Какая благодать! Я сижу на крыльце и смотрю в раскрытые двери на то, как дед чистит снег, который все идет и идет, красота божественная. Я закрываю глаза, поднимаю голову вверх и моя грудь наполняется блаженством.
Сегодня мы гуляем с дедом одни, но иногда к нам заходят гости. Бабка их очень не любит, называет их страшными, и говорит, - что таких она видит впервые, откуда они только взялись, и называет их чертовы пенсионеры, чего им надо от нашего малыша, нашли себе друга, шастают и шастают тут.
Когда я гуляю один, она присматривает за мной, и как только увидит чужаков, выбегает, хватает меня в охапку и тащит скорее домой, приговаривая,- привязались, погулять не дают, раньше никогда их не видела.
Дома, мы с ней усаживаемся на большую кровать и начинаем играть. Ей нравится когда я подпрыгиваю высоко, и она начинает звать деда, - иди смотри что он вытворяет, прыгает-то как, просто акробат.
Не обходится без поцелуев, целует меня бабка до смерти, все в лоб и глазки, говорит что любит мои рыжие глаза, а голубоглазые не нравятся. Говорит, что я весь в батю, что у него тоже были глаза рыжие.
Она часто его вспоминает, часто плачет, и винит себя, что не уберегла его. Говорит что он был еще совсем молодой, и считает что это соседи садисты виноваты во всем. Так и говорит, - может я не права, но это они.
Я стараюсь ее успокоить, а когда она не унимается, начинаю ее кусать, чтобы привести ее в чувства. А она, вот ведь негодяйка какая, за это выставляет меня на крыльцо. Это несправедливо, я же для ее блага.
Но, мне на крылечке нравится, я усаживаюсь у окошечка, где как она говорит сидел мой батя, и смотрю что делается на улице. Проходит немного времени, и она приходит за мной,- ты не замерз? А у меня такая шуба, да сейчас и не холодно уже, в самый раз для прогулки.
Вот так я и живу, весь зацелованный. Благодать!