Битое стекло
Спускаясь с девятого этажа бегом по лестнице, Никита вспоминал историю, что утром ему рассказал отец – о танковом противостоянии во время Берлинского кризиса 1961 года. Отец тогда служил командиром танка в советской группе войск в Германии. Солдат и сержантов, кому пора было демобилизоваться после трёх лет срочной службы, задержали ещё на полгода.
Наши танки шли навстречу американским – те сопровождали бульдозерную процессию к сносу возводимой Берлинской стены. Сорокатонные монстры, в то время уже приспособленные к действию в условиях ядерной войны, сближаются. Орудия противников направлены друг на друга – лоб в лоб… Американцы не выдержали, их «Паттоны» встали. Остановились и наши ребята. Противостояние длилось всю ночь, был конец октября, не самое тёплое время года. Часа через три американские танкисты начали вылезать из люков – прыгали, хлопали себя по бокам, чтобы согреться. Наши же так и просидели до утра в своих Т-55, пока не наступила команда к отбою. Рассказывали, что у командующего нашими войсками маршала Конева в глазах стояли слезы, когда он узнал о стойкости своих бойцов. А на броне русских танков утром были букеты цветов – от немцев, наблюдавших всё это. Удивительно, тогда ещё многие берлинские кварталы не успели восстановить из руин, с весны 1945 года прошло полтора десятка лет.
Сейчас подобная история воспринимается как романтичная легенда, но Никита верил легендам о поколении своего отца, родившегося в военном 1942 году. Никита нашёл в Интернете про инцидент у КПП «Чарли», а когда он увидел фотографию советской техники с букетами, подумал о Тане…
Просунув палец в дырку от выломанного замка, Никита открыл почтовый ящик. Долгожданного письма от Тани там не было, зато он обнаружил две бумажки – телефонный счёт и предупреждение из ЖЭКа о санкциях за трёхмесячную задолженность.
Панельная девятиэтажка советской постройки, в которую Никита недавно переселился из дома своего детства, вмещала великое разнообразие типажей, осевших в Московском пригороде – от общительных молдаван, шумных цыган и приветливых таджиков до угрюмых маргиналов, «синяков», незаметных сотрудников неведомых НИИ и прочего таинственного народа. Поначалу Никита пробовал обуздать шумных обитателей соседних квартир – их ночные веселья, утренние многочасовые сверления стен или беспрерывная музыкальная долбёжка никак не располагали к успешному постижению наук и занятиям искусством. Сделав несколько предельно вежливых замечаний разным соседям, вскоре Никита с удивлением обнаружил поломку дверного звонка и почтового ящика, после чего предпочёл не конфликтовать, а обзавестись ушными затычками.
Фамилия Никиты была необычная – Безденежных. И своим образом жизни он её оправдывал: почти все заработки тратил на путешествия, художественные краски, рамы для картин и книжки. Любовь к чтению он унаследовал от родителей, программистов по образованию и романтиков. В рабочие командировки папа часто брал с собой маленького Никиту, чтобы показать ему новые города и музеи. Во время одной из таких поездок Никита впервые побывал в Эрмитаже и заболел любовью к живописи. Со временем Никита побывал во всех областных художественных музеях центральной России и познакомился со многими художниками.
Полгода назад Никита путешествовал по Вологодской области и писал пейзажи. Там он познакомился с девушкой Таней, от которой и ждал теперь письма. Таня была молода, хороша собой и, что особенно ценил Никита, умна. Дома у неё на письменном столе возвышались пирамиды опухших от закладок книг по культурологии, философии и изобразительному искусству.
Таня, как и Никита, работала учительницей, только не географии, а истории. Познакомились они в районном краеведческом музее, у научных сотрудников. Те, узнав, что их городок посетил художник, тут же пригласили его на чаепитие и позвонили Тане. До самого вечера в опустевшем уже музее Никита и Таня обсуждали вопросы семиотики культурного ландшафта Вологодчины.
На третий день знакомства с Таней Никита так увлекся очаровательной коллегой, что решился на предложение, облачённое в шуточную форму, но более чем серьёзное, ибо оно шло из самых душевных глубин.
– Тань, давай поженимся! Будем работать в одной школе... Представь, как весело будет слышать на переменках от детей: «Шухер, история с географией идут!»
Таня засмеялась, а потом, едва сдерживая улыбку, протяжно и заунывно, как в детском «ужастике» простонала:
– Тогда я на всю жизнь стану безде-е-е-енежной.
– Ничего, что безденежной, хоть не безнадёжной! – пошутил в ответ Никита. И они засмеялись вместе. – Ну, хоть письма ты мне будешь писать?
– Часто не обещаю… Хотя… Я люблю писать и получать бумажные письма в конверте! Они всегда душевнее! Тем более, с Интернетом у нас тут проблемы – в нашу глубинку всё приходит с запозданием на десяток лет в сравнении с Москвой.
– Вот и отлично! Я как приеду домой, сам тебе первый напишу!
Никита, увы, догадывался, что ему с Таней ничего серьёзного не светит. Между прочим, она поделилась с ним, что через полгода должен вернуться из армии её жених. К тому времени она как раз планировала дописать диссертацию…
В Тане Никита чувствовал родственную увлечённую натуру. Сам он помимо физики, географии и геологии пробовал заниматься музыкой. И был начинающим поэтом, то есть иногда своими виршами вводил друзей в состояние лёгкого смущения. Позднее Никита подытожит свои поэтические потуги следующим опусом:
«Я лохом был, а не поэтом, возможно, это навсегда. Будь я риэлтором при этом – не зря б прошли мои года!»
Но главной для Никиты была страсть к рисованию и живописи. В детстве он срисовал все картинки из любимых книг. А своё первое весьма живописное и экспрессивное произведение создал в годовалом возрасте. Это была абстракция, написанная на стене спальни подручным материалом – тем, что часто у маленьких детей бывает в незапланированном избытке. К счастью, родительское наказание не отбило у Никиты желания творить. Впоследствии к абстрактному искусству он стал относиться более чем спокойно и называл его «абсрактным». Годам к двадцати пяти Никита добился некоторых успехов – не очень искушённые в живописи даже стали принимать его за профессионального художника.
Друзьям Никиты казалось странным, почему вместо того, чтобы торговать своими картинами и улучшать своё благосотояние, он устроился в школу – преподавать географию. В нашей великой прекрасной стране профессия учителя и сейчас болтается где-то на последних местах по престижу и зарплате. А Никите повезло захватить те годы, когда за проведённый урок он получал совершенно невероятный гонорар – на эти деньги можно было купить целый пирожок с капустой, а на пирожок с мясом или сыром надо было отпахать полтора урока. Такую занятную калькуляцию Никита произвёл, когда получил первую зарплату.
Работая в школе за копейки, выпавшие из барского кармана дерущихся за власть «слуг народа», Никите приходилось перебиваться рисованием портретов. А в выходные дни друзья приглашали его продавать на рынке компакт-диски с музыкой. Поначалу Никита стыдился заниматься торговлей и боялся «спалиться» своим ученикам, но потом осмелел – всё равно каждый второй из родителей его учеников был коммерсантом. В те годы огромное количество бывших пионеров и комсомольцев, показав язык своему прежнему кумиру Мальчишу-Кибальчишу, ринулись в бизнес, что не так давно сами же то ли по молодой наивности, то ли с лицемерием называли спекуляцией. Так что Никите особенно стесняться было почти некого. Зато на переменах Никита заводил детям свою любимую музыку, которой теперь было в изобилии – от чуть ли ни с пелёнок любимых Поля Мориа и Челентано до прогрессивного арт-рока. А во время контрольных работ он тихо включал классику – Баха, Вивальди, Чайковского или Бородина.
Никите нравилось делиться с детьми своими сокровищами – музыкой, книгами, рисунками, он им постоянно что-то рассказывал о путешествиях, о просмотренных фильмах, о любимых писателях. Никите казалось, что разделив с детьми что-то дорогое уму и сердцу, он увеличивает и свою и их жизнь, только не протяжённостью, а плотностью и содержательностью.
Преподавал свой предмет Никита с увлечением, придумывал разные игры и постоянно переключался на темы искусства, музыки и литературы. Например, он принёс в школу прыгалки и устраивал соревнования, кто больше в такт прыжкам назовет стран, городов, морей или рек. А потом все вместе вспоминали знаменитых писателей или музыкантов из этих стран. В другой раз он жонглировал мячиками или растягивал эспандер, перечисляя озёра, нагорья и пустыни. Однажды, на следующий день после десятикилометрового забега по стадиону, он чуть не проиграл своему ученику в соревновании по географическому приседанию.
Приходя домой из школы, если у него оставались силы, Никита отправлялся с этюдником в ближайшие пока ещё не проданные под застройку поля и леса. Постепенно его пейзажи становились украшением школы, где он работал, а также квартир друзей и подруг.
Науками о Земле Никита занимался неспроста. Ещё в детском саду у него было прозвище «дитя природы», маленький Никита любил копаться в траве, выискивать разных жуков-пауков и следить за маршрутами их путешествий. Увлёкшись пейзажной живописью, он постоянно наблюдал изменения в природе, и не только радующие глаз новыми красками: двуногие лугоеды-древоточцы методично выгрызали леса, поля и всё, что называлось природой. Поэтому «дитя природы» решило спасать свою мать заблаговременно – пока будущие браконьеры ещё не выросли и не расплодились...
Как-то утром из школьной канцелярии всем учителям пришло восемнадцатистраничное наипрескучнейшее творение юристов. Это была инструкция «Положение о мерах по предупреждению и противодействию коррупции». Пока Никита мучился, читая первую страницу, пришла мысль: если человек настолько бестолков, что не понимает простой истины «не укради», то поймёт ли он эту инструкцию? Впрочем, наставление можно было сократить до одной строки: «будь скромнее и подбирай себе подобное окружение». Именно этого простого правила и придерживался Никита. А наблюдать приходилось всё больше другое: один человек (предприниматель), покупает часть жизни другого (работяги), и платит сильному или наглому больше, слабому или скромному – меньше. Конечно, такие «детские» рассуждения Никиты обычно вызывали усмешку. Но, ведь, простодушные дети часто правы – они ещё не научились врать. Вот Никита и старался смотреть на мир глазами ребёнка… Правда, для того, чтобы так позволить себе смотреть на мир и соответственно жить, надо быть сильным. Или святым. Да только кто из нас святой?
Обычно Никита возвращался домой в приподнятом настроении, особенно если плечо оттягивал этюдник со свежей работой. Но в этот раз он уныло тащил баул с картинами – их Никита возил на показ деловой госпоже, однако долгожданная сделка не состоялась. Покупательница сказала, что она ещё подумает, посовещается с мужем, и тогда, возможно, сделает приобретение. Что особенно удручало – она вручила художнику фотографию своей дачи и попросила переписать на одной из картин домик, чтобы он был похож на её «загородную фазенду». Заниматься этой ерундой Никите не хотелось, но нужда заставляла, ведь добрая треть учительской зарплаты уходила на коммунальные платежи, а ещё столько же – на краски, холсты и рамы.
Никита плёлся по вокзальному перрону и приметил странную девушку – слишком уж быстро она шла к той же электричке, что и он. Обычно так ходят, если решительно не хотят никакого общения с окружающими. По рассеянному взгляду и припухшим глазам девушки Никита решил, что её неприятности куда серьёзнее, чем у него. Он поспешил следом. Девушка прошла в холодный вагон и, опустившись на сидение, повернула лицо в сторону тёмного окна. За окном ничего интересного не было, взгляд незнакомки сначала медленно блуждал по припорошенной снегом грязной платформе, потом она закрыла глаза. По её губам пробежала слабая дрожь. Присевший напротив Никита смутился, достал толстую книжку и, делая вид, что читает, украдкой посматривал на девушку. Она была высокого роста, светловолосая, худенькая и совсем не похожая на современных москвичек. Через тонкую кожу её бледного лица чуть просвечивала вена, пульсирующая на виске. Никита присмотрелся к девушке, и она показалась ему красивой в своём несчастье, хотя где-нибудь на шумной вечеринке, он, может, и не обратил бы на неё внимания. Девушка открыла глаза и посмотрела прямо сквозь Никиту. По её щеке быстро скатилась крупная слеза. И тут же вдогонку за ней вторая.
Смущённый печальным зрелищем Никита не стал считать слёзы, а извлёк из сумки ручку и чистый лист бумаги. Написав короткое послание, он согнул листок пополам и положил записку на колени несчастной незнакомки. Она взяла листок и прочитала: «Девушка, мне хочется поднять Вам настроение. Если хотите, подарю Вам какую-нибудь из своих картин».
Девушка взглянула на Никиту, её лицо стало оживать. Они улыбнулись друг другу. Девушка тоже вынула из своей сумочки ручку и написала на том же листке ответ: «Спасибо Вам большое! А я думала, что ЗДЕСЬ только безразличный мир! Поверьте, Вы мне очень подняли настроение, только одним тем, что вообще есть…» Последнее слово она подчеркнула и дала письмо Никите.
Он прочитал, удивился и написал ниже: «Кто Вас обидел?»
Ответ был такой: «Это не совсем важно! Важно, что Вы… Спасибо Вам большое!!! Может, это будет слишком банально, но – спасибо, что Вы есть! Вы мне, правда, очень подняли настроение! Спасибо!!!»
Никита с листочка считал не ответ, а призыв к дружбе. Он с волнением смотрел в лицо незнакомки, посветлевшее и ставшее очень милым. Электричка на остановках постепенно наполнялась пассажирами и со стороны переписка двух людей, наверное, казалась чем-то забавным.
«Давайте я Вас провожу, а то ещё с горя броситесь под поезд! Это будет ужасно!» – написал Никита, и рядом нарисовал рожицу с вздыбленными от страха волосами.
Девушка засмеялась.
«Вам не сейчас выходить?» – добавил Никита, потому что следующей была его станция, где обычно освобождалась добрая треть электрички.
«Нет, дальше! Вообще-то… Я – человек Мира! А переехала в Россию три года назад. Пейзажи здесь удивительны, а вот люди – совсем не совместимы с природой. Верно?»
Через полчаса, когда свою остановку Никита давно проехал, в вагоне заметно потеплело. А листочек был с двух сторон заполнен перепиской и рисунками. Такие откровенные слова люди редко произносят друг другу вслух. Да и пишут не часто…
Сошли новые друзья на конечной платформе, к тому времени уже успев не только познакомиться, но и обсудить чуть ли не всё на свете. Девушку звали Варей. Назавтра, в субботу, они договорились встретиться на станции где жил Никита и куда-нибудь прогуляться. Влюблённый Никита достал одну из своих картин и вручил счастливой Варе. Казалось, провожая Никиту до обратной электрички, она и забыла о своём горе.
– Когда-нибудь наши дети узнают про эту удивительную историю! – сказала Варя, поправляя на Никите старенький шарф и улыбаясь ему в глаза. На прощание она поцеловала его в щёку.
Ночью Никите приснилось, что он вернулся в детство.
Маленький Никита бегал по железнодорожной насыпи в поисках цветных стёклышек. Битого стекла тут было много – из окон проезжающих поездов часто летели пустые бутылки. Никита у себя во дворе выкладывал мозаику с животными. Он уже собрал из коричневых осколков медведя, из белых – зайца и кошку, а теперь ему нужно было зелёное стекло для лягушки и крокодила.
Никита нашёл необычный осколок – очертаниями тот походил на кенгуру. Приоткрыв рот в изумлении, он изучал стекляшку, и так погрузился в созерцание, что за шумом близкой автотрассы не услышал несущейся электрички…
Последнее, что слышал Никита в своём сне – надрывный гудок поезда. И он уже не видел, что из окна электрички вылетела зелёная бутылка.
Бутылка уцелела, угодив в мягкое тело мальчика, отброшенное ударом. Переполненная электричка не снизила своей скорости, никто из пассажиров не дёрнул стоп-кран – все торопились на работу…
Домашний телефон у Никиты был отключен и, как назло, на мобильнике тоже деньги закончились. Так что утром пришлось бежать к другу Коле – от него Никита решил позвонить своей возлюбленной. Мало ли, вдруг она заболела и не сможет приехать…
Но трубку никто не поднимал.
Когда Коля спросил у Никиты, кому это он так настойчиво названивает, пришлось рассказать ему о вчерашнем приключении.
– Так это она сейчас тебе не отвечает?
– Она.
– А ты рассказывал ей о том, что работаешь в школе?
– Конечно! А что в этом страшного?
– Да не придёт твоя красавица, успокойся! – рассмеялся Коля.
– С чего ты взял?
– Да она, небось, тебя за полного лоха приняла… Вот поискал бы ты лучше себе нормальную работу! А то так и будешь попадать в смешные истории.
Потом Коля положил Никите большую сильную ладонь на плечо и добавил:
– А вообще, что хочу сказать... Только ты не обижайся, это не я придумал... Женщины любят подонков. Им кажется, что с ними...
– Твой папа тоже подонок? – перебил друга Никита.
– Ну вот, обиделся! Ну, ты чего, Никит? Ладно тебе дуться! Хорошо бы в тебя влюбилась богатая дама… Тогда бы у тебя пошли дела!
– Да пошёл ты! Приколист…
Никита всё-таки отправился на свидание. Он ходил по платформе часа два и, вспомнив последний сон, высматривал на путях битое стекло. Одна из стекляшек показалась ему похожей на кукиш.
Варя и в самом деле почему-то не пришла. Трудно подобрать слова, соответствующие тогдашнему состоянию Никиты – то ли он слегка расстроился, то ли был подавлен, выбит из колеи, облит ушатом отчаяния или совершенно морально уничтожен – вряд ли это можно сейчас установить. Каждый в состоянии примерить подобную ситуацию на себя и вспомнить свои переживания. В случае же с Никитой факт таков: следующую ночь он почти не спал. А Варе решил больше не звонить.
Жизнь, если её правильно читать и относиться к ней с юмором, устроена на удивление правильно! С Варей Никита ещё встретится, а мы лучше заглянем на четверть века назад в прошлое…