Бункер. Через семь недель после возвращения.
Даша не разобрала название фильма. И следить за мелькающими на большом экране конференцзала картинками не пыталась. Она тихонько всхлипывала в темноте – благо, уткнувшийся в планшет Олег ничего вокруг себя не замечал. До чего же все оказалось мерзко! Вспомнился недавно подслушанный разговор Елены Викторовны с Вадимом Александровичем: Даша пришла зачем-то в лабораторию, а наставники сидели спиной к двери и были так увлечены спором, что ее не заметили.
- … по-моему, это полная чушь! – горячо говорил Вадим. - Хотел бы я знать, чем он там в действительности будет занят.
- Ты думаешь…
- Леночка, я не думаю. Я уверен! Наблюдал эту девицу не один день и видел, как изменился Кирилл. Я совершенно убежден, что все это сомнительное мероприятие было затеяно с единственной целью – воссоединиться, так сказать, с объектом вожделения.
- Мне кажется, ты преувеличиваешь. Кирюша, все-таки, прежде всего – ученый…
- Я тоже так думал. До недавних пор! А потом, уже после его ухода, догадался спросить у Григория… Кирилл не принимает антилав. И, я уверен – из-за нее.
- Ты хочешь сказать…
- Именно. Что прелести этой, с позволения сказать, барышни для него теперь важнее, чем научная деятельность! Голый животный инстинкт, и ничего больше.
Даша стояла у двери - красная, как рак. Она с трудом поняла, о чем идет речь, а поняв, никак не могла поверить.
Кирюша не пьет антилав?.. Потому что… Потому что он теперь… с этой адапткой?! Оказывается, последнее слово произнесла вслух.
Вадим и Елена обернулись.
- Дарья! – охнула Елена. – Что ты здесь делаешь?
Побагровевшая Даша выскочила в коридор.
Елена догнала ее. Долго успокаивала, пытаясь выяснить, что именно Даша слышала и поняла. Заверила, что на самом деле все не так. Кирилл занят научной работой, а Вадим Александрович сердится, вот и напридумывал глупостей.
В ту ночь Даша поверила Елене Викторовне. Ей казалось слишком невероятным, что Кирилл – их Кирюша, которого до ухода из Бункера считала кем-то вроде младшего братишки и всегда заступалась, огораживая от глупых шуток Олега - может заниматься чем-то подобным. А сегодня вспомнила резкую, смущавшую своей яркостью красавицу Лару. И вспомнила, с какой теплотой Кирилл говорил о ней… Вот, оказывается, в чем было дело. Все очень просто – и до чего же противно!
Даша спешила поскорее добраться до своей комнаты и там уж нареветься как следует. Хотя от Олега, который несся к себе – доигрывать – все равно отстала. И подпрыгнула от неожиданности, когда открывала дверь, а сзади на плечо опустилась чья-то рука.
- Салют, - тихо сказал Джек. – Ты чего дергаешься? Напугал, что ли?
- Да, - с трудом выдохнула Даша. Она не знала, что делать – радоваться тому, что Джек пришел, или звать на помощь.
- Звездец - вы тут психованные, - решил он. - Зайти-то можно?
Даша уже открыла дверь, но пока стояла на пороге. А Джек стоял рядом – наверняка под словами «попробует приблизиться» Елена Викторовна имела в виду именно это – и спокойно, выжидающе смотрел. И ничего, похожего на антипатию, Даша от его близости не ощущала.
Стоит себе и стоит. И, вроде, кажется глупым его прогонять - а уж тем более кричать «Помогите!» Его и так сегодня отовсюду гонят. То Валентина Семеновна обругала ни за что - они с Олегом пили чай, с плюшками и вареньем, а адапты в это время тяжести таскали, - то Елена Викторовна накричала. А сейчас еще и она выгонит. И рассуждай потом о справедливости человеческих отношений… Даша впервые подумала, что Кирилл, обвинявший их – бункерных жителей - в несправедливости по отношению к адаптам, был в своей горячности не так уж неправ.
- Пожалуйста, - решилась она. Шагнула в комнату.
В конце концов, за стеной – отсек Олега с Кириллом. За другой – Любови Леонидовны. Если ей не понравится поведение Джека, всегда можно кого-нибудь позвать.
- Навешали тебе из-за меня? - Джек, войдя, взял Дашу за плечо и пытливо заглянул в глаза. - Влетело, что с мутантом трещишь?
- Н-нет. Ничего подобного.
- А че ревела? - Светло-серые глаза заглядывали, как будто, в самую душу.
- Все в порядке. Никто мне… ничего не вешал. Просто расстроилась.
- «Просто» даже куры не несутся, - сообщил Джек. - А то я не вижу. Хочешь, пойду сейчас к твоей учительше и скажу, что ты меня гнала ссаными тряпками - а я упирался, как живой?
- Нет! – вздрогнула Даша. Она понятия не имела, что такое «ссаные тряпки», но возможный разговор Джека с «учительшей» представила очень живо. - Не надо! Все в порядке, правда. Меня не ругали.
- Угу, так я и поверил. Но ладно, дело твое. - Джек отпустил Дашино плечо. Прошел в комнату и с любопытством огляделся.
Даша от души порадовалась, что в комнате порядок. Ну, относительный порядок. По крайней мере, не валяются на кровати и кресле разные житейские мелочи.
- Это че? – Джек с интересом разглядывал сенсорную панель на стене.
- Освещение, - удивилась Даша. – А это – кондиционер. Можно здесь настраивать, можно с пульта. У вас разве не так?
Джек ухмыльнулся.
- У нас кондиционер дровами настраивается, - сообщил он. - «Печка» называется, слыхала? - Приоткрыл дверь в ванную. Присвистнул. – Круто у тебя тут. А можно руки помыть?
- Пожалуйста.
Джек прошел в ванную. Пощелкал выключателями. Верхнее освещение, свет над зеркалом, фен – этот, внезапно зашумевший и явно незнакомый агрегат с интересом покрутил в руках. Подвигал дверцы душевой кабины, включил и выключил душ. Белоснежный коврик на полу осторожно перешагнул. Подошел к раковине и повернул кран.
- Ого, и вода горячая! Это, у всех у вас такая благодать?
- У всех. А у вас - не так?
- У нас, лапушка, две кабинки на весь этаж. А на этаже, без малого, сорок рыл – так что на воду горячую еще успеть надо… Зато у нас баня есть! – Джек, умывшись, цапнул с вешалки полотенце, вытер лицо и руки. – Ты была в бане когда-нибудь?
- Нет.
- А зря. Глядишь, прогрелась бы – вон, как кутаешься.
- У меня проблемы с сосудами, - объяснила Даша, - я постоянно мерзну.
- А у нас не так говорят, - выглядывая из-за полотенца, подмигнул Джек. – Когда по жизни мерзнешь - это не проблемы. Это – любовь не греет.
Даша почувствовала, что краснеет. Разговаривать с Джеком, несмотря на все его странные и наверняка неприличные словечки, было легко – она как будто всю жизнь этого парня знала - и, болтая с ним, успела напрочь забыть о наставлениях Елены Викторовны. А сейчас, при слове «любовь», вспомнила. Настороженно спросила:
- И что?
Джек пожал плечами.
- Да ничего. Просто, говорят так. - Он повесил полотенце на место. Вслед за Дашей вернулся в комнату. - Тебе бункерный про нас вообще не рассказывал, что ли?
Даша потупилась.
Рассказы Кирилла, очень горячо начавшись, обычно сводились к тому, что рассказчик зависал на середине фразы - догадавшись, видимо, что слушатели перестали его понимать. Уяснила Даша одно: от навыков, обретенных в общении с адаптами, избавиться непросто. У Кирилла ощутимо замусорилась речь, а сами фразы заметно укоротились. Кроме того, он стал быстро и плавно двигаться, чутко реагировать, если кто-то подходил - уже нельзя было, как раньше, подкрасться незаметно сзади, чтобы закрыть ему ладонями глаза. Сейчас, разговаривая с Джеком, Даша постепенно осознавала, что слова и действия Кирилла лишь копия с поведения адаптов. А оригинал – вот он, перед ней.
- Рассказывал… - Она неловко замолчала.
- А у тебя с бункерным, вообще, как?
Даша растерялась:
- В каком смысле?
- Блин, подохнешь с вами, - пожаловался Джек. – Все вам смыслы какие-то! Ты с ним встречаешься? Или как?
- Или как. – Даша густо покраснела.
Джек удовлетворенно кивнул.
- Так бы и сказала. А то – в каком смысле.
Он, оглядев помещение, подкатил к себе крутящийся стул, оседлал его и сложил руки на спинку. Уперся в сцепленные ладони подбородком.
- Чего стоишь-то? – Прозвучало это так, как будто Джек был в комнате хозяином, а Даша в гости зашла. – Садись, в ногах правды нету.
Единственный стул был занят им самим. Даша опустилась на раскладное кресло. К ней вернулась ушедшая было неловкость. Она ждала, что Джек еще что-нибудь скажет, но он ничего не говорил. Просто сидел и смотрел. И Даша под этим взглядом все мучительней краснела.
Зачем он все-таки пришел? Чего от нее хочет?
«Дашонок, - всплыл в голове назидательный голос Елены Викторовны. – Запомни, пожалуйста. Если чего-то не знаешь – не нужно догадываться. Просто спроси, и все. Избежишь тем самым многих сложностей».
Спроси… Даша собралась с духом. Ну хорошо, она спросит. Вот, прямо сейчас. И все станет ясно.
- Зачем ты ко мне пришел?
Джек в ответ рассмеялся. Смех у него был заразительный - в этом Даша успела убедиться, - но сейчас она не поддалась. Напряженно повторила:
- Зачем?
Джек продолжал улыбаться. Но уже без прежней беспечности. Оттолкнулся ногами от пола и вместе со стулом подкатился к Даше - почти вплотную. Заглядывая в глаза, спросил:
- А сама как думаешь?
Даша осторожно отодвинулась.
- Я ничего не думаю. Я задала вопрос. Ответь, пожалуйста.
- Боишься, - вдруг уверенно объявил Джек. - Что приставать начну, боишься. Промыла тебе мозги коза очкастая… - Светлые глаза пристально разглядывали Дашу. - Придет страшный, злой мутант, поймает-изнасилует… Ну, вот он я! – Скорчил зверскую рожу: – Р-р-р!!! Страшно?
Даша невольно улыбнулась.
- Лапушка. - Джек взял ее за руку. – Я понимаю, что мозги тебе прополоскали – не ходи купаться. Какие мы сволочи развратные, и все такое… Но свою-то башку тоже включать надо! Ты, вроде, не дура.
Даша осторожно высвободила руку.
- Чего ты хочешь? Зачем ты здесь?
- Я скажу, - пообещал Джек. - Только сперва хочу, чтобы ты меня бояться перестала. Или я тебя обидел? Или еще какую пакость сделал?
- Нет…
- Вот. И не сделаю, поняла? Что бы тебе там ни втирали… Блин. – Он поморщился. Странно подвигал туловищем, словно поправляя что-то под майкой. – Скорлупа долбаная…
- Что с тобой? - Даша только сейчас заметила, что под футболкой, от подмышек до пояса, тело адапта странно утолщается, словно обернутое полотенцем.
- Да нормально все, - отмахнулся Джек. - Лапушка. – Он снова поймал Дашин взгляд. - Так ты мне веришь? Что плохого не сделаю?
- Н-ну… - Обижать Джека не хотелось. Но и поклясться, что доверяет, Даша тоже не смогла бы. Перед ней все-таки был адапт. – Допустим, верю, - нашла обтекаемую формулировку она.
Джек скривился.
- «Допустим»… Не бзди, Капустин – трахнем, да отпустим.
- Чего? – изумилась Даша.
- Ничего. Все-то у вас не как у людей, говорю! «Допустим», да «предположим»… Так не пойдет. Не бывает чуть-чуть беременных, ясно? Либо да, либо нет! Если нет, так будь здорова - я пошел. – И Джек, действительно, приготовился встать.
А Даша вдруг поняла, что имел в виду Кирилл, когда пытался ей объяснить, что за люди – адапты.
«Они – настоящие! Понимаешь? У них все очень просто и ясно, до прозрачности. Есть друзья, есть враги. Другу они отдадут все. Даже жизнь, если понадобится. У врага, не задумываясь, эту жизнь отнимут».
«А как же остальные? - не понимала Даша. – Ведь мир не делится только на друзей и врагов?»
«К остальным они… равнодушны. Ну вот, примерно, как к вам. К тебе, или ко мне когда-то. Вы есть – но им не интересны. Если зачем-то нужны, с вами будут поддерживать отношения. Если нет, пройдут мимо. Но в обоих случаях им все равно, живы вы или умрете. Потому что вы – не друзья и не враги».
«Варварская психология во всей красе! - надменно объявила тогда Даша. – Любовь Леонидовна права! И я не понимаю, чем ты восхищаешься».
Кирилл грустно улыбнулся.
«Я не восхищаюсь. Я ведь не сказал, что это одобряю. Но, знаешь… Так, как они – мы не умеем».
Сейчас перед Дашей сидел адапт. Настоящий. Не признающий полутонов.
Джек пришел к ней, вопреки убежденности Елены Викторовны, вовсе не для того, чтобы соблазнять. У него другая цель, и в Даше он видит возможную союзницу. Но вежливое обещание «я, по мере сил, постараюсь помочь» его не устроит. Либо Даша сейчас искренне скажет, что ему доверяет – и это должно означать, что отправится за ним хоть на край света с закрытыми глазами – либо Джек уйдет. И в этом случае, скорее всего, она его никогда больше не увидит. Выбор перед ней стоял, действительно, очень простой: все или ничего. Куда уж проще.
- А если да? – пробормотала Даша. - Если верю?
- Если веришь, то расскажу тебе кое-что. – Джек с прищуром смотрел на нее. – Насчет бункерного. Но после этого мы с тобой уже по самые гланды завяжемся, не расцепиться… Решай.
В общем-то, ничего неожиданного он не сказал. Все или ничего… Даше вдруг стало боязно.
Джек вряд ли далеко опережал ее возрастом, но проблема перед ним стояла – она это почувствовала – очень взрослая. Не по плечу слабой, болезненной девочке, которой заботливые наставники не так давно позволили ложиться спать в одиннадцать часов вместо десяти.
- Я… не знаю.
Кажется, Джек ее страх почувствовал.
- Понял… Ладно, не пыхти. Обойдемся. - Легонько пожал Дашино плечо. Встал и пошел к двери.
- Подожди! – Даша подскочила на кресле.
- Чего? – Джек обернулся. Смотрел на Дашу, но лицо было такое, как будто уже ушел.
- Мы… - пробормотала Даша. – Мы с тобой… даже не попрощались.
Джек недоуменно пожал плечами.
- Покеда. Будь здорова.
И вышел - резко, но очень тихо затворив за собой дверь.
***
Вернувшись от Даши – бедняжка совсем расклеилась - Елена Викторовна поставила чайник. В комнате у нее давно жил принесенный сюда из институтской лаборатории, где работали когда-то вместе с Вадимом, чайный набор: поднос, крошечные чашки и приплюснутый заварочный чайник. Набор был подарен сотрудникам лаборатории китайской делегацией задолго до того как все случилось. До катастрофы он пылился на полке, потом переехал в Бункер – Елена решила, что с чайником и чашками в комнате будет уютнее.
Еленину обстановку хвалили все обитатели Бункера. Кровать хозяйка отгородила раздвижной ширмой, поделив таким образом стандартное помещение на два: «спальню» и «гостиную». И ерунда, что в «спальне» умещалась только кровать – зато в гостиной стоял небольшой диванчик перед низким, покрытым скатертью столиком, а на противоположной стене, над рабочим столом с компьютером и бумагами, висела плазменная панель. Вадим и Любовь Леонидовна с удовольствием заходили к Елене выпить чаю – адапты привозили из Пекши ароматные сушеные травы, а иногда ухитрялись выкапывать «в завалах» настоящую заварку. Вадим уверял, что чай Елена готовит бесподобно.
Звать Вадима в гости сейчас не хотелось. Елену весь день грызла одна и та же мысль, и она страшно боялась, что на лице появится отражение этой мысли – хотя понимала, что такое вряд ли возможно.
На плазму Елена вывела любимую подборку – оперные арии. Всеми силами пыталась отвлечься, а голоса знаменитых когда-то певцов действовали умиротворяюще. В юности Елена обожала оперу.
Casta Diva, che inargenti
Queste sacre antiche piante
A noi volgi il bel sembiante,
- безупречным сопрано выводила на экране Рене Флеминг.
… Как этот адаптский паршивец догадался, что Елена не пьет антилав? Откуда он мог узнать?.. И кому успел проболтаться?.. За работой, разговорами с Вадимом и душеспасительной беседой с Дашей Елена отвлеклась, а сейчас снова осталась один на один с той самой мыслью. Как он догадался?!
«Casta Diva» закончилась. Изысканную блондинку Флеминг на экране сменила жгучая брюнетка Каллас.
L’amour est un oiseau rebelle
que nul ne peut apprivoiser,
et c’est bien en vain qu’on l’appelle,
s’il lui convient de refuser…
Старинная черно-белая запись. Елена долго искала в архивах чистый, хороший звук.
Rien n’y fait, menace ou priere,
l’un parle bien, l’autre se tait:
Et c’est l’autre que je prefere,
- беззвучно повторяла она за певицей. Русский перевод этой арии не любила.
В дверь постучали. Елена обрадовалась. Кто бы ты ни был – спасибо, что пришел! Все лучше, чем в сотый раз прокручивать в голове встречу с адаптом и пытаться понять, чем себя выдала.
Елена приглушила звук. Встала и открыла дверь.
- Здрассьте.
На пороге стоял адапт. Тот самый.
- Ты… - задохнулась Елена. – Что ты здесь делаешь?
- Вопрос у меня, - спокойно отозвался адапт. – Важный.
Елена помедлила, мысленно считая до десяти – это всегда помогало взять себя в руки.
- Что случилось?
- Ничего не случилось. Просто спросить хочу. Впустишь, или тут постоим? – Адапт скрестил руки на груди, прислонился к косяку.
Елена сообразила, что выглядит это так, как будто она боится впускать его в комнату.
- Проходи. – Отступила в сторону.
Уговаривать себя адапт не заставил. Вошел, с любопытством уставился на экран.
- Ух, какая тетка! А чего так плохо видно?
- Это очень старая запись, - объяснила Елена. – Пятидесятых годов прошлого века.
Оркестр за спиной Марии Каллас дружно взмахнул смычками.
- Чем это они машут? – Адапт склонил голову набок, разглядывая. Лицо его являло собой образец простодушия - кажется, и вправду никогда не видел оркестр.
- Это смычки, - объяснила Елена. – Специальное… ммм… приспособление для игры на скрипке. А скрипка – это…
- Знаю. Как гитара, только маленькая… Фига себе, сколько их там! – Адапт с интересом вглядывался в экран.
- Камерный оркестр. Двенадцать человек.
- Охренеть, - восхитился адапт. - Двенадцать человек одной бабе подыгрывают.
- Эту «бабу» звали Мария Каллас, - сердито сообщила Елена. – Она была самой знаменитой певицей своего времени. Я уверена, что любой из музыкантов почитал сопровождение за честь.
L’oiseau que tu croyais surprendre
battit de l’aile et s’envola …
l’amour est loin, tu peux l’attendre;
tu ne l’attends plus, il est la!
Tout autour de toi, vite, vite,
il vient, s’en va, puis il revient …
Каллас взяла самую высокую ноту.
- Не, ну поет-то круто, - согласился адапт. - Только непонятно ни фига. Про любовь, поди?
- Почему ты так думаешь?
- А про что еще? – Адапт подмигнул Елене. – Не частушки ж матерные орать, с такой-то голосиной.
Он ухитрялся одновременно поглядывать на экран и рассматривать комнату. Двигался плавно, но почему-то напомнил Елене хищника на цирковой арене: такой же притворно медлительный и обманчиво мирный.
Щелкнул, отключаясь, закипевший чайник. Адапт оглянулся. Увидел крошечные чашки, фыркнул, но ничего не сказал. И уходить явно не собирался.
- Чего ты хотел? - Елена повернулась к полке, где хранила заварки. Керамические банки и горшочки тесно прижимались друг к другу.
Елена потянула на себя одну из банок, придерживая прочие. Обычно этот фокус удавался без труда, а сегодня все шло не так - вытягиваемая банка заставила упасть другую, стоявшую на краю полки.
Адапт опустился на корточки раньше Елены. Поднял банку, вернул на место отскочившую крышку – благо, чая внутри оказалось немного. Рука его столкнулась с Елениной – она тоже присела и потянулась за банкой.
- Извини.
- За что?
- Я тебя задела.
- Так и задевай на здоровье. Мне, может, понравилось? – Адапт улыбнулся, протянул Елене руку, ладонью вверх: - На, стучи еще!
- Не болтай ерунду. - Взгляд Елены невольно задержался на его руке.
Широкое мужское запястье, крепкие темные пальцы, иссеченные черточками - Елена знала, что это следы сюрекенов. Подумала почему-то, что вряд ли этот парень по мишеням промахивается. Ловкий он. И сильный, наверное – вон какие плечи... Адапт выпрямился, поставил банку на столик. Руки протянул Елене – помочь подняться. Вроде, естественный жест, но она заколебалась, ухватилась не сразу. А дотронувшись до адапта, поняла почему.
Близость парня ее волновала. И Елена это, оказывается, с самого начала почувствовала, с того момента, как впервые его увидела. Невольно вспомнился цепкий взгляд, окинувший при знакомстве ее фигуру. Сладкая волна, прокатившаяся по телу от этого взгляда… Но не браться за протянутые руки показалось глупым.
- У тебя был ко мне вопрос, - поднимаясь и торопливо отстраняясь, напомнила Елена. Пусть уже спрашивает и проваливает скорее - чем дальше, тем все более неловко она себя чувствовала.
- Вопрос простой. – Адапт шагнул к ней, снова приблизившись на опасное расстояние.
Отступать было некуда – Елена уперлась голенями в диван. Собрав в голосе всю холодность, на какую была способна, обронила:
- Слушаю.
- Когда тебя в последний раз мужик обнимал?
Дожидаться ответа адапт не стал. Обнял Елену и поцеловал в губы.
Ее не целовали уже очень много лет. Так горячо и настойчиво не целовали никогда. Губы ответили на поцелуй сами. И тело прильнуло к адапту само. Как же сильно ей этого не хватало, оказывается…
На отсутствие мужского внимания синеглазая, миловидная шатенка Леночка никогда не жаловалась. Но предпочитала держать кавалеров на расстоянии, не позволяя лишнего никому. До «серьезных отношений» добралась с единственным мужчиной – за которого, хорошенько обдумав все «за» и «против», решила выйти замуж. Они уже и заявление в ЗАГС подали, а потом… все случилось. И некому стало позволять или нет.
- Ты ведь нормальная, - отрываясь от губ Елены, жарко проговорил адапт. – Я сразу срисовал. Ты хочешь, ты чувствуешь… Почему? Колеса не жрешь?
Вадима и Елену в Бункере называли «наша молодежь». Обоим в год, когда все случилось, едва исполнилось двадцать три. В большинстве же своем собравшиеся под землей люди перешагнули отметку «за тридцать». Они оставили на поверхности слишком многое – для того, чтобы пытаться начать личную жизнь заново. О судьбе жен, мужей, детей могли лишь догадываться. В такой обстановке ухаживания казались безнравственными, и разработанный Вадимом антилав сочли наилучшим выходом для всех.
- У меня аллергия на антилав, - вырвалось у Елены. – Я не могу его пить.
Это было правдой. От аллергии на лекарственные препараты Елена и до катастрофы страдала. Обращаться с проблемой к Григорию ей показалось глупым – у врача и без того дел полно. К тому же, повышенной страстности Елена у себя никогда не наблюдала – так неужели не сможет совладать с плотскими желаниями самостоятельно, без химии? И до сегодняшнего дня ей это, кстати, отлично удавалось. Разве что присутствие Германа иногда выбивало из колеи.
С Германом Елене хотелось заигрывать и по-дурацки хихикать. Сесть поближе, почувствовать твердое плечо. Даже грубость его не отталкивала, а, скорее, притягивала – слишком уж не похож был взрывной и горячий командир адаптов на спокойных, равнодушно-приветливых бункерных мужчин. Но Елена хорошо понимала, что ее связи с Германом – если таковая вдруг случится – в Бункере не поймут. В первую очередь, Вадим не поймет. И не простит, оттолкнет навсегда.
Вадим и Герман оказались слишком разными людьми – для того, чтобы прийти к общему знаменателю. От прямого противостояния их удерживал только Сергей Евгеньевич, непостижимым образом угадывая и гася в зародыше любые конфликты… Нет. Потерять расположение Вадима – да что там расположение, искреннее восхищение, Вадик неоднократно объявлял Елену «лучшим другом» и «прекраснейшей из женщин» - она не могла. И встреч с Германом старалась избегать.
Сейчас обнимающий ее адапт казался Елене отражением Германа. Живым, плотским воплощением мечтаний.
- О как. – Парень провел руками по спине Елены. Тело тут же предательски отозвалось, изогнулось навстречу. - Сама, значит, не пьешь, а других заставляешь?
- Никто никого не заставляет, - пытаясь сопротивляться – не столько адапту, сколько самой себе - пробормотала Елена. - Мы делаем это добровольно.
- Угу. Колхоз – дело добровольное… Ладно, мне ваши разборки – побоку. – Губы парня заскользили по шее Елены, касаясь кожи поцелуями. Пальцы затеребили пуговицы на домашней блузке.
- Прекрати… - Слово выговорилось с трудом.
Елена боролась с собой. Мысли метались.
«Он - мальчишка, вдвое младше тебя…»
«Ты с ума сошла, что ты делаешь…»
«Нельзя этого допускать…»
«Боже мой, как же сладко…»
L’amour est enfant de Boheme,
il n’a jamais, jamais connu de loi;
si tu ne m’aimes pas, je t’aime:
si je t’aime, prends garde a toi!
- звенело с экрана.
Под последние звуки Хабанеры адапт оторвал Елену от пола. И потащил за ширму, на кровать.
***
- Да не скажу я никому! Не дергайся.
Жаркое безумие того, что произошло, постепенно отпускало. Тело Елены еще нежилось – адапт поглаживал ее по плечу - а разум потихоньку возвращался.
Елена нашла в себе силы отодвинуться.
- С чего ты взял, что я дергаюсь?
Адапт улыбнулся.
- Вот, с этого самого и взял. Злиться начала. – Удерживать Елену он не стал. Улегся на бок, подперев рукой голову. - Тяжело, небось? Столько лет без ласки?
Елена почувствовала, что краснеет. Потянулась к сенсору на стене, притушила свет. Оборвала льющийся из плазмы «триумфальный марш» Верди – бравурная, победная мелодия показалась издевательством.
- У меня есть моя работа. Она намного важнее... плотских удовольствий.
- Это вакцина ваша, что ли? Про которую бункерный все пел?
- В том числе. Из всех разработок вакцина – самая важная. Кстати, - вспомнила Елена. - Когда увидишь Кирилла, передай, что мы с Вадимом Александровичем крайне недовольны. Человеку, считающему себя ученым, нужно поступать более осмотрительно. Подруги – подругами, но есть вещи, ради которых…
- О как, – нахмурившись, перебил адапт. - То есть бункерный, по-твоему, из-за Ларки свалил?
- Я была бы рада думать, что нет. Но пока все указывает на это. Письмо, которое он прислал – беспомощно расплывчатое, ничего из того, что мы бы уже не выяснили, Кирилл не сообщает. Два листа сплошной воды! Я понятия не имею, чем он у вас занят. Но впечатление, которое создается от его письма - ерундой.
- А Ларке бункерный говорил, что и тот порошок, который из Нижнего приволокли – нормальный, - протянул адапт. – Вроде, допилить его маленько – и зашибись все будет.
- Я слышала эту дичь.
- Это тебе Вадя сказал? Что оно - дичь?
Елена рассердилась уже всерьез.
- Во-первых, Вадим Александрович! А во-вторых, у меня достаточный багаж знаний для того, чтобы делать собственные выводы.
- То есть, Вадя тебе на фиг не сдался? – Адапт заглянул Елене в глаза. - Ну, там – создаст он эту вакцину, все вокруг до потолка запрыгают, а Вадя на радостях с колес слезет и к тебе прибежит? На меня ты с голодухи кинулась - а там, поди, любовь до гроба?
- Не смей! – взорвалась Елена. – Что ты несешь?! - Лицо у нее горело.
- Угадал, стало быть.
Адапт, легким движением, поднялся. Застыл посреди комнаты, оглядываясь – нахально обнаженный, и не подумавший прикрыться. Шагнул к столику, налил в крошечную чашечку воды.
Опустился перед кроватью на корточки, подал чашку Елене:
- На. А то, того гляди, глаза мне выцарапаешь… Да все, заткнулся! – предупредил он следующую Еленину фразу. – Слова больше про твоего Вадю не скажу. Могу вообще свалить, если надоел.
Ночник освещал голые темные плечи. Рука, подавшая Елене чашку, опустилась на ее колено. Скользнула вниз, вдоль лодыжки, легонько сжала щиколотку.
- Классные у тебя ноги…
Дочитать книгу можно только на этом ресурсе:
https://author.today/work/14590
Приношу свои извинения за доставленные неудобства.