Червяк

               

                Было раннее утро, то самое время, когда сон особенно сладок, но хрупок, как стеклянная новогодняя игрушка.  Просыпаться не хотелось, однако, назойливое царапанье в дверь, постепенно переходящее в слабое, но настойчивое постукивание, сделало своё дело. Кровать моя -  в дальнем, левом углу,  и в другой раз я бы и не подумала вставать.  Открывать дверь – прерогатива тех, кто спит ближе к выходу, но накануне девчонки – все кроме меня – разъехались по домам.  Поднявшись, я наощупь натянула треники с вытянутыми коленками и, на ходу продирая глаза, на автомате проследовала к двери. Повернув ключ, торчащий в скважине,  изо всех сил борясь со сном, я бедром нажала на ободранную, десятилетиями не крашенную, раздолбанную в пух и прах, конструкцию, называемую дверью.

                В коридоре стояла улыбающаяся, совершенно свежая, умытая и причёсанная Ленка Субботина из нашей группы. Только ещё без признаков макияжа.  Да и зачем Ленке макияж, когда природа и так наградила её со всей щедростью? Уж сыпанула, так сыпанула! Всего и много, к тому же всё самое хорошее – ей. Если рассмотреть пристально девчонок из нашей группы и сравнить с одной Субботиной, сразу же станет ясно, что всё самое красивое и примечательное природа у них забрала, чтобы одарить одну Ленку. Отсюда и внимание к ней от противоположного пола, естественно, повышенное. И представители этого самого противоположного пола, как водится, тоже далеко не уроды.  Ну, а нам уж -  что останется. А что остаётся? Те, которых тоже, по всей видимости, общипало да обдёргало  ради кого-то одного. Такой подойдёт, пригласит на танец,  а через несколько дней  ты уже и лица его не помнишь. То ли он, то ли не он. Тот, первый, вроде ростом повыше был и не такой конопатый, а этот как-то странно ногами загребает и, вроде бы, слегка заикается…. 

                И так, стоит, значит, Ленка и улыбается всеми своими зубами, глазами и ямочками на щеках, а так же всем прочим, что имеется в её арсенале. Вся такая прямая, ровная, стройная, будто нарисованная, под настроение, знаменитым художником.
 
- Слушай, - говорит, - Тань, не в службу, а в дружбу. Отсиди, - говорит, - за меня сегодня дежурство на вахте. Мне по графику дежурство выпало, а меня, как раз, Вадик к себе домой пригласил, у мамы его день рождения.

И смотрит на меня с надеждой.

А во мне живёт червяк, который достался мне от тётки. Не настоящий червяк, конечно…. Сейчас расскажу. Дело в том, что все домашние говорят, будто нравом я в тётку свою удалась. Да не в ту, в материну сестру, у которой характер ангельский, а в двоюродную отцову. И тётка та уже померла давно, и я уже выросла, а червяк всё живёт. Во мне. Живёт и подначивает меня на всякие нехорошие дела. А сама я об этом только потом узнаю, позже, когда уже он нагадил. И в этот день точно так же получилось.

- Ничего себе, - думаю,  -  наглая. Если у неё рожа красивая, так ей всё можно. Дежурьте за неё, да ещё в воскресенье, пока она Вадикову  маму охмуряет.

- Нет, - говорю, - Лен.  Не могу я. У меня, - говорю, - Лен, свои планы.
Она так вся напряглась, словно не поверила. Будто у неё только всё по полочкам разложено, а у других вообще никаких планов не может быть.

- А что у тебя? – спрашивает, а сама насторожилась вся.

- Так у меня, - говорю, - это… Свидание у меня, - я обрадовалась, что так ловко придумала.  На самом деле, конечно, никакого свидания мне никто не назначал.

- А во сколько? – спрашивает.  -  Мы ведь с Вадиком часам к трём уже вернёмся. Или чуть раньше. Приду,  –  и ты свободна. А я уж потом до отбоя сама досижу.

Ленка так просительно смотрела своими рыжими - бесстыжими, а меня это только распаляло – стоять так до конца.

- Странная ты какая-то, Лен, - говорю с сердцем. - Так… целый день у меня свидание. Целый световой день. Спасибо, что разбудила. Вот, сейчас уже собираться стану. С пикником у нас свидание. Понимаешь?

- Понимаю, - с жалостью протянула Ленка. – Может, посоветуешь кого? Кто на выходной домой не уехал?  Я ведь вчера с вечера с Натахой Воробьёвой сговорилась,  а её ночью скорая с аппендицитом забрала.

- Вряд ли, - говорю, - кого сыщешь.  - Да и выспаться всем в выходной хочется, если кто и не уехал, - тут я очень откровенно, до щелчка в челюсти, зевнула, давая понять, что «аудиенция» закончена. Не о чем, дескать, говорить дальше.

 Ленка ещё с минуту потопталась, повздыхала. Я про себя тихонечко позлорадствовала,  нетерпеливо ожидая, когда уж можно будет пойти досыпать.  Наконец, с озабоченным лицом, Субботина повернулась и пошла по коридору, красиво покачивая бёдрами, - но не к выходу пошла, а в противоположную сторону. Решила видно обойти все комнаты на нашем этаже. Я повернула ключ, попила из Светкиной железной кружки и пошла спать. И проспала ни много, ни мало,  -  аж до половины одиннадцатого.

                Встала я не сразу, а ещё немного повалялась, покачала пресс, зацепившись ногами за металлическую спинку кровати. Где-то глубоко под ложечкой посасывало, как перед грядущей неприятностью. Какая-то смутная тревога. Такое чувство было у меня всю дорогу, когда в десять лет отец вёз меня в областную больницу для удаления аденоидов. А ещё перед экзаменами. Тут вдруг вспомнилась Ленка и её ранний визит, и стало ясно, откуда такое чувство. Вспомнилось некстати, как трижды мне пришлось  брать у неё розовую крепдешиновую блузку, чтобы сходить на танцы. И юбку чёрную плиссированную тоже. Не говоря уже про то, сколько раз я сдирала на перемене у неё алгебру. Тут во мне начал поднимать голову червяк, который всегда просыпается после меня.
 
- Ну и что, - сказал он, - да у Ленки этих тряпок, как грязи. Она же не последнее отдаёт и не навсегда. Мало того, что красивая, так ещё и одевается как принцесса. 

Тут я его немного поприжала и вспомнила, как легко отдаёт Ленка свои вещи. Просто и без всякого жмотствА. При этом не требует носить аккуратно, не просит ничего взамен, и, даже случается, предлагает что-нибудь ещё примерить. И всё это так, за «спасибо». И поняла я внезапно, что идти за блузкой к Ленке я больше не смогу, а на техникумовскую дискотеку в конце учебного года придётся опять надевать свой серый саржевый сарафан. А я на него пончиком пятно посадила.  Прямо на живот.

                Мне стало грустно и очень жаль себя. И червяк тоже как-то притих. В который раз я последними словами ругала себя за то, что попёрлась в этот техникум. Да техникум, конечно, нормальный, и койку в общежитии дали, от дома только далеко очень. Девчонки, вон, почти каждую неделю по своим родным деревням мотаются. Прут оттуда тяжёлые сумки с харчами, потом на электрических плитках по вечерам жарят картошку с луком или яйца на сале. И так вся общага пропахла этими запахами, что дыхнуть нечем. И это несмотря на то, что плитки в комнатах под строгим запретом. Но любой дежурный прЕпод, проходящий по коридору, легко вычислить может, где и что готовят. И почти каждый из них старается на этот факт "глаза закрыть", потому что знает, что условий в общаге нет, а кушать девочкам хочется.

                А я домой езжу только раза два или три за учебный год, потому что живу в соседней Тверской области. И очень по маме скучаю. Мама, когда приезжаю, уговаривает: учись, дескать, доченька, - неучёному плохо.  Я тоже, конечно, привожу тяжёлые сумки, и мама ещё  посылками продукты присылает. И отдаю всё в общий котёл. Все отдают. Так мы с самого начала договорились с девчонками. А если денежка какая у кого заведётся, стипендия там или перевод какой, то тут уж как кто хочет, тот так и тратит. От мыслей про съестное  у меня вдруг такой зверский аппетит проснулся, волка бы съела. Вспомнила, что в куртке ещё какая-то мелочь оставалась, и нашарила всего семьдесят пять копеек. Ну, худо-бедно, день продержаться можно. А к вечеру девки приедут.  Я собралась, было,  в нашу столовку сбегать, чтобы хоть котлету хлебную с подливкой проглотить, но тут  вспомнила, что мне через вахтёрскую идти, где Ленка дежурит.  Я на сто процентов уверена была, что ей никого найти не удалось. Тут голод мой на какое-то время значительно поубавился, но потом опять разыгрался. С новой силой. Мы даже немного с червяком поспорили, причём, я стояла на том, чтобы в комнате отсидеться, а он, наоборот, в столовую тянул. И минут через пять он победил. 

                Субботиной в вахтёрской не было, а  вместо неё сидела девчонка с первого курса. Имени её я не знала, поэтому просто кивнула, когда та посмотрела на меня поверх очков, оторвавшись на секунду от книжки. Я порылась на полке, где кладут письма и переводы, с надеждой найти что-нибудь в свой адрес. Ничего не найдя, шагнула на крыльцо, а с него на тесовую отмостку, тянувшуюся до столовой. В столовке из посетителей не было ни души, только толстая пожилая тётка сидела на месте кассира рядом с алюминиевыми вилками и ложками, наваленными на подносе, и вязала крючком.

              После холодной котлеты со слипшимися макаронами я вспомнила вдруг, что завтра, после четвёртой пары, у нас политинформация, и мне выступать, поэтому, не заходя в общагу, направилась сразу к киоску «Союзпечать», чтобы купить газет. В киоске был короткий день, и работница в синем форменном халатике и пилотке поспешно собирала в стопки оставшиеся издания. Однако, увидев меня, спросила, что мне нужно. Купив газеты, я повернула к общежитию и тут мы с червяком опять повздорили. Он настырно начал доказывать, что всё правильно с Субботиной. Дескать, а что она хотела? День выходной. Одно дело в обычный день дежурить, особенно в понедельник или в четверг, когда по шесть пар, а другое – в воскресенье. В воскресенье - такая  расслабуха!  Хочешь - спи, хочешь гулять иди, хочешь на карусели, хочешь в кино…, когда деньги есть. Да и просто – выспаться. Ну кого в выходной дежурить загонишь? Только, если уж по графику выпало. И тут я с ним частично согласилась, но какое-то непонятное сомнение жгло и жгло где-то в серёдке. Не знаю, кто бы из нас победил, но мы подошли к общежитию, потому что в нашем городке всё находится на расстоянии вытянутой руки. И через две минуты я уже сидела на кровати, разложив газеты, и искала материал для завтрашней политинформации.

               Очень трудно было выделить что-то особенное, потому что всё-всё, о чём писали «Известия» и «Труд» и было тем самым особенным. Например, доярка Евдокия Петрова из колхоза «Светлый луч» Липецкой области чуть ли не дважды выполнила план по надою молока, принятый на текущую пятилетку. Или шахтёр Мамонов  шахты номер шестьдесят четвёртая БИС, что в Донецкой области…  Он столько нарубил «чёрного золота», что ни один такой же шахтёр из вражеского империалистического лагеря ему даже в подмётки не годится. Или вот…  у  восточных берегов нашей страны рыболовецкие сейнеры в путину ловят просто огромнейшее количество рыбы. Они завалили ею все магазинные прилавки и трудятся уже в счёт будущей пятилетки. А в Краснодарском крае овощеводы, применяя новые технологии парникового растениеводства, вырастили небывалый ранее урожай томатов. И, что примечательно, кто бы и где ни трудился, все работают всё лучше и лучше, по сравнению с прошлыми пятилетками, и результаты их труда всё более впечатляют. И всё это потому, что в нашей социалистической стране каждый человек готов в любую минуту прийти на помощь товарищу, а так же может рассчитывать на поддержку тех, кто рядом. Такая товарищеская  взаимовыручка и есть основа наших современных социалистических взаимоотношений. И только в нашей замечательной стране это возможно.

                Тут я опять утро вспомнила, и так мне стало муторно на душе, хоть вой. Это значит, пока Евдокия Петрова таскает за титьки коров в колхозе «Светлый путь», чтобы напоить молоком весь Советский Союз, а шахтёр Иван Мамонов в тёмном подземелье с остервенением вгрызается в угольный пласт, какая-то никчёмная Танюха Филимонова из сельскохозяйственного техникума обманывает подругу и не может её в какой-то малой малости выручить. Ну, пусть не подругу. Ну, всё равно….  В одной группе ведь учимся. Мне всегда раньше казалось, что если человек лицом пригож, значит, с чем-то другим у него не задалось. Или глуповат, или злой, или жадный….  А тут…. Всё у Ленки, как надо. И красивая, и добрая, и, уж точно, не дурочка. Любое задание по алгебре на «раз-два» щёлкает, а почти вся группа у неё сдирает. А что красивая, так это же не порок. Так природа распорядилась. Ну чем Субботина виновата, что даже прЕпод по физике Маслов, глядя на неё, потеет и краской покрывается? Может, ей красота  по наследству досталась. Как мне тёткин червяк, будь он неладен. Получается, завидую я ей? Так, что ли? Тут червяк опять попытался голос подать, и так мне вдруг захотелось по башке ему двинуть, или вовсе придушить, что даже скулы свело.

                Не на шутку я разнервничалась, а когда я нервничаю, мне всегда очень кушать хочется. Вроде бы и съела котлету с макаронами, а как будто и не ела….  Ни в одном глазу. Тут я вспомнила, что после столовки и газет какая-то мелочь осталась, и, когда посчитала, обрадовалась, потому что ещё целый батон купить можно было. Я газеты отложила, комнату прикрыла и пошла в угловой за батоном. А на обратном пути опять же рассуждала и про Евдокию Петрову, и про Ивана Мамонова, и про нас с Ленкой…. И по всему выходило, что нет мне места в нашем социалистическом обществе. С досады я откусила горбушку и чуть не поперхнулась, потому что в этот самый момент увидела Ленкиного Вадика. Он стоял через перекрёсток, возле аптеки, и махал мне рукой. Я так удивилась, потому что не поняла, с какой стати он мне машет. Мы с ним и не знакомы вовсе. И только я собралась ему в ответ помахать и уже руку подняла, как возле угла общежития на Ленку налетела. Тут мне ясно стало, что он и не мне вовсе, а Ленке махал. Просто он проводил её до общаги и домой пошёл.
 
- Привет, Тань! – как ни в чём не бывало, говорит Ленка. И вид у неё при этом был такой, как будто она мне обрадовалась. Ни малейшей тени на лице, а только свет какой-то особенный. И что-то спрашивать стала, а я в таком замешательстве была, что даже слов её не понимаю. Только глазами хлопаю да батон жую.
- Да что с тобой? – затормошила меня Субботина. – Что ты, как замороженная?

И тут меня прорвало.  Да так, что я и сама не ожидала.
- Прости, - говорю, - Лен, меня, дуру! Сволочь я, сволочь! Сама не пойму, что на меня накатило. Наверное, не выспалась. Вот, - говорю, какая я свинья, - сама у тебя сколько раз наряды брала, а тебе такой малостью не отплатила. – И заревела я изо всех сил.

А Ленка хохочет.

- Ну, - говорит, - ты, Филимонова, малахольная. Я же, - говорит, - нашла человечка. Через две недели в воскресенье за Маринку отдежурю. Должна же быть взаимовыручка. А тряпок не жалко. Приходи, бери, когда надо. Пойдём, - говорит, - лучше чаю с вареньем попьём, мне Вадикова мама целую литровую банку черничного варенья подарила.

И пошли мы в Ленкину комнату, - у неё тоже все разъехались. Включили чайник – в их комнате старенький электрический был. Заварки, правда, не нашлось. Но, когда есть варенье, можно и без заварки обойтись. И так мы с ней душевно посидели! Она мне рассказала, какая хорошая да дружная семья у Вадика. Какая у него сестрёнка младшенькая потешная. И что ему в армию осенью. И как верно она будет его ждать. А я, в свою очередь,  - как по дому скучаю, особенно по маме. Как во сне её вижу почти каждую ночь. Её и лужок наш зелёненький перед домом - весь в одуванчиках. Не знаю точно, сколько мы с Ленкой так просидели, а только выпили полный чайник кипятка и съели почти полбанки варенья. И батон. И червяк мой, что примечательно, за всё это время ни разу о себе не напомнил. Может, уснул, а, может, я его придушила ненароком. Потом кто-то из нас внезапно вспомнил, что совсем скоро  пригородный придёт, и мы, бросив на столе варенье и кружки, галопом понеслись на вокзал, чтобы помочь девчонкам их неподъёмные сумки до общаги дотащить. Должна же быть взаимовыручка.

14.03.2018