Эта ночь стала для Анны не шуточным испытанием. От былой свежести её вечернего туалета остались одни сюрреалистичные воспоминания. Тем не менее, хуже всего показалось не это: ей ни на секунду не давали покоя. Новая реальность, которая вдруг навалилась на неё со всех сторон, ничего не знала о существовании этикета, блеска светских приёмов, вежливого лоска ресторанов и клубов. За несколько часов она получила такую встряску, что все её прежние занятия экстримом показались ей детской забавой. Там тебя не покидала уверенность, что инструктор сотни раз перестрахуется и в любую секунду бросится тебя спасать, а все треволнения вскоре закончатся традиционным фуршетом. Снова будет радостно искриться шампанское игривых бокалах, царственно чернеть капризная русская икра в хрустале… мужчины наперебой тебе угождают, а ты – купаешься в собственном блеске, чем оправдываешь тысячи выложенные твоим покровителем косметологам и модельерам. Однако этой ночью Анна неожиданно успела совершить нешуточное путешествие, которое по массе и новизне ощущений гораздо превосходило её прежние приключения, среди коих значились несколько походов в горы, круиз по Средиземноморью... Только это было… невозможно сравнивать: Анне показалось, что в этот час она на скором поезде уносится от той жизни! Лязгали грязноватые клетки обезьянника, отталкивающие холодные стены и полы. Уборщица, проорудовавшая шваброй, - наверно с такой же свирепой сосредоточенностью драят полы на бойне! Здесь всё на тебя давило, выжимая из тебя собственные желания. Здесь никто не интересовался твоими неудобствами, наоборот: все пытались доставить тебе максимум дискомфорта. Хотя оформлявший её прапорщик был с ней подчёркнуто вежлив, тем не менее и он давил на неё – силой неотвратимости наказания. А все остальные в этом заведении, куда доставил её Котинов: и молодые подтянутые сержанты в безупречно сидящих на них выутюженных формах, деловито распихивающие по обезьяннику свежую коллекцию уличного сброда; и уже слегка отяжелевшие прапорщики с залысинами от грубого сукна фуражек, устало пытающихся выяснить у этих опустившихся личностей общестатистические подробности, - все эти персонажи, казалось, играют один неприятно затянувшийся спектакль.
Поначалу, когда Анна только сидела на скамейке задержанных ей ещё думалось, что всё это лишь глупая случайность, которая скоро должна закончиться. Она вернётся к Серёженьке, больше не будет спорить с ним из-за пустяков, станет хорошей, ласковой девочкой. Она почти не задумываясь отвечала на одни и те же – как ей чудилось - вопросы: где, как, с кем? Её воспаленный, уставший от непривычности обстановки мозг не фиксировал, иногда всё тем же скучным тоном вставляемые совсем иные фразы: почему в квартире убитой полным-полно её отпечатков, почему на её платье пятно запёкшейся крови, когда у них возникла ссора, каким предметом ударили Лидию по голове?? Анна рассеянно что-то мямлила… Потом её небрежно подхватила под локоть деловитая, накачанная не хуже Шварцнегера, сержантша, и незамедлительно запихнула в «дамскую» камеру обезьянника — отсек с решётчатым окном, где Анна очутилась на узеньких лавочках в обществе потрёпанных ночным Ростовом девиц. Тут-то она получила сполна за все годы холёной светской жизни. Благо предусмотрительная сержантша-Шварцнегерша заставила её снять все драгоценности и уложить в полотняном мешочке в сейф. Иначе бы ей, наверняка, вырвали всё золото вместе с ушами и пальцами.
Тем не менее, в те редчайшие минутки, когда к ней не цеплялись, и ей удавалось подумать о своём горе, Анна неизбежно возвращалась к тому моменту на достчатом мостике. Если бы она тогда согласилась, чтобы Незнакомец проводил её и увёз на своей машине. Безусловно – парень бы воспринял её навязчивой ночной гулёной: подвыпившая, шастает в одиночку… потом бы пришлось серьёзно объясняться с Сергеем. Было бы очень глупо, подружки-гнилушки долго извращались бы в сплетнях. Только, от Незнакомца исходила какая-то серьёзная сила – спокойная, не крикливая. Совсем не то, что пустая крутизна многих моих дружков. Чувствовалось, что этот твёрдо знает: зачем проживает свою жизнь. "Да ",-подумала она.- "Когда рядом с тобой такой мужчина, можно почувствовать себя защищенной!" Но он теперь не был рядом…
В то же время Анна ещё и не задумывалась о том, как ей выкарабкиваться из этой ситуации. Она даже не представляла, что ей надо сделать. Звонить родителям – ей предлагали сделать звонок, однако ей меньше всего хотелось выслушивать мамины мозгополаскания. А отцу?! С отцом мама уже давно не общалась – они были в разводе уже не первый год; зато Анна сохранила к нему тёплые чувства, невзирая на молчаливую неприязнь к себе со стороны папиной новой… С отцом Анне было гораздо легче общаться. Только не до сего момента, не до попадания в не трезвом виде. Словом, пока Анна покорно сидела на узенькой скамеечке вдоль стены и молча выслушивала своих новых «подруг», каковых ей подарила судьба-злодейка.
Её сокамерницы удивительно быстро узнали, что Анну обвиняют в непредумышленном убийстве, и уже вовсю советовали – с весьма искренним участием, как ей вести себя перед следователем: «Сознайся, нечего строить из себя невинную…»
Измученная Анна в этот час мечтала об одном, чтобы ей хоть на секунду дали покоя! Дико разболелась голова — стал сказываться похмельный синдром: во рту всё пересохло... Однако её соседки по обезьяннику ничуть не комплектовали по поводу своего положения! В тесной камере, почти без остановки травились пошлые анекдоты, жарко обсуждались мужчины. Одна подошла, вскочив со скамьи, - и принялась выплясывать перед двумя другими, потом все хохотали до слёз!
Выслушивая чувственные истории друг друга, они не оставались безучастными и, казалось, не упускали никаких сексуальных сцен! При этом ,расцвечивая любовные эпизоды всякими сю-си-пу-си – яркими душевными переживаниями, девицы, честное слово – творили чудеса красноречия:" Овал лица правильной формы, чуть расширенный вверху... Его крупные, лишённые изящества ладони гладили по волосам; обнимали талию, ложились на бёдра! Я хотела этого; хотела принадлежать ему!! Он ещё сильнее прижался, по¬целовал в губы, почти в бреду, подхватил на руки, понёс в комнату к постели, … привлёк к себе, осыпая жадными поцелуями лицо, руки!! Но волнение, которое испытывал передалось, она, как заворожённая, следовала только его желанию".
«Голос Розы зазвенел в ушах, как колокольчик. Она слушала, стоя обнажённой, покрытой игривыми капельками воды... Она видела обнажённое тело, как подруга руками скользила по своему телу — пытаясь смыть остатки мыльной пены. Её руки так завораживающе плавно гладили себя, что она всё-таки обнаружила себя неровным глубоким дыханием. Её сердце учащённо билось... Наслаждаясь вслед за нею – я с пылом привлекла и отдалась желанию ласкать – она повиновалась. Единение дыхания, блаженство возбуждения, ...» -
Анне такие рассказы напомнили фрагменты к дешёвым сентиментальным романам, которые она иногда читала, когда нечего было делать. Однако,- некоторые из эпизодов отличались явной лесбиянской ориентацией...
Уличные гулёны через окно камеры не стесняясь позировали, дразнили молодых сержантов; мигом оголяя нужные интимные места то бедра, то грудь — единственную их конвертируемую валюту! Девицы дерзко кричали на накаченную сержантку, за что сразу же получали порцию дубинок, после этого юные разбойницы стонали – ненадолго затихали. Тем не менее спустя каких-нибудь пятнадцать минут всё повторялось по тому же сценарию, будто из ужастиков кто-то собрался сделать мыльную оперу: развратные анекдоты, слезливые рассказики – затем снова – энергичные па под воображаемую музыку, зато со стриптизом! Затем дубинки да стоны!…
Теперь же у этих девиц возникло ещё одно развлечение: шпынять и цеплять беспомощную Анну, демонстрируя ей образцы морального насилия, – и пока просвета у неё не было. Опять и опять обижали, наезжали на неё своими психическими атаками: наглыми усмешками, злобными крепкими словечками! Было бессилие... – безнадёжность, уныние, тоска... Произошедшее предстало перед ней во всей своей невероятной реальности!! Девушка заплакала, но не громко, как ей хотелось ещё у тела подруги, а тихо и безутешно. "Истеричка! Малодушная особа!"- часто в уме ругала она себя, после разговора со следователем." - Стыдобище какое! Какой Ужас! Сбежала, как преступница! Хороша подруга! Да что ты из себя представляешь? Самодовольная кукла! Только и всего! А ещё хочешь, чтобы тебя любили... Какая теперь разница! Теперь Чёрненькая Ленка просклоняет меня в самых пошлых анекдотах, расплетётся в словесных выкрутасах! Как теперь выпутываться? …"
- Зачем кому-то понадобилось?
- Месть? С целью наживы?
- Возможно!
- Как?! Кругом люду столько!? Опрос жильцов дома ничего не дал?
- Олухи царя небесного! Болваны... Ничего не знают!...
Анна в этом не участвовала, молча сидела в углу. Казалось – молодые красотки-беспризорницы, по этой причине, на некоторое время забыли о ней.