- Дедушка, расскажи нам о своём детстве, - часто просили мы с сестрицей.
Его рассказы бывали интересными, красочными и запоминающимися. Стояла середина марта. День выдался солнечный, но ветреный, поэтому матушка не отпустила нас гулять. Что делать в такой весёлый день дома? Книги, которые мне разрешалось читать, я знал уже наизусть, с сестрицей играть не интересно. Друг мой Витька на каникулы уехал в подмосковную деревню к бабушке. Делать было определённо нечего. Оставалось одно – слушать дедушку, который, кстати, теперь отдыхал от своего писательского труда.
- Да я уж рассказал всё, что помню. Давайте вместе посмотрим картинки из нового календаря 1936 года.
Мы сели рядом с ним на диван. Я с одной стороны, Оленька с другой. Дедушка листал страницы. Каждому месяцу соответствовал пейзаж, написанный каким-нибудь известным художником. Дедушка читал нам мелкие рассказики и стихи под иллюстрациями, написанные об этом месяце. Так благополучно дошли до марта.
- А с этой картиной Левитана связана интересная история из моего детства.
- Расскажи, расскажи! – закричали мы.
- Ну, вот слушайте. Отец мой и матушка работали учителями в земской школе в Тульской губернии. В девяностые годы их перевели в небольшой городок М-нск, что около Москвы. Семья наша росла: мне - старшему исполнилось десять лет, Мише - пять и уже родилась Маняша. Мама теперь работать не могла. Что за заработок у земского учителя? Надо было содержать дом, кормить детей, поэтому, когда отцу предложили работу в земской Управе, он не отказался. А мама опять стала работать учительницей, потому что теперь они смогли нанять кухарку и няньку.
По делам службы отец часто ездил в окрестные села, лесничества. Иногда он брал меня с собой. Любил я особенно село Ни-ское, весёлое, окружённое сосновым и берёзовым лесом. Лесничество расположено было на окраине села в здании, которое ещё не достроили и на период зимы обшили свежим тёсом, от чего оно выглядело золотым. Я так его и звал – «золотое». Отделаны были несколько комнат на втором этаже, где уже работали специалисты. Мне нравилось там бывать оттого, что пока отец был занят, мне разрешалось играть около леса под присмотром конюха Васи – молодого, крепкого деревенского парня. Летом мы с ним заходили в лес, лакомились спелой земляникой, осенью набирали грибов. Так же нравилось сидеть в повозке, слушать шум листвы высоких берёз и смотреть на старые сосны, кивающие ветками. Васю этот шум убаюкивал, а порой будил тоску-печаль, отчего он начинал петь русские заунывные песни, от которых меня клонило в сон.
Однажды отец взял меня с собой в Москву, в которую тоже ездил по службе. Было это в году девяносто шестом или седьмом. Остановились, как всегда у тёти Вари, сестры мамы, доброй гостеприимной женщины. Её муж был чиновником средней руки. Жили они на окраине, в своём небольшом домике в два этажа и прекрасным садом вокруг. Тут росли и вишни, и яблони, смородина и калина. Детей у них не было, поэтому они страстно любили нас, племянников.
Как сейчас помню тёплый летний день, последний день командировки отца. Он вернулся со службы рано, часов в одиннадцать утра. Домой решили ехать утром, на рассвете, поэтому весь день был наш. Мы отравились в центр города, долго бродили по Красной площади, по улицам и паркам. Тут нам бросилась в глаза афиша, которая приглашала на выставку работ художников – передвижников. Выставка оставила прекрасное воспоминание. Выставлялись работы Шишкина, Сурикова, Репина, Левитана. И что же вы думаете? Мы оба замерли, когда вошли в зал Левитана. Солнечный мартовский день, справа фрагмент стены здания недостроенного лесничества, голые берёзы почти у крыльца, милый сердцу сосновый лес вдали. Аквамариновое небо раскинулось, как море, чистое, безоблачное. Снег уже просел, покрылся сероватым налётом, дорога вот-вот обнажится. Одинокая лошадёнка замерла, греясь в лучах пока ещё не щедрого, мартовского солнца, но всё кричит: «Весна! Пришла весна!»