Жизнь в столице весьма суетлива.
Вспомнил я, что давно приглашали
погостить в доме возле залива.
Там смогу я развеять печали.
У кузины встречали с обедом,
на столе уж стояли закуски,
а за ними горячее следом -
пироги и паштет по-французски.
Пусть кузина строга и сурова,
пусть неласкова, неговорлива,
но зато она, честное слово,
хлебосольна всем просто на диво.
К сожаленью, в тот день она вскоре
удалилась, мигренью страдая.
Затихали шаги в коридоре,
да ступенька скрипела вторая.
Та ступенька давно мне знакома.
А в столовой натоплено жарко.
Охватила блаженно истома.
Нам на стол подавала кухарка.
Угостились бараньей ногою,
да и выпито было немало,
может, даже и ли;шку, не скрою,
и на сладкое сил не хватало.
Но кухарка в тот день наварила
мармелад из подвяленных вишен.
Угостился, хоть я не Кедрила.
Ужин будет уж точно излишен.
Но пришлось передумать мне позже,
как узнал, что на ужин - однако! -
перед сном - ну куда это гоже? -
на четыре угла кулебяка!
И к тому же солёные грузди,
те, в рассоле из листьев хреновых.
Позабыл даже думать о Прусте
(это польский писатель, из новых).
Его мысли местами опасны,
их вниманьем потом удостою -
там, в столовой, такие соблазны!
И лафитничек ждёт, со слезою.
Что до Пруста - название "Кукла"
и вопрос социальных болезней,
а кухарка свежа и округла,
на неё мне смотреть интересней.
Себе лишнего так и позволишь,
подливал пару раз я до краю,
я потом - не похмельем! - всего лишь
несварением пищи страдаю.
* * *
Не уснуть, охватила досада,
и с колен моих спрыгнула кошка.
- Ну, иди же. Куда тебе надо? -
Приоткрыл для неё дверь немножко.
В коридоре шаги прошуршали,
и вторая ступенька вздохнула,
силуэт в светло-розовой шали
обронил что-то на пол у стула
и растаял в тиши полумрака.
Я поднял - вероятно, записка.
Что ж, бывает, случается всяко.
Заглянуть в неё было бы низко,
я отдал бы, да только загадка -
кто писал? да кому? кто те двое?
А другой кто прочтёт - будет гадко:
сплетни могут лишить их покоя.
Грех на душу мне брать неохота,
не прочту. От других тоже скрою.
Тут, наверное, личное что-то,
а за тайну письма я горою.
Поспособствую их тет-а-тету
и сожгу от греха-то подальше,
ведь кузина сжить может со свету,
строгость свойственна ей, генеральше.
Да, так лучше, решение крепло.
Спичка, пепельница, и готово.
Вот осталась всего горстка пепла,
и прочесть невозможно ни слова.
Расшалилась моя селезёнка.
Пока капли не выпью, не лягу.
За водою спустился тихонько,
на вторую ступеньку ни шагу.
По пути в кабинет заглянул я,
и глазам не поверил - о, Боже!
В темноте, натыкаясь на стулья,
кто-то крался! Мужчина, похоже.
Отворил он окошко без звука,
вмиг ворвался порывами ветер,
да и в сад перепрыгнул упруго.
Ну, а кто это был, не приметил.
Так и замер я окоченело
в сквозняке этом снежном, студёном,
вспоминал, как и я, было дело,
тёмной ночью бродил под балконом.
Не дошло тогда дело до свадьбы,
хотя, помню, мечтал уж о сыне...
А теперь мне пора уж и спать бы,
что ж теперь... одинок и поныне...
Это что же выходит такое,
сам себя записал в старики я?
Захотел для чего-то покоя...
Просто мучит меня ностальгия.
Мне б наверх, да поспать хоть чуть-чуть бы,
только стало мне вдруг сиротливо.
Так бывает - расходятся судьбы...
Что осталось? Играть в детектива?
Уж, пожалуй, дождусь я гуляку.
Вдруг другой кто закроет окошко.
А тогда уж пойду, да и лягу.
Только надо согреться немножко.
В самом деле, к чему эти капли?
Мне наливка поможет не хуже.
Да устроюсь, чтоб ноги не зябли,
на диване, на вытертом плюше.
Даже сердце бодрей застучало!
Моя песенка тоже не спета.
Только с кресла стяну покрывало,
да графинчик возьму из буфета.
* * *
Просыпаюсь - окошко закрыто,
с моей книгой играют котята.
Я ее отбираю сердито,
исцарапана, да и помята.
Руки, ноги и уши озябли.
Видно, печка под утро остыла.
И наливки в графине ни капли...
От того ль на душе так уныло?
День на улице ясен и светел.
Ситуация вышла двояка -
ведь, возможно, меня заприметил
в кабинете уснувшим гуляка!
Детектив из меня, право слово,
никудышный, а может, и хуже.
Получилось весьма бестолково...
Я с дивана встаю неуклюже,
поднимаясь, хватаюсь за спину,
тихо охнув, тянусь с лёгким хрустом.
А графин в глубь буфета задвину.
Если спросят - спускался за Прустом.
Нет, увольте, бросаю застолья!
Перевёрнута эта страница.
Зарекаюсь сегодня за стол я,
вот уже начинаю поститься.
Я волнуюсь, мне вчуже неловко.
Прохожу коридор, холл и нишу,
и за дверью - что это? кладовка? -
разговор неразборчиво слышу:
мол, кузина мигренью страдала,
ну а доктора звать не велела.
Мол, лекарственных трав для начала
заварить - это верное дело.
Да проверить хотела давненько
новомодный рецепт из журнала,
и пошла в темноте по ступенькам.
Хорошо хоть, сама не упала.
Ну, а дальше пошло грубовато:
не спалось, мол, старухе в постели,
вот рецепт потерялся куда-то,
и ни слуху ни духу доселе.
- Надо ж было случиться такому:
все с утра, хоть совсем непричастны,
по всему, понимаешь ли, дому
его ищем уже третий час мы.
Я не знаю, куда же мне деться.
Подсуропил кузине и прочим...
Иногда, хоть от чистого сердца,
только людям во вред мы хлопочем.
Вот не ждал я такого расклада...
От меня ведь пришлось претерпеть им...
А мечтал - будет тут скучновато.
Я ведь, право, и ехал за этим.
Горький стыд поглощает, как бездна.
Я подавлен, ссутулены плечи.
Тут кузина, радушна, любезна:
- С добрым утром. Ну, как прошёл вечер?
...И того не достоин я даже...
...Что б сказала она, кабы знала,
кто виновен был в этой пропаже,
куда делся рецепт из журнала...
- Время завтракать. Ну же, пойдём-ка.
...но ведь я дал зарок, это свято!...
- Там блины, мёд, сметана и сёмга.
...понимаешь, приходится... надо...
...в самом деле, не спорить же с нею...
- Чай горячий. Я что-то озябла.
...я, признаться, перечить не смею...
...а блины аппетитны!... ох, слаб я...
А кухарка ещё аппетитней!
С ней вприглядку - и мёду не надо!
И меня всё сильнее мани;т к ней.
Вот ведь будет кому-то услада.
После карты, обед и беседы.
Отравляет мне мысли промашка...
Уж все к ужину переодеты.
На душе у меня, ох, как тяжко...
Тот рецепт-то ведь сжёг не со зла я...
И признаться не смог - малодушен...
Навредил, сам того не желая...
Меня совесть терзает весь ужин.
Постепенно стихает шумиха.
Уж я сыт суетою людскою.
И романс "Серым вечером" тихо
нам поёт баритон с хрипотцою.
Что-то мне неуютно и зябко.
Как проснусь утром, сразу отбуду:
от меня здесь полно беспорядка,
да и мне дома лучше, чем всюду.
Я сижу в полутьме в низком кресле,
перепутались мысли со снами,
и мне кажется, тени воскресли,
тени прошлого - вот они, с нами.
В синем небе так явственно вижу
лебедей - или ангелов? - стаю
и как будто лечу через крышу...
Я, похоже, совсем засыпаю...
* * *
- Вот же, снова заснул в кабинете.
Завтра маяться будет спиною.
Старики, они, право, как дети.
Хоть его покрывалом укрою...
Уж хотя бы дошёл до дивана,
на рассвете в глаза будет солнце.
Вновь проснётся разбитым и рано.
- Нет, смотри - он уже не проснётся...
15.11.2017