Окурок
Посреди комнаты стояли две серые гири с отшлифованными до блеска ручками и выдавленными надписями – 24 кг. Гири эти видали виды: их подбрасывали, били друг о друга, нечаянно проламывали ими паркет, орошали крупными каплями пота и даже, эксперимента ради, кидали с балкона девятого этажа в палисадник...
Комната, в которой стояли гири, тоже представляла немалый интерес для любознательного человека. Её стены были увешаны географическими картами, таблицами с химическими формулами, фотографиями чудесных минералов и рисунками кристаллических решёток. Ещё на стене висела гитара, портрет Владимира Высоцкого – кадр из фильма «Вертикаль» и фотография красивой девушки на фоне серых угрюмых гор. Письменный стол был завален книгами по геологии, геохимии, минералогии, петрографии и ещё Бог знает какими непонятными учебниками. На кушетке лежала старая и потёртая книга академика Ферсмана «Путешествия за камнем», она была раскрыта на карте экспедиций по заполярным Хибинам. А рядом – современная топографическая карта Хибин с отмеченными красным карандашом вершинами-тысячниками и маршрутами от одной из них к другой.
В этой комнате, в коммунальной квартире и жил Никита.
Никита готовился к очередной поездке на Кольский полуостров. Он очень любил Русский Север, особенно горы Хибины и Ловозёрские тундры. Нигде больше не встречал он на столь малой территории такого разнообразия красот! За один день маршрута там можно увидеть и отвесные огромные скалы с водопадами, и головокружительные ущелья, и горные озёра с прозрачной как стекло водой! А ещё можно наковырять в горах целый рюкзак минералов.
Перед путешествием Никита решил основательно прокачать свои и так уже тренированные мускулы. Он знал: там, в горах, ещё долго будет не до гирь, перекладин и брусьев...
Раздевшись по пояс, Никита разминался: подпрыгивал, одновременно вращая при этом руками, делал скручивающие движения корпусом, приседал, нагибался в разные стороны, растирал запястья и плечи... И даже нанёс серию ударов по воображаемой груше. Наконец, он снял очки, сделал несколько глубоких вдохов и, прежде чем подойти к гирям, включил секундомер, лежащий перед ним на табуретке.
Первый подход был очень даже неплох: Никита почти на одном дыхании выжал гири десять раз. До службы в армии он очень порадовался бы такому достижению. Но сейчас это уже был проходной результат: Никита невозмутимо поставил гири на пол, попрыгал, потряс руками и записал на листочке – 10. Потом, чтобы не остыть, он принялся ходить по комнате, поглядывая на секундомер. Через минуту он сделал второй подход, на этот раз не так уж и резво, но он повторил десятку, что было незамедлительно зафиксировано на листочке. Для того чтобы в третий раз выжать столько же, Никите потребовалось увеличить отдых до полутора минут. А ещё через две минуты на бумажке была подведена сумма – 38. В семнадцать лет Никита столько раз жал две гири за двадцать минут. Именно такую продолжительность Никита определил себе для этого гиревого упражнения – испытания на силовую выносливость. Он готовил себя к трудностям экспедиций в горах, тайге или тундре...
Очередные записи в листочке подходов были следующие: ещё раз – 8 и два раза по 7. Эти результаты давались нелегко. Теперь уже Никита отдыхал между подходами по полторы, а то и по две минуты. Налитые свинцом и затвердевшие плечи болели, В ушах, словно в морской раковине, стоял шум, а перед глазами в разные стороны разлетались мелкие мушки. Со лба и висков на щеки скатились капли пота. Побагровевшие от давления гирь запястья пришлось обмотать бинтами. Раньше Никита надевал специальные кожаные напульсники, но от их острых краев на руках оставались глубокие красные полосы...
И вот уже зафиксирован прекрасный результат – 60! В прошлом году он был бы принят с восторгом, а сейчас ещё осталось целых пять с половиной минут зачётного времени!
Никита, часто дыша ртом и утирая мокрый лоб, открыл окно. Прикинул – можно довести до восьмидесяти! Он посмотрел на фотографию девушки и взбодрился. Никита уже несколько месяцев пытался ухаживать за красавицей, но она его по-прежнему игнорировала. Иногда они вместе сидели на лекциях и перекидывались шутками. Но не более того...
Бросив ещё один взгляд – на Высоцкого, затем – на секундомер, Никита решительно кивнул головой и подошёл к гирям. Теперь уже – на семнадцатой минуте – он выжал гири ещё пять раз... Секундная стрелка неумолимо двигалась, обозначая приближение развязки. Осталось три минуты... Не всего три, а целых три минуты! Никите уже было невмоготу думать о девушке. Он больше думал о том, что надо преодолеть боль. И снова заставить изнемогающие мышцы качать железо...
Присев как штангист – с прямой спиной, и работая гудевшими бёдрами, Никита рванул гири на грудь. Теперь, ни в коем случае, не совершая толчок при помощи ног – их он широко расставил – надо было жать гири, которые к тому времени ему казались чуть не вдвое тяжелее. И Никита начал поднимать их, скорее – мучительно выдавливать, отсчитывая вслух:
– Раз! – в ушах раздался тонкий свист;
– Два! – прогнувшийся позвоночник напрягся до предела;
– Три! – где-то в пояснице хрустнуло;
– Четыре! – Никита тяжело и прерывисто задышал, в глазу защипало от стёкшей со лба струйки пота...
Пятый раз, через «не могу», из последних сил дожимая отстающую левую руку, трясущийся от напряжения Никита все-таки зафиксировал над головой две гири – без двух килограммов полцентнера... Семьдесят жимов за восемнадцать минут!
Но время ещё не истекло. «Надо довести до восьмидесяти! Иначе – плохая примета, Наташенька и дальше будет меня игнорировать!» – снова вспомнил о своей пассии Никита, настраивая себя на рекорд. Он вновь ухватился за нагретый металл мозолистыми ладонями...
Самый последний подход составил всего один жим... Но какой! У Никиты был вид победившего боксёра, которому после двенадцатого раунда рефери поднимает руку, скорее поднимая его самого за эту руку, чтобы измождённый чемпион не рухнул на помост.
– Восемьдесят! Я сделал! – прохрипел Никита.
На какое-то время его горящие азартом глаза потухли... Остановленная секундная стрелка находилась на отметке «6».
Ха! – осенило, вдруг, Никиту. – Эти лишние секунды потеряны на включение и остановку секундомера! – Зачёт!
Успокоившись, Никита побрёл принимать душ. Его щёки ввалились, зато мышцы, в особенности на спине и плечах налились кровью и бугрились как у гимнаста. Ещё подкачав свое сухое жилистое тело, Никита смог бы своим сложением походить на Брюса Ли. Когда-то в детстве, раздобыв чёрно-белую фотографию легендарного кумира всех подростков, Никита с братом Стасом мечтали развить тело и дух до такого же состояния.
Приняв душ, Никита лежал на кушетке и думал о Наташе. С ней он недавно познакомился в Университете, Наташа играла на скрипке в любительском оркестре и тоже писала диссертацию – о кристаллах.
Очнувшись от любовных грёз, Никита ощутил голод и сорвался в магазин. Напротив его подъезда находилась детская площадка с турниками и брусьями. Возвратясь домой с работы или учёбы, Никита никогда не обходил их стороной. Обычно на скамейках у подъезда дежурили бабульки. Видя его упражнения, они почти каждый раз кричали ему что-нибудь весёлое:
– Чемпион, в прошлый раз ты больше отжался!
– Не протри штаны о перекладину!
– Милок, привяжи к ноге динаму, будешь наш дом освещать!
На что Никита обычно бросал ответную шутку: «Не хочу Чубайса без работы оставить», или что-нибудь в этом роде. Самая старенькая из бабушек, Ольга Ивановна, ничего ему не кричала. Она с улыбкой смотрела то на Никиту, то на своих подруг. И при этом как будто что-то жевала своим беззубым ртом.
Иногда Ольга Ивановна просила Никиту принести ей хлеба или молока. Она жила одна. Единственная дочь Ольги Ивановны умерла в прошлом году от рака. Она сама была пенсионного возраста и преподавала математику в школе, в которой работал сейчас и Никита... И ещё совсем недавно они коротали вечера у телевизора или с книжками в компании с Никитой, который старался хоть раз в неделю их навестить. Одинокие женщины едва сводили концы с концами, живя на учительскую зарплату и пенсию. Питались они крупами, вареным горохом и дешёвыми овощами, купленными на рынке перед самым закрытием, когда продавцы избавлялись от остатков товара. И вот, оставшись после смерти дочери в одиночестве, старушка периодически просила кого-нибудь из соседей сбегать для неё в магазин. Иногда она за денежку просила соседских девчонок постирать ей постельное бельё...
Выйдя из подъезда, Никита увидел как раз одну только Ольгу Ивановну. Она сидела с озабоченным лицом и держала в руках какую-то квитанцию и конверт. Увидев Никиту, она обрадовалась:
– Дорогой, помоги мне разобраться...
– Что такое? – Никита подошёл к бабушке.
– Посмотри-ка... Мне тут почтальон пенсию приносила... Что-то мало бумажек. Посчитай, сколько там, а то я плохо вижу!
Никита достал из конверта деньги и пересчитал. Да там и считать-то было нечего: пять тысяч одной бумажкой и немного мелочи.
– Пять тысяч! И это всё? А сколько должно быть? – спросил Никита.
– А ты посмотри в квитанции, Я там расписалась.
Никита посмотрел и удивился:
– Да тут Вам написано десять тысяч с копейками! А где остальное?
– Ой, батюшки... Да я же почтальонке какую-то бумажку дала...
– Ольга Ивановна! Вы ей половину своей пенсии отдали! – чуть не крикнул возмущённый Никита. – Зачем Вы это сделали?
– Так, это... Я ей каждый раз из пенсии даю одну бумажку... За работу...
– За какую работу? О чём Вы говорите?! Она что, из своего кармана вам пенсию выплачивает? Работа её такая – разносить пенсии! Она и без Вас свою зарплату получает! А не из пенсий стариков!
– Да как же это... Ой... Беда какая... Неужели и впрямь я ей отдала половину пенсии? – причитала в ответ Ольга Ивановна. – Я же всего одну бумажку ей отдала!
– Да, да! Вот такую же бумажку в пять тысяч! – Никита показал старушке купюру.
Ольга Ивановна только за голову взялась. И снова принялась жевать своим беззубым ртом, тихо всхлипывая...
– Что это за почтальонка? Как её зовут? Я сейчас пойду на почту разбираться! Всё будет нормально! – начал успокаивать старушку Никита. А сам весь кипел от негодования.
– Рита. Она одна там такая – Рита, не перепутаешь!
– Ну всё! Берегись, Рита! – Никита побежал на почту, до которой было рукой подать. – Ритка, Ритка, где твоя улыбка, полная задора и огня? – распевал он, по дороге, подбадривая себя, – сейчас я тебе устрою огня! И задора!
Просунув голову в окошко приёма и выдачи посылок, он спросил у двух дородных девушек:
– Уважаемые, а где найти Риту, которая пенсии разносит?
– А зачем Вам она? – поинтересовались девушки и переглянулись.
– По личному делу!
– Рит! К тебе тут пришёл молодой человек! По ли-и-ичному де-е-елу! – громко крикнула одна из пышечек.
– Что надо? Кто пришёл? – с раздражением в голосе спросила появившаяся в дверях важная женщина лет сорока. Она была со вкусом одета и вполне даже миловидная. Если бы всё не портило надменное и недовольное выражение лица.
– Пойдемте на улицу... Поговорить надо! – еле сдерживая себя от гнева, сказал ей Никита.
– В чём дело? Зачем на улицу?
Никита, ничего не объясняя, вышел в тамбур, отделяющий зал от улицы. Когда в этом маленьком и к счастью пустом пространстве оказалась Рита, он схватил её за грудки и, несмотря на физическую усталость, из последних сил яростно тряхнул её. Потом, не дав Рите опомниться, он прижал её статное тело к стене и сказал ей в лицо со всей строгостью, на которую только был способен:
– Слушай, красавица! Сейчас ты пойдёшь, и вернёшь пенсионерке Ольге Ивановне пять тысяч, которые она тебе дала. Через пятнадцать минут проверю! – Никита ещё раз встряхнул растерявшуюся Риту. – А не вернёшь – будешь сама пенсию получать! По инвалидности! – С этими словами Никита вышел, хлопнув дверью для лишней острастки.
Никита вернулся к своему подъезду не через пятнадцать минут, а через полчаса. Купив сок, он решил спокойно распить его на скамеечке в зелёном сквере, закусывая любимым овсяным печеньем.
Перед подъездом уже сидела компания старушек, они оживлённо что-то обсуждали, размахивая руками. Женщины заметили приближающегося Никиту и притихли.
– Берегись, Никита! – предупредила одна из старушек. – Как бы тебе это боком не вышло!
– Что такое?
– Да сейчас Ритка прибегала с двумя здоровыми мужиками – с мужем и братом! Они тебя разыскивают.
– А деньги она вернула? – Никита обратился к Ольге Ивановне.
– Ты бы видел, как она тут орала! – Ответила за неё другая бабулька. – Скомкала и кинула деньги на скамейку! И все надрывалась: «Я вообще не буду больше пенсию носить! Подсовываете мне! Сами виноваты!» Сколько шуму было! Ужас! А тебе они обещали припомнить!
– А-а-а! Ну, пускай побегают за мной! Посмотрим, кто кого... – сказал Никита и нырнул в подъезд.
Никита уже привык к тому, что некоторые люди его воспринимают неадекватно. Обычно это были нагловатые люди с круглыми животами, пресмыкающиеся перед внешне заметной физической силой и, в свою очередь, издевающиеся над теми, кто явно слабее. Никому из таких мелких негодяйчиков не приходило в голову, что этот очкастый ботаник двадцать раз делает выход силой на перекладине и может их легко скрутить в рулет...
Зайдя в подъезд, Никита направился к лифту. Обычно он поднимался на девятый этаж бегом, но в этот раз решил сделать себе послабление – всё-таки установил личный рекорд с гирями. Он уже готов был смело претендовать на получение первого спортивного разряда, норматив которого он даже перевыполнял, да всё никак не разведал, где проходят официальные соревнования – терять время на эту формальность не хотелось.
Лифт почему-то беспрерывно курсировал между верхними этажами и долго не хотел спускаться. Вдруг, прямо в шахте лифта откуда-то сверху зашумела падающая вода. Никита прислушался. А затем с брезгливостью принюхался... Когда сверху перестало капать, а лифт, наконец-то поехал вниз, Никита подался почти вплотную к дверцам. И вот, дверцы лифта раскрылись – прямо на Никиту двинулся крепенький парень в кожаной куртке. Парень вздрогнул от неожиданности, а Никита успел разглядеть в углу лифта кипу порванных газет, прикрывающих зловонную кучку. Никита уже был готов к тому, что увидит нечто подобное, и, несмотря на мышечную боль и усталость, провёл неожиданный приём: он резко боднул головой засранца прямо под глаз... Тот, и пикнуть не успев, отлетел назад и, поскользнувшись в своей луже, шлёпнулся на обрывки газет... Одни только ботинки торчали из дверей лифта.
Никита не стал дожидаться ответа и побежал по лестнице вверх.
– Ахклак... – послышалось Никите сдавленное ругательство на неведомом языке...
– Кашкалдак! – парировал он случайно услышанным на каком-то продуктовом рынке словом. Ругаться матом Никита не любил, да и не умел...
Через два дня Никиту хватило новое потрясение. Нет, его не подкараулили Риткины муж с братом. Ольга Ивановна попросила его прояснить одно непонятное для неё обстоятельство. Однажды, чуть ли не год назад, к ней домой зашли вместе Ритой ещё какие-то важные и солидные с виду люди. Они долго и мудрёно рассказывали ей про непонятную социальную защиту, про пенсию и какие-то органы опеки. После этого они попросили её подписать несколько бумажек, мол, на её же благо. Ольга Ивановна, даже не надев очки, подписала, что её просят. А сама подумала: «Вот, какая Рита хорошая! Пенсию мне приносит, таких важных людей мне сюда привела!» Но в один прекрасный день в своей квитанции по оплате коммунальных услуг Ольга Ивановна обнаружила неизвестную ей фамилию. Вот с этим вопросом она и обратилась к Никите, рассказав ему о том странном визите важной компании.
– Ольга Ивановна! Я Вас поздравляю! Вы свою квартиру просто-напросто подарили! Этим хорошим дядям и тётям...
«Ничего себе! Удивительно, как она всё ещё жива после этого» – подумал он уже про себя, – «Знать бы позавчера, какому дерьму я на хвост наступил!»
Но обдумывать эту возмутительную новость Никите пришлось бегом на станцию. Он договорился с братом поехать к нему в гости, в Дмитров. А путь туда был немалым – с пересадкой в Москве на другой вокзал. Брат Никиты Стас продал квартиру в Москве и уехал с женой в Дмитров – рожать и растить там ребёнка. После длительного изучения экологической ситуации и уровня образования в Подмосковье, Стас остановил свой выбор именно на этом древнем городе.
Когда Никита подбегал к платформе, он услышал шум электрички, и припустил ещё быстрее. Спортивный азарт просыпался в нём легко. Впереди Никиты на ту же электричку торопилась немолодая женщина с двумя сумками в руках. Видно было, что она задыхалась, и из последних сил переставляла ноги. За женщиной и Никитой наблюдал помощник машиниста – высокий лохматый парень. Видимо, он работал на железной дороге не так давно – его лицо было нарочито наглым. Про таких ребят в армии говорят крепким словцом, в переводе на печатный язык – «небитый». Так вот этот небитый наглец, не дождавшись женщины каких-то нескольких секунд, нажал кнопку закрывания дверей и с улыбочкой крикнул ей:
– Бегай быстрее, мать! Спортом занимайся!
Тогда Никита ускорился, как будто для него это был финальный олимпийский забег. Никита запрыгнул на платформу, в то время как электричка тронулась, издав пронзительное «тууууууй!» Лохматый наглец ещё стоял в открытых дверях и довольно улыбался тому, как ловко он «сделал» запыхавшуюся женщину.
Никита на ходу выхватил из сумки зонтик... И с размаху, словно играя в лапту, вмазал им в проезжающую наглую физиономию! – Вот тебе, спортсмен!
Лохматый тут же скрылся, хлопнув дверью. Через несколько секунд он снова высунулся и крикнул что-то матерное, но его было почти не слышно – электричка набирала ход...
«Вот гад! – злился Никита, – из-за этого поганца попал в перерыв». Разгуливая по пустой платформе, он достал толстую книгу. – «Ладно, чёрт с ним, почитаю про Хибины...»
Вскоре на платформу поднялся подросток с кульком семечек. Парень плевал шелуху себе под ноги, слушая плеер – бесконечное «тынц-тынц». Никита оторвался от книжки и подошёл с протянутой рукой к подростку. Тот с удивлением посмотрел на Никиту, на его раскрытую ладонь и вытащил из ушей наушники.
– Друг, ты здесь убираешься?
– Нет… – Парень насторожился и принялся ногой скидывать свой мусор с платформы.
– Давай ты будешь плевать шелуху мне в руку, – улыбнулся Никита, – а потом я всё в урну выкину! Или можешь ещё мне в карман плевать... – Никита приоткрыл карман куртки.
Парень что-то хотел буркнуть в ответ, но поперхнулся – то ли слюной, то ли семечками. Закашлявшись, он пошёл смотреть расписание и вскоре куда-то незаметно ретировался.
Следующая электричка пришла с опозданием – почти через час. Народу в вагонах было много, Никита с трудом отыскал два свободных места, чтобы поставить рядом с собой сумку и спокойно почитать. Ферсман писал очень увлекательно. Возможно, прочитав ещё в детстве его книжки «Занимательная геохимия» и «Занимательная минералогия», Никита решил стать геологом, что и привело его в МГУ.
Погрузившись с головой в «Путешествия за камнем», Никита мысленно перенёсся в Заполярье. Как заворожённый, он вместе с Ферсманом дивился на отвесные скалы ущелья Рамзая, поднимался на огромную столовую гору Кукисвумчорр и сверху любовался озером Вудьявр. Он открывал апатит-нефелиновые месторождения и закладывал рудники...
– Ревизоры идут! – Никиту внезапно сдёрнул с полярных широт на бренную подмосковную землю мерзкий пьяный возглас. Владелец этого противного голоса – жирный мужлан в потной футболке и с баллоном «Оболони» брел по вагону, шатаясь и распихивая всех, кто попадался ему на пути.
– Выходи-ила на берег горилла! – зычно проревел он на мотив «Катюши» – и, споткнувшись о чью-то сумку, грязно выругался.
– Эй, горилла, заткнись! Или сейчас вылетишь из вагона! – громким басом пригрозил ему серьёзный мужчина, своим видом напоминающий молодого Стивена Сигала. Мужчина был не один – с ним ехали его жена и маленькая дочка, они брезгливо поглядывали на пьяного дебошира.
– Понял! Командир, понял! – изменившимся голосом пролепетал мужлан и сел на первое попавшееся место. По-видимому, приближение ревизоров его уже не беспокоило.
Все в вагоне облегченно вздохнули. Да только ненадолго – через две остановки семейка «Сигалов» вышла. И тогда мужлан-горилла вновь принялся горлопанить и приставать с глупыми вопросами к пассажирам, время от времени прикладываясь к «Оболони». Но увидев читающего Никиту, на носу которого были модные лет тридцать назад «ботанические» очки, он внезапно замолк – видимо вспомнил свою молодость. Горлопан с хитрым видом подсел к Никите – прямо напротив него.
– Что читаем? – Мужлан снял с Никиты очки и украсил ими своё круглое лицо. – О! Лев Толстой! Война и мир!
Никита сдёрнул с него очки, положил их в нагрудный карман своей джинсовой куртки и нагнулся прямо к уху «гориллы»:
– Пойдём, выйдем в тамбур, козёл! – В последнее слово он особенно вложился.
Оставив свою сумку на месте, Никита быстро направился к тамбуру.
– Что??? Эй, лошара, куда пошёл? Стоять, тебе говорят!!! – ринулся за ним оторопевший было мужлан.
Все пассажиры насторожились и синхронно повернули головы в ту сторону, где обещало запахнуть жареным.
Но произошло что-то совершенно невероятное: когда двери тамбура закрылись, там началась забавная возня. Зрители, сидевшие поближе к «рингу», увидели, как ботаник молниеносным движением схватил «гориллу» за второй подбородок, и, оттянув кожу на кадыке чуть ли не на десять сантиметров, пригнул пьяное животное к полу. Толстяк хотел кулаками достать Никиту, но его держали стальной хваткой. И это было очень больно. Толстяк, стоя на коленях и воя от боли, ползал в ту сторону, куда его, словно на поводке, таскал Никита. Оболонь каталась по полу... Но вот двери открылись – это была остановка, спасительная для «гориллы». Но не для Оболони – бутыль выпала наружу и закатилась под платформу – в вонючий мрак, пропитанный тем, что было некогда Оболонью или Клинским...
Никита вывел «гориллу» на платформу и спокойно сказал:
– Сядешь обратно в эту электричку – поймаю и прибью!
Толстяк держался за свою покрасневшую шею и вовсе не думал дёргаться в сторону электрички. Он даже на какое-то время прекратил материться...
Возвращение было триумфальным. Когда Никита занял своё место, пассажиры восхищенно смотрели на него. Все, включая здоровых ребят, которых было в вагоне немало. Возможно, кто-то из них представил себя на месте героя. Но... задним числом все мы храбры!
Подобное невероятное событие произошло впервые. Ещё какой-то год назад так применять физическую силу Никите и в голову бы не пришло. По натуре он был тихоня и сейчас недоумевал, откуда вдруг у него проснулась способность к наведению общественного порядка. Тем более – столь радикальным способом.
Встретившись с братом, Никита в красках обрисовывал ему весь букет последних событий и заводился всё больше и больше...
– Животные! Кругом животные! – подытожил он. – Кто мне скажет, откуда столько быдланов? Везде, куда ни глянь – тупое хамьё! Стасик, раньше же такого не было! А теперь даже на пляж ходить противно – вместо красивых спортивных тел повсюду пивные телеса и пустые пачки от чипсов... Ты когда выходишь из метро, что видишь?
– Ну, каждый видит то, что он ищет взглядом... Я стараюсь увидеть красоту! – улыбнулся Стас.
– Я тоже стараюсь её увидеть! А вместо красоты, почему-то вижу исплеванный жвачкой асфальт. Он же весь усеян белыми пятнами раздавленной жвачки! Ты обрати внимание! И эта жвачка не с луны упала! Это, значит, сколько таких плевков, столько свиней здесь прошло! Меня это убивает! И вот я думаю: какого рожна мне заканчивать аспирантуру и защищаться? Вот сделаю я новую географическую карту, или открою месторождение... Ну и что? Это пойдёт на благо великого русского народа? Где этот великий русский народ??? Покажите мне его!!! Открытую мной руду будут гнать заграничным буржуям! А оттуда нам взамен повезут всякую хрень – кровавые компьютерные игры, сатанинские игрушки и дурацкие мультики для детей, а для больших детей – «бэушные» тачки, чтобы они себе в пробках насиживали простатит и толстые задницы... И навезут ещё жрачку в цветной упаковке, которая потом будет везде валяться!
– Никит, остынь, прошу тебя! Не будь снобом! – успокаивал брата Стас. – Наша задача – родить и вырастить своих здоровых и культурных детей, которые и разбавят собой рассадник этих, как ты говоришь, быдланов!
– Да откуда они взялись в таком количестве??? – не унимался Никита. – На почте – вороватые быдланы, в нотариальных конторах – продажные быдланы, в лифтах – приезжие быдланы, в электричках – пьяные быдланы! Кто их взрастил? Ведь наши родители, да и мы сами, были октябрятами и пионерами! Мы читали Гайдара и Носова! Слушали песни Пахмутовой и музыку Поля Мориа... А что теперь? Отупели! Разленились! Привыкли к гламурным мерзавцам, которые приличным людям проходу не дают... Вся эта дрянь – от сытой комфортной жизни! Бить надо эти сытые и тупые быдланские морды! И я буду их бить! Я уже вкусил крови!
– Это то же самое, что в лесу хлопать комаров... Но когда-нибудь ты нарвёшься, и тебя самого прихлопнут. Самым подлым образом – в спину... А те, кому ты морду набьёшь, отыграются на слабых!
– А что делать? Как терпеть всё это свинство? Но бесит не только оно... Хуже другое... У честных работяг выбили почву из-под ног! Теперь работяга думает, что вкалывает не для великой страны, а для удовлетворения потребностей жирных мерзких хапуг, оскверняющих русскую землю и русскую историю! А хапуги продолжают жиреть, наглеть, поганить своими загородными виллами природу и оставлять после себя кучу отходов! И не только в виде мусора... Еще в виде своего такого же мерзкого потомства... Вот и получается, что сейчас кроме раскиданного повсюду мусора мы наблюдаем ещё и размножающийся быдломусор.
Пока Никита буйствовал, Стас включил телевизор – новости культуры. Видимо он решил переключить разговор на что-то более позитивное. И вправду, Никита начал остывать. Когда новостная передача закончилась, он взял пульт и стал машинально переключать каналы. Но телевизор был настроен так, что показывал только два канала – «Культура» и спортивный, они бесконечно чередовались в случайном порядке.
– Ну, ты молодец! – улыбнулся Никита брату, оценив юмор.
– Это я решил тёщу подколоть, она любит смотреть всякую ерунду. Я ей сказал, что подключил к телевизору электронную защиту – как только показывают глупости, он автоматически переключается на канал «Культура», а когда показывают чернуху или порнуху – включается футбол или биатлон.
Никита во всё горло расхохотался – как будто весь недавний негатив выплеснулся в этот смех.
Но тут же вернулся к больной теме.
– Слушай, Стас, а ведь и телевидение захватили такие же... Быдланы от культуры. Сеют с экрана бесовщину...
Внезапно в дверь постучались.
– А что здесь такое? Что это дядя Никита так смеялся? – Галя, жена Стасика, ввела в комнату за ручку маленькую Анечку.
Увидев свою любимую племянницу, Никита преобразился и засветился улыбкой. Тема мусора ему уже показалась неинтересной, он принялся читать Анечке стихи Агнии Барто. Остаток вечера был счастлив и безмятежен...
На следующий день Никите надо было возвращаться домой. Стас пошел провожать его до станции. Братья всю дорогу не могли наговориться о воспитании детей и о судьбах России.
Они никак не могли расстаться, даже когда на перрон подали электричку. Никита стоял в тамбуре, а Стас – на платформе. Они просто молчали и улыбались друг другу.
Но вдруг, лицо Никиты перекосило, словно произошло что-то непотребное. Стас проследил направление его взгляда и увидел плотного мужчину, стоящего на платформе метрах в десяти от них. На нем были чистейшие лакированные ботинки, блестящий фирменный пиджак и галстук расцветки попугая. Мужчина громко разговаривал с кем-то по телефону на неведомом языке вперемежку с русским матом. На плече у иноземца была элегантная сумочка, а в свободной руке – заморская сигарета. И было совершенно непонятно, кто он и откуда тут взялся. По-видимому, это был залётный бизнесмен, осваивающий подмосковные земли и здесь он кого-то должен был встретить. Бизнесмен периодически поплёвывал себе под ноги – прямо на чистую платформу. И это постепенно заводило Никиту.
– Стасик, смотри, ещё один быдлан! На этот раз – импортный. Давай его поднимем, и головой в урну воткнём! Чтоб знал, куда плевать надо! У нас вдвоём получится... – Никита вышел из электрички.
– Ладно тебе, успокойся! – остановил его брат и обнял, похлопав по крепким плечам. – Всех не перевоспитаешь!
– Я не могу быть спокойным, когда какой-то приезжий хам изгаживает мою родную землю! – ответил Никита, гневно сверля взором бизнесмена. Но тот даже бровью не повел в сторону Никиты. Мужчина был занят своим чрезвычайно важным в мировом масштабе разговором.
И вот чаша терпения Никиты переполнилась: заморский гость кинул на платформу окурок своей замечательной сигары. Причем кинул он его не так, как обычно делают это пижоны – щёлкнув пальцем, чтоб окурок отскочил от земли и, рассыпая за собой искры, пролетел ещё несколько метров. Он кинул его гнусно и омерзительно: просто разжал пальцы... И недокуренная сигарета шлёпнулась ему под ноги. Она лежала и пускала тонкий дымок.
– Ну, берегись, верблюд! Сейчас будешь жрать свой окурок! – процедил сквозь зубы Никита и оттолкнул брата.
Но тут произошло чудо...
Да, да! Это было именно чудо... Никита в одно мгновение преобразился. Стас видел у брата такое выражение лица, когда тот играл с Анечкой. Или когда просто её вспоминал. Произошло что-то невероятное!
Стас тоже посмотрел в сторону, куда устремил свой взгляд Никита.
Метрах в двадцати от них шли, взявшись за руки, молодая стройная женщина с прелестной девочкой лет пяти. Они обе были русоволосые и в одинаковых платочках. Красавицы шли к платформе не торопясь: до отправления электрички оставалось несколько минут. И вот они подошли к соседнему вагону... Мама смотрела на дочку, а дочка смотрела на Никиту. Никита же смотрел то на маму, то на дочку...
– Стасик, ты видел когда-нибудь такую красоту? – спросил возбуждённый Никита, когда незнакомки зашли в вагон.
Стас молчал, весело поглядывая на брата.
– Это же самые настоящие русские красавицы! А сколько благородства во взглядах! Ты видел? Ты видел их прекрасные русские лица? Да какая-нибудь там императрица Александра Фёдоровна перед ними просто отдыхает... Нет, ну она, конечно, тоже была хороша, но эти... – бормотал ошарашенный Никита. – Вот это настоящая красота! Какие женщины...
Всё это время иностранный верблюд-бизнесмен продолжал громко разговаривать по телефону. Почему-то дураки любят разговаривать громко, кто бы разгадал тайну – почему же именно так громко?
Потирая запястья, Никита подошёл к говоруну и встал напротив него – лицом к лицу. Тот, наконец, замолчал, отвёл руку с телефоном от уха и вопросительно посмотрел на Никиту...
Никита улыбался. Он представил, что рядом стоят очаровательные мама с дочкой...
Вдруг Никита нагнулся, поднял окурок и затушил его в свежем плевке. Потом, держа окурок двумя пальцами на уровне лица, отнёс его к ближайшей урне и медленно опустил туда, где ему самое место. На иностранца Никита больше не смотрел. Он пытался удержать в памяти прекрасное.
Прильнувшая к окну девочка в платочке видела всё...
– Спасибо, брат, что пригласил меня в гости! Стасик, спасибо! – Двери электрички зашипели, и Никита ловко заскочил в вагон. – Поцелуй Анечку! – крикнул он брату через пыльное стекло.
Иностранец прекратил свой бесконечный разговор и провожал взглядом уходящую электричку.