Это была одна их тех колоритных коммуналок в старом районе Петербурга, в сталинском доме, которые известны своими высоченными потолками и толстыми стенами.
В квартире, которая нуждалась в капитальном ремонте с 80х годов прошлого века ( а судя по виду, то и с позапрошлого, если забыть, когда был построен дом) жили пятеро, а иногда и пятнадцать жильцов. Такое непостоянство объяснялось наличием у казахстанской семьи в 11 метровой комнате нескончаемого запаса родственников; по родне на каждый метр. Сосед же их был психически больной. В его комнате снимал угол, а также содержал (кормил и покупал ему вещи) бывший заключенный.
Эта оригинальная компания собиралась по вечерам в крошечной кухне и беспрестанно ругалась, готовя ужин. В общем, проводили досуг за приятной беседой в окружении утонченного смрада овощей сомнительного вида (казахстанцы торговали на рынке и тащили в дом все, что залеживалось).
Каждый люто ненавидел каждого. Но эта ненависть крепче любви привязала их друг к другу.
Была у них и одна на всех цель: третья комната пустовала и каждый мысленно уже жил там.
Но как это часто случается, вместо нового пространства для жизни обитатели получили нового жильца. Девочку-студентку, слушавшую Дебюсси и верящую в идеалы.
Надо заметить, что ни вечера не проходило в той кухоньке без изрядной попойки. И девочка-студентка с присущим ей энтузиазмом в познании мира погрузилась в открывшуюся ей с новой стороны культурную жизнь культурной столицы.
Такое добродушное принятие чуждых ей нравов делало ей честь. Хотя вскоре эту же честь у нее и отняло. Определенного рода стечение обстоятельств в виде подвыпившего соседа. Того, который отсидел. Видно, сидел долго.
А что же девочка-студентка? Он разрывалась между ощущением случившейся непоправимой катастрофы и некоей даже гордостью: «Вот, мол, как и я могу гульнуть и каких дел натворить».
Разносторонне развитая личность оказалась.
Влюбленность нахлынула внезапно. Видно, уж очень это романтичное сочетание – Дебюсси и дешевая водка. Да и как откажешь в обаянии зэку-заике, который, преисполненный душевной тонкостью и тактом, совсем незаметно прятал каждую ночь новое женское пальто и сапоги в общем коридоре, чтоб ненароком не потревожить сон своей благоверной в комнате напротив?!
А что же, спросите вы, мечты их, смыслы, цели жизни?
Психически больной мечтал уехать в Индию и никогда не работать; отсидевший – стать богатым и жениться (только богатство не связывалось у него хоть сколько-нибудь с честностью; в ходу были все средства: жульничество, махинации и торговля наркотиками).
Роль будущей жены в его жизни отводилась весьма достойная. Он предполагал жену как некоего домашнего питомца, только вдобавок умеющего готовить и убирать за собой самостоятельно. Усовершенствованная порода собаки, в общем. Да что б не лаяла.
В тайные помыслы многочисленного семейства проникнуть не представлялось возможным ввиду их отсутствия. Поглощены безвозвратно кухонным смрадом и ежеутренним перегаром.
Поэтому возвышенное чувство не тронуло их сердец, не осветило своим сиянием темные уголки их приземленных душ. Не грезилось им счастье, подернутое розовым флером любви.
А грезилась им комната с высокими потолками, с кружевной скатертью вместо занавесок на окне, которая мирно колыхалась дувшим из всех щелей ветром; в них удобно было просунуть руку, чтобы поприветствовать какого-нибудь заклятого знакомого.
Но пока грезила там студентка и кипел в казахстанских головах план по развеиванию бурлящих в ней страстей, так как, очевидно, прохладцей из оконных целей их не сдуть.
И вот созрел план, по своему коварству не уступающий придворным заговорам прошлых столетий.
Что может быть коварнее и хитрее, нежели умышленное отключение горячей воды в ванной комнате?
Что может быть страшнее отсутствия в этом оазисе рая земного журчащей, сверкающей ржавчиной, благоухающей нечистотами водопада наслаждения?
А какой образчик мужества и жертвенности! Обречь всех на лишения ради благородной и высокой цели.
Сделай гадость ближнему своему и улыбнется тебе счастье рваной скатеркой на окне.
Но и в хрупком теле интеллигента может жить спартанский дух. Закаливание штука весьма полезная. Организм укрепляет.
Тогда было решено выдворить студентку с кухни. Она держала еду в холодильнике психически больного. Он же внезапно вышел из своей всегдашней апатии и ударился в другую крайность. Придя в ярость, он выбросил все ее съестное в мусор. Вход же на кухню был закрыт.
Все в коммуналке мучились от голода во имя общей цели и будущего блага. Стали раздражительны по пустякам и перекрикиваться собирались в коридоре.
А что же студентка? Она же, напротив, заметно повеселела, взбодрилась: как же, такая радость, теперь и готовить не надо! И с тех пор ела только сырые сосиски с хлебом и кетчупом. И даже прибавила полкило на радостях.
Холод, голод и любовь. Романтика!
Но жильцы коммуналки оказались людьми на редкость неромантичными. В лице сникли, смотрят тоскливо-грустно на кухню и чешутся потихоньку.
Стали по-хорошему уговаривать съехать. И даже зэк обещал иногда навещать. Адреса подыскивали подходящие.
А что студентка? Взяла да и съехала. Видно, надоела романтика.
А зэк заходит, как обещал. О чувствах говорит. Богатым сделался. О женитьбе заикается. Только вот не о роли питомца девочка-студентка мечтает. У нее идеалы есть.
А у жильцов новая беда: как комнату меж собой делить?
Тут мы и оставим их, мешать не будем.
И сейчас существуют такие коммуналки, где разворачиваются воистину великие трагедии, где ненависть и скука заменили сердечные симпатии и живой разговор; где, как в театре гротеска, до исполинских размеров раздувается невежество, жадность, злоба; где расцветает пышным цветом мелочность, безделье, ожирение тела и духа, окостенелость мысли и чувства; где, наконец, привязанность к человеку измеряется мерой нанесенного ему же зла.
Но так как в жизни часто самое трагичное и есть самое смешное, то вперед на сцену, актеры! Мы будем смеяться и дальше.
Лишь иногда хмурая складка набежит тенью на лицо; но ее тотчас же развеет подскочивший кривляка-актер.