Кеч.
"Всё будет хорошо. Правда?"
После таких историй не бывает "всё хорошо". Ничего хорошо уже не бывает. На любого человека за годы жизни нарастают целые слои, пласты, наросты надежд и наивных ожиданий. И именно подобные "истории" часто сдирают кривым ножом реальности эти наросты надежд и ожиданий. Конечно, всё до основания содрать нельзя – придётся очень тщательно и долго трудиться. Но если срезать хотя бы основное…
…например, уверенность, что друзья – непозволительная роскошь. Что коллега по работе – далеко не приятель и никогда им не станет. Что выдать крупицу информации о себе – значит, дать лишний повод себя шантажировать.
Это первое, что понял Кеч, вернувшись домой, грязный с макушки до пят, после не менее грязной работы. Второе, что он понял: его состояние называется рабством. Не зависимостью. Не равноценным обменом. Не даром. Банальное наркотическое рабство. И из него, как из любого другого рабства, есть всего два пути. Или ты позволяешь всему течь своим чередом, или пытаешься выбраться.
Он бросил обувь и куртку у входа, даже не задумавшись, что по ним его могут найти. Человека, от которого он избавлялся, вот уже несколько лет никто не искал – с чего бы вдруг сейчас кто-то…
Зайдя в ванную, он стянул вымазанную кровью и землёй одежду, не заботясь о грязных разводах, которые оставлял вокруг, залез в ванну и включил воду. Не сразу сообразил, что температура не подходит, зашипел и подкрутил вентиль. Старый советский смеситель. Каждый раз предсмертно гудит, но всё ещё работает.
Что будет, если оставить всё как есть? Он – не бессмертное существо. Как бы ни расписывал его возможности его… "хозяин", Кеч хотя бы наполовину, но всё-таки человек. А человек – ресурс исчерпаемый. И что будет, когда он, Кеч, исчерпает свой ресурс? От него избавятся даже с меньшим сочувствием, чем проявили к той девочке.
Нет. Так не пойдёт. Он выживал столько лет не для этого. Да, забирался в самые злачные дыры. Да, влипал в самые дикие истории. Но всегда знал, что выберется.
А значит, первым, что он теперь постарается сделать – найти себе новых "друзей". Таких же нечеловеческих, как его "хозяин". И, может, даже таких же зубастых.
**месяц спустя**
–Привет, брат.
–Привет. Чё по телефону? Я онлайн.
–Я не онлайн. Есть тема. Тебе понравится.
–Что за тема?
–По тому вопросу, что ты давал в начале недели. Не морозься.
–Ну ок. Где, когда?
"Где-когда" было приблизительно в центре города, чуть меньше, чем через час после звонка.
Место встречи Кеча не смутило. Его коллеги по "информационному бизнесу" были отбиты каждый на свой манер: кто-то любил клубы, кто-то уважал исключительно бары, неприметные забегаловки, переулки, хаты или подъезды. Этот, как правило, выбирал заброшки.
Сам Кеч заброшки не любил: места с плохо просматриваемым и прослушиваемым пространством ему даже с его усиленными чувствами не нравились. Но с торговцами информацией он спорить не привык. Овчинка часто стоила выделки.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что строение закрыто на сто замков и значится якобы "сдаваемым в аренду". В принципе, его состояние позволяло. Шифер на месте, окна почти целы… На вопросы про охрану и камеры проводник отмахнулся и снова посоветовал не морозиться. В который уже раз. Пришлось посильнее натянуть капюшон и продолжить путь.
Местом назначения оказалось полуофисное помещение на втором этаже. Квадратов от силы двадцать пять, может, чуть больше. Тёмное – из освещения только монитор ноутбука и блики лампочек офисной техники.
Помимо Кеча и его проводника в нём находились ещё двое. Один в дорогом тёмном пальто, второй кутался в тёртую кожаную куртку. Колоритная, но очень карикатурная парочка. Оба как из бандитского боевичка девяностых.
Затеянное предприятие нравилось Кечу всё меньше. Он терпеть не мог незнакомой публики и ещё меньше любил знакомиться с ними в незнакомых локациях. К сожалению, развернуться и убежать не получится: дорогу к отступлению заступил его недавний "проводник".
Кеч мысленно поставил чёрный крестик напротив его фамилии. На случай, если выживет. В последнем у него начали возникать серьёзные сомнения.
Тот, что в тёртой кожанке, ткнул пальцем в монитор:
–Вот его знаешь?
Ни имён, ни приветствий, ни объяснений. Кеч нехотя подошёл к столу и глянул на мерцающее изображение. Стоп-кадр видеосъёмки. Место ему было неизвестно, зато был известен тип, среди прочих заходивший в стеклянные двери. Кеч невольно нахмурился. Зачем им понадобился Серый?
–Значит, знаешь, – тот, что в кожанке, хмыкнул.
–Н-неа.
Чтобы выдавить это из себя, Кечу потребовался весь резерв его наглости.
–Знаешь, – кожанка уверенно кивнул.
Прекрасно. Опять пацан влип в какие-то бандитские разборки из-за этой бледномордой сволочи.
–Да не знаю я его! – Кеч попытался придать себе возмущённый вид. – Чё докопался-то?
Кожанка набычился и двинулся на него.
Кеч не издал ни звука. Но рефлекторно сжался и зажмурился, ожидая удара.
–Эй, тихо! – вмешался третий – тот, что в дорогом пальто. – Тихо, я сказал! Без мордобоя! Мы же… – отпихнув своего кожаного приятеля от пацана, он злобно одёрнул полы пальто и понизил голос, – …цивилизованные, мать его, люди.
Освободившись, Кеч постарался оказаться как можно дальше от Кожанки. В идеале так, чтобы между ними было препятствие. Стол или стул… Хотя если начнётся потасовка – его это не спасёт.
Интересно, на кой ляд он понадобился этой парочке? Как свидетель? Сведения он предоставил. Невольно, вообще-то, но это не важно. Важно, что от свидетелей любят избавляться.
Спина пацана от пояса до самых лопаток покрылась мурашками. Глаза забегали, ища – и не находя подходящего выхода из помещения.
–Ну что, сразу в расход? – подтверждая его самые худшие предположения, спросил Кожанка. Всё ещё злой, что ему не дали почесать кулаки.
–Нет, в расход не надо, – торопливо запротестовал гад, приведший Кеча в эту комнату. – Живым он полезнее.
–Чем полезнее?
–Я пару раз отследил его до источника. Вернее, до заказчика. Чаще всего это был тот тип с камеры. Они сто проц постоянно на связи. Убьёте его – тот чувак заляжет на дно. А так, думаю, попробует его вытащить.
–Думаешь, – повторил Пальто. И это не прозвучало как вопрос.
Его собеседник неуверенно пожал плечами.
–Ну, так посудить: пока он живой – он может продолжать говорить. А вашему типчику вряд ли хочется, чтобы его информатор болтал.
"Отследил до источника". "Постоянно на связи". Плохой "информатор". О-о-очень плохой "информатор". Отвратительно заметал следы. Плохие информаторы плохо кончают. Мысли Кеча потекли лихорадочно быстро. Он ощущал легкий тремор конечностей. Паника подступала всё ближе. Интересно, хватило бы ему сил справиться с тремя людьми сразу? Нет. Вряд ли. Он едва расправлялся с одним охранником. Пусть и здоровым качком. Да, было дело. Но теперь – не тот случай. Совсем не тот случай. Совсем…
–Я с ним согласен, – подал голос Кожанка.
Дорогое Пальто оглядел своих собеседников долгим задумчивым взглядом. Затем повернулся к Кечу.
–Ну что ж. Тогда жизнь твоя и судьба твоя полностью зависят от правдивости всего одного твоего ответа, – он выдержал паузу, добиваясь максимум внимания. – Ты знаешь его?
Он снова указал на светловолосого на мониторе. Кеч проследил за ним и медленно рассеянно кивнул. Не было другого выхода.
–Хорошо, – Пальто неопределённо махнул в воздухе рукой. – Хорошо. Другими вопросами займёмся позже. А пока что уберите его куда-нибудь. Подальше с глаз моих.
Место, куда его "убрали с глаз", оказалось не то каптеркой, не то другим техническим помещением большого промышленного здания. Ящики, трубы, коммуникации, датчики, металлические короба на стенах… приличествующий обстановке серо-синий цвет покрывала пыль. Место Кечу определили в дальнем конце помещения, у более-менее тёплой трубы. Одеял не выделили, невежливо мотнули за шкирку, показав какой-то слив чуть дальше по стене (видимо, местный стихийный унитаз), приковали собачьей цепью к трубе и закрыли дверь.
Именно с этого скрежещущего звука старого замка и начались "Те двадцать пять дней".
Поначалу всё шло относительно неплохо. Доза, принятая буквально вчера, держала Кеча в тонусе, поэтому духом он падать не спешил.
Первой в ход пошла грубая физическая сила. Рывки, выкручивание звеньев, пинки по трубе. Затем были попытки сломать пальцы и высвободиться в лучших традициях героических боевиков. Жаль, никто из боевиков-героев не рассказывает, как больно даже просто пытаться сломать себе палец. Цепь поддаваться тоже отказалась. Через несколько – Кеч не знал, сколько точно, окон тут не было, – часов принесли еду и ещё раз напомнили, куда в случае чего справлять нужду.
На второй день, устав вырываться, Кеч задумался.
Где он мог так накосячить? Из-за чего попал сюда? Всегда осторожный, информатор-дока, просто мастер своего дела, проверял каждого связного, каждую точку, трижды перепроверял всю информацию, старался не показываться сам или хотя бы менять имена. Чтобы связать его с Серым и всей их шайкой-лейкой, требовалось много знать. Или много видеть. Ни многознающих, ни многовидящих Кеч в своей среде не замечал. Или, может, просто отказывался замечать? Кому не бывает приятно повоображать себя непогрешимым?
К середине следующей недели перебирание знакомых, способных сдать его, прервалось постепенно нарастающей болью. Он совсем забыл, что срок прошёл ещё день-другой назад. А значит, дальше будет только…
Нет. Его обязательно найдут. Его наверняка уже ищут. Такими людьми, как Кеч, Серый не бросается. Полезными людьми. Нужными. Серый сам говорил. И чему-чему, а именно этому заверению он верил. Потому что…
Потому что надо просто терпеть и…
…Терпение иссякло к концу недели. Мышцы жгло огнём, сухожилия выворачивало наизнанку, конечности сводило жестокими судорогами, грозящими перемолоть все кости. Есть он перестал ещё несколько дней назад. Пища просто выходила обратно в ту же секунду, как была проглочена. Смысла терпеть боль молча Кеч больше не видел и потому не притворялся, крича так громко, как позволяли лёгкие. Похитившие его ублюдки явно не знали, что он такое и что с ним происходит, поэтому из обезбаливающих понимали только слово "морфий". Слово "морфий" не понимало тело Кеча, поэтому его голове спешно пришлось выучить слово "монтировка". Доктор Кожанка назначал пациенту "монтировку" два, пять, а то и восемь раз на дню. И пациент постепенно заткнулся – примерно к середине новой недели. Бугаи, по стечению обстоятельств переведённые в должность санитаров, каждый раз поражались, как голова пациента от такого количества принятого железа ещё не превратилась в аморфное месиво.
Если бы они знали, что в месиво незримо для них превращаются его мозг внутри постоянно зарастающего после побоев черепа, а с ним – и внутренности под медленно рассыхающейся кожей, их наверняка посетил бы кондратий.
Тем временем Кеч, окончательно потерявший способность кричать, радовался, что может хотя бы дышать. Мыслил от боли он к тому моменту уже крайне слабо, а посему мог лишь лежать на боку, лицом к стене. Просто лежать, наблюдая, как кожа на кистях превращается в старый трухлявый пергамент, обнажая подкожные ткани, мышцы, волокна и сосуды, как вытекает из лопающихся узелков лимфа, как с трудом перекатывается по сосудам густеющая кровь… Он сосредоточился на дыхании. Вдох. Стук сердца. Выдох. Вдох. Стук. Выдох. Сердце ещё бьётся. Сердце у него сильное – Серый говорил.
Где ты, бледномордый говнюк? Тебе приходилось хоть раз в твоей нечеловеческой жизни гнить заживо?!
Вдох… Стук… Выдох… Вдох… Стук…
…Стук. Не сердца. Слабый чавкающий звук у него в груди нисколько не походил на твёрдый уверенный…
Шаг.
Шаги!
Он чуть не сошёл с ума. Да поначалу он и решил, что наконец благословенно рехнулся.
Кто-то осторожно повернул его лицом вверх.
–Слышишь меня? Эй.
В помещении не было ни одного источника света, Кеч не мог видеть здесь физически. И он сделал единственное, что мог – приоткрыл глаза и представил себе, что видит лицо, которое мечтал увидеть уже две, мать их, недели.
А потом была кровь. Так невероятно много, что ему показалось, будто он может в ней искупаться. Но ощущение продлилось недолго – слишком недолго, почти болезненно недолго. Кеч едва не вскрикнул, требуя вернуть источник.
Но его уже крепко держали за руки.
В глазах прояснилось. Где-то был слабый источник света – неоновый едва горящий. Синеватый, вроде лампочки в кармане или браслета с клуба…
Над Кечем нависал тот самый тип, о появлении которого пацан молился неделями каждую секунду перед… смертью?
Он умирал. Только что. Плоть, она слезала с костей, распадалась на глазах!
Он посмотрел на свои руки – рубцы. Свежие, розовые, будто от недельных ран.
–Пришёл в себя?
Серый держал его за подбородок, заставляя смотреть на себя. Какое знакомое обращение. Нежностей не дождёшься: тебя оттащили от края пропасти, будь счастлив и прекрати ныть, всё уже кончилось.
Кеч часто-часто закивал, и Серый механически закивал в ответ.
–Хорошо. Тогда слушай.
…или ещё не всё?..
–Скоро сюда придут наши люди. Они тебя вытащат. Я остаться не могу. У меня есть… дело. До их прихода тебе надо притвориться, что ты без сознания. Ты сможешь? Ты понимаешь, что я говорю?
Кеч задумался. Голова соображала очень слабо. Он только что был в агонии, и вдруг – в эйфории. А теперь от него чего-то хотят… он неуверенно закивал.
–Притворись, что ты без сознания, Кеч. Сделай. Или тебя убьют.
–А если… – какой у него тихий скрипучий голос, – …если "наши" не придут?
Вот что его волновало. Не те, кто приволок его сюда. А призрачность надежды, которую ему подарили.
–Если поймёшь, что можешь передвигаться сам – вставай и иди. Выберись отсюда, забейся в один из своих схронов и выживай.
–Но если…
Светловолосый помолчал.
–Если в течение часа никто не придёт – скорее всего, мы все уже погибли.