Лев Черный. N S U

 

               

                N S U
             

                В основу этой печальной повести
                положены документы процесса NSU

                1

   Герои нашей истории (назовем их Николь, Саша, Ева и Кристиан) выросли в одном из новых районов, на окраине Дрездена. Николь была француженка, оттого у нее и имя такое. Они дружили с детства и были ровесники: им исполнилось 18.  Родители финансировали их и снимали для них небольшую двухкомнатную квартиру, но в личную жизнь детей не вмешивались. К тому времени "дети" уже разобрались в своих чувствах и жили попарно: Николь с Сашей, а Ева с Кристианом. Это были нормальные молодые люди, как и миллионы других. Они учились в школе, по выходным ходили на диско, порой бывали в кино, любили встречаться с друзьями, чтобы пропустить бутылочку, другую пива, потанцевать, а ночью завалиться с подружкой в постель и до утра заниматься любовью, или как выразился модный нынче прозаик "трахать ее", а божественный Гомер (в переводе Жуковского) сказал "девственный пояс ее развязать".

   Со времени воссоединения Германии жизнь в городе заметно изменилась. На улице все чаще стали встречаться чернобородые мужчины с бритым черепом и женщины, с ног до головы закутанные в черное платье, развевающееся на ветру словно черный пиратский флаг. Турки. Как грибы после дождя повсюду появились турецкие овощные лавки, парикмахерские, чайные, из открытых окон которых на улицу вырывались громкие восточные мелодии. И в школе стали попадаться смуглые юноши с выразительными черными глазами и девушки в головных платках и длиннополых юбках.

   Ребята не были настроены враждебно по отношению к пришельцам, но инстинктивное чувство неприятия чужака помимо их воли постепенно разъедало душу. И новенькие не пытались идти на сближение. Их поведение, манера держаться,  взгляд - все говорило о том, что они чувствуют себя чужими и в тебе видят чужака. Мол, у меня своя дорога, а у тебя своя. Да, я сижу с тобой за одним столом (а куда деваться?), но прозвенит звонок, и я в одну сторону, а ты в другую. Чус-с-с, Ханс, до завтра. Это вызывало все нарастающий немой протест.

   Однажды Кристиан пришел в школу с наголо бритой головой, как скинхед, а на затылке у него красовалась татуировка креста и черепа. На перемене к нему подошел учитель истории, херр Майер. Майер был известен тем, что иногда на уроке позволял себе, как бы между прочем, обронить фразу, что в Третьем Рейхе было не все плохо. На него жаловались, но начальство смотрело на его пассажи сквозь пальцы, и ему сходило с рук.Учитель поинтересовался, что может означать эта татуировка. Кристиан не собирался пускаться с ним в дискуссию. Он лишь пробурчал: "Так просто" и хотел было пройти мимо, но Майер, схватив за локоть, попридержал его и прошелестел на ухо:

   - Приходи завтра в семь вечера в пивную "У Зигфрида", что на Бесельплатц. Знаешь где это?

   В знак согласия Кристиан кивнул головой.

   - И захвати с собой надежных ребят, - Майер разжал руку, больно сжимавшую локоть парня.

                2   

   Кристиан уговорил Сашу пойти вместе с ним, и в начале седьмого ребята отправились по названному Майером адресу. Было начало марта. Весна с боем пробивала себе дорогу в Европу. По небу ветер гнал низкие тяжелые облака. Уже смеркалось. Мокрый снег перемежался с дождем. Под ногами чавкала черная каша. Проплутав по кривым переулкам, они припозднились  и, когда подходили к пивной, то у входа увидели продрогшего до костей в легкой куртке учителя. Майер попытался изобразить на посиневших губах улыбку: "А я думал, что вы не придете", и поспешил к освещенному входу. В дверях стоял здоровенный детина в кожаной куртке. На шее под левым ухом у него можно было различить татуировку свастики и надпись "Juden Tod". (Смерть евреям - пер. с нем. Л.Ч.) Это рассеяло всякие сомнения в том, куда они попали. Майер кивнул в сторону ребят: "Эти со мной", и их пропустили.

   Влажный спертый воздух пивной пропитали запахи пива, табака и человеческого пота. Под низким потолком плавали облака табачного дыма, отчего в зале казалось сумрачно. Почти все столики были уже заняты, и нашей троице с трудом удалось отыскать один свободный в дальнем углу. То там, то здесь раздавались пьяные выкрики и требования начинать. К их столику подлетела раскрасневшаяся кельнерша с подносом, заставленным пивными кружками, поставила шесть кружек и упорхнула так же стремительно, как и появилась. Ребята вопросительно посмотрели на учителя. "Угощаю", - осклабился тот. Саша не очень любил пиво, но, отказывшись, боялся обидеть человека и  с шумом отхлебнул из своей кружки. В это время на небольшом возвышении в центре зала какой-то тип возился с аппаратурой, и в репродукторе раздавались щелчки и шипение. Наконец, толстый господин в рубашке, растегнутой на груди, и в съехавшем набок галстуке влез на импровизированную сцену и взял в руки микрофон. В зале затихли.

- Друзья мои, - начал он, - я обращаюсь к вам, друзья мои, потому что душа кричит и сердце обливается кровью от гнева и возмущения. Где мы с вами живем? В моей любимой Германии, политой слезами и кровью наших отцов и матерей, или в Турции? Недавно я был в гостях у своего кумпеля в Маннхайме. Это на западе, а там турки обосновались уже давно. В самом центре города есть кварталы, где все гешефты турецкие. Вы не поверите, но все магазины, аптеки, кафе, банки - все принадлежит туркам. Все вывески на турецком. Накануне я, правда, крепко выпил и подумал, что это мне снится. Я даже ущипнул себя за задницу. Но увы, это была явь. Скоро то же будет и у нас. Нам это надо?

   Крики: "Нет!"

    - На улице не услышишь немецкой речи - только турецкая, будто ты уже не в Маннхайме, а в ихнем Стамбуле, - продолжал он. - Я зашел в овощную лавку, хотел купить кило фасоли, так продавщица-турчанка минут пятнадцать болтала со своей товаркой, меня не замечая, словно меня вообще нет. Я плюнул и ушел. Мой кумпель, который уже давно там живет, рассказал мне, что полиция боится туда сунуть нос. Там свои законы, законы Шериада. Недавно я прочитал в газете, что один турок зарезал свою собственную сестру только за то, что она встречалась с немецким парнем. Они насилуют наших женщин. Недавно один турок прямо на улице зарезал полицейского.

   Послышались голоса возмущения. "Да, да, прямо на улице", - повторил толстяк.

   Ребята не верили своим ушам. Они ничего об этом не знали. (И не удивительно. Кое-что он приврал, чтобы накалить настроение слушателей.)

   Пот стекал ручьями с лица оратора. Он поднял кулак над головой: "Наш ответ, друзья..."

    Кто-то из зала выкрикнул: "Смерть туркам!" Другие подхватили: "Смерть туркам!"

   Через минуту уже весь зал скандировал: "Смерть туркам! Смерть туркам!"

   Ребята вышли из пивной ошеломленные и подавленные.

                3

   С тех пор Кристиан и Саша часто стали бывать "У Зигфрида". Здесь собирались разные люди: старики и совсем еще безусые юнцы, студенты и рабочие, пенсионеры и школьники. Но всех их объединяло одно общее чувство, которое они называли патриотизмом, любовью к Родине. Но их патриотизм, странным образом, выражался исключительно через ненависть к иноплеменникам, чужакам, будь то евреи, турки или цыгане, неважно. В своем большинстве это были неудачники в жизни,  считавшие, что их обошли, не признали, не оценили, или от которых ушла любимая женщина, и они искали, на ком бы сорвать зло. Либо совсем еще зеленые юнцы, выходцы из бедных семей, которые видели, как перед их глазами проносятся счастливчики на шикарных автомобилях, и завидовали, плача по ночам от бессильной злобы на весь свет.

   А в пивной им говорили: "Да, ты слаб и беззащитен, потому что ты одинок. Но если мы будем все вместе, все заодно, мы станем, как пальцы, сжавшиеся в кулак, мы станем силой. Нас будут бояться, нас будут уважать.

   Ты оказался на обочине, твой талант не признан. Ты доверчив и простодушен, а хитрый, изворотливых пархатый обошел тебя на повороте. Тебе не по карману хорошая квартира, потому что государство должно обеспечить бесплатным жильем наехавших в страну турок и других иностранцев с их многочисленными чадами и домочадцами.

   Приди к нам, и мы скажем тебе, что надо делать".

   И они летели, как ночные мотыльки на огонек, не ведая, что могут сгореть в огне.

   Однажды к ребятам за столик подсел кряжистый мужчина средних лет и заказал себе три кружки пива. Разговорились. Его звали Олаф. Он лет двадцать проработал шахтером в Руре. Но дела фирмы шли плохо, и, в конце концов, шахту закрыли, а другой работы там не было. Олаф продал домик и с семьей перебрался в Дрезден, надеясь в большом городе что-нибудь для себя найти. Однако уже год как он без работы, а перспектив никаких. Жена моет полы в чужих домах.

   - Но самое страшное для меня, ребята, - тяжело вздохнул Олаф, - это чувствовать, что ты никому не нужен. Друзьями до сих пор не обзавелся. Вот пришел сюда. Одному тяжело.

   Посочувствовали ему, пожелали удачи в жизни. А что еще скажешь?

   Как-то Кристиан и Саша познакомились с парнем лет тридцати. Его массивное тело венчала квадратная голова с копной светлых волос. Звать Алексеем. Приехал из Казахстана. Кристиан предположил, что он бывший спортсмен. Да нет, духовик. Играл на трубе. Приглашали на свадьбы, похороны. Но это в прошлом. Теперь сидит на социальной помощи. "Есть ли подружка? - усмехнулся. - Кому я такой нужен".

   За несколько месяцев наши герои повстречались со многими людьми. Среди них был и бывший надзиратель городской тюрьмы Вальдемар, продававший заключенным наркотики, и кельнер из ночного бара Уве, от которого ушла жена, оставив ему на воспитание дочь, и Патрик, когда-то знаменитый хоккеист из Маннхайма, которого знал каждый городской мальчишка. Но из-за полученной во время игры травмы Патрик вынужден был уйти из спорта. Теперь он получал мизерную пенсию по инвалидности.

   Среди них не было баловней судьбы. Все они были или бывшие, или потрепанные невзгодами людьми. И теперь они искали  надежную гавань, которая могла бы защитить их от жизненных бурь, дать возможность окрепнуть, снова поднять голову, чтобы можно было сказать: "Я тоже человек. Я тоже кое на что способен, чорт возьми! Я вам еще покажу!"

                4

   Однажды, придя домой, ребята застали своих подруг в слезах. "Что случилось?" - встревожились они. Оказалось, что отец Евы, херр Мюллер, получил новое место в министерстве просвещения в Берлине, о котором давно мечтал, и настаивает на том, чтобы Ева поехала с ними. Ей не хотелось расставаться с друзьями, но родители пригрозили, что иначе они лишат ее материальной поддержки, и Еве пришлось согласиться. Эта весть огорчила парней. Особенно впал в уныние Кристиан, ведь он любил Еву. Чтобы его приободрить, Николь незаметно для Саши сжала руку Кристиана в своей и послала ему нежный взгляд, на который способна только женщина. Кристиан покраснел и опустил глаза.

   Прощальный вечер решили устроить через неделю. В этот день они пригласили в свою квартиру на втором этаже многонаселенного дома на углу Цепелинштрасе и Бергбанштрасе своих друзей: Вальдемара, Патрика, Алексея и других. Уже много пустых бутылок из-под пива сгрудилось в углу, много добрых пожеланий было сказано Еве. Хотелось поговорить о наболевшем, ведь собрались единомышленники. (Ева и Николь разделяли взгляды своих парней.)
   Над столом поднялся Кристиан. Он постучал вилкой по пустой бутылке, прося внимание. Все затихли.

   - Друзья мои, - сказал он, - последнее время я не могу спать. Мысль о том, как спасти нашу Родину от нашествия полчищ иностранцев, жадные руки которых тянутся к соскам дойной коровы по имени Германия, как спасти наши христианские ценности от Ислама, не дают мне покоя. И я пришел к выводу: только кровь может остановить их, только страх перед смертью. Пролитая кровь станет нам страшной порукой. Она свяжет нас в тайный союз.

   Николь слушала, с восторгом глядя на него.

   - Решительность в действиях и глубокая конспирация - залог нашего успеха, - продолжал Кристиан.

   Кто-то сделал музыку громче, чтобы не могли подслушать соседи.

    - Дело рискованное, кто не уверен в себе, пусть лучше сейчас же уйдет отсюда. Мы никого не неволем, - он иcподлобья посмотрел на собравшихся.

   Алексей встал и вышел из-за стола. Кристиан бросил ему вслед быстрый взгляд словно выстрелил.

   - Я предлагаю назвать наш союз, - тем временем говорил он, - национал - социалистическим союзом, или сокращенно NSU (по первым буквам немецких слов - прим. автора).

   Все согласились. Расходились заполночь с тяжелым сердцем.

                5

   Следующая сходка состоялась недели через две. Собрались в узком кругу. Кроме хозяев дома, Кристиана, Саши и Николь, за столом сидели Олаф, Патрик, Вальдемар и Уве. После того, как уже было выпито не по одной бутылке пива и выкурено не по одной сигарете, заговорил Кристиан. Он говорил тихо, не спеша, продолжая держать дымящуюся сигарету в пальцах левой руки. Это были как бы мысли вслух.

   - Друзья, мы вступаем с вами на опасный, но великий путь, - сказал он. - Мы будем первые, за нами пойдут другие. Наш союз как острие карающего меча, который очистит немецкую землю от всей скверны, нанесенной за последние 50 лет. В нас будут плевать, нас будут травить. Может быть, нас даже убьют. Но благодарные потомки напишут наши имена на своих знаменах.

   "Браво!" - восторженно крикнула Николь и захлопала в ладоши. Саша с завистью посмотрел на Кристиана.

   - В нашем деле главное - вера в наши идеалы, вера в нашу победу и строжайшая тайна. Наш девиз - мы победим!

   Остальные подхватили: "Мы победим! Мы победим!"

   Когда страсти немного улеглись, Кристиан продолжал:

   - Я предлагаю ограничить наш союз сидящими за этим столом. Иначе, трудно будет сохранить тайну.

   Все согласились.

   - Ударный кулак нашей организации - я и Саша. Остальные должны нас всячески поддерживать.

   Раздались одобрительные голоса.

   - Для проведения терактов нужно оружие. Кто бы мог взять это на себя?

   Отозвался Олаф:

   - Я попробую наладить старые связи.

    - Отлично. Надо заранее подыскать конспиративные квартиры, чтобы потом уйти в подполье. Какие на этот счет есть мысли? - спросил Кристиан.

    - Нужны деньги, - возразил Уве. 

    - Было б оружие, будут и деньги, - многозначительно заметил Саша и заговорщицки посмотрел на окружающих.

   Сходка продолжалась до позднего вечера.

                6

   Однажды, когда Саши не было дома, Николь вплотную подошла к Кристиану и, с улыбкой опытной куртизанки взглянув ему в глаза, пропела сладким голоском:

   - Наклонись, верзила. Я хочу сказать тебе кое-что по секрету.

   - Ты же можешь и так сказать. Здесь ведь, кроме нас, никого нет, - возразил он, но его мужская интуиция подсказывала ему, что это за "секрет".

    - Нет. Так не получится секрета.

    И в следующее мгновение она поднялась на цыпочках, пригнула его шею вниз.., ах увы, его длинные волосы упали ей на лицо, и мы ничего не смогли увидеть. А он, о счастливец! почувствовал на своих губах ее жаркий поцелуй.

    - Теперь командовать парадом буду я! - решительно сказал Кристиан. Он подхватил ее на руки и в два прыжка оказался в спальне.

   Не успели они сполна насладиться любовью, как скрипнула входная дверь и вошел Саша. Полуобнаженная Николь бросилась ему на шею. "Шатц, как ты кстати. Идем скорее к нам", - и она потащила его в постель. Опешивший от неожиданности Саша не успел даже раздеться. Оказавшись среди скомканных простыней, между двумя парнями, счастливая Николь воскликнула:

   - Мальчики, я не знаю, что со мной, но я люблю вас обоих!

                7

   Месяца через два после последней сходки, как-то поздним вечером, к ним постучали, хотя дверной звонок был в исправности. Наши герои насторожились. Николь приоткрыла  дверь и выглянула наружу. На пороге стоял Олаф. "Олаф, ты?" - у  нее вырвался вздох облегчения. Он, загадочно улыбаясь, переступил через порог. Не отвечая на обычные приветствия, Олаф запустил правую руку в глубокий карман плаща и вытащил оттуда какой-то предмет, тщательно завернутый в газетную бумагу и перевязанный бечевкой.

   - Что это? - спросил Саша.

   - Угадай.

   - Ты сюда пришел загадки загадывать, что ли? - с раздражением сказал Кристиан.

   Вместо ответа Олаф молча развязал бечевку и развернул бумагу. На столе, поблескивая сталью, лежал револьвер. Ребята онемели.

   - Марки Ceska 83, - объяснил Олаф.

   Из левого кармана он вынул коробку с муниционом и устало опустился на стул.

    - Где взял? - вырвалось у Кристиана.

    - Секрет фирмы, - усмехнулся Олаф. - Между прочим, две штуки отдал.

     - За нами не заржавит, - Саша осторожно взял оружие в руки. Оно было тяжелым. Он взвесил его на ладони, как бы оценивая, стоит ли оно в самом деле две тысячи.

    - Да-а-а, вот это я понимаю, - и он обнял Олафа за плечи. - Ну брат, удружил.

    - Что нюни-то распустил, - одернул его Кристиан. - Будто ты не мужик, а баба. Дело надо делать, а не сопли жевать.

   Сашу словно ледяной водой окатили. Он отпрянул от Олафа.

    - А что ты предлагаешь? - заискивающе заглядывая Кристиану в глаза, спросил он.

    - Так как мы с вами живем "в презренном обществе желтого дьявола", - вспомнил Кристиан понравившиеся ему слова, услышанные однажды на митинге левых, - то надо раздобыть бабки. Их никто не принесет нам на блюдечке с золотой каемочкой. Их надо взять силой.

   Так впервые родилась идея вооруженного ограбления банка.

                8

   Первое нападение они совершили в середине 90-ых годов в городе Чемнитц. Вы спросите, почему в Чемнитце, а не в Дрездене. Но ведь и волк не охотится возле своего логова.

   На этот раз им помог Уве. Он взял напрокат микроавтобус, и они втроем покатили на запад. Переночевали у дальней родственницы Уве, жившей в этом городе, а утром вышли на разведку. Стояла поздняя осень. Холодный дождь хлестал в лица редких прохожих. Порывистый ветер гнал по улице опавшие бурые листья. В такое время, как говорится, и собаку за дверь не выгонишь, но нашим героям непогода была лишь на руку. На улице Йоханес-Дик-штрасе им попалась на глаза вывеска постбанка. Место тихое, почти безлюдное. Жребий пал.

   На следующее утро они угнали со стоянки видавший виды черный мерседес. За рулем сидел Уве. У банка он затормозил, но мотор не выключил. Посетителей было мало. С криком: "Все на пол! Грабители!" Кристиан и Саша подбежали к кассовой стойке. Кристиан выхватил левой рукой из кармана револьвер и направил его на дрожавшую от страха кассиршу: "Деньги на бочку! И без фокусов, а не то..." и он многозначительно скосил глаза на пистолет, а Саша бросил ей целлофановый пакет. Она стала поспешно сгребать в него деньги. Ему казалось, что она слишком медленно возится, и он ее нетерпеливо подгонял: "Живей, живей, старая корова". Но женщина замешкалась. Нервы у грабителей не выдержали, и с криком: "Давай сюда!" они выхватили у нее пакет с деньгами и выскочили из банка. Машина рванула с места. Через мгновение преступников и след простыл. Полиция прибыла, как всегда, с опозданием.

   (Из документов процесса NSU: более чем за десять лет было совершено 15 ограблений.)

                9

   Одна мысль не давала покоя Кристиану: Алексей. Это был опасный свидетель. Он мог выдать. Кристиан поделился своими мыслями с товарищем.

   - Придется ликвидировать, - не задумываясь, ответил Саша.

   Поздно вечером они подстерегли свою жертву у дверей его дома. Он шел не один. С ним была девушка. Прогремело два выстрела: один в спину, другой в голову. Алексей охнул и опрокинулся навзничь. Девушка, которую он держал под руку и потянул было за собой вниз, истерически закричала, зовя кого-нибудь на помощь. На крик прибежал полицейский. Она показала ему на две тени, убегавшие вниз по переулку. Он бросился вдогонку. Бандиты, услышав погоню, начали стрелять и смертельно ранили полицейского.

   Вся полиция города была поставлена на ноги. Со слов девушки был составлен фантом-портрет нападавших. На следующий день его много раз показывали по телевидению. За достоверную информацию обещалась награда в 10.000 марок. По всему городу были расклеены плакаты.

   В полиции не переставали дребезжать телефоны: всем хотелось заработать 10.000. Подозрения падали на многих совершенно невинных людей. С одной стороны это объяснялось желанием некоторых насолить своим врагам, а с другой... Вы же сами понимаете, уважаемый читатель, как могла девушка темной ночью за короткий миг рассмотреть внешность преступников. Одно бросилось ей в глаза: бандит держал пистолет в левой руке. Но мало ли левшей ходит по городу с оружием в кармане? Шансов найти преступников у полиции почти не было.

   Террористы решили уйти в подполье. Вальдемар раздобыл им документы на чужое имя, а Патрик снял для них в Дортмунде квартиру на имя своей сестры.

   Они на два года, как сказала Николь, "легли на дно".

                10

   Жаркое полуденное солнце испеляло город. Ветер разогнал с неба облака и теперь, казалось, прилег отдохнуть под кустом. Собаки старались спрятаться от палящего зноя в короткой тени, которую бросал густой кустарник, и, высынув язык, тяжело дышали. Редкие прохожие, оставив на себе лишь то, что заставляло приличие, обливались потом.

   Старый турок Исмаил К. сидел в своей овощной лавке,  расположенной  на одной из окраинных улиц Гамбурга. Напротив него, за прилавком, разместилась рыхлая старуха, его жена Айче. Покупателей в лавке не было, и можно было отдохнуть. На коленях у старика уютно пристроилась его трехлетняя внучка Гамзе. Исмаил нарезал ломтиками спелую дыню и протягивал их девочке. Она с аппетитом ела, улыбаясь каким-то своим мыслям, а сок стекал на ее легкое розовое платьеце в белый горошек.

   Зашел покупатель и стал рассеянно осматривать товар: то яблоко возьмет в руку и положит назад, то красный помидор. Вдруг он выхватил из левого кармана брюк пистолет и выстрелил старику в голову. Кровь брызнула на платье девочки и залила его. Исмаил мешком повалился на пол, придавив под собой внучку. Та громко заплакала. Бандит выскочил из лавки и метнулся к серому форду, который стоял напротив. Шофер дал газ, и машина исчезла за поворотом. Все произошло так неожиданно, что старуха, не шевелясь, продолжала сидеть на своем месте, как обухом ударенная.

   Через несколько дней, стоя на краю могилы своего мужа, старая Айче сказала, глотая слезы:

   - Мой бедный Исмаил очень любил меня, а я любила его. Он любил своих детей Мохамеда и Халита. Он любил свою внучку Гамзе. И он любил Аллаха. За это они его убили. Вместе с Исмаилом вы хороните мое сердце. Вчера они убили его, завтра они убьют другого. Эти люди думают, что они смогут заставить нас уехать отсюда. Здесь я похоронила своих мать и отца. Здесь я родила двоих детей. Это моя земля, и я никуда отсюда не уеду.  Прощай, любимый Исмаил. Ты был хорошим мусульманином, и Аллах не оставит тебя.

   Слезы снова потекли у нее из глаз.

   Прошло время. Выстрелы прогремели в Мюнхене, Ростоке, Нюрнберге и других немецких городах. Всего менее, чем за десять лет, было убито восемь турок и один грек, которого убийцы приняли за турка (Эти цифры взяты из документов процесса NSU). Турецкая община оцепенела в смертельном страхе.

   Во время последнего ограбления полиция "плотно села на хвост" бандитам. Кристиан и Саша отчаянно пытались уйти от преследования. Обгоняя на повороте автобус, они со всего маху врезались в идущий навстречу грузовик. Оба скончались на месте.

   Вскоре Николь узнала о смерти друзей. С этой минуты жизнь для нее перестала иметь смысл. Она решила сдаться властям. Но прежде надо было замести следы преступления. С этой целью она подожгла квартиру, в которой они жили. По странному совпадению это была та самая дрезденская квартира в многонаселенном доме, где много лет тому назад все начиналось. От дыма задохнулась старушка-соседка.

   Через несколько дней Николь пришла в полицию и сказала:

   - Я та, которую вы ищете.

   В ту же минуту наручники защелкнулись у нее на запястье.

   P.S.Суд приговарил Николь к пожизненному заключению.