- Шатоломная, - говорила бабушка, - ты когда-нибудь на месте посидишь? Вот только с книгой в руках и замираешь возле стола. А если не читаешь, то все время бежишь куда-то. Куда ты торопишься? Успеешь все. Жизнь - она большая. Времени впереди много.
Бабушка у Люси была старенькая. Маленькой девочкой она с родителями переехала на Дальний Восток. Здесь выросла. Здесь замуж вышла. Да беда настигла её страшная - старших детей "скарлатин поел". Так она и говорила "скарлатин поел" и разводила руками, и по старческому лицу текли слезы. Четверо её ребятишек умерли за три дня. Задохнулись.
Унесли деток на погост. А она стала ходить на их могилки, кричать и звать. А соседки решили ей помочь - отучить от привычки оплакивать деток. Засели в кустах у дороги, да завыли страшными голосами. Напугали. Перестала она на кладбище ходить ежедневно. Постепенно вернулась к жизни. И родила своих вторых детей. Так и называла их - вторые дети. Троих хлопчиков. И самого младшего родила в сорок два года. Люсиного отца.
Бабушка рассказывала внучке про свою долю. Люся слушала рассказы бабушки с большим интересом. Некоторым - верила. Некоторым - не верила. Особенно ей не верилось в то, что бабушка была когда-то молодой и очень красивой девушкой.
Смеялась над бабушкой потихонечку. Ну, прямо, красавица, куда бы деться от такой красоты? Зубов нет, волосы на голове - редкие. Да еще и эта бабушкина беспомощность.
- Ноженьки меня не носят, - оплакивала иногда бабушка громко свою жизнь, - глазоньки мои не светят, голос мой - дребезжит, руки трясуном трясутся. Никуда я не годная.
- А сбегай-ка, внучка, в магазин хлебный и купи мне булочек к чаю.
Бабушка питалась отдельно. Брат отца, Люсин дядя, был офицером. Он присылал бабушке переводы. На эти деньги бабушка и жила.
Да почему бы и не сбегать. Тем более, что до магазина было рукой подать. Люся и помчалась.
Стояло лето. Жара была такая лютая, что асфальт в центре города стал плавиться. Семилетняя Люся и не подумала, что куски асфальта могут прилипнуть к её ногам. Она чувствовала, что её босые ноги печет, жжёт горячий асфальт. Но семилетняя девочка бежала так быстро, что не успевала почувствовать ожоги. А кусочки раскаленного асфальта прилипали к босым ногам.
Возвращалась Люся домой уже пешком. Тяжелая черная подошва из асфальта не только мешала идти, но еще и причиняла страшную боль.
Люся зашла во двор своего дома с громким плачем.
Её услышал дедушка. Подхватил своими крепкими руками, усадил на скамейку во дворе. Осмотрел детские ножки.
- Как же ты так? Все - нищета наша. Потерпи.
Дедушка пытался отделить подошву от ступни, но Люся страшно кричала. Отделялась подошва вместе с её кожей ступней.
Дедушка налил в тазик подсолнечного масла. Велел Люсе поставить ножки в таз. Попросил медицинский пинцет у соседки. Она работала медсестрой, иногда делала уколы на дому. У неё был настоящий медицинский инструмент.
Несколько часов по маленькой крупинке дедушка отделял асфальтовую подошву от ножек своей внучки. Он так сопереживал ей, что даже плакал, отвернувшись в сторонку. Люсю это страшно испугало. Она никогда не видела дедушку плачущим. А бабушка плакала без всякого стеснения.
- Да на что я тебя послала в этот магазин по такой жаре? На что? Да прямо не прожила бы я без тех булочек, с голоду бы померла? Прости меня, деточка, прости меня, старую.
Когда последние крупицы асфальта были удалены, Люся попробовала наступить на землю. Не тут-то было! Боль была пронзительной.
- Куда? Уймись. Посиди на месте. Книги свои читай. Только осенью в школу идти, а она уже читает лучше старшей сестры. Вот и читай. Жди, когда ножки заживут. А я тебе какую-никакую обувку сяду шить.
Дедушка умел делать все. Из куска старого брезента он выкроил тапочки и сшил их на ручной швейной машинке. Дратвой пришил к тапочкам подошву из голенища изношенного кирзового сапога. Чтобы тапочки не спадали с ноги, к заднику дедушка пришил красивую тесемку, которую сам сплел из ниток.
В тапочки дедушка положил мягкую стельку из кусочка старой овчинной шубы.
- Пробуй!
Люся попробовала встать на ноги в тапочках, но вскрикнула и опять села на скамейку.
На подошву ног наступить было невозможно. И что? Вот так вот сидеть целыми днями на скамейке в тенечке? Ну, уж нет! Уже к вечеру Люся освоила новую походку - колесом. Она не наступала на подошву ноги, а на краешек, на внешнюю сторону стопы.
- Вылитый медвежонок косолапый, - смеялся дедушка.
- Уймись, шатоломная, хоть сейчас окоротись, - говорила бабушка.
На следующий день Люся уже играла со сверстниками в догонялки. Взрослые уже знали её историю с танкетками из асфальта.
- Нашей Люсе все нипочем, - говорил дедушка, когда внучка, смешно косолапя, пробегала мимо скамейки за двором. - Беги, беги, девочка! Так и заживет быстрее все у тебя.
Действительно - зажило. Но после этой печальной истории у Люси остались прекрасные брезентовые тапочки, в которых она форсила перед девчонками. Как пуанты у балерин, они завязывались вокруг ноги прекрасной разноцветной тесемкой. И великолепный бантик был виден издалека.
Много было босоногих детей в те годы на улицах города. Но Люся больше никогда не выходила на улицу без обуви. Дедушка строго за этим следил. А на ступнях её ног так и остались шрамы. На всю жизнь.