В третьей части моей исторической Саги описано немало эпизодов Гражданской войны на Севере России. Одним из самых драматичных- было сражение при Усть-Паденьге, где роте американских стрелков из 339 полка и небольшому отряду белых казаков-добровольцев противостояло полторы тысячи красноармейцев- 160 полк под командованием Филипповского.
Силы были неравны, примерно 1 к 10 и исход боя скоро оказался предопределен. Белые и союзники с большими потерями отступили.
Факт милосердия со стороны "красных", который случился в этом бою, попал в мемуары, стал достоянием истории, а теперь и литературы...
Лейтенант Мид, с дрожью в голосе рассказывал о первом дне сражения за Шенкурск.
-Я никогда не забуду этот ужасный марш смерти. Мы сошли в снега речной долины, сразу же погрузившись в них по самую талию. Пришлось буквально плыть, задыхаясь, обливаясь потом, внутренне стекленея от ужаса, когда пули ворошили сугробы вокруг и густо свистели в морозном воздухе.
Казалось, мы вязли в этих снегах, как мухи в сметане, как изюм в манной каше. Белая топь, снежное болото...
Если человек падал в этот толстый саван русского поля, то он уже не подымался из него. Остановившийся передохнуть наверняка становился отличной мишенью для «боло», которые яростно стремились пересчитать нас выстрелами своих винтовок и пулеметов.
Многие из дафбоев канули в снег навсегда — больше мы никогда не видели тех парней из нашей роты. Что с ними стало? Если русские и похоронили их, без вести павших, то, видимо, не в промерзшей на полтора метра земле, а попросту спустили под лед реки: гуд бай, янки — вода все спишет...
Нам потребовалось двадцать минут, чтобы пересечь эту жуткую долину смерти, где пули били нам в спины, наповал опрокидывая в снег. Но эти двадцать минут на самом деле были вечностью…
Из 45 американцев, принявших бой на первых рубежах обороны в строю к вечеру осталось только семь человек. Они, полумертвые от усталости, преодолели наконец-то последние смертельно опасные футы и упали в объятия защитников Усть-Паденьги.
Молодой капитан, командующий казачьим отрядом, в отличие от некоторых своих сослуживцев, был настоящим русским офицером. Увидев, что посланный им на подмогу янки взвод отступил, он заставил их вернуться на позиции и прикрывать отход американцев. Оценив самоотверженность капитана, по возрасту почти мальчишки, видавшие виды бородачи-казаки, подчиняясь его приказу, встали в оборону, да так, что все дальнейшие атаки «боло» на этом участке результатов не принесли. В тот момент союзники снова увидели великую русскую армию, по стойкости не имеющую равных.
-Господин капитан,- обратился к командиру роты Одгарду один из американских лейтенантов,- Огонь перестал быть уничтожающим, считаю необходимым вернуться на санях назад и попробовать забрать раненых и тела, хотя бы те, что лежат в поле между деревнями.
-Не возражаю, ответил капитан Одгард,- возьмите в помощь пару человек, езжайте, и да хранит вас Господь!
Около часу часу дня пользуясь передышкой двое саней с экипажами отважных дафбоев выдвинулись на нейтральную полосу перед Нижней Горой, чтобы забрать убитых и раненых.
-Смотри,- Василий,- толкнул одного из красных стрелков сосед по караулу. -кажется буржуи возвращаются за своими, вон их сколько лежит на поле. Давай-ка жахнем по ним из пулемета? Пущай только подойдут поближе.
-Грех это, парень, по санитарам стрелять.
-Так какие же это санитары, интервенты проклятые! Сейчас я в них пальну.
-Ну-ка, бросай эти штучки! В Германскую был закон неписанный, санитаров не трогать. Они должны делать свое дело, мы свое. Тех, что померли, пусть увозят, не жалко, а кто жив, все одно калеки, нельзя увечным отказать в помощи, не по-божески это.
-Так большевики же против бога?
-Нет, не так говоришь, не против! Христос был за бедных и большевики тоже за бедных, как же можно быть против? Они против попов толстопузых, согласен, но против Бога-нет, это ты не дело говоришь, не по совести.
Завтра не дай бог убьют тебя, на небе пред вратами архангелы всем допрос учиняют, спросят, зачем, мил человек по санитарам стрелял, а тебе и сказать-то нечего. Тогда, разумею, отправят тебе прямиком в ад к чертям.
-Говоришь тоже, сплюнь.
-Вот то-то и оно.
-Мне санитары без надобности,- нехотя ответил собеседник Василия, а вот если бы санитарочка какая белоармейская попалась, тут уж бы я не оплошал, дюже мне у них санитарки нравятся, беленькие, чистюли как на подбор, подол бы ей на голову закинул и твори бог волю.
-Тьфу на тебя, дурак,-ответил Василий.
В это время американцы силами двух экипажей спешно подбирали тела убитых и раненых. Не все погибли от пуль, кое-кто умер от ран и обморожения. Холод в тот день стоял такой, что печные дымы в избах упирались столбами прямо в небо. Янки молили Бога, чтобы красные не начали стрелять, совсем не подозревая, что благодарить им нужно не только Всевышнего, но и простого русского солдата Василия, не потерявшего на войне совесть и благородство.
Позднее, один из участников тех событий вспоминал:
«Люди вновь пошли назад, почти в самые руки врага, в ту проклятую низину, где раненые и убитые лежали в ожидании исхода. Пошли, не зная, придется ли им вернуться или так же упасть в роковой снег января и остаться в Северной России навсегда. Чудо, что пятерке отважных удалось по максимуму обшарить долину, собрав найденные трупы и, погрузив раненых, невредимыми вернуться к основным силам роты.»