15 февраля, 17:00
За окном вагона темнеют ранние февральские сумерки. Закат окрасил западный небосклон в жёлто-оранжевые тона. Виден самолёт, идущий на посадку в Пулково… Я подъезжаю к Санкт-Петербургу. Вот и табло, висящее над дверью тамбура в похожем на самолёт салоне скоростного «Сапсана», говорит об этом: «Станция Петербург-Октябрьская». Об этом же мелодичным женским голосом говорит и динамик. Ой, да заткнись ты, наконец! Не мешай этому моменту! Я въезжаю в Ленинград. Да, именно так. Я знаю, что историческое имя его Петербург… Санкт-Петербург… Город Святого Петра… Но я не могу назвать его этим именем, не могу… Для меня это как-то противоестественно. Этот северный город для меня был и остаётся Ленинградом. Великим и непокорённым Ленинградом, городом, об отчаянное мужество которого разбились немецко-фашистские полчища, уже предвкушавшие лёгкую победу, как это было в европейских городах.
Но вот уже замелькали за окном городские кварталы, пассажиры натягивают куртки, достают с полок сумки, чемоданы… Пора и мне. Я выхожу из поезда, пробегаю наполненный людьми перрон, и вот уже выхожу из дверей Московского вокзала. Передо мной раскинулась площадь Революции, посреди которой вознёсся к низкому северному небу обелиск города-героя, памятник мужеству непокорённого города. И в голове сразу всплывают строчки:
Город над вольной Невой,
Город нашей славы трудовой,
Слушай, Ленинград! Я тебе спою
Задушевную песню свою.
Да, мне хочется петь об этом городе. Есть на этой земле три города, в которые я безнадёжно и навеки влюблён. Это златоглавая, величественная Москва, это пахнущий морскими ветрами и разогретым под знойным солнцем камнем Севастополь и Ленинград. Суровый, но величественный Ленинград, Петербург, Петроград…
И сразу ощущается то необычное, что всегда чувствуешь в приморском городе. Хотя сейчас и февраль, и под ногами скрипит снег, чуть тронутый недавней оттепелью, а суровая Балтика и Финский залив у этих берегов скованны льдом, но всё равно ощущается. Запах… Необыкновенный, неописуемый… Каждому он напоминает своё. Мне этот запах всегда напоминает запах солёных огурцов, как крапивинскому малышу Ильке в «Та сторона, где ветер»… Помните? Вот и здесь, я чувствую этот запах, запах моря. Запах строгой, студёной Балтики. Здравствуй, Ленинград!
15 февраля, 20-00
Вот я и в гостинице, которая станет моим домом на ближайшую неделю. Довольно уютный номер в гостинице «Орбита» на проспекте Непокорённых. Проспект Непокорённых… Расположенная рядом площадь Мужества… Всё это напоминает о суровых и жестоких днях, когда Ленинград был осаждён немецкими войсками. Был осаждён, но так и не сдался врагу. Хотя сейчас появляется много «мнений» о том, что город можно было сдать и тем спасти многих его жителей от смерти. Спасти ли? А знают ли те «патриоты», что писали эти статьи, о приказе Гитлера, запретившего принимать капитуляцию Ленинграда и требовавшего полного уничтожения города и жителей?
Мне повезло с гостиницей: и название подходящее — я в детстве и отрочестве грезил космосом, а тут всё-таки «Орбита»! И номер достался 613ый. С моим любимым и счастливым для меня (как это ни странно!) числом 13. И номер выходит не во двор (несколько захламлённый), а на проспект. и к тому же снабжён балконом. Чем я непременно воспользуюсь.
Над городом уже ночь. Небо ясное и, несмотря на засветку, сияет первыми звёздами. Но Питер, как и Москва не спит ночью. Позванивают трамваи на расположенном неподалёку кольце. Мерцает огнями телебашня. А вдали застыли над новостройкой башенные краны. При большой фантазии, а я ей не обделён, можно представить, что это портовые краны, замершие над причалами порта. Хотя порт отсюда далеко. Но морем, по-моему, пахнет сильнее…
Впрочем, пора отбывать в страну Морфея — завтра у меня напряжённый день. Ведь я приехал в Питер не ради праздного любопытства, а в командировку. Так что… Придётся совмещать прогулки с работой. Спокойной ночи, Ленинград!
16 февраля 7-00
Моё первое утро в Петербурге. Мой номер на шестом этаже и за окном видно лишь небо. Яркая голубизна утра. Над городом не единой тучки. Несмотря на зимний холод, я распахиваю балконную дверь. Яркое солнце отражается от снега миллионами искр, заливает лучами улицы. Лёгкий утренний морозец пощипывает лицо. Забегая вперёд, скажу, что кто-то из моих питерских коллег пошутит сегодня — московские гости привезли в Питер солнце. Ну, так и быть по сему! Доброе утро, Ленинград!
Город просыпается. Звенят трамваи, по проспекту Непокорённых движется поток машин. Мне кажется или запах моря стал сильнее, несмотря на зиму, ещё царствующую на улицах? Но, с лирикой придётся подождать — к 9-00 я должен быть на проспекте Энергетиков — день у меня сегодня рабочий, как и у ленинградцев.
16 февраля 19-00
Сегодня я решил прогуляться по Невскому. Быть в Ленинграде и пройтись по «Невской перспективе»? Это невозможно. Это всё равно, что побывав в Москве, не пройтись по Арбату, а в Севастополе не посетить Малахов курган.
Выхожу из метро. Вечером морозец вновь усилился, щиплет щёки. На чистом тёмно-синем небе светится жёлто-оранжевый занавес заката. Впереди здание Московского вокзала, но туда мне ещё рано — впереди ещё четыре дня моего пребывания в городе.
Лиловый в вечернем сумраке снег поскрипывает под ногами, поблёскивая искрами в свете фонарей. Всё тот же йодистый запах Балтики. Мягкий и какой-то ласковый вечер. Я не спеша иду в сторону Дворцовой площади. Спешить некуда, да и не хочется. Хочется просто неспешно идти, вдыхая питерский воздух, пропитанный историей…
Чисто внешне Невский вроде бы и не отличается от таких же старых московский улиц. Но… Здесь ощущаешь нечто особенное. Нечто большое и величественное… Здесь действительно видишь, что идёшь не по обычному городу, а по Столице. Столице могучей Империи. И кажущаяся некоторым тяжеловесность и помпезность зданий здесь абсолютно уместна. Хотя я не вижу ни этой тяжеловесности, ни помпезности. Я вижу лишь строгость и величие… Если Москву можно сравнить с жизнерадостной розовощёкой женщиной в яркой русской шали, а Севастополь с загорелым романтичным мальчишкой в матроске и с выгоревшими от южного солнца волосами, то Питер… Это строгий мужчина в элегантном мундире. Хм… Интересное сравнение родилось. Теперь бы ещё найти город, который бы походил на озорную конопатую девчонку и будет целое семейство моих любимых городов.
Вот и Аничков мост. Лента Фонтанки, тёмно-серебристая в отражённом свете северного неба. Я останавливаюсь, чтобы запечатлеть пейзаж города. И снова возникают мысли о том, сколько видел этот город за годы своей жизни.
Перейдя мост, я подхожу к Аничкову дворцу. За ним Аничков сад и Екатерининский сквер. Я вхожу в сквер. Деревья ещё спят глубоким зимним сном. В сквере тишина. Лишь скрип снега под ногами. Посреди сквера на фоне Александринского театра стоит памятник Екатерине. Кто-то из моих знакомых рассуждал об излишней «пышности», тяжеловесности памятника. Но… Может быть где-то он бы и казался таким, но только не здесь, в Северной столице. Здесь, наоборот, иной памятник казался бы слишком легкомысленным.
За парком появляется здания Гостиного двора. А из-за него виднеется башня Городской думы. Сейчас на ней красуется огромная вывеска Сбербанка. Гадость… Испортили вид красивого здания.
Я прохожу по мосту через канал Грибоедова. Далеко справа виден Спас-на Крови. Сегодня я туда не пойду — может успею попасть в Исаакиевский собор. А впереди видна колоннада другого собора — Казанского. Я прохожу мимо колонн и открываю створку тяжёлой двери…
Внутри собора пахнет ладаном, слышна служба. Я бы не назвал себя стопроцентно церковным человеком, но и атеистом никогда не был. Не только потому что я крещён. Я и в детстве нередко задумывался об этом. Не может такой сложный мир возникнуть сам по себе, не имея причины, Идеи… Моё представление о Боге не совсем привычное для церковных людей. Для меня это не некий персонифицированный образ. Это нечто более широкое… В моём представлении, Бог скорее всего — это Нечто, разлитое по Вселенной, растворённое в каждом её атоме, это Душа и Разум бесконечной Вселенной. Иногда мысли и движения души конкретного человека попадают в резонанс с ними, струны его души звучат в унисон со Струнами пространства. И тогда человек чувствует — Он слышит его. А что касается персонифицированного образа… Он тоже необычен. Это не общепринятый образ старичка, сидящего на облаке. Мне ближе другой образ — Образ Смотрителя Маяка из Крапивинских книг. Где-то на далёком острове стоит Маяк. Может его свет и есть тот самый Свет Истины, который так ищут многие (и большинство, увы, безуспешно), а может, это просто Маяк, свет которого не даёт тем, кто способен его увидеть, заблудится в этом непростом и противоречивом мире, не потерять Дороги. А у Маяка живёт старый Смотритель. Строгий, но добрый Старик с седыми волосами, который смотрит на седые волны, бушующие у подножия маяка…
Впрочем, я отвлёкся. Хотя, Питер — это особенный город, который располагает к подобным размышлениям. Я вновь на Невском. Уже совсем стемнело. Говорят, в городе не видны звёзды. Не знаю… Я почему-то вижу звёзды даже в неспящей Москве. И здесь… Вот они — яркие точки на чёрном зимнем небе Ленинграда.
Я продолжаю прогулку по Невскому. Вот и Зелёный мост через Мойку. Можно идти дальше до самой Дворцовой, но я, перейдя мост, сворачиваю налево по набережной — мой путь к Исаакиевской площади.
Вот и Исаакиевская площадь. Памятник Александру I. Сейчас он не очень виден в темноте, но всё же можно рассмотреть конную статую императора. Я останавливаюсь. Далеко не однозначная фигура, как и многие российские монархи. Император, победивший грезившего о славе римских властителей Наполеона… Но взошедший на трон с клеймом отцеубийцы… Может быть и права молва, гласившая, что Александр Павлович не умер в Таганроге, а ушёл от мира, чтобы искупить этот тяжкий грех? Кто теперь узнает. Если только изобретут Машину Времени… И при мыслях об этом я явственно ощущаю нечто… Я ощущаю Тайны. Ведь Питер — это город Тайн, Загадок, город, наполненный мистической странностью. Впрочем, наверное, это ощущение возникает в каждом городе, который имеет Историю. Но здесь, в Ленинграде, это почему-то ощущается острее.
Может быть я чувствую это потому, что впереди, рядом с парком я вижу ещё одно старинное здание. Гостиница «Астория». Когда-то она называлась «Англетер». И здесь есть своя мрачная тайна. Да, вот и мраморная табличка на стене… Гласящая о том, что в этой гостинице умер поэт Сергей Есенин.
Белая берёза под моим окном
Принакрылась снегом, точно серебром…
У нас с сестрой была в детстве книжка. Так и называлась — «Белая берёза», сборник стихов Есенина. Мы с удовольствием читали её, повторяя про себя мелодичные строчки… Значит это было здесь… Сейчас уже никто не скажет, что же было там в ту роковую ночь. Покончил ли поэт с собой? Или был подло убит, как писали «раскрыватели тайн» 90х? Может когда-нибудь мы и узнаем это, но… Разве в этом главное? Оно в том, что поэт умер в расцвете лет и сил. И человеческих, и творческих. И кто знает, какие бы ещё прекрасные строки он мог бы написать?
Вот и Исаакий. Конечно же я опоздал, и собор уже давно закрыт. Но что ж… Побываю здесь в следующий раз. До 1986 года в соборе работал маятник Фуко. Прибор, который позволял видеть вращение Земли. Жаль, что мне не удалось его здесь увидеть. Впрочем, здесь много и иного не менее интересного и прежде всего сам храм. Всё-таки это правильно — храм должен быть Храмом.
Дальнейший мой путь лежит на Дворцовую. Хотя конечно можно было пройти им на Сенатскую к Медному всаднику, но я чувствую, что уже слишком насыщен впечатлениями и уже без интереса смотрю вокруг, да и время… Уже девять, пора в гостиницу — завтра рабочий день.
Я иду по Адмиралтейскому проспекту. Слева виден шпиль Адмиралтейства, а впереди уже виднеется Алексадрийский столп. Да, улицы Питера — это особенное место, особенно сейчас, вечером. В них есть что-то… Что-то странное, загадочное… Какое-то непонятное и притягательное волшебство. Как будто дуновение Необычного. Будто на миг тебя коснулись Нездешние Пространства, на миг блеснули Грани Кристалла… Ох, опять я вспомнил Крапивина! Но что я могу поделать, если Командор — один из моих любимых писателей, и я до сих пор с удовольствием перечитываю его книги. Да и в детстве я был чем-то похож на «крапивинских мальчишек».
Вот и Дворцовая. Я на мгновение останавливаюсь на краю громадного пространства. Но на сегодня хватит. Я побываю здесь послезавтра — мы с друзьями посетим Эрмитаж — по средам он работает до самого вечера. А сейчас я прохожу аркой Главного Штаба и направляюсь к метро…
17 февраля, 20-00
Сегодня гулять по Питеру, к сожалению, некогда. И я отправляюсь в магазин сувениров на Невском — я присмотрел его ещё вчера. Привезти откуда-то сувениры — это вроде бы банальность и говорить о ней, кажется нечего. Но… Я, подобно одной из своих героинь — выдумщице Женьке, покупаю их не просто так, а подбираю. Так, чтобы с какой-то вещицей была связана своя история. Неважно, настоящая или выдуманная. Ведь даже придуманные истории где-то живут — в далёкой и, в то же время, всегда находящейся рядом (лишь протяни руку) стране — Стране Фантазий. И именно по этой причине я стараюсь не сочинять ужасных историй. Но я опять отвлёкся.
Уютный магазинчик, где пахнет чем-то необычным. Как раз, то что мне нужно. Я иду между витрин, конечно есть здесь и самые обычные, ничем не примечательные сувениры, «массовка», рассчитанная на обыкновенных туристов, не заморачивающихся чем-то особенным или необыкновенным. Но есть и интересные вещицы. Вот, например, набор шахмат. Фигуры выполнены в виде петровских и шведских солдат и офицеров. И, конечно же, фигуры королей — это фигуры Петра Великого и Карла XII. Вы скажете — фи! Поделка для туристов! Нет, я не соглашусь с таким утверждением. Фи! (а точнее Фу!) — это вон та синяя ушанка с огромной звездой и кривым серпом и молотом (к тому же и приделанным наоборот, для смеха что ли?) или фляга для водки с отчеканенным Петропавловским собором (какая гадость!). А это… Как раз вот с такими вещами, как эти шахматы, и может быть связана Необыкновенная История… Или вот… Заключённая в стеклянный куб композиция: синий северный вечер (или утро) и дремлющий у набережной корабль — знаменитая «Аврора». Сразу всплывают в голове слова:
Дремлет притихший северный город,
Низкое небо над головой.
Что тебе снится, крейсер «Аврора»
В час, когда утро встаёт над Невой…
Жаль, что я не могу купить их — цена довольно «кусачая»… Но… Вот, там в дальней витрине я, наконец, вижу то, что мне по душе (и по карману). Там вдалеке стоит кораблик. Блестят коричневым лаком борта, поднимаются тонкие мачты, переплетённые чёрными нитями такелажа, с надутыми ветром парусами, развевающийся Андреевский флаг. Так и кажется, что сейчас запоёт в канатах свежий ветер, брызнут в лицо солёные йодистые брызги, и кораблик полетит вперёд, к далёкому туманному горизонту, опережая волны… И окружающая его синева осветится алым светом его парусов… Да, я не сказал, что ещё заставило меня обратить внимание на кораблик. У него были Алые паруса!
И сразу вспоминаются романы Александра Грина, полные романтики моря, книги Командора, в которых звенит Песня Моря и Парусов. И этот кораблик будет напоминать именно о Ленинграде — Петербурге. Потому что здесь придумали романтический обычай последнего звонка и Прощания с Детством. Потому что что-то щемящее поднимается в груди, когда видишь медленно и величественно плывущий парусник с алыми парусами, Парусами Мечты и Надежды.
Я осторожно беру кораблик в руки, и он затеплел в ладонях. Значит, я выбрал правильно. И я знаю, кому я подарю его. Самому дорогому для меня человечку на этой планете. Благодаря которой и появились на страницах моих повестей смелая и отзывчивая Юлька, озорная непоседа Яся, добрая и тихая Валя, романтичная и верная, хоть и немного обидчивая Алька, и выдумщица и фантазёрка Женька. И чьи детские «приключения», и озорные выходки не раз давали идеи для сюжета. Младшая сестра… Для которой я не пожалею ничего, даже жизни…
18 февраля 18-00
Сегодня мы с коллегами решили посетить Эрмитаж. И вот мы на Дворцовой. Впереди узорчатые кованые ворота Зимнего. Сразу вспоминается фильм об Октябрьской революции: революционные матросы карабкаются по створкам и, распахнув их, врываются во дворец… Конечно, в реальности (если судить по воспоминаниям очевидцев) всё было не совсем так, но… Вот и вход в глубине двора, скрывающегося за парадными воротами.
Кассы, гардероб и контроль позади, и я поднимаюсь по широкой мраморной лестнице. Как много видели эти залы… Мне живо представляются поднимающиеся по этим ступеням дамы в пышных платьях, придворные, кавалергарды в парадных мундирах… Какого специального, целевого маршрута у меня нет. Единственные цели, которые я намерен достигнуть — это побывать в Рыцарском зале и увидеть Каменную чашу. Пусть интуиция подсказывает куда идти…
И она привела меня в библиотеку Николая II. Ощущаешь себя попавшим в старинный английский колледж. Покрытые тёмно-коричневым лаком стеллажи, ограждения балконов, лестницы и книжные шкафы. И книги… От пола и до потолка, корешки, переплёты в разных цветов коже и коленкоре. Книги, книги, книги…
Конечно, сейчас модно быть продвинутым, читать электронные книги на мобильных устройствах, да и у меня самого большая часть библиотеки — электронная, но… Нет для меня ничего более притягательного, как настоящая «бумажная» книга. Это особенное, ни с чем не сравнимое ощущение, когда ты держишь в руках книгу. Ощущаешь шершавый коленкор или твёрдый картон переплёта, слышишь шелест переворачиваемых страниц… От этого чтение приобретает какой-то особенный вкус. Особенно, если это старая книга, страницы которой потёрты, а переплёт немного потрёпан. Потому ты знаешь, что эту книгу до тебя читало множество других людей и ты чувствуешь, прикасаясь к ней, тепло их рук… Книги… Для меня это особый мир, с которым я познакомился ещё в раннем детстве (а я научился читать, когда мне было всего четыре года) и с тех пор мир книг стал для меня необходим, как воздух. Я ещё раз оглядываю кажущиеся бесконечными ряды книг и иду дальше…
Зал мебели, где, в том числе, выставлены гарнитуры мастера Гамбса (и сразу вспоминаются знаменитые стулья, в которых тёща Кисы Воробьянинова прятала фамильные бриллианты), Малахитовая гостиная (и я будто слышу распевные уральские сказы)… Но вот маленькая комната с камином. Маленькая комната, где происходили большие события. Здесь, в этом каминном зале было арестовано Временное правительство.
Октябрь 1917го… Революция… Многие неоднозначно оценивают эти события. Многие сейчас видят в этом лишь чёрную дату истории. Гибель Империи, пролившую реки крови… Но, если задуматься, революция была закономерным и неизбежным итогом. Ведь рассыпаться империя начала задолго до Октября. И даже задолго до Германской войны, позже названной Первой мировой. И разве царское правительство пролило меньше крови? Кровавое Воскресенье… Первая революция… Ленский расстрел… Восстание «Очакова»… Погромы черносотенцев… А может, не произойди Октябрьского переворота, то крови было бы намного больше? И уже не было бы на карте мира такой страны — Россия? Ведь Октябрьские события привели не только к террору, но и к созданию нового могучего государства, сумевшего выстоять во второй мировой… История не терпит сослагательного наклонения, что было, то было. И как бы мы не относились к этим событиям, историю надо всё же чтить.
Да, как много мыслей и размышлений может породить просто созерцание музейных витрин… Я прохожу дальше. Зал камей, Золотая гостиная… Вот и ещё одно трагическое место в этом дворце. Небольшое помещение, в котором стоит кушетка. Именно на ней умирал тяжело раненный взрывом бомбы Александр II… Говорят, ему было предсказано, что умрёт он «в красных сапогах». Императору взрывом оторвало обе ноги… Можно ли назвать людьми тех, кто и сейчас взрывает, убивает ради того, что считает лишь себя и себе подобных истинно правыми, а потому наделёнными правом казнить и миловать? Я не могу…
Я довольно долго хожу по залам живописи. Интересно видеть воочию те картины, которые я разглядывал лишь в альбомах. Хотя я и не такой уж знаток, но всё-таки в этих залах я теряю счёт времени. Картины порой завораживают, порой вызывают раздражение ил даже отторжение. Но ни одна не оставляет равнодушной. Это творили Мастера…
Но вот наконец и одна из моих целей — Рыцарский зал. Я увлекался несколько лет назад историей Средневековья и, в том числе, историей средневекового оружия. Хотя представленные здесь доспехи — это не совсем оружие. В основном это турнирные доспехи. В них не воевали. Эти сияющие изысканной красоты и хитрого устройства латы, украшенные чеканкой и плюмажами были демонстрацией рыцарского великолепия. Хотя порой турнирные схватки бывали не менее смертоносны, чем бой… Мало кто знает, что рыцарские турниры отнюдь не канули в лету, и проводятся до сих пор, в том числе и в России. Но я, если честно, не нахожу в подобных ратных забавах интереса. Доспехи мне интересны, как произведение технического искусства. Ведь я и сам потомок кузнецов и несколько лет проработал у горна… Особенно интересно выглядят детские доспехи, представленные в одной из витрин. Судя по размерам, они предназначены для мальчишки лет десяти. Да, к ратному делу приучали с малых лет…
А вскоре я достигаю и второй цели. В одном из залов я наконец вижу гигантскую чашу из зелёного уральского малахита. Даже не верится, что её выточили из единого куска… И сразу вспоминаются сказы Бажова, Данила-мастер, Каменный цветок… Богата Россия мастерами. И была, и есть, и, я надеюсь, будет!
Снова живописные залы, галереи скульптур… Чтобы обойти весь музей мало одного дня. Я не замечаю, как бежит время и лишь спустившись в Египетский зал, смотрю на час. Ой-ёй! А время-то уже почти девять! А значит музей скоро закроется. Поэтому и Египетский я прохожу быстро — всё равно не успею осмотреть, как следует. Впрочем, здесь надо действительно проходить медленно, тщательно изучая каждый экспонат, слишком уж много времени отделяет от нас Эпоха фараонов.
И вот я снова на Дворцовой. Морозец к ночи усилился. И погода в Питере начала портиться. Небо затянули низкие тучи и, похоже, грозит гололедица. Я прогуливаюсь по площади. В центре высится Александрийская колонна. Говорят, она сделана из цельного камня и стоит, удерживаемая лишь своим весом, без какого-либо «замка». И вспомнилась байка, прочитанная вчера в купленной в расположенном рядом с гостиницей книжном магазине «Энциклопедии Санкт-Петербурга». Байка о том, что Столпом закрыли (вроде пробки) забивший на площади… нефтяной фонтан. Придумают же люди! Мне бы такую фантазию!
Я подхожу ближе, осторожно касаюсь чугунной цепи ограждения. Сколько видела эта площадь на своём веку. Эти камни пропитаны историей. Интересно, может когда-нибудь люди придумают такую машину, которая смогла бы прочитать, то, что помнят эти камни? «И тогда заговорят камни…» И, может, эта фраза станет реальностью, и мы сможем увидеть то, что было когда-то. Ведь всё это было! А значит не могло исчезнуть бесследно!
Я ещё раз оглядываю площадь. Виден шпиль Адмиралтейства, купол Исаакия, здание Главного штаба, к арке которого я направляюсь. Всё же Питер необыкновенный и волшебный город, и я счастлив, что приехал сюда, пусть и ненадолго.
20 февраля 15-00
Вчера день был слишком напряжённым и длинным, и погулять по Питеру не удалось. А сегодня дела закончились рано, и я вновь на улицах города. Впрочем, сегодня последний день моей командировки. И сегодняшней ночью скорый поезд умчит меня обратно в Москву… А пока… Пока ещё день, до поезда уйма времени и я решил посвятить его Петропавловской крепости.
Поначалу, если честно, я немного заплутал. Сразу за станцией метро Горьковская начался Александровский парк, и я довольно долго бродил по нему, пока не заметил, наконец, знакомый силуэт Петропавловского собора со шпилем.
И вот я на Иоанновском мосту через Кронверкский пролив, отделяющий Заячий остров от Петроградской стороны. Погода сегодня не очень — довольно скользко, низкие серые тучи, пронзительный сырой ветер. Впрочем, мне это не мешает неторопливо шагать к Иоанновскому равелину и оглядывать закованную в лёд Неву, вдыхая особенный и неповторимый воздух Приморского города.
Прохожу через Иоанновские ворота и вновь оказываюсь перед крепостной стеной. Иоанновкий равелин — это лишь кронверк, то есть предкрепость, предвратное укрепление перед главными воротами. И вновь я ощущаю что-то мимолётное и загадочное, словно опять незримой тенью меня коснулись Иные грани… В Питере это ощущение возникает нередко — город порой и впрямь кажется загадочным, и мистическим. Но здесь это ощущается сильнее… Впрочем, чему удивляться? Ведь это — Кронверк. Ну, вот опять меня потянуло на Крапивина. Надо встряхнуться! Здесь всё же Питер, а не Якорное поле! Впрочем, не судите меня строго — иногда хочется поозорничать и сделать вот такое шутливо-серьёзное «лирическое отступление».
Сама Крепость начинается отсюда, от Петровской куртины. И я вступаю под арку Петровских ворот. Ветер здесь сильнее и зябкий холод пронизывает насквозь, но скоро я оказываюсь внутри крепости. Здесь довольно много интересных музеев и экспозиций, но я всё же остаюсь реалистом — все сегодня не обойти, придётся ограничиться императорской усыпальницей и небольшим музеем Романовых, расположенных в соборе. А сейчас я неторопливо иду мимо Цейхгауза.
Всё здесь пахнет историей, каждый камень, каждый кустик, каждое здание… Вот только иногда мой любопытный взгляд будто спотыкается и во мне на короткое время возникает досада. Конечно, я понимаю, искусство бывает разным и остров называется Заячьим, но… На кой, я извиняюсь, заморский овощ, здесь на каждом углу понатыкали толстых и наглых бронзовых зайцев? Мне кажется вполне было бы достаточно и одного, скромно сидящего где-нибудь между мостом и воротами, но здесь… Если честно, мне это обилие ушастых несколько подпортило настроение, потому что попахивало дешёвым китчем.
Ладно, не будем о грустном. Вон впереди показался и нормальный памятник, кажется самому Петру Алексеевичу… Да… Наверное, я всё-таки ничего не понимаю в искусстве… Памятник вызывает у меня некоторое недоумение. Я никак не могу понять, что имел в виду скульптор, изображая восседающего на троне императора. Богатырская фигура, как и полагается быть царю двухметрового роста, но почему с маленькой головкой? Да… Так что друг мой, не мни себя культурным и образованным интеллигентом: Коэльо ты не читал, в авангардном искусстве ничего не понимаешь, а на картине Малевича ты видишь лишь чёрный параллелограмм с равными сторонами. И до настоящего интеллектуала, способного часами рассуждать об особенностях философии Ницше тебе, как до края Вселенной (которая, как известно таковых не имеет)… Шучу… Не очень удачно…
И вот в этаких философских размышлениях я подхожу к одной из целей своей прогулки — Монетному Двору. Будучи экспертом по денежным знакам, я интересуюсь таким видом коллекционирования, как нумизматика. Хотя сами монеты я не коллекционирую, но собираю различную литературу об интересных монетах и или истории монетарного дела. Вот и сейчас меня занесло в нумизматический салон. Интересно посмотреть, что сейчас чеканят денежники Питера.
Сказать честно, салон меня несколько разочаровал, конечно кое-что я приобрёл на память о поездке, но… То, что представлено в салоне — в основном ширпотреб для невзыскательных туристов (хотя и довольно недешёвый). Есть, конечно и интересные вещицы: серия «Города воинской славы», Олимпийские 25-рублёвики, монеты, посвящённые памятным датам, например, «50тилетие первого полёта человека в космос», но большая часть «эстетические изыски» не несущие ни смысла, ни информации…
Вот вроде бы и солнце просвечивает сквозь тучи… Я мимо Ботного домика направляюсь к Петропавловскому собору. И тут неожиданно останавливаюсь, услышав странную переливчатую мелодию, разливающуюся в воздухе. Как будто сотня колокольчиков рассыпает в воздухе серебристо-бронзовый перезвон. Так это и правда колокольчики! Вернее, колокола! Эти звуки доносятся с колокольни собора — играет карильон. Знаменитый карильон Петропавловского собора, который когда-то Пётр Алексеевич привёз из своей поездки в Европу. Я невольно замираю, очарованный мелодией — всё-таки иногда хорошо иметь музыкальный слух.
И вот я под сводами собора. Впереди я вижу мраморные саркофаги Великокняжеской усыпальницы. Здесь покоятся императоры, вершившие судьбы Российской Империи от Петра I до Николая II. Отношение к ним у многих неоднозначное, но всё же нельзя не проникнуться уважением к ним, правителям великой страны. Конечно, были они далеко не идеальны. И самодурства хватало, и ошибок, но… Ведь каждый из них сделал отнюдь не мало для страны и государства.
Тот же Пётр Великий. Не создай он флот на берегах Балтики, не реформируй армию, была бы сейчас Россия? Мало кто знает, но Екатерина Великая создала первые в России Правила дорожного движения. И была не только политиком, но и неплохим драматургом. Или ещё один строжайший запрет, который ввела императрица. Она под страхом сурового наказания запретила дознавателям и прочим… пытать детей. Да… Жутко становится, когда думаешь о том, что находились (и, к сожалению, находятся и сейчас) существа (людьми их назвать у меня не поворачивается язык) способные хладнокровно истязать маленького и беззащитного человечка… Анна Иоанновна. При всех своих недостатках сделала одно полезное для государства дело — пресекла дворянскую вольницу, заставив «вольную шляхту» служить государству, а не себе. Николай I, немало сделавший для развития в стране промышленности и предпринимательства… Александр II, отменивший крепостное право. Александр III, сделавший немало реформ в армии и образовании.
Лишь об одном императоре моё мнение иное. Николай II… Сейчас принято изображать последнего императора в ореоле мученика. Но… Шла Германская война, Великая война, как называли её в мире. Страна на глазах рассыпалась, погибала. И в этот момент, тяжкий, трудный, он — император и Верховный Главнокомандующий — бросил её… Бросил присягавшую ему армию и флот, бросил страну, бросил на произвол судьбы. Именно бросил, отрёкшись от престола в суровый час… Я не могу назвать это по-другому. Это — предательство. Конечно, может я и не прав. Может сужу слишком поверхностно, и слишком сурово. Но… По-другому не могу.
Я выхожу из собора, сыпет мелкий дождь вперемешку со снегом. Впереди видна мачта сигнальной башни. Жаль, что сейчас не полдень и полуденной пушки сегодня уже не услышишь. Сейчас мой путь лежит к Невским воротам.
Я прохожу мимо Екатерининского дома. И опять эти толстые и нагло ухмыляющиеся бронзовые зайцы. Тьфу… Кто вас только тут понатыкал… Но вот слева от меня показалось длинное и низкое серое здание. Алексеевский равелин…
У нас дома неплохая библиотека. И в детстве у нас с сестрой Верой было немало хороших детских книг. Жаль, что детская библиотека не сохранилась по не зависевшим от нас обстоятельствам. Так вот… В детстве у нас в домашней библиотеке была интересная книга. Повесть С. Алексеева «Декабристы». Алексеевскому равелину там была посвящена целая глава: «…Петропавловская крепость. Алексеевский равелин. Равелин - это крепость в крепости. В казематах холод и мрак. Каменный пол. Каменный потолок. Сырость кругом. Стены, как в бане, стоят вспотевшие. Страшное место Алексеевский равелин…» Когда-то была Петропавловская крепость тюрьмой. И именно сюда — в Алексеевский равелин — были заключены декабристы. Здесь был музей. Не знаю, есть ли он сейчас. У входа видна табличка, но яркий плакат гласит о прохождении в равелине какой-то выставки. Но мне, если честно, не очень-то интересна эта выставка и я вхожу в сумрачный тоннель Невских ворот.
В эту поездку мне не удалось побывать на берегу Финского залива (лишь издалека за Адмиралтейством удалось увидеть среди ночной темноты бесконечный тёмный простор), но простор Большой Невы я всё же увижу при дневном свете. Вот и она, Большая Нева. Широкий простор, скованный февральским льдом. Вот Дворцовый мост, Зимний, Биржа, Ростральные Колонны… Я веду фотоаппаратом, снимая панораму. Но что-то бросилось на секунду в объектив. Переплетение такелажа… Вдали виднеется парусный корабль… Что это за судно? Судя по рангоуту — трёхмачтовый фрегат. Насколько я помню, раньше в Кронверкском проливе стоял на своей последней стоянке «Сириус», превращённый в плавучий ресторан «Кронверк». Но «Сириус» — баркентина. Одна из последних советских учебных баркентин. Шхуна-барк, несущая прямые паруса лишь на фок-мачте. А здесь реи на всех трёх мачтах… Но мысли о неизвестном паруснике прерывают мысли о «Сириусе». Невесёлые мысли… Потому что нельзя так поступать с кораблями. Нельзя превращать парусник, споривший с ветром и волнами в пивную. Свой путь корабли должны завершать с честью. А это — бесчестие для него.
Мне сразу вспоминается Крапивинская «Баркентина с именем звезды». Правда там говорилось о другой баркентине — баркентине «Капелла». В повести Мальчик спасает корабль от бесчестья — преломлённые в подаренном ему зеркальце от секстана лучи звезды Капелла сжигают баркентину-тёзку. В реальности участь «Капеллы» была такой же, как и у «Сириуса» — её превратили в плавучее кафе, только не в Питере, а в Риге. Ребята из «Каравеллы» «познакомились» с ней во время игры «Нептун Балтийского моря» и описали это в одной из юнкоровских книг, кажется «Чем крепче ветер!».
Впрочем, и «Сириус» «засветился в книгах Командора. В Питере бытовала городская легенда (во всяком случае, я слышал её ещё школьником) о том, что местные мальчишки пытались спасти баркентину, угнав её и бросив на камни. Возможно, Владислав Петрович слышал о ней, когда писал в повести «Трое с площади Карронад» о отчаянном поступке Тимселя: мальчишка пытался спасти в Севастополе от такой участи баркентину «Сатурн» (в реальности, правда, не существовавшую), решив угнать её и бросить на камни в одной из бухт. Несмотря на отчаянную смелость Тима, затея не удалась. Впрочем, как и у героев Питерской легенды…
А всё-таки, что это за корабль? Вообще-то не так уж далеко от крепости, можно сходить и посмотреть. А сейчас я выхожу из Невских ворот и сворачиваю к Дому Коменданта. Опять встречаю бронзового зайца. Тьфу на вас, ушастых, ещё раз…
Незаметно летит время, я уже вдоволь нагулявшись, вновь оказываюсь на Иоанновском мосту. Попасть к кораблю не удалось. Встретившиеся на мосту коллеги, с которыми я был в командировке уводят в Александровский парк… А потом, уже в сумерках, глянув на часы, я мысленно хватаюсь за голову — 19-00! Поезд в 22, надо ещё забежать в гостиницу — собрать вещи!
20 февраля, 20-30
И вот я вновь выхожу из метро на площади Восстания. Только теперь мой путь лежит не на Невский проспект, а к Московскому вокзалу. Уже у дверей вокзала я оборачиваюсь. Город над вольной Невой… Вот передо мной стела Города-героя, площадь, Невский и Литейный проспекты… Да, Ленинград — это город, в который можно влюбится. И который, однажды встретившись с тобой уже не отпустит никогда… Есть три города, в которые я безоглядно влюблён: Москва, Петербург и Севастополь. Конечно, в эту поездку не везде удалось побывать. В Кунсткамере, на Сенатской, у Ростральных колонн на стрелке Васильевского острова. Не удалось увидеть «Аврору» и побывать на берегу Финского залива, чтобы увидеть необъятную морскую ширь суровой Балтики… Ничего. Я это сделаю в следующий раз. Ведь я не прощаюсь с тобой, Ленинград. Я обязательно вернусь к тебе! И не в холодные февральские дни! Я вернусь в пору белых ночей, когда с негаснущего неба опускается на твои загадочные улицы настоящее волшебство, рассыпаясь незримой серебристой пылью в воздухе светлой июньской ночи.
До свидания, Ленинград! Я обязательно вернусь к тебе!
Над площадью проносится порыв ветра. Он шелестит в проводах и ветках кустов. И я явственно слышу в этом шорохе: «Я буду ждать тебя…»
Конец