуй сестричка! Цены на рынке растут с каждым днём, молочное подорожало, картошка дорогая, но мы её не покупаем, своя есть. У нас собачку машина задавила. Побежал он провожать девчат, я его позвала назад, чтобы вернулся, а он выскочил на дорогу и на моих глазах машина его сбила. Так жалко, остались без собаки, двор пустой, а сейчас столько бортыжал всяких ходит, лазят по дворам и по сараям, всё тянут.
23 января 20…года.
Здравствуй моя дорогая сестричка! Живём как в сказке, чем дальше, тем страшнее и просвета никакого ни на сантиметр не видно, всё хуже и хуже. Вчера приходила Маша т..Валина поплакаться, сын разошёлся с женой, она требует оставить ей квартиру. Сима теперь живёт в Херсоне и Гришу туда забрала, живут бедно. Сима болеет, щитовидка её давит и сердце задыхается. Муж её с Гришкой пьют, продали всё из квартиры, живут впроголодь.
26 апреля 20…года.
Милая сестричка! Тяну непосильную лямку, копаемся на огороде, помощи никакой нет. Работу снохи Лены хорошей не назовёшь. Работает главным бухгалтером, они лишних людей не берут, приходится и за кассира и налогами заниматься. Платят мало, а ответственность, сама понимаешь, большая. Перед Пасхой приезжали Николай с Настей, ехали из Ялты, похоронили свата, посидели, погоревали и они поехали. Там их Сергей ждал, не пил, опять было затишье, надолго ли? Настасья глухая, плохо слышит, совсем вид неважный, живут трудно. Мы тоже похоронили Семёна Лабуденко, умер на второй день Пасхи
С телефоном у нас плохо, межгород не дают, по городу иногда позвоним, но чаще не соединяется, всё трещит по швам. Сватья сейчас в больницу ходит, делает уколы, у свата плохо с глазами, глаукома видно.
20 июля 20…года.
Здравствуй моя дорогая сестричка! Опять со мной приключилась беда, ишемический инсульт, видно сильно всё близко принимаю к сердцу. У нас с 8 на 9 мая ударил мороз, и всё замёрзло до корня. Началась гонка за продуктами, паника, люди хватают сахар, муку, крупы, цены поднялись вдвое, втрое. Я тоже кое-что припасала, таскала покупки, и моя головушка не выдержала, шарахнуло, как в прошлый раз с парализацией глаза. Пять недель провалялась безвылазно в больнице. Вот до чего нас жизнь доводит.
Не знаю, жива ли сейчас Оксана Егоровна, но писем от неё больше не было. Её переписка с Надеждой Пантелеевной началась около двух лет назад. У тётушки сохранились её двенадцать писем, и все они проникнуты глубоким пессимизмом, горьким унынием и безверием в лучшее, прямо какая-то бесконечная пессимиада.
На дне ящичка я увидел тетрадный лист, свёрнутый вдвое. Подумал, что это видимо ещё одно письмо от новоявленной родственницы тёти Нади. Развернув лист, я понял, что это не так. Мелким убористым почерком было написано:
Здравствуй Оксана! Вот уже на два твоих письма всё никак не соберусь ответить. Всё некогда, делов много и всё надо успеть. Как же мне тебя жалко, бедную. Что же такая судьба-то тебе выпала. Что ни письмо, то всё неурядицы, чем же ты провинилась перед богом? Я ведь после каждого твоего письма места себе не нахожу, и так мне тебя жалко и помочь чем не знаю. Я и сама стала сохнуть, настроение уходит куда-то, когда читаю твоё письмо. На душе гадко становится, будто на лягушку наступила, и делать ничего не хочется после этого.
У меня всё по-прежнему, пенсии, слава богу, хватает, в огороде всё растёт, как положено, живи да радуйся, только вот за тебя страшно. Днём ещё отвлекаюсь, а как ночь, так беды твои из головы не вылезают, а сегодня совсем …
На этом письмо тётушки обрывалось, не дописала почему-то. Утром следующего дня я уезжал из деревни с чувством глубокой досады на Оксану Егоровну, которая выливала все свои обиды, всё недовольство жизнью, словно ушат помоев, на подвернувшеюся ей под руку Надежду. Ей, наверно, становилось легче, она как будто сбрасывала со своих плеч, весь накопившийся за жизнь, груз. Домашние по всей вероятности не праздновали её мрачных взглядов на жизнь, не потакали её привычке мыслить негативно. Круг её интересов сузился до тех жизненных явлений, которые несли отрицательную суть.
Совсем другой характер был у Надежды Пантелеевны, она не замыкалась на трудностях, да она их и не воспринимала как нечто неотвратимое и немыслимое. Ко всему же эта женщина была довольно впечатлительным и восприимчивым человеком, не равнодушным к неурядицам других. Методичная нагрузка негативом со стороны Оксаны Егоровны сыграли свою роль в резком ухудшении её здоровья. И она не смогла вынести не принадлежащий ей груз. В конце концов, заболела и умерла.
Наверно каждому человеку в жизни приходится встречаться с вечно недовольными людьми, а порой и выслушивать потоки их порицаний всего и всех. И хотя часто кажутся они добрыми и милыми людьми, и даже заботливыми. А на самом деле они живут лишь своей страстью во всём видеть плохое, и назойливо об этом кому-либо рассказывать. Раз уж ты усматриваешь в своей жизни что-то недостойное тебя, то должен предложить конкретное и рациональное для изменения ситуации, или смиренно нести свой груз.
А домиком своей тётушки я так и не воспользовался, уступив его одному москвичу почти задаром. После этой поездки чувство вины перед покойной Надеждой Пантелеевной меня еще долго преследовало. Я корил себя за то, что не встретился с ней при жизни и не помог прервать эту настырную пессимиаду.