Начало см. http://www.proza.ru/2018/02/26/1363
Предыдущую главу см. http://www.proza.ru/2018/03/06/1583
Харитон уныло рассматривал пол и закрытую дверь в кабинет Елпидифора Тимофеевича, пытаясь понять, что привело его сюда. Неужели только хрупкие Варины плечики под ладонями, когда нечаянно обнял ее? Хорошо, что между ними оказался Васенька, который разбитым в кровь носом терся о платье Вари, иначе неизвестно, куда еще могло бы занести Харитона. Пожалуй, и не только в контору на Береговой к человеку, о богатстве которого сплетничали, почитай, на каждом углу.
Три года назад, получив неожиданное предложение от Степана Платоновича, Харитон понял: судьба такими подарками не разбрасывается, второго шанса – не будет. Все остальное по сравнению с возможностью встать на капитанском мостике – блажь и фантазия. Потому и женился, чтобы ненужные мысли разом отбросить. А оказалось... на любую глупость, лишь бы не видеть заплаканных глаз Вари, пойти готов.
С трудом Харитон уговорил Варю не бежать в полицию, прекрасно зная, что там никто не станет ее слушать. Да Варя ничего и не могла рассказать. Мальчики играли за фонтаном. Когда раздались крики, Варя бросилась к ним, но увидела только лежащего на дорожке Васеньку, отброшенного грубой рукой, да спину быстро уходящего мужчины, в руках которого плакал Петя. Пока поднимала Васеньку, вытирала с разбитого лица кровь, наскоро ощупывала, проверяя, ограничилось ли все ушибами, мужчины и след простыл. Васенька оказался лучшим свидетелем. Он тряс ладошкой с согнутыми двумя пальчиками и твердил: «Дядя такой был». Но не тащить же ребенка в полицейский участок.
Петя, по словам Вари, был сыном сестры Елпидифора Тимофеевича, недавно приехавшей в город. Во всяком случае, так говорила прежняя нянька. Куда делась новая нянька, и была ли она в тот момент в саду испуганная Варя не заметила.
Вот и сидел Харитон, как пообещал Варе, перед закрытой дверью, прислушиваясь к раздающимся из кабинета голосам. Женщину Харитон заметил, когда подходил к конторе. Полная, круглолицая, она с трудом открыла тяжелую дверь в контору, подметая подолом дорогого платья портовую пыль. Это она сейчас плакала и голосила за дверью. Мужской голос был низок и неразборчив.
«Ну, сколько можно сидеть. Пожалуй, надо уходить», - Харитон поднялся, но неожиданно для самого себя не вышел на улицу, а с силой потянул за ручку двери кабинета.
- Поди прочь, я занят, - раздался рык.
- Простите, Ваше благородие, имею что сказать по поводу похищения, - Харитон очередной раз подумал: не надо было ввязываться в это дело, вот только отступать уже поздно.
Женщина на диване вскрикнула и упала в обморок. Харитон неловко попытался ей помочь, но мужчина, восседавший за огромным столом, остановил:
- Погоди. Сама оклемается. Даже и лучше без нее, - измерил взглядом Харитона с ног до головы. – На похитителя ты не похож. Что-то видел?
Пока Харитон передавал Варин рассказ, мужчина за столом становился все раздражительнее:
- Значит, мальчонка твой сказал: «Трехпалый»… да, с этим в полицию соваться бесполезно. Где этого трехпалого искать?
- Я, Ваше благородие, думал: может, у вас кто на примете есть, - почтительно произнес Харитон.
- Нет, не припомню, - хозяин кабинета пожал плечами. Окладистая круглая черная борода скрывала нижнюю часть лица, отчего, когда он поднял плечи, показалось, что шеи и вовсе нет, а голова растет прямо из плеч, словно у какого-нибудь книжного великана.
- Говорил же курице, - кивнул Елпидифор Тимофеевич в сторону сестры, - большой город, все случиться может, не доверяй ребенка абы кому…
Помолчал, пожевал усы:
- Что делать-то?
Харитон вдруг вспомнил: не далее как вчера он, занятый своими мыслями, столкнулся в порту с квасником, чуть не сбил того с ног. Оборванный, перепоясанный мешком вместо фартука, квасник вытирал грязной тряпкой лоб и жалко просил прощения. Другой рукой с тремя пальцами он прижимал к груди кувшин с бурым пойлом, которое называл квасом.
- Думаешь? Вряд ли. Нищих в городской сад городовые не пускают, - засомневался Елпидифор Тимофеевич.
- Я у входа в сад городового и в глаза не видел, - буркнул Харитон. – А это какая-никакая, все зацепка. Может, поспрошать у обитателей «Окаянки», «Прохоровки», «Дона»? Сами знаете, Ваше благородие, притонов этих возле порта развелось, словно клопов в портовой гостинице. Друг друга они знают. Может, что и подскажут.
- Только не городовому с его селедкой*, - усмехнулся хозяин кабинета. – Тебя как величают?
- Харитоном.
- Я, Харитон, людей насквозь вижу: ты человек не слишком богатый, но порядочный. Может, попытаешься, поспрошаешь? Уж поверь, не обижу, за племянника отблагодарю.
Харитон вышел на улицу и с досады плюнул: дурак он, как есть дурак. Ради красивых Вариных глаз да благодарности одного из самых влиятельных людей города… Усмехнулся:
- Рубль, небось, сунет.
И поспешил домой переодеваться: вдруг все-таки парнишка там, в этих трущобах? Страшно ему, поди…
***
Невзрачный деревянный сарай с гордым названием «Дон» был четвертым притоном, куда заглянул Харитон. В «Окаянке» ему сходу предложили продать всю «одежу», посчитав фраером, за счет которого можно поживиться; в «Гаврюшке» Харитон с трудом отделался от двух оборванных, грязных морщинистых созданий, едва напоминавших женскую особь: «Красавец, возьми нас, задешево, тебе пондравится». В «Прохоровке» за гривенник провели в «дворянское» отделение, где на топчанах, покрытых грязными тюфяками, набитыми соломой, ждали восьми-десятилетние девочки, извергавшие грубые ругательства. Одна из них, жестоко избитая сожителем, с синяками по всему телу, едва прикрытому каким-то тряпьем, беззвучно плакала и терла глаза тонкими, прозрачными ручонками.
Эти заведения с густым смрадом немытых тел, черной пеленой дыма от махорки, бранью, визгом и хохотом пьяной толпы безошибочно будили все самое низкое и темное, спрятанное на дне человека.
«Дон» не был ни лучше, ни хуже. Те же столы, накрытые скатертями, рядом с которыми портянки кажутся чистыми и не столь уж вонючими, справа от входа неизменный атрибут подобных заведений - буфетная стойка с немытыми стаканами, рюмками, бутылками, бочонками. Та же толкотня пьяных оборванцев, духота как в аду, вой скабрезных песен.
- Да полно, люди ли это? – мелькнуло в голове Харитона, пока подзывал пробегающего мимо полового и заказывал неизменные полбутылки «за восемнадцать» со стаканом.
Водка была отвратительной, стакан ожидаемо грязным, но уж коли взялся за гуж…
- Почтенный, не подскажешь, дружок мой не заходил? – обратился Харитон через стойку к толстому буфетчику, протиравшему уже минут пятнадцать один и тот же стакан тряпкой, что и для сапог-то была грязновата.
- Я твоему дружку не охранник, - лениво отозвался буфетчик, но увидев в руке Харитона рубль, сменил тон. - Кого-то ищете, сударь?
- Трехпалый сегодня был?
Буфетчик с половым переглянулись, и, явно получив разрешение, половой ткнул пальцем в оборванца, растянувшегося на полу в углу кабака так, что голова почти упиралась в стойку.
- Не признали? Немного вам с него толку будет: не в себе он. Уж пара часов как тут валяется.
Рассерженный неудачей, Харитон опрокинул на лежащего ведро то ли с водой, то ли с помоями. Грязная кудлатая голова приподнялась и опять бессильно опустилась:
- Уйди, сатана, плохо мне.
Половой присел за стол к Харитону, косясь на рубль, зашептал:
- Таким фраером днем заявился: спинджак цельный, рубаха крепкая, штаны справные. И откуда что взялось? А мене чем за час все спустил, опять в свои лохматы обрядился.
- Ребенка с собой не приводил? – осторожно спросил Харитон.
- Ребенка? – удивление полового было искренним. – Откель ему взяться?
Харитон наклонился, сильно тряхнул оборванца за плечо:
- Признавайся, ирод, где мальчик?
Посиневшее лицо трехпалого болезненно сморщилось, из безумных глубоко запавших глаз выкатилась слеза, сухой язык, с трудом шевелился, выплевывая слова:
- Обманул, сатана. Обещался денег дать, а сам как мальчишку забрал, так и пропал, мне только спинджак остался…
Пощупал на себе лохмотья, бессильно бормотнул, роняя голову на пол:
- И спинджака нет.
Равнодушное тупое лицо буфетчика оживилось:
- Если сударь интересуется, продам рубаху, что на ем была. Сразу видно: господская, - и не дожидаясь согласия, алчно протянул руку за платой.
Обессилев от виденного, Харитон тяжело шагнул за дверь кабака и почувствовал, как подкашиваются ноги. Тишина, ни единого порыва ветерка не ощущалось в эту вязкую от жары июньскую ночь. Спит река, прильнув к темным берегам, спят давно уже Настена и две дочки-погодки, только он копается в этом дерьме человеческом. Да где-то плачет маленький мальчик, которому Харитон так и не смог помочь.
* Городовой конца XIX века был вооружен свистком, револьвером и солдатской шашкой, непочтительно прозванной в народе «селедкой».
Продолжение см. http://www.proza.ru/2018/03/19/1090