Перелом

Любовь Баранова
Бесконечные очереди. Все, что нужно  купить - в очередь. Сейчас Анна стояла за тканью.
Очередь в универмаге растянулась со второго этажа до первого, где продавали ткань. Когда
спустилась она на первый этаж, простояв 2 часа, нужная ткань закончилась и принесли на
прилавок простенький ситец, не завидной расцветки. Хотела было уйти, потом передумала -
достоять оставалось немного, купить хоть этого ситца, может когда-нибудь пригодится. Да-
вали по 15 метров. Зачем ей так много? Опять же все берут, возьмет и она.
Принесла домой никому не нужную покупку, забросила на антресоли - зачем купила?

Осенью в городе закрывали прядильно-трикотажную фабрику. На распродаже имущества фабрики
 купила Анна, постояв в огромной очереди, два мешка пряжи в бобинах. Пришла домой с тря-
сущимися от напряжения руками - на улице слякоть, мешки не поставишь, промокнут они и
пряжа промокнет, потом заплесневеет. Пряжа тонкая, как паутинка. Во сколько еще нитей
надо ее смотать на электропрялке, чтобы получилась путняя толщина для вязания.

Работала Анна на заводе посменно. Кто был на выходном, звонили на завод с паникой в
голосе:"- Девчонки, сметана в магазине 200 рублей!" Все, кто на смене сегодня, не верили.
Банка сметаны, 200 граммов, вчера была 20 копеек, не может быть 200 рублей, вранье.
На другой день у самих выходной. В магазин пошли, как на разведку. Там бродили покупатели,
как в музее, никто ничего не покупал. Пачка масла сливочного 700 рублей. Глазам не верили,
потому что зарплата была 700 рублей в месяц. Телевизор говорил об СНГ. Душу щемило. Толь-
ко что был СССР, гордое название большой страны и вдруг унылое СНГ. Все казалось сюрреа-
лизмом. Не верилось, что это навсегда.

Встретила на улице знакомую, прежде работали вместе. Сейчас она торговала фруктами.
Привычно сказала:"- Работаю на хозяйку." Анна отошла. Сердце резанула эта фраза. Вот уже
появились хозяева и работники. Не далеко и до дяди Тома с его хижиной? На работе собрания.
Приезжают откуда-то холеные мальчики на затонированных джипах. В актовом зале рассаживают-
ся на сцене за столом, покрытом кумачовой скатертью, за их спинами огромный портрет Лени-
на. Директор представляет их как руководителей. Мальчики произносят речи, заталкивая
в текст как можно больше иностранных слов. Рисуют красивое будущее. Не зависимый предсе-
датель профсоюза кивает на каждом слове, как китайский болванчик. Новоявленные руководи-
тели уезжают. В отдельных джипах уезжает охрана в черной форме, на плечах автоматы ство-
лами вниз.

Прежде предприятие носило звонкое имя - Завод, сейчас - ОАО. Буквы немощные, как будто
стонет умирающий больной. Прежде все знали Директора, он вырос из простого рабочего,
знал на предприятии всё, его уважали. Сейчас на территории кратковременно появлялись
Генеральные директора, еще не износившие лейтенантских погонов начальников цехов, приносили в ОАО свой взгляд на мир - "ничего личного, просто биз-
нес". С этой холодной фразой сокращали коллектив, урезали зарплату. В расчетках зарплата
 становилась меньше. Начальники цехов злились, это им объяснять народу почему снизилась
зарплата, а объяснять - нет аргументов, сами на волоске. Поэтому злятся и кричат, что за
 воротами очередь, если что.

Зря все сердились на уменьшение зарплаты. Она была хоть какая-то, а сейчас совсем пере-
стали платить. На завод пришло указание сохранять коллектив. Рабочие недели сократили
до трех дней. Никто не радовался лишним выходным. В моду вошло слово "бартер". В цехе
из шланга ополаскивали пол, заезжал грузовик, вываливал туши коров. Мужчины брали
топоры и рубили мясо. Его раздавали "под зарплату" - примерно одинаково всем костей и
мякоти с жилами, пленками - не выберешь, не в магазине. Дома от такого мяса захлебыва-
лась электромясорубка - не могла провернуть на фарш. Только редко и мясо привозили.

Пришлось Анне семью посадить на супы. Шестилитровая кастрюля к ужину. Щи, борщи, воск-
ресший из студенческих лет "солнечный" супчик - картошка, вермишель, поджарка лука и мор-
ковки. Не из чего было готовить гарнир на "второе" и к гарниру нечего положить. Взрослый
 сын, дочь замужем, зять, муж, мама - всех накормить надо. Все работают и нигде не платят.
 После супчика молодежь ходит "нюхается" на кухне - чего бы перехватить? Но нет колбасы
или сыра. Надо было бы что-то к чаю, но нет яиц, молока, муки. Не на что купить пряников
 и печенья. Хорошо еще, что дача есть и накрутила Анна заготовок 700 банок разного объема
- соленья и варенья. Как проклятая осенью работала, как пищекомбинат. Насушила две наво-
лочки яблок. Сейчас жуют перед телевизором яблочные "чипсы" вместо конфеток.

С хлебом напряженка. Не на что купить. На работе на цветном принтере распечатывала проезд-
ные, продавала эти фальшивки. Нормальный проездной 100 рублей, а фальшивый отдавала за
10 рублей. Могла купить булку хлеба в день. Что эта булка на семью? Сама тоже ездила
на фальшивом. Покажет издалека кондуктору, а если кондукторша шла проверять - выходила
сразу же, садилась на другой автобус. Вся семья ездила на фальшивых. Знала, что подделка
документов грозит и так далее, стыдно было, а нарушала закон.

На работу привезли муку. Все рабочие разгружали огромную фуру, ходили белые, как мельники.
Теперь могла Анна стряпать и пошло дело - через день она ставила тесто, пекла 40 булочек,
чтобы было по 20 на день. Все сметалось с вареньем. Шесть мешков муки исстряпала она за
зиму, как настоящий пекарь.

За работой вязальной машины, ширканием каретки, щелканием рычажка счетчика рядов, раз-
мышляла Анна, что ее хобби становится бременем, больше не доставляет удовольствия. Стало
суровой необходимостью вязать семье свитера, колготки, варежки и даже кальсоны. Носки из
 тонкой синтетической пряжи изготавливала своим мужчинам. Себе - платья и костюмы. Она
вязала, кетлевала, сшивала, мотала пряжу и не было у нее и часа свободного.Анна думала,
что настал черед натурального хозяйства и будет ли этому конец? Пенсию маме тоже не пла-
тили вовремя, а когда платили, занимала Анна у нее до получки, а потом отдавала, как
только давали "проценты". Сейчас это так называлось. Давали 20 или 30% не от суммы об-
щего долга, а зарплаты за месяц, остальное повисало в воздухе.

Рынок в городе был в центре, а сейчас стихийно вырос на вокзале. Туда приходили поезда
из Казахстана, усталые казашки несли на привокзальную площадь сумки с мясом и безменом
отвешивали куски покупателям. Какой саннадзор? Какие синие печати? Не до этих цивильных
тонкостей, хоть бы досталось купить всем желающим. Проводницы Таджикистана везли в ведрах
 абрикосы и персики, продавали ведрами, для скорости, поезда стояли по 15-20 минут, не
до взвешиваний.

Родился внук. В магазинах навалом турецких, польских, китайских красивейших товаров для
детей, а купить не на что. Достала Анна швейную машину, купленный еще при советской
власти невзрачный ситчик. Шила из него пеленки, пододеяльнички, распашонки, ползунки,
чепчики. Рада была, что купила тогда эти пятнадцать метров. Сердце обливалось кровью.
Хотелось внука нарядить, как игрушку, зарплаты в долгах на половину "Детского мира" хва-
тит, а она шьет тут из примитивного ситчика. Одно успокаивало - нет зато никакой химии и
синтетики. Но и смотреть в кроватку было больно - все из одной и той же ткани, убожество.

Приближался Миллениум. Весь мир радовался третьему тысячелетию, только Анна грустила,
что впадает в век восемнадцатый - все в ручную, ничего не купишь, натуральное хозяйство.
Сменился Президент, ну и что? Кому под силу вернуть все, что пропало? Весной маме вовре-
мя принесли пенсию. Боялись ее тратить, вдруг другую принесут через три месяца, как уже
бывало? На другой месяц опять принесли. Неужели отступает безысходность? На работе полу-
чили зарплату за два месяца. Не верилось, что получат и на следующий месяц.

На завод потянулись коробейники - кто с барсеткой, полной какого-то не обычного золота,
кто с баулами одежды и парфюмерии, бытовой химии. Все под зарплату, даже книги, красиво
изданные тома. К проходной прибивалась легковушка с полным багажником мяса - все отда-
вали "под запись", не зная людей, не зная из каких цехов - записывали фамилии в грязную
тетрадку, все было на доверии. Люди, изголодавшиеся по покупкам, брали все подряд.
Явилась поговорка - что это за женщина, если у нее ста граммов нету. Золото имелось вви-
ду. Не для украшений покупали, а чтобы заложить в ломбарде - если опять
будут трудности.

Кажется жизнь налаживалась, боялись поверить, что пережили этот перелом в судьбе.