Бывших журналистов, как, впрочем, и «комсомолят» не бывает. Но чтобы понять эту немудрёную истину, лично мне пришлось «отмотать» пять десятилетий в прессе, или, как сейчас говорят, в СМИ, из них девять лучших – хотя бы потому, что первых – в молодёжной печати. Ну, и уж естественно – семь лет редактором «Молодёжки» – «Молодости Сибири» – с 1975 по 1982-й – кое-что значат.
Пришёл я в областную молодёжную газету (орган обкома ВЛКСМ) по приглашению тогдашнего редактора и попутно поэта Виктора Овчарова. Был он немолод, под сорок, крепок и силён, тайно гордился шрамом от фашистской пули, которая едва не отправила на тот свет в оккупационной зоне русского пацана, а после работы сам любил за чаем посидеть, и мы были не против. Это он, Виктор Викторович, придумал, чтобы своеобразным гимном «Молодёжки» стала популярная в те годы песня «Там, вдали за рекой…»:
…Он упал возле ног
Вороного коня
И закрыл свои карие очи.
— ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих...
К этому времени я был уже довольно тёртым человеком, послужил на флоте, поработал на заводе, окончил заочно университет, начинал входить и в журналистскую профессиональную форму, но, честно сказать, плановую, хорошо продуманную газетную работу встретил только здесь, у Овчарова. Человек он, не смотря на пристрастие к поэзии и вообще довольно вольной жизни, был в работе аккуратный, ответственный и того же требовал от нас.
Меня это вполне устраивало, я был настроен именно на настоящую работу и я зачастил в командировки по области, исследуя не только «трудовую доблесть передовых строителей коммунизма», но и широчайшее поле жизни простых советских людей, среди которых в те годы были живы не только ветераны войн, но ещё и ЧОНовцы, и свидетели коллективизации, и даже горе-герои, своими руками разрушающие до основания храмы Колывани, Завьялова, Новосибирска и даже гордившиеся этим. Это потом уже к нам всем приходило понимание, что не всё было ладно в прошлом Отечества. Постепенно вместе с изменением «генеральной линии партии» приходило осознание и ошибок отцов, и собственной близорукости, но никогда бы у меня язык не повернулся назвать свой народ совками, как это стало возможным и даже показушно горделивым несколько позже...
Буквально через год Овчарова пригласили на работу собкором в набирающую силу «Советскую Россию», и меня утвердили редактором «Молодёжки» вместо него.
Об этом можно отдельно сказать несколько слов. Существовало в ту пору такое понятие «номенклатура». Так вот редактор «МС» тоже входил в номенклатуру обкома КПСС и одновременно ЦК ВЛКСМ. А это значит, что перед утверждением в должности меня провели по всем ступеням собеседования и в обкомах ВЛКСМ и КПСС в Новосибирске, и даже показали на этажах «согласования» в ЦК ВЛКСМ. После этого я впервые оказался на заседании бюро обкома КПСС, где сам Фёдор Степанович Горячев, покосившись на меня, спросил Юрия Савенко, первого секретаря обкома комсомола:
– Выдержит, не сбежит?
– Он сибиряк, Фёдор Степанович! – заверил Юрий Петрович. И вопрос был решён.
За все десятилетия работы в журналистике (и немало лет на руководящих, так сказать, должностях) я, честно говоря, до конца так и не понял, как формируются хорошие редакционные коллективы: наверное, немножко мозгов редактора и главное тут всё же – госпожа удача. Так вот «Молодёжка» тех лет была несомненно сильным коллективом.
Вчитайтесь в названия отделов редакции: для нынешнего уха они звучат несколько экзотически, но для посвящённого – это своеобразная музыка. Сам я пришёл в редакцию заведующим идеологическим отделом (политучёба, пропаганда и агитация), а моя сотрудница и коллега Валентина Игнатенко (впоследствии Мальцева) ведала вопросами культуры и искусства. Виктор Юкечев (тот самый, который впоследствии стал редактором перестроечной «Сибирской газеты») возглавлял отдел комсомольской жизни (тут всё понятно, добавлю совсем уж для «тёмного»: нам, к счастью, довелось жить в структурированном обществе, где, безусловно, основную организующую функцию в молодёжной среде выполнял комсомол). Александр Корчуганов – отдел рабочей и сельской молодёжи (именно коммунистический труд сделал из обезьяны человека!). Татьяна Киршина (впоследствии Зак) и Лидия Живлюк– отдел учащейся молодёжи, – школы, студенчество и «святое» – стройотряды. Отдел спорта – сначала забияка, резкий, всё время нарывающийся на конфликты с бюрократами от спорта Анатолий Михальцов, потом – помягче, «художественный» Александр Гуринович. Отдел писем – хитроумный Валерий Игошин, потом Владимир Макеенко и Александра Попова. Ответственным секретарём все эти годы был незаменимый Анатолий Сидоров. Но это я назвал лишь несколько человек «основного состава», на самом деле подлинную школу «МС» прошли десятки ставших впоследствии известными журналистов. Среди них один из первых депутатов Госдумы Борис Коновалов, которого мы «выписали» (беспрецедентный для технического вуза случай) по распределению из НЭТИ. С тонким юмором Сергей Бобровский, молчун-аналитик Валерий Бущик, фотокор Виталий Скок, заражающий нас нескончаемой любовью к рыбалке Владимир Кузнецов, необычайно энергичная и предприимчивая Татьяна Фаст (впоследствии собкор «Литгазеты» в Риге и сейчас главный редактор прибалтийского журнала «Открытый город»), Анатолий Русанов, Татьяна Шипилова, Наталья Поцелуёнок и многие, многие другие.
Нам удавалось, на мой взгляд, главное: не потерять за казёнщиной образ живого человека. Нелегко это было, но мы жили среди живых людей, – да, передовиков и ударников, членов комсомольско-молодёжных бригад, настоящих трудовых ребят, которые тоже отдавали дань известным условностям, но для которых, кроме работы и комсомола, существовала и обычная человеческая жизнь.
Трое суток шагать…
Пешком в наше время журналисты уже ходили, конечно, мало, но приходилось и мне лично иногда бывать там, куда не добраться никак, кроме как на своих двоих. Но эти случаи, можно сказать, экзотические, их можно по пальцам перечесть, а вот область и страну я повидал изрядно, да и за рубежами – случалось.
И вот когда меня попросили написать эти заметки, первое, что я сделал, пошёл в областную научную библиотеку и поднял подшивки тех лет, когда работал в «Молодёжке». Удивительное это было погружение в своё – не скажу всегда славное – прошлое. (И как это здорово, что какие-то заботливые люди, оказывается, всю жизнь только тем и занимаются, что «коллекционируют» по службе старые газеты).
Открываю наугад подшивку 1980 года. На первой полосе справа от сине-праздничного новогоднего плаката на «красном» месте «фантастический монолог»: «Ночью под луной не спится трактору марки «ДТ-75». (Если кто не знает, напомню, что это самая популярная марка гусеничного дизельного трактора в то время и основное орудие сельскохозяйственного производства: на ДТ пахали, сеяли, возили зерно и силос, и даже – прости их господи! – людей, – в тележках доярок в поле или студентов на картошку). И вот, значит, трактор под новый 1980 год мыслит и воспроизводит свои мысли в газете о судьбе молодого механизатора Николая Савина из колхоза «Большевик» Ордынского района, как он здорово живёт и работает. Так, смотрим подпись: «Думал, как трактор А. Безлошадный». Скорее всего, это я сам – редактор – и «думал», но за давностью лет, честно сказать, забыл.
Признаться, такие вольности мы позволяли себе нечасто. Но тут можно: Новый год, то да сё…
Листаем дальше. Ага, вот это тоже интересно: «28 декабря (перед Новым годом) в Доме политического просвещения обкома КПСС состоялась XXI областная комсомольская конференция. С отчётным докладом выступил первый секретарь обком комсомола В. Косоуров». И дальше: секретарями обкома организационный пленум вновь избранного состава избрал В. Косоурова, С. Михайлова, В. Ловцова и О. Тучину. А редактором газеты «Молодость Сибири» пленум вновь утвердил члена бюро обкома А. Надточия...
Немного позже, в канун 21 января: шапка «Комсомолец! Следуй заветам Ленина!» и идёт анкета, ответы на вопросы которой подразумевают наше полное соответствие великому учению…
Заголовки последующих номеров по-своему замечательные: «Девиз молодых – пятилетку досрочно!», «Работа на «отлично»!, «Швейники – юбилею»…
А вот новая рубрика: «Агитпоезд в пути» и рассказ о том, как работает реальный агитпоезд «Кулундинский» в Купинском районе. И фото местного фотокора Бориса Москвина: сельская молодёжь, сплошь добротно одетая в песцовые меха (было такое время) радостно машет прибывшим агитаторам. Несколько номеров спустя – очерк «Твое мгновение, машинист» о кандидате в депутаты Верховного Совета РСФСР машинисте Барабинского депо Сергее Титкове (дай бог здоровья нынешнему депутату областного Законодательного собрания).
Здесь на специально отведённой полосе заведующая отделом писем Саша Попова подробно анализирует текущую почту: «Какой быть «МС» -80». Очень толковая по-журналистски полоска. Литературная страничка «Утро»: опубликован крохотный (думаю, из-за места) рассказ молодого писателя Михаила Щукина «Настя», заметки о творчестве очеркиста-мэтра Евгения Лучинецкого, новые стихи Нины Греховой: «Лист ещё не упал, но надорван, заворожен звездой ледяной. Где мой друг?...»
Вот тут нечто особенное: рубрика «Кавалер ордена Ленина», «Где не могли все – он мог!» Саша Гуринович пишет репортаж из ДКЖ с проводов из большого спорта Александра Тихонова, – великий спортсмен плачет и утирает платком слёзы.
Кто-то хорошо знакомый, но ещё молодой смотрит на меня с полосы: читаю очерк «Кандидат комсомольских наук» о председателе совета молодых учёных Сибирского отделения Николае Ляхове (сейчас академик, научный руководитель Института химии твёрдого тела и механохимии СО РАН).
А вот и событие в самом Академгородке: после уже описанной мною конференции «Развитие производительных сил Сибири»
В ДК «Академия» состоялась встреча с одним из приглашённых её участников Борисом Павловичем Никитиным. Сейчас вряд ли кто припомнит его систему воспитания собственных многочисленных детей, основанную на особом напряжении и усиленном развитии интеллекта и физических данных ребятишек. Я хорошо помню эту встречу, поёживаясь, наблюдал, как его дети на сцене ДК выделывали номера своими телами. Цитата: «Ваня Никитин в свои 11 лет отрывает от пола около 150 килограммов, хотя сам весит 50. Дети Никитина бегают по снегу босиком, не страдают простудными заболеваниями, переходят из класса в класс «через ступеньку» и т.д.» Вряд ли подобный опыт может быть широко тиражируемым, но задуматься заставляет…
Так, так, так… А вот уже и 1981-й год. Указ Президиума верховного Совета СССР о награждении товарища Брежнева Леонида Ильича очередной Золотой звездой Героя Советского Союза… И потрет соответствующий. Не дай бог повторения опыта…
Скромная заметка ТАСС: в Польше главари «Солидарности» объявили «забастовочную готовность». И рядом соседствует прекрасная аналитическая корреспонденция Наташи Ивониной «Требуется человек с дефицитными качествами», – о проблемах детских клубов, которые в «новой России» почти повсеместно угробили. А я помню, что только в округе издательства «Советская Сибирь» их было множество: и спортивных, и технических. Ох, ребята, не всё было плохо у Советской власти…
Поздней осень 1981-го я опубликовал сдержанные, но настороженные заметки о нашей поездке в Англию: «Нулевой меридиан», – куда склоняется Великобритания Тэтчер в своей политике: на восток, в сторону Европы и Советского Союза, или ей привлекательнее хищная Америка? 37 лет прошло, а всё актуально: давно нет СССР, Варшавского договора, а островная Великобритания до сих пор (официально) тратит на вооружение денег больше, чем Россия.
Серия очерков о делегатах XXI съезда ВЛКСМ, в работе которого я в качестве специального корреспондента тоже принимал участие (конец мая 1981 года). «Мужество продолжать борьбу», – это рассказ о другом нашем выдающемся спортсмене Викторе Маркине. И, между прочим, за две золотых медали на Московской олимпиаде студент-медик из Новосибирска был награждён орденом Красного знамени, – это по тем временам очень серьёзная награда.
(Несколько слов в скобках. Я очень люблю и уважаю спорт, сам бегал стайером на 1-й разряд, юношеский бокс, баскетбол, плавание) и, убей, не пойму, почему были великие Маматов, Кулакова, Сметанина, Тихонов, Маркин, Позняков, классные баскетболистки и хоккеисты, когда они получали кроме наград и квартир копейки, а нынешние миллионеры при гигантских вложениях в профессиональный государственный спорт – увы. В чём тут дело? Конечно, не только спортом жив человек, но что-то в нынешней нашей работе с молодёжью, в том числе и спортивной, явно не так).
Май 1981-го, «съездовские» материалы. С подножки поезда нам машет на прощанье делегат – молодой композитор Олег Иванов. На каждой крупной станции поезд с делегатами съезда приветствовала местная молодёжь: музыка, танцы. Конечно, это организовывалось, но честное слово, это было здорово.
Едва мы прибыли в Москву, как в гостинице «Россия» я уже раздавал ребятам свежие номера «Молодёжки» с опубликованными материалами о нашем путешествии. А на самом съезде со мной произошло ЧП. На груди у меня был прикреплён бейджик «Пресса», который позволял, несмотря на строгий контроль «голубых фуражек», довольно свободно передвигаться внутри Дворца съездов. И вот в поисках, чем бы утолить жажду (буфеты с началом заседаний закрывались), я буквально заблудился за кулисами Дворца. И наконец, к ужасу, очутился прямо рядом с президиумом, – вот Брежнев, подходи и жми руку. Но меня тут же подхватили и повернули к выходу. А Леонид Ильич, между прочим, не смотря на то, что был уже не очень здоров, выступил перед комсомольским съездом и произнёс речь, которую мы опубликовали: «Забота об интересах народа – дело чести комсомола».
…Порвали парус
Когда слышу или читаю сегодня, как мол, им, бедолагам, тяжко жилось в тоталитарном обществе так называемого развитого социализма, смеюсь горько-весело: или ни хрена вы, дорогие мои «либеры», не понимаете, или злостно врёте, – мы были счастливы. Недавно сложный человек и режиссёр Никита Михалков публично заметил: вот, мол, когда я служил на флоте на Камчатке, то не было больше в моей жизни периода, чтобы я чувствовал себя настолько свободным. На мой взгляд – перебор: настоящая служба – дело тяжкое, я, например, заработал на флоте пожизненную язву и хондроз, хотя не исключаю, что у матроса Михалкова условия были несколько иные. Но, в целом, он в чём-то прав: когда существуют чёткие правила жизни, она строго регламентирована, и под ногами у любого есть твёрдая социальная почва, не то что ныне… Да, была цензура (Главлит), у кого-то на десятилетия клали фильмы на полку, кому-то недалёкому не нравились Гроссман и Любимов, но, честное слово, никогда позже я лично не был так свободен внутренне, как в 70-е годы. Я уж не говорю о том, что всё лучшее, что было снято, поставлено, написано в отечественной культуре прошлого века – это сделано в распроклятую эпоху «административно-командной системы».
Не худшим образом обстояли дела и в журналистике. Мы, редакторы, чётко знали правила игры, и в редчайших случаях допускали какую-то нелепость, которую приходилось исправлять. Вот, к примеру, декабрь 1981-го: у дорогого Леонида Ильича юбилей. На первой полосе размещаем большой портрет генсека, как он есть, не очень живой и презентабельный. Но кто-то излишне внимательный (даже не работник лито) увидел уже на машине в типографии готовый оттиск и испугался: что это за истукан! Немедленно дошло до обкома, велено снять и заменить. Тираж уже был отпечатан, – порезали, заменили снимок, прогнали машину снова. Ну и ладно. Но, подчёркиваю, у меня как у редактора за все годы не было ни одного случая серьёзного столкновения с цензурой или с сектором печати обкома КПСС. Да, нельзя было критиковать советскую власть, как будто сейчас это делать можно серьёзно по отношению к нынешней власти, особенно, как это ни странно – местной, да и критика «либералов» «на вороту не виснет». Широко были распространены эвфемизмы. Помню, на одной из встреч с британской молодёжью у нас в редакции меня спросили: «Почему вы не критикуете своё правительство?» И я, не моргнув глазом, ответил: «Оно настолько эффективно работает, что его просто не за что критиковать!», чем привёл в полный восторг моих собеседников, они оценили мой «юмор» и долго трясли мою руку, прощаясь. А уж знаменитый анекдот про то, что и у нас тоже есть возможность выйти на Красную площадь и крикнуть «Рейган – дурак!» стал народной классикой. И тут я полностью согласен со знаменитым режиссёром: свобода личности определяется её внутренним состоянием, а не законами, которые на Руси, мягко скажем так – не очень эффективно работают.
Помню смешной эпизод, когда Витя Юкечев однажды, нарушая все инструкции, прокатился в кабине электровоза в Барабинске и написал об этом репортаж, и этот случай стал поводом для наказания машиниста (ишь, додумался!) и покритиковали редактора за глупость. Тоже правильно. Но, подчёркиваю: мы строили свою работу, как хотели и считали нужным, ездили куда хотели в командировки, вовсю упражнялись в стилистике изложения, очень любили жизнь и. пожалуй, самое главное – мы абсолютно в ту пору не понимали, что такое зависимость от денег. Да, их почти у нас и не было, и немалой радостью было перейти через дорожку у издательства «Советская Сибирь» и в полуподвале пивного бара процедить кружку восхитительного «Жигулёвского», чтобы потом в столовой съесть, между прочим, полноценный обед за рубль при зарплате в сто пятьдесят…Или всей редакцией под патронажем Володи Кузнецова рвануть на остров Сапожок, что на водохранилище, и всю ночь у костра с ухой петь Окуджаву, Высоцкого и Визбора. А наутро бороздить бухту на виндсерфинге, изготовленном собственными руками Сергея Бобровского. Не знаю, задумывался ли кто из нас о счастье в то время, но твёрдо знаю: мы и без мыслей о нём были вполне счастливы. Умом я понимаю, что те самые искры, из которых возгорается бешеное, всё разрушающее пламя, зарождались именно в те годы, которые некоторые из нас называют прекрасной эпохой, кто-то застоем, но вот сердцу, увы, не прикажешь…
Ах ты, палуба, палуба…
Мне довелось служить в подводном флоте. Экипаж подводной лодки – это очень своеобразная «организация». Одно дело – на берегу, когда доминирует вся атрибутика соподчинённости («Есть, товарищ капитан второго ранга!»). Другое дело – в море, там отношения иные… Рулевой старшина по значимости на одном из первых мест, трюмный матрос или кок – важность их работы тоже трудно переоценить, и т.д. Каждый незаменим на своём месте. И вот лодка пошла на всплытие: короткая передышка, все высыпали на палубу, из карманов достают сигареты, шоколад, тараньку… Находящийся неподалёку японский сейнер спешит приветствовать. Там тоже все свободные от вахты высыпали на палубу, чтобы посмотреть на русских моряков. Блаженствуем на солнышке, наблюдаем за волной, которая никогда мощный, с глубокой осадкой корабль не качает, а лишь ласкает. Редкие минуты идиллии, всеобщего братства и почти космической прострации…
Нечто похожее на это чувство возникало иногда раньше и в комсомоле, и в молодёжной журналистике. Каждый на своём месте, иногда высоком, но все вместе делаем одно важное дело. Не хочется переходить на казённый язык, но упрёки типа «Знаем мы вас, прихватизаторов-комсомольцев, Ходорковский и компания!» появились много-много позже и далеко не всегда они справедливы. Я никогда не завидовал своим более удачливым товарищам молодости: ну, банкир, депутат, глава района или даже области теперь, – значит способный. Вот только если приворовывает или явно гребёт под себя, используя службу, тогда иной разговор…. Но всё-таки в основном это было настоящее «братство палубы».
Вспоминаю замечательные курсы при Высшей комсомольской школе. Учёба кадров была неотъемлемой частью процесса. Месяц-полтора в Москве, великолепные лекции и встречи с замечательными людьми, да и сама Москва… Там на одной «палубе» оказывались вместе редакторы «молодёжек» со всего Союза. И хотя хохлы, азиаты, кавказцы и особенно прибалты вечерами держались особнячком, мы всё-таки были одним целым. Со многими я подружился именно в те благословленные месяцы. А потом, после 91-го, с удивлением узнавал, что вот Она написала книжку явно с националистическим душком. А Он вообще давно за океаном. Одна моя подруга тех лет сегодня душой мучается в Донбассе. Может быть, я неисправимый идеалист, но мне кажется, что наши совместные походы в Большой театр, в музей-квартиру Ленина, поездки в Константиново и Ясную поляну таки не пропали даром, и в каждом из нас сохранилась хоть искорка другого тепла, не бешеного, на чём и держится человеческое братство.
Мне довелось поработать с двумя первыми секретарями обкома. Юрий Петрович Савенко был, на мой взгляд, не только умён, но и по-деревенски хитёр, «работал» иногда под простачка. Характерный случай: знаменитая поездка Брежнева по Сибири и Дальнему Востоку в 1978 году. (Потом мы все дружно обсуждали в партийных организациях мудрые записки генсека и мотали на ус). По-весеннему сыроватый Новосибирск с помощью авиадвигателей высушили и вычистили, так что он заблестел. Савенко среди встречающих на вокзале. Затем приём в обкоме КПСС в кабинете Горячева на Свердлова. Чтобы как-то выделиться, Юрий Петрович взгромоздился коленями на стол совещаний и так и вышел на общем снимке с генеральным – на голову выше остальных и весьма этим довольный. Газеты напечатали.
Виктор Семёнович Косоуров был человеком уже иной формации, время становилось всё более жёстким. Но меня лично однажды порадовал случай, когда на бюро обкома комсомола (редактор по статусу был членом бюро) обсуждался вопрос о гибели студента-стройотрядовца в Сузуне. Причина банальная – пьянка. Кто-то поставил вопрос об исключении из комсомола (а это значило и отчисление из института) ответственного товарища, который сам «принял» и не доглядел. Обсуждение уже склонялось именно к исключению, но Косоуров взял слово и расставил точки над i: давайте о судьбах людей подумаем.
Подавляющая часть наиболее активной молодёжи в те годы, естественно, проходила через комсомол. И многотысячные комсомольские организации заводов-гигантов имени Чкалова, «Сибсельмаша», Химконцентратов и т.п., и малые первички на стройках или в школах, магазинах терпеливо выполняли свою главную работу по организации и структурированию общества. И когда они внезапно все по «большому» уму в 91-м развалились, на какое-то время значительная часть молодёжи, прости меня, господи, буквально окрысела и стала стихийно сбиваться в стаи. И нам ещё долго расхлебывать последствия этого «прогрессивного» процесса.
… Кстати: в период службы на флоте я тоже был в комсомольском активе, и мне доводилось организовывать отчётно-выборную кампанию прямо в море во время похода. Очень интересно, между прочим: например, отстрелялись учебной ракетой – отбой боевой тревоги, а ты идёшь в девятый отсек проводить в комсомольской группе торпедистов отчётно-выборное собрание. Когда увольнялся в запас, начальник политотдела бригады кораблей для университета написал мне характеристику: «хорошие мореходные качества»…
Слышишь, время гудит: БАМ!
Наверное, у всякого большого дела есть даже не две, а три «стороны медали». Так, например, я очень хорошо помню, как «прямо» со съезда ВЛКСМ отправляли ударный отряд на БАМ, безусловно, самую значительную стройку того времени. И хотя споры о судьбе магистрали не утихают и по сей день, уверен, что она была и есть необходима, а в будущем, когда, надеюсь, прекратится это противостояние Запада и России, дальневосточный поток грузов наконец хлынет через страну в Европу, эти разговоры навсегда закончатся. В 70-е БАМ пропагандистки гудел так, что хоть затыкай уши. Моё поколение, наверное, хорошо помнит эту песню Муслима Магомаева («.. на просторах крутых БАМ!») с азербайджанским «акцентом», и как я не благоговею перед великим певцом и музыкантом, должен сказать, однако, что даже его песня в его личном исполнении в иные минуты воспринималась как ироническая насмешка над показушной казёнщиной. Не зря же в народе вспыхивали озорные частушки типа «Приезжай ко мне на БАМ…». И мне как журналисту «Молодёжки» довелось несколько раз побывать на великой стройке, и каждый раз всякая поездка заставляла меня о многом задумываться.
Первая поездка состоялась осенью 1976 года с группой сотрудников института «Сибгипротранс», которой руководил главный в ту пору инженер проекта (западный участок БАМа) Эдуард Антонович Приц (впоследствии директор института). Самолёт Новосибирск-Улан-Удэ, затем незабываемое путешествие на крошечном вертолёте МИ-2 над Байкалом, и вот мы в Нижнеангарске, где была база экспедиции «Сибгипротранса». По прибрежной гальке, где ещё и намёка не было на будущую магистраль, нас на тряском вездеходе ГАЗ-66 подбросили в расположение палаточного лагеря поисковиков, в котором помимо уже опытных специалистов работали студенты НИИЖТа (СГУПС) и – как это бывает в отдалённых местах – несколько работяг весьма сомнительного происхождения. Новосибирские проектировщики проводили изыскательские работы по будущему ложу западного участка магистрали. Очень хорошо помню разговор с Прицем: он отвёл меня чуть выше от палаточного лагеря и показал: видишь просвет между деревьями? Да, вижу. Это следы проектных работ, выполненные ещё до войны, – прорубили лёгкую просеку. Но почему не использовать старые изыскания? – спросил я. Требования, задачи изменились…
Из Нижнеангарска мы совершили ещё несколько поездок по местам изысканий, кое-где уже начиналась масштабная работа по сооружению базы для строителей. И делалось всё это настолько быстро и «засучив рукава», что когда я вновь попал в эти места пару лет спустя, в байкальских «прижимах» (сбегающие к воде откосы гор) уже вовсю кипели тоннельные работы.
А в 76-м ребята-ниижтовцы к нашему приезду выпустили своеобразную стенгзету: на кусках бумаги-миллиметровки (сейчас, наверное, не всякий знает, что это такое) нарисовали несколько замысловатых не то иероглифов, не то древних ведических фигур и были, по-моему, весьма довольны. Вечер провели у костра, и, не смотря на сухой закон, действующий на стройке с первых дней, пили «чай», пели песни и вообще чувствовали себя вполне комфортно. Запомнился извечный спор вокруг техники: тогда на БАМ уже начали прибывать мощные тракторы «Катерпиллеры» и подъёмные краны «КАТО», которым явно проигрывали отечественные аналоги. Но кое-кто из инженеров не сдавался: да пошли они…, наша техника всё равно надёжнее! Разумеется, разумеется, успокаивал их мудрый Приц. Переспали в «собачьих» спальниках на раскладушках, а утром кто-то поймал по радио сообщение: умер великий кормчий Мао… Начиналась другая эпоха. А на Севро-Байкальском перевале, в Нижнеангарске и Северобайкальске вовсю стучали топоры: первые отряды бамовцев сооружали первые жилые дома.
Мне посчастливилось ещё дважды побывать здесь. Спустя два года – с группой молодых учёных Сибирского отделения, возглавлял которую действительно молодой и уже известный химик Кирилл Замараев (впоследствии директор Института катализа СО АН СССР). Чувствовалось, что самому ему было очень интересно всё, что он видел. На встречи с руководством строителей он брал с собой кого-нибудь, а с остальными откровенно не понимал, что делать. Но не думаю, что эта поездка была для ребят бессмысленной, увидели они многое, но вот пользы от них БАМу… В один из дней в Северобайкальске по согласованию с местным комсомольским штабом стройки повесили у клуба объявление: «Встреча с учёными Сибирского отделения…». В назначенный час на площадку, где планировалась встреча, никто не пришёл. На минуту появился смущённый «штабист» и объяснил провал мероприятия так: в столовой проходит комсомольская свадьба, если желаете, то… Мы не пожелали и гордо отправились в гостиницу, откуда уже утром собирались на самолёт, чтобы лететь в Тынду, столицу БАМа.
Уже много позже, когда Новосибирск по приказу партии взял шефство над строительством станции Берёзовская (восточный участок БАМа), мы регулярно печатали материалы о ходе реальных поставок, работ, и я до сих пор знаком с некоторыми участниками и строительства Берёзовской, и агитбригадовцами той поры, среди которых, кстати, мой старый знакомый телевизионный журналист Виктор Серов, сам покрутивший на БАМе шофёрскую баранку не одну тысячу километров и впоследствии написавший книгу об этом.
За многие годы работы, связанные с комсомолом, я не раз убеждался, что успех какого-либо молодёжного дела определяется тем, насколько оно связано с реальной жизнью. Но и тут нужно найти своё место. К примеру, вспоминается шефская поездка к нашим солдатам, несущим службу на Крайнем Севере, в Тикси. Солдатики действительно встретили нас с распростёртыми объятиями, потому что очень скучали по Новосибирску, были рады любому контакту с земляками. Мы, совершенно осоловевшие от непривычного бесконечного летнего дня, что-то мямлили, дарили подарки, жали руки, но настоящим успехом пользовались те, кто живьём привёз сюда «искусство». Пусть самодеятельное, пусть это была всего лишь агитбригада из сельхозинститута, но хозяева восхищались её выступлением так, как будто внимали самому Муслиму или Дину Риду и падали от смеха, когда слушали сомнительные шуточки студентов.
После этой замечательной поездки к служивым на Север я столкнулся с неожиданной цензурной проблемой: правила в ту пору были сурорвые: всё, что касалось военных, даже праздничные парады, тщательно редактировалось, а «лишние» снимки и текст изымались. И от заметок о той поездке у меня остались жалкие безадресные сто пятьдесят строк на последней полосе. Но, честно говоря, дело не только в цензуре, неча на зеркало пенять… Не хватило журналистского мастерства и хитроумия, чтобы рассказать об «абстрактной» войсковой части. А написать-то было о чём: вот лишь несколько штрихов. Неподалёку от ВЧ в скалах маячили чёрно-красные муляжи якобы стратегически ракет: трепещи, потенциальный супостат, ежели что, мы тебя и через полюс достанем! Не силён я в военном деле, но думаю, наивно очень всё это. На прилегающей к солдатской казарме площадке ребята долбили ямки, вставляли в них трубы, заливали водой, которая вмиг замерзала, и волейбольная площадка вскоре была готова. А позади казармы высоко над землёй торчал на сваях «скворечник» туалета, и к нему вверх вёли деревянные сходни. На мой вопрос, почему так странно, объяснили: зимой снегу наметает столько, что приходится ходить, как на приступ…
А вот очерки о путешествии на БАМ, когда я как следует пообщался с изыскателями «Сибгипротранса», получились на славу, и в институте меня искренне поблагодарили. Да и читателю, надеюсь, было небезынтересно.
И Ленин такой молодой…
Здесь читателя надо бы предупредить, чтобы не быть неверно понятым. По убеждениям до сих пор я остаюсь несомненно «левым», даже в какой-то степени ленинцем, настолько уважаю его гений и вслед за ним уверен в неизбежности будущего социалистического всеобщего устройства. Но вот что любопытно: кое-что о нашей психологии тех лет. Редакция довольно часто принимала разного рода гостей: одних приглашала, других – нередко зарубежные молодёжные делегации – направлял к нам обком комсомола или туристическое бюро «Спутник». Всякий раз нужен был недорогой, но запоминающийся подарок. Обычно этим делом занимались девчонки-секретари, они, как водится, были неглупы и своё дело знали. Но на этот раз, когда в гости мы ждали молодого румына-писателя, секретарши на месте не было, и я попросил купить что-нибудь одну из юных сотрудниц, недавно окончившую Иркутский университет. Перед самым приходом гостя она поставила мне на стол довольно увесистый металлический бюст Ленина. Это, конечно, замечательно, сказал я ей, и хорошо говорит о твоей политической зрелости, но он (гость) ведь выбросит эту штуку при первом же удобном случае. Сотрудница очень огорчилась, надула губки, а злосчастный бюст после встречи мне вернул у лифта переводчик гостя, сказав, что мне эта вещь, пожалуй, будет нужнее...
А вообще-то встречи в редакции – часто не смотря на занятость – приносили нам новые впечатления, и мы были им в целом рады. Но, конечно, особенно рады тем людям, с кем сами хотели получше познакомиться. А некоторых приглашали даже по нескольку раз: так, например, солист балета Александр Балабанов надолго стал нашим другом. Часто это были известные спортсмены, тут Толя Михальцов был на высоте. В то время прекрасно играли наши баскетболистки-динамовки, гостем редакции был знаменитый хоккейный судья Юрий Карандин и другие. Валя Игнатенко водила деятелей искусства. Сам я хорошо был знаком со всеми собственными корреспондентами центральных газет, и они по очереди «отмечались» у нас. Например, Николай Самохин, писатель и собкор «Литературки», буквально заворожил нас своими устными рассказами и анекдотами, которых он не просто много знал, а они были как бы одной из форм его мышления. А сама среда его существования дышала тонким юмором и необыкновенной дружественностью. (Потом, в конце 80-х, случился этот трагичнейший январь в Подмосковье, и наш общий друг ушёл от нас навсегда. В голове не укладывается до сих пор почему…)
Одна такая встреча лично для меня растянулась даже на несколько лет, – транс-встреча. Осенью 1981-го, учитывая особую значимость поездки группы нашей интеллигенции в Англию, меня прикомандировали к ней кем-то вроде комиссара. (Ну, в составе группы был, конечно, один совершенно «обязательный человек», а я вроде как неофициальный ответственный от обкома). Отношения с капиталистами после попытки срыва Московской Олимпиады – хуже некуда. Наша группа – предупредили на инструктаже в Москве – первая туристическая за год.
Самолёт пошёл на посадку в Хитроу, мы прильнули к иллюминаторам и ахнули. В Европе, по рассказам наших газет, свирепствовал энергетический кризис, дело доходило до веерных отключений электричества. Но весь вечерний Лондон с высоты птичьего полёта казался сплошным морем огней и ярко освещённых стадионов. Казалось, что кроме футбольных полей там, внизу, ничего нет. Некоторых из нас, особо слабодушных, охватило нечто вроде лёгкой паники. Эта паника усилилась на другое утро, когда мы неподалёку от Лондона в Норидже пошли по утопающим в изобилии магазинам, а денег нам поменяли по пятнадцать рублей, – таковы были правила.
Горько и смешно, но нас повсюду сопровождали «узнаваемые лица», с которыми мы накануне выпивали за знакомство в гостинице, – внимание «специалистов» с английской стороны было очень плотное. Но и программа была отменная. После нескольких дней «карантина» в Норидже – Лондон, поселили в доме для приезжих какой-то религиозной миссии, специализирующейся на приемах полуголодной молодёжи из развивающихся стран. Но места посещений и приёмов – по высшему классу: Вестминстерское аббатство, парламент, встреча с несколькими депутатами, вечерний клуб молодёжи, театр, музей мадам Тюссо и т.д.
Весь Норидж и Лондон с окрестностями были оклеены фотографиями со свадьбы принца Чарльза и принцессы Дианы, – кому-то из нас нравилось, я недоумевал: что это за дурацкий национальный праздник? Зато во время посещения университета представители оппозиция нам подарили значки с изображением крысы (в прямом смысле) Тэтчер. Расчувствовавшись, я в ответ подарил одной даме сувенирный рубль с профилем Ленина и брошюру «Империализм как высшая стадия капитализма» с его портретом. Она показушно поцеловала монету и спрятала побыстрее всё подальше от греха.
По прилёте в Москву в Шереметьеве обязательный досмотр багажа. У одной нашей комсомолки изъяли томик Солженицына. Но этот факт не имел никаких последствий: позже она сделала неплохую карьеру.
И вот, представьте себе, через год ответный визит английской молодёжи в Новосибирск, – значит, и мы недаром ездили, и англичане искали контакта с Советами. Знакомая нам по Англии переводчица – в роли руководителя группы. Мы, новосибирцы, все созвонились, скинулись и устроили англичанам тёплый вечер в кафе ДК «Строитель». Всем достались сувениры, мне – отличные, а ля звёздно-полосатые шнурки для башмаков. Не знаю уж, с намёком или случайно…
Вместе весело шагать по просторам…
Когда в новую эпоху в Новосибирске не просто сами по себе, а по недалёкому умыслу некоторых служивых людей практически исчезли почти все ведущие газеты, не то слово сказать, что мы все от этого очень много потеряли. Я абсолютно убеждён (и есть хороший пример Москвы, а также наших соседних регионов), что печать, именно печатное слово надо холить и лелеять. Общаться руководству региона, города или даже страны с народом через интернет (далёко не всю информацию можно подать с помощью того же ТВ) – это то же самое, что нюхать розу через противогаз или того хуже (мужчины знают)…
В равной степени я убеждён, что молодёжи необходимы свои издания – газета, журнал, альманах и т.п. У новой власти в нашей области не хватило на это ни ума, ни пороху. «Молодёжка» как законная младшая сестра «Комсомольской правды» в своё время прекрасно исполняла свои функции не только агитатора и пропагандиста, но и несла своё живое слово, мнение, взгляд в массы. Разумеется, под глазом обкомов КПСС и ВЛКСМ. Но сегодня мне мало кто поверит, что «глаз» этот был совсем не докучливым, опека – едва ощутимая, и за семь лет работы редактором я не помню случая, чтобы, допустим, на бюро первый или другой секретарь обкома сказал: «Что-то у нас, товарищи, понимаете ли, редакция «Молодости Сибири» хреновиной занимается!» Не было этого. И вместе с тем мы работали в тесном контакте, были продолжением общей большой работы по воспитанию «подрастающего поколения».
Первейшие наши коллеги – аппарат организационного отдела обкома, отделов пропаганды и учащейся молодёжи. Совместно со штабом ССО (стройотряды) мы много лет выпускали специальный вкладыш, посвящённый летнему трудовому семестру, и потом распространяли его по отрядам. Помню, как сам в качестве корреспондента не раз принимал участие в рейдах «Комсомольского прожектора» по городу и области. Безо всякой натяжки могу сказать, что там, где была молодёжь, там была и наша газета. Наши специальные посты действовали на важнейших комсомольско-молодёжных стройках (ВАСХНиЛ, Новосибирский электродный завод, БАМ). Наша лучшая и самая эффективная опора того времени – райкомы комсомола и крупные первички заводов им. Чкалова, «Сибсельмаш», «Сибтекстильмаш» и др. (Заводов «Химаппарат» и «Химконцентрат» для прессы из соображений «секретности» как бы не существовало). Мне приходилось бывать на сотнях комсомольских собраний того времени, и я вынес оттуда на всю жизнь твёрдое убеждение в необходимости мощной общественной структуры для молодёжи. Да, формализма хватало и в наши дни, но кому-то очень мешала набивать краденым карманы структура, в основе которой лежала коммунистическая идеология. Что уж там говорить о партии или Народном контроле…
Буквально несколько предложений об одной из поездок в область. Из письма в редакцию узнал, что в Спирине Ордынского района в тяжёлых условиях живёт старушка, которая ещё в 30-х годах принимала активное участие в коллективизации. Поехал на автобусе, нашёл нужный адрес. Оказалось, что старая женщина (язык не повернётся сказать «дама», а жаль) действительно прожила даже чересчур бурную жизнь и под старость лет оказалась в родной деревне с мизерной пенсией, потому что не заботилась о «бумажках», и сейчас доживает на усадьбе родственника в отдельной избушке (буквально так – печь, кровать, стол и табуретка на четырёх квадратах). Когда я изучил её «бумажки», толково побеседовал и рассказал о ней родственнику, он был немало изумлён и пообещал улучшить её положение. А потом старую комсомолку взял под опеку райком, отремонтировали её избушку, помогли материально, жизнь чуть улучшилась, и то ладно.
Справедливости ради надо сказать, что встречались в моей журналистской судьбе экземпляры и другого рода. Например, в Искитиме рассказали об одной женщине, по доносам которой перед войной отправили в лагеря немало её знакомых. Бывали и такие. Или: один активист коллективизации так живописал мне свою работу в Бурмистрове, что у меня волосы встали дыбом. Я сидел, слушал эту сволочь и думал: боже мой, вот такие типы уничтожили моего деда, дядю по матери на полжизни законопатили на Колыму, а сейчас геройствуют… Так что не всё и в журналистике было гладко и складно. Например, отец одного высокопоставленного в области человека однажды хвастался мне, как на фронте в конце войны расстрелял ни за что ни про что группу ошалевших от страха беглых фашистов в лесочке, потому что не знал, что с ней делать.
Это я вспоминаю не потому, чтобы лишний раз подчеркнуть, что война это грязное и тяжёлое дело, а потому, чтобы мы помнили, что жить по человечески – это вообще очень непросто, и это где-то там, далеко, в Сирии или Донбассе стреляют, а нам до этого и дела нет. Помните у классика: колокол звонит по тебе…
Раз дощечка, два дощечка, будет лесенка…
Мне бы не хотелось, чтобы у читателя сложилось впечатление, что мы в 70-е только и знали, что освещали социалистическое соревнование комсомольско-молодёжных бригад, писали о комсомольской дисциплине и т.п. Это была нормальная жизнь во всём её многообразии – и с хорошим, и дряни хватало. Например, был ли комсомолу изначально присущ бюрократизм? Вряд ли, задумка была уж очень хорошая. К тому же, как известно, бюрократами не рождаются, а становятся. И попробуй обойтись без них в любом налаженном деле, особенно если сама структура объединяет миллионы и миллионы. Сам я всю жизнь проработал в прессе, в том числе комсомольской и партийной, хорошо знаю, что такое быть «рычагом» и «проводником», но, честно говоря, до поры до времени никогда особо не тяготился этим. Потому что иной жизни просто не знал и к тому же хорошо понимал, что без управленческого аппарата, бюрократии, в хорошем смысле слова, её советской иерархии в виде номенклатуры в серьёзной кадровой политики, просто не обойтись. А кадровая политика, или работа с кадрами при советской власти была по нынешним временам на недосягаемой высоте. (Уж воздержимся от банальностей типа «кадры решают всё»). Управленческие кадры в те времена очень даже хорошо готовили. Начиналось всё со школы: староста класса, звеньевой, председатель совета отряда, член, председатель совета дружины, комсорг, член, секретарь комитета комсомола школы, факультета, вуза, цеха, завода и т.д. по «лесенке», которая на определённом этапе, в зависимости от твоих личных способностей переплеталась с иной, уже партийно-государственной структурой. И случайных – за деньги или по знакомству – людей там не было.
Мне лично довелось пройти многие ступени этой лестницы, пока я не нашёл «своё», о чём мечтал с юности – журналистику, и никогда не жалел ни о должностях, которые постепенно занимали мои бывшие и настоящие комсомольские друзья, ни о «потерянном» времени. Журналистика – чУдная профессия, если ею заниматься серьёзно, предоставляет массу личных знакомств с интереснейшими людьми, позволяет быть и наблюдателем, и в разной степени участником важнейших событий. От комсомольских съездов, в моём случае, до последнего XXVIII съезда КПСС, когда вслед за закрываемыми в Кремлёвском дворце съездов дверьми за спиной уходящего Ельцина отсекалась целая эпоха…
…Любопытный штришок о том, как мало, в сущности, по жизни меняются люди. В силу профессии и довольно коммуникабельного характера от комсомольских лет у меня остались сотни друзей и знакомых. С десятками из них судьба пересекала меня в жизни по делам, сейчас в силу возраста – в основном по социальным сетям. И с улыбкой сегодня замечаешь, как был Вася с младых ногтей склонен к некоторой позе, так и остался, а вот Таня – до сих пор душа любой компании, в том числе и фейсбучной.
И далеко не всё в нашем славном комсомольском журналистском прошлом было так уж радужно. Вызывает меня однажды к себе заведующий сектором печати обкома КПСС: как ты объяснишь вот это? И показывает длинную «телегу» на меня, какой я бесчестный редактор, потому что такому-то человеку не заплатил положенные по договору деньги за выполненную журналистскую акцию. Пишу объяснительную: договор был устный, человек наблюдает за работой религиозной секты и пишет непредвзятые заметки об этом. Мы их публикуем и выплачиваем причитающийся гонорар, иных источников финансирования у нас нет, и сумма гонорара заранее была обговорена. Вопрос, вроде, был решён, но осадочек остался. С тех пор с парнем этим, который позже стал известным журналистом и издателем, мы не здоровались, хотя я об этом жалею: то ли «жаба» его придавила, то ли похуже? Знаю немало случаев, когда «бомбардировки» жалобами в «инстанции» человека со свету сживали. Одним из них, кстати, был прекрасный человек и редактор «Вечёрки» Виктор Анатольевич Гордин, которого «телеги» довели до того, что он вынужденно ушёл на пенсию далеко раньше времени. Но это отдельная история…
К сожалению, вместе со многим положительным «номенклатуре» было присуще и некое повышенное внимание (назовём это так) к продвижению коллег по служебной лестнице. И бесконечные разговоры о том, кто куда на чьё место и за какие заслуги, и были ли связи и т.д. и т.п. – всё это наличествовало. Но это как воспринимать: одним по «барабану», другие ловят каждый штрих, чтобы затем в узком или нужном кругу щегольнуть осведомлённостью. Я знал одну партийно-комсомольскую дамочку, которую хлебом, бывало, не корми, но дай сходить на чьё-нибудь собрание, особенно, если «жареным» пахнет. Помню одну такую из Кировского райкома. «Пролетел» я однажды на работе: по личным делам мне нужно было на три дня отлучиться из Новосибирска, и нет бы это сделать официально, но личные дела тогда не афишировались, в телестудиях родство не устанавливали и наследство не делили, и я, не потратив, кстати, редакционных денег, купил себе билет, оставил за редактора вместо себя товарища и уехал. Партийная организация была в редакции маленькая, да удаленькая, а я был глуп и не понимал, что коли ты редактор, то блюди! И другой «товарищ», который сразу после моего назначения мне однажды заявил, что редактором должен быть он, а не я, сразу же, как я уехал, развил бурную деятельность по выяснению обстоятельств моего отсутствия на работе, а когда я вернулся, потребовал моего исключения из партии за нарушение трудовой дисциплины. Сами понимаете, что это тогда значило: конец не только карьере, но, не исключено, вообще профессии. Хорошо разогретое собрание приняло решение – исключить. Дело передавалось в партийную комиссию райкома, а там заседали такие принципиальные волки… Совсем я нос повесил. Старая, ещё с флота язва желудка открылась. Пропало дело. Прихожу на партийную комиссию. И вдруг чую: ветераны партии не такие уж бездушные люди – вникли в детали личной жизни, убедились, что казённых денег я на дорогу не тратил, разобрались по-человечески, поругали, конечно, но ограничились «строгачём». Через год, учитывая плодотворную работу, с меня выговор сняли. А ведь всяко могло повернуться… Попался бы в составе парткомиссии, как у нас в редакции, один особо «целеустремлённый», и нету «комсомольской биографии». Какие любопытные ассоциации! Помните случай на бюро обкома, когда Виктор Косоуров парня-стройотрядовца пожалел? Вот то-то и оно…
Пишу эти строчки и надеюсь быть правильно понятым: не «чернуху» выковыриваю, а хочу, чтобы читатели хоть немного почувствовали вкус той эпохи.
Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные…
В «наше» время существовало много чего загадочного: если, например, Академгородок, Краснообск, Нижняя Ельцовка – основные столпы фундаментальной, медицинской и сельскохозяйственной наук были для журналистов доступны и всегда охотно шли на контакт с прессой, то вот Кольцова с «Вектором» вроде как бы и не было: ну, что вы, какая микробиология? Отродясь не слыхивали! И в самом деле, впервые я познакомился с настоящим учёным-микробиологом только в поездке делегации нашей области в Германию в 1992 году. И смех, и грех: когда были в гостях у знаменитой компании «Босх», немцы поинтересовались: где-то под Новосибирском вроде как существует родственный нам институт… Да, с готовностью отозвался наш руководитель, а вот и генеральный директор «Вектора» академик Сандахчиев! И Лев Степанович смущённо поклонился… Но это к слову. А если серьёзно: научная молодёжь и всё, всё, всё с нею связанное в «добрые старые времена» были всегда в центре внимания и обкома комсомола, и газеты. Этот был, безусловно, один из важнейших участков нашей работы.
Правда, после знаменитого и скандального фестиваля бардовской песни в Академгородке и шума вокруг выступлений диссидента Галича в 1968 году, и прихлопнутой чрезмерно активной коммерческой не по времени и эпохе деятельности научно-производственного объединения «Факел» в 1971 году, отношение ко всем начинаниям научной молодёжи было всё-таки несколько настороженное: что там они ещё выкинут? И вот что особенно любопытно: «выкидывали» постоянно что-нибудь новенькое и интересное, нередко смелое. Всем известны знаменитые Интернедели той поры, команды КВН последних советских десятилетий, «подарившие» миру немало известных людей. Многочисленные конкурсы, маёвки, песни и концерты на весенних площадях и лужайках. Известные всему миру гости, стенгазеты в десятки метров, где позволительно было многое, попробуй, партком, вылови! И главное – ощущение вольницы, разумеется. И хотя где-то рядом не дремлет чуткий партийный глаз, всё же как бы свобода – в первую очередь от скуки будней и обязательности ежедневной лямки. А нередко можно было ещё и заработать, как на том же фестивале бардовской песни или в «Факеле», финансовые операции которого опасно росли, и поэтому и у власти, и у комсомольско-партийных органов «крышу» сносило от забот, как бы чего не вышло, и почти невозможно было в этих условиях совместить развитой социализм и предпринимательскую жилку молодых учёных. Дай бог, если это когда-нибудь всё-таки получится! Если кто-то считает, что в новой России эта проблема с помощью тех же технопарков уже окончательно решена, то, полагаю, он пока приятно заблуждается. И здесь инициаторы до сих пор по грани закона ходят, что время от времени подтверждают внезапные проверки счётной комиссии и последующие кадровые перестановки в технопарках. Мораль: будь честным, а это, когда серьёзными деньгами пахнет, очень сложно.
Но нашлись, слава богу, люди, которые не дали кануть в Лету памяти всех начинаний в Академгородке вообще и в НГУ, в частности. Один из активистов 70-х, в последующем профессор НГУ Алексей Борзенков сделал главной темой своей научной работы историю неформальных движений от знаменитых Интернедель и «маёвок» до анализа молодёжного, как он писал, нонконформизма, – вроде как протест, но не жёсткий. Он и сам по себе, к сожалению, теперь уже был, легендарной личностью и отличался каким-то особым бессребреничеством. Недаром про него в своё время такую эпиграмму сочинили: «Спала немытая Россия при тусклой лампе Маленкова, когда вовсю заголосила мать при рожденьи Борзенкова». Говорят, над его кроватью в общаге висел плакат «Колыбель революции», а на двери комнаты, в которой он жил, красовалась надпись «Музей революции».
А другой, более поздний свидетель «славных общественных дел» Академгородка бывший первый секретарь райком комсомола Алексей Гордиенко написал об этом философскую монографию и несколько лет был главой администрации Советского района. Вообще, то, что касается памяти о прошлом Академгородка и всего Сибирского отделения, тут всё в порядке: и общественность много работает, вплоть до создания музеев, и Институт истории СО РАН тематические сборники монографий выпускает, и издательства на эту тему охотно откликаются, да и в коллективах почти каждого института находятся энтузиасты, которые не дают захиреть памяти о действительно славном прошлом. Хорошо бы кто-нибудь собрал со временем полную библиотеку книг и рукописных изданий об Академгородке. Кое-кто такие попытки уже предпринимает, – успеха ему!
Но мне бы хотелось коснуться ещё одной особо важной темы – научно-технического творчества молодёжи. Этому направлению мысли в Академгородке всегда уделялось особое внимание. И сегодня, даст бог, и власть не забудет, активная деятельность уже на прочной материальной базе технопарка немало способствует этому. В 70-80-х некоторые секретари обкома комсомола тоже были увлечены этой темой. Тяготели к науке, если так позволительно выразиться, а затем и связали с нею всю свою жизнь Александр Евсеенко и Игорь Гомеров. «Молодёжка» тоже руку приложила. Из крупных мероприятий тех лет хорошо помню июль 1981-го: в Академгородке состоялся Всесоюзный форум «Развитие производительных сил Сибири». Насколько «задним умом» сейчас понимаю, инициаторами форума были только что назначенный новый руководитель Госкомитета по науке и технике СССР академик Гурий Марчук, переведённый из Новосибирска, и недавно избранный новый председатель Сибирского отделения АН СССР академик Валентин Коптюг. В работе форума принимали участие и придавали ему особый повышенный статус значимости секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин и президент академии наук СССР академик Анатолий Александров. Разумеется, здесь же были руководители крупнейших регионов Сибири, заинтересованных ведомств Совмина.
Запомнились два эпизода, один из них курьёзный. Когда на пленарном заседании в Доме учёных выступал Анатолий Петрович Александров, он убедительно попросил журналистов-телевизионщиков выключить софиты: «Вы мне всю лысину изжарите!». А когда начал говорить – иная напасть, один из микрофонов на трибуне перед ним вдруг заговорил тоже, – как позже выяснилось, это собкор ЦТ Игорь Соснин запутался в переключениях режима, а магнитофон был устроен так, что мог воспроизводить записанное. Александров вообще рассвирепел, а Игорь, спотыкаясь, кинулся к трибуне и, обрывая провода, отключил микрофон.
Зимянин тоже вёл себя как не как гость, а московский хозяин. Он поддержал тезис Александрова о том, что в Советском Союзе нужно развивать самостоятельную, независимую от Запада экономику и науку (очень похоже на нынешний день), а что касается многочисленных замечаний и просьб о каком-то дополнительном финансировании, особых условиях социально-экономического развития – забудьте, время не то… Как сейчас выясняется, времена в нашей стране всегда как-то не очень, и с деньгами тоже постоянная напряжёнка…
…Относительно недавно в малом зале Дома учёных состоялась встреча депутатов Законодательного собрания области с руководством Сибирского отделения и директорами ведущих институтов: новый виток разговоров про шестой технологический уклад, связь науки и производства и т.д. и т.п. В России интересно жить долго и наблюдать, как с новым энтузиазмом и даже душевным восторгом народные избранники и чиновники снова говорят одно и то же. Польза от этих разговоров есть несомненная, но всем давно ясно, что пока сам бизнес новой России не заинтересуется внедренческой работой, пока не увидит в ней прямой и ясный смысл, потому что ему это очень выгодно, может быть, даже выгоднее, чем скважины бурить, толку не будет. Хотя, не исключено, этот день может наступить быстрее, чем сегодня представляется...
+ + +
Недавно в интернет-чате как бы возобновили давнее наше знакомство с одним «бывшим». Тоже, мягко скажем так, человек в годах, но в силу должностного положения сумел кое-что раньше говорили «скоммуниздить» – сейчас – приватизировать. Но не утратил работоспособности головы, и сегодня социальные сети предоставляют ему возможность почти былого широкого общения и чуть иногда прихвастнуть достатком (это уж как водится у русских людей).
Изучив мою страничку в ФБ, он как-то воскликнул: «Я понял, ты типичный не сказать нищий, но малоимущий государственник-патриот, которого предали его прежние лидеры, давно исчезла страна, в которой ты жил, и до сих пор пребывающий в иллюзии, что миром правит так называемая правда, в которой якобы сила».
Я задумался: обижаться на таких – смешно и даже грешно, они при слове «интеллигенция» до сих пор в лучшем случае полагают, что она вся давно тоже куплена, в худшем – по-прежнему за пистолет в мыслях хватаются. Как объяснить человеку, пусть с противоположной позицией, свою точку зрения, чтобы он хотя бы усомнился, что бывают люди другие. И я предложил ему свой собственный алгоритм, который – если человек захочет, конечно – позволит ему не заблудиться в современном «лабиринте», почти совсем утратившем нравственные ценности. Я предложил своему старому знакомому простую формулу, типа детской игры в «да» и «нет» не говорить, черно с белым не носить..»…
Свобода слова – «да», словоблудие и мат – «нет».
Россия – «да», прибежище для негодяев – «нет».
Власть – «да», коррупционная, лживая – «нет».
Народ – «да», толпы подонков – «нет».
СМИ – «да», ТВ в российском варианте – «нет».
Искусство – «да», пошлость – «нет».
Патриотизм – «да», за деньги – «нет».
Вера – «да», в царя-батюшку – «нет».
Свобода личности – «да», без ветрил – «нет».
И т.д., и т.п. Можно продолжать до тех пор, пока ВЫ САМИ не составите список того, что безусловно «хорошо», и того, что «плохо». Совсем не обязательно копаться в партийных программах и кандидатов в президенты, и в депутаты: мы сами на основании собственного нравственного чувства (если будем честными, прежде всего перед самими собой) в состоянии определиться в этом мире. Абсолютно ничего сложного в нём нет, – всё то же, как и четыре столетия, и четыре тысячелетия назад: сначала было слово, потом скрижали, ещё позже скромные попытки отдельных гениев прочистить наши мозги – от «to be, or not to be» до «белого венчика из роз» и наивного доброжелательного плагиата Морального кодекса. И я лично верю и надеюсь...
КОНЁК ВОРОНОЙ
Бывших журналистов, как, впрочем, и «комсомолят» не бывает. Но чтобы понять эту немудрёную истину, лично мне пришлось «отмотать» пять десятилетий в прессе, или, как сейчас говорят, в СМИ, из них девять лучших – хотя бы потому, что первых – в молодёжной печати. Ну, и уж естественно – семь лет редактором «Молодёжки» – «Молодости Сибири» – с 1975 по 1982-й – кое-что значат.
Пришёл я в областную молодёжную газету (орган обкома ВЛКСМ) по приглашению тогдашнего редактора и попутно поэта Виктора Овчарова. Был он немолод, под сорок, крепок и силён, тайно гордился шрамом от фашистской пули, которая едва не отправила на тот свет в оккупационной зоне русского пацана, а после работы сам любил за чаем посидеть, и мы были не против. Это он, Виктор Викторович, придумал, чтобы своеобразным гимном «Молодёжки» стала популярная в те годы песня «Там, вдали за рекой…»:
…Он упал возле ног
Вороного коня
И закрыл свои карие очи.
— ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих...
К этому времени я был уже довольно тёртым человеком, послужил на флоте, поработал на заводе, окончил заочно университет, начинал входить и в журналистскую профессиональную форму, но, честно сказать, плановую, хорошо продуманную газетную работу встретил только здесь, у Овчарова. Человек он, не смотря на пристрастие к поэзии и вообще довольно вольной жизни, был в работе аккуратный, ответственный и того же требовал от нас.
Меня это вполне устраивало, я был настроен именно на настоящую работу и я зачастил в командировки по области, исследуя не только «трудовую доблесть передовых строителей коммунизма», но и широчайшее поле жизни простых советских людей, среди которых в те годы были живы не только ветераны войн, но ещё и ЧОНовцы, и свидетели коллективизации, и даже горе-герои, своими руками разрушающие до основания храмы Колывани, Завьялова, Новосибирска и даже гордившиеся этим. Это потом уже к нам всем приходило понимание, что не всё было ладно в прошлом Отечества. Постепенно вместе с изменением «генеральной линии партии» приходило осознание и ошибок отцов, и собственной близорукости, но никогда бы у меня язык не повернулся назвать свой народ совками, как это стало возможным и даже показушно горделивым несколько позже...
Буквально через год Овчарова пригласили на работу собкором в набирающую силу «Советскую Россию», и меня утвердили редактором «Молодёжки» вместо него.
Об этом можно отдельно сказать несколько слов. Существовало в ту пору такое понятие «номенклатура». Так вот редактор «МС» тоже входил в номенклатуру обкома КПСС и одновременно ЦК ВЛКСМ. А это значит, что перед утверждением в должности меня провели по всем ступеням собеседования и в обкомах ВЛКСМ и КПСС в Новосибирске, и даже показали на этажах «согласования» в ЦК ВЛКСМ. После этого я впервые оказался на заседании бюро обкома КПСС, где сам Фёдор Степанович Горячев, покосившись на меня, спросил Юрия Савенко, первого секретаря обкома комсомола:
– Выдержит, не сбежит?
– Он сибиряк, Фёдор Степанович! – заверил Юрий Петрович. И вопрос был решён.
За все десятилетия работы в журналистике (и немало лет на руководящих, так сказать, должностях) я, честно говоря, до конца так и не понял, как формируются хорошие редакционные коллективы: наверное, немножко мозгов редактора и главное тут всё же – госпожа удача. Так вот «Молодёжка» тех лет была несомненно сильным коллективом.
Вчитайтесь в названия отделов редакции: для нынешнего уха они звучат несколько экзотически, но для посвящённого – это своеобразная музыка. Сам я пришёл в редакцию заведующим идеологическим отделом (политучёба, пропаганда и агитация), а моя сотрудница и коллега Валентина Игнатенко (впоследствии Мальцева) ведала вопросами культуры и искусства. Виктор Юкечев (тот самый, который впоследствии стал редактором перестроечной «Сибирской газеты») возглавлял отдел комсомольской жизни (тут всё понятно, добавлю совсем уж для «тёмного»: нам, к счастью, довелось жить в структурированном обществе, где, безусловно, основную организующую функцию в молодёжной среде выполнял комсомол). Александр Корчуганов – отдел рабочей и сельской молодёжи (именно коммунистический труд сделал из обезьяны человека!). Татьяна Киршина (впоследствии Зак) и Лидия Живлюк– отдел учащейся молодёжи, – школы, студенчество и «святое» – стройотряды. Отдел спорта – сначала забияка, резкий, всё время нарывающийся на конфликты с бюрократами от спорта Анатолий Михальцов, потом – помягче, «художественный» Александр Гуринович. Отдел писем – хитроумный Валерий Игошин, потом Владимир Макеенко и Александра Попова. Ответственным секретарём все эти годы был незаменимый Анатолий Сидоров. Но это я назвал лишь несколько человек «основного состава», на самом деле подлинную школу «МС» прошли десятки ставших впоследствии известными журналистов. Среди них один из первых депутатов Госдумы Борис Коновалов, которого мы «выписали» (беспрецедентный для технического вуза случай) по распределению из НЭТИ. С тонким юмором Сергей Бобровский, молчун-аналитик Валерий Бущик, фотокор Виталий Скок, заражающий нас нескончаемой любовью к рыбалке Владимир Кузнецов, необычайно энергичная и предприимчивая Татьяна Фаст (впоследствии собкор «Литгазеты» в Риге и сейчас главный редактор прибалтийского журнала «Открытый город»), Анатолий Русанов, Татьяна Шипилова, Наталья Поцелуёнок и многие, многие другие.
Нам удавалось, на мой взгляд, главное: не потерять за казёнщиной образ живого человека. Нелегко это было, но мы жили среди живых людей, – да, передовиков и ударников, членов комсомольско-молодёжных бригад, настоящих трудовых ребят, которые тоже отдавали дань известным условностям, но для которых, кроме работы и комсомола, существовала и обычная человеческая жизнь.
Трое суток шагать…
Пешком в наше время журналисты уже ходили, конечно, мало, но приходилось и мне лично иногда бывать там, куда не добраться никак, кроме как на своих двоих. Но эти случаи, можно сказать, экзотические, их можно по пальцам перечесть, а вот область и страну я повидал изрядно, да и за рубежами – случалось.
И вот когда меня попросили написать эти заметки, первое, что я сделал, пошёл в областную научную библиотеку и поднял подшивки тех лет, когда работал в «Молодёжке». Удивительное это было погружение в своё – не скажу всегда славное – прошлое. (И как это здорово, что какие-то заботливые люди, оказывается, всю жизнь только тем и занимаются, что «коллекционируют» по службе старые газеты).
Открываю наугад подшивку 1980 года. На первой полосе справа от сине-праздничного новогоднего плаката на «красном» месте «фантастический монолог»: «Ночью под луной не спится трактору марки «ДТ-75». (Если кто не знает, напомню, что это самая популярная марка гусеничного дизельного трактора в то время и основное орудие сельскохозяйственного производства: на ДТ пахали, сеяли, возили зерно и силос, и даже – прости их господи! – людей, – в тележках доярок в поле или студентов на картошку). И вот, значит, трактор под новый 1980 год мыслит и воспроизводит свои мысли в газете о судьбе молодого механизатора Николая Савина из колхоза «Большевик» Ордынского района, как он здорово живёт и работает. Так, смотрим подпись: «Думал, как трактор А. Безлошадный». Скорее всего, это я сам – редактор – и «думал», но за давностью лет, честно сказать, забыл.
Признаться, такие вольности мы позволяли себе нечасто. Но тут можно: Новый год, то да сё…
Листаем дальше. Ага, вот это тоже интересно: «28 декабря (перед Новым годом) в Доме политического просвещения обкома КПСС состоялась XXI областная комсомольская конференция. С отчётным докладом выступил первый секретарь обком комсомола В. Косоуров». И дальше: секретарями обкома организационный пленум вновь избранного состава избрал В. Косоурова, С. Михайлова, В. Ловцова и О. Тучину. А редактором газеты «Молодость Сибири» пленум вновь утвердил члена бюро обкома А. Надточия...
Немного позже, в канун 21 января: шапка «Комсомолец! Следуй заветам Ленина!» и идёт анкета, ответы на вопросы которой подразумевают наше полное соответствие великому учению…
Заголовки последующих номеров по-своему замечательные: «Девиз молодых – пятилетку досрочно!», «Работа на «отлично»!, «Швейники – юбилею»…
А вот новая рубрика: «Агитпоезд в пути» и рассказ о том, как работает реальный агитпоезд «Кулундинский» в Купинском районе. И фото местного фотокора Бориса Москвина: сельская молодёжь, сплошь добротно одетая в песцовые меха (было такое время) радостно машет прибывшим агитаторам. Несколько номеров спустя – очерк «Твое мгновение, машинист» о кандидате в депутаты Верховного Совета РСФСР машинисте Барабинского депо Сергее Титкове (дай бог здоровья нынешнему депутату областного Законодательного собрания).
Здесь на специально отведённой полосе заведующая отделом писем Саша Попова подробно анализирует текущую почту: «Какой быть «МС» -80». Очень толковая по-журналистски полоска. Литературная страничка «Утро»: опубликован крохотный (думаю, из-за места) рассказ молодого писателя Михаила Щукина «Настя», заметки о творчестве очеркиста-мэтра Евгения Лучинецкого, новые стихи Нины Греховой: «Лист ещё не упал, но надорван, заворожен звездой ледяной. Где мой друг?...»
Вот тут нечто особенное: рубрика «Кавалер ордена Ленина», «Где не могли все – он мог!» Саша Гуринович пишет репортаж из ДКЖ с проводов из большого спорта Александра Тихонова, – великий спортсмен плачет и утирает платком слёзы.
Кто-то хорошо знакомый, но ещё молодой смотрит на меня с полосы: читаю очерк «Кандидат комсомольских наук» о председателе совета молодых учёных Сибирского отделения Николае Ляхове (сейчас академик, научный руководитель Института химии твёрдого тела и механохимии СО РАН).
А вот и событие в самом Академгородке: после уже описанной мною конференции «Развитие производительных сил Сибири»
В ДК «Академия» состоялась встреча с одним из приглашённых её участников Борисом Павловичем Никитиным. Сейчас вряд ли кто припомнит его систему воспитания собственных многочисленных детей, основанную на особом напряжении и усиленном развитии интеллекта и физических данных ребятишек. Я хорошо помню эту встречу, поёживаясь, наблюдал, как его дети на сцене ДК выделывали номера своими телами. Цитата: «Ваня Никитин в свои 11 лет отрывает от пола около 150 килограммов, хотя сам весит 50. Дети Никитина бегают по снегу босиком, не страдают простудными заболеваниями, переходят из класса в класс «через ступеньку» и т.д.» Вряд ли подобный опыт может быть широко тиражируемым, но задуматься заставляет…
Так, так, так… А вот уже и 1981-й год. Указ Президиума верховного Совета СССР о награждении товарища Брежнева Леонида Ильича очередной Золотой звездой Героя Советского Союза… И потрет соответствующий. Не дай бог повторения опыта…
Скромная заметка ТАСС: в Польше главари «Солидарности» объявили «забастовочную готовность». И рядом соседствует прекрасная аналитическая корреспонденция Наташи Ивониной «Требуется человек с дефицитными качествами», – о проблемах детских клубов, которые в «новой России» почти повсеместно угробили. А я помню, что только в округе издательства «Советская Сибирь» их было множество: и спортивных, и технических. Ох, ребята, не всё было плохо у Советской власти…
Поздней осень 1981-го я опубликовал сдержанные, но настороженные заметки о нашей поездке в Англию: «Нулевой меридиан», – куда склоняется Великобритания Тэтчер в своей политике: на восток, в сторону Европы и Советского Союза, или ей привлекательнее хищная Америка? 37 лет прошло, а всё актуально: давно нет СССР, Варшавского договора, а островная Великобритания до сих пор (официально) тратит на вооружение денег больше, чем Россия.
Серия очерков о делегатах XXI съезда ВЛКСМ, в работе которого я в качестве специального корреспондента тоже принимал участие (конец мая 1981 года). «Мужество продолжать борьбу», – это рассказ о другом нашем выдающемся спортсмене Викторе Маркине. И, между прочим, за две золотых медали на Московской олимпиаде студент-медик из Новосибирска был награждён орденом Красного знамени, – это по тем временам очень серьёзная награда.
(Несколько слов в скобках. Я очень люблю и уважаю спорт, сам бегал стайером на 1-й разряд, юношеский бокс, баскетбол, плавание) и, убей, не пойму, почему были великие Маматов, Кулакова, Сметанина, Тихонов, Маркин, Позняков, классные баскетболистки и хоккеисты, когда они получали кроме наград и квартир копейки, а нынешние миллионеры при гигантских вложениях в профессиональный государственный спорт – увы. В чём тут дело? Конечно, не только спортом жив человек, но что-то в нынешней нашей работе с молодёжью, в том числе и спортивной, явно не так).
Май 1981-го, «съездовские» материалы. С подножки поезда нам машет на прощанье делегат – молодой композитор Олег Иванов. На каждой крупной станции поезд с делегатами съезда приветствовала местная молодёжь: музыка, танцы. Конечно, это организовывалось, но честное слово, это было здорово.
Едва мы прибыли в Москву, как в гостинице «Россия» я уже раздавал ребятам свежие номера «Молодёжки» с опубликованными материалами о нашем путешествии. А на самом съезде со мной произошло ЧП. На груди у меня был прикреплён бейджик «Пресса», который позволял, несмотря на строгий контроль «голубых фуражек», довольно свободно передвигаться внутри Дворца съездов. И вот в поисках, чем бы утолить жажду (буфеты с началом заседаний закрывались), я буквально заблудился за кулисами Дворца. И наконец, к ужасу, очутился прямо рядом с президиумом, – вот Брежнев, подходи и жми руку. Но меня тут же подхватили и повернули к выходу. А Леонид Ильич, между прочим, не смотря на то, что был уже не очень здоров, выступил перед комсомольским съездом и произнёс речь, которую мы опубликовали: «Забота об интересах народа – дело чести комсомола».
…Порвали парус
Когда слышу или читаю сегодня, как мол, им, бедолагам, тяжко жилось в тоталитарном обществе так называемого развитого социализма, смеюсь горько-весело: или ни хрена вы, дорогие мои «либеры», не понимаете, или злостно врёте, – мы были счастливы. Недавно сложный человек и режиссёр Никита Михалков публично заметил: вот, мол, когда я служил на флоте на Камчатке, то не было больше в моей жизни периода, чтобы я чувствовал себя настолько свободным. На мой взгляд – перебор: настоящая служба – дело тяжкое, я, например, заработал на флоте пожизненную язву и хондроз, хотя не исключаю, что у матроса Михалкова условия были несколько иные. Но, в целом, он в чём-то прав: когда существуют чёткие правила жизни, она строго регламентирована, и под ногами у любого есть твёрдая социальная почва, не то что ныне… Да, была цензура (Главлит), у кого-то на десятилетия клали фильмы на полку, кому-то недалёкому не нравились Гроссман и Любимов, но, честное слово, никогда позже я лично не был так свободен внутренне, как в 70-е годы. Я уж не говорю о том, что всё лучшее, что было снято, поставлено, написано в отечественной культуре прошлого века – это сделано в распроклятую эпоху «административно-командной системы».
Не худшим образом обстояли дела и в журналистике. Мы, редакторы, чётко знали правила игры, и в редчайших случаях допускали какую-то нелепость, которую приходилось исправлять. Вот, к примеру, декабрь 1981-го: у дорогого Леонида Ильича юбилей. На первой полосе размещаем большой портрет генсека, как он есть, не очень живой и презентабельный. Но кто-то излишне внимательный (даже не работник лито) увидел уже на машине в типографии готовый оттиск и испугался: что это за истукан! Немедленно дошло до обкома, велено снять и заменить. Тираж уже был отпечатан, – порезали, заменили снимок, прогнали машину снова. Ну и ладно. Но, подчёркиваю, у меня как у редактора за все годы не было ни одного случая серьёзного столкновения с цензурой или с сектором печати обкома КПСС. Да, нельзя было критиковать советскую власть, как будто сейчас это делать можно серьёзно по отношению к нынешней власти, особенно, как это ни странно – местной, да и критика «либералов» «на вороту не виснет». Широко были распространены эвфемизмы. Помню, на одной из встреч с британской молодёжью у нас в редакции меня спросили: «Почему вы не критикуете своё правительство?» И я, не моргнув глазом, ответил: «Оно настолько эффективно работает, что его просто не за что критиковать!», чем привёл в полный восторг моих собеседников, они оценили мой «юмор» и долго трясли мою руку, прощаясь. А уж знаменитый анекдот про то, что и у нас тоже есть возможность выйти на Красную площадь и крикнуть «Рейган – дурак!» стал народной классикой. И тут я полностью согласен со знаменитым режиссёром: свобода личности определяется её внутренним состоянием, а не законами, которые на Руси, мягко скажем так – не очень эффективно работают.
Помню смешной эпизод, когда Витя Юкечев однажды, нарушая все инструкции, прокатился в кабине электровоза в Барабинске и написал об этом репортаж, и этот случай стал поводом для наказания машиниста (ишь, додумался!) и покритиковали редактора за глупость. Тоже правильно. Но, подчёркиваю: мы строили свою работу, как хотели и считали нужным, ездили куда хотели в командировки, вовсю упражнялись в стилистике изложения, очень любили жизнь и. пожалуй, самое главное – мы абсолютно в ту пору не понимали, что такое зависимость от денег. Да, их почти у нас и не было, и немалой радостью было перейти через дорожку у издательства «Советская Сибирь» и в полуподвале пивного бара процедить кружку восхитительного «Жигулёвского», чтобы потом в столовой съесть, между прочим, полноценный обед за рубль при зарплате в сто пятьдесят…Или всей редакцией под патронажем Володи Кузнецова рвануть на остров Сапожок, что на водохранилище, и всю ночь у костра с ухой петь Окуджаву, Высоцкого и Визбора. А наутро бороздить бухту на виндсерфинге, изготовленном собственными руками Сергея Бобровского. Не знаю, задумывался ли кто из нас о счастье в то время, но твёрдо знаю: мы и без мыслей о нём были вполне счастливы. Умом я понимаю, что те самые искры, из которых возгорается бешеное, всё разрушающее пламя, зарождались именно в те годы, которые некоторые из нас называют прекрасной эпохой, кто-то застоем, но вот сердцу, увы, не прикажешь…
Ах ты, палуба, палуба…
Мне довелось служить в подводном флоте. Экипаж подводной лодки – это очень своеобразная «организация». Одно дело – на берегу, когда доминирует вся атрибутика соподчинённости («Есть, товарищ капитан второго ранга!»). Другое дело – в море, там отношения иные… Рулевой старшина по значимости на одном из первых мест, трюмный матрос или кок – важность их работы тоже трудно переоценить, и т.д. Каждый незаменим на своём месте. И вот лодка пошла на всплытие: короткая передышка, все высыпали на палубу, из карманов достают сигареты, шоколад, тараньку… Находящийся неподалёку японский сейнер спешит приветствовать. Там тоже все свободные от вахты высыпали на палубу, чтобы посмотреть на русских моряков. Блаженствуем на солнышке, наблюдаем за волной, которая никогда мощный, с глубокой осадкой корабль не качает, а лишь ласкает. Редкие минуты идиллии, всеобщего братства и почти космической прострации…
Нечто похожее на это чувство возникало иногда раньше и в комсомоле, и в молодёжной журналистике. Каждый на своём месте, иногда высоком, но все вместе делаем одно важное дело. Не хочется переходить на казённый язык, но упрёки типа «Знаем мы вас, прихватизаторов-комсомольцев, Ходорковский и компания!» появились много-много позже и далеко не всегда они справедливы. Я никогда не завидовал своим более удачливым товарищам молодости: ну, банкир, депутат, глава района или даже области теперь, – значит способный. Вот только если приворовывает или явно гребёт под себя, используя службу, тогда иной разговор…. Но всё-таки в основном это было настоящее «братство палубы».
Вспоминаю замечательные курсы при Высшей комсомольской школе. Учёба кадров была неотъемлемой частью процесса. Месяц-полтора в Москве, великолепные лекции и встречи с замечательными людьми, да и сама Москва… Там на одной «палубе» оказывались вместе редакторы «молодёжек» со всего Союза. И хотя хохлы, азиаты, кавказцы и особенно прибалты вечерами держались особнячком, мы всё-таки были одним целым. Со многими я подружился именно в те благословленные месяцы. А потом, после 91-го, с удивлением узнавал, что вот Она написала книжку явно с националистическим душком. А Он вообще давно за океаном. Одна моя подруга тех лет сегодня душой мучается в Донбассе. Может быть, я неисправимый идеалист, но мне кажется, что наши совместные походы в Большой театр, в музей-квартиру Ленина, поездки в Константиново и Ясную поляну таки не пропали даром, и в каждом из нас сохранилась хоть искорка другого тепла, не бешеного, на чём и держится человеческое братство.
Мне довелось поработать с двумя первыми секретарями обкома. Юрий Петрович Савенко был, на мой взгляд, не только умён, но и по-деревенски хитёр, «работал» иногда под простачка. Характерный случай: знаменитая поездка Брежнева по Сибири и Дальнему Востоку в 1978 году. (Потом мы все дружно обсуждали в партийных организациях мудрые записки генсека и мотали на ус). По-весеннему сыроватый Новосибирск с помощью авиадвигателей высушили и вычистили, так что он заблестел. Савенко среди встречающих на вокзале. Затем приём в обкоме КПСС в кабинете Горячева на Свердлова. Чтобы как-то выделиться, Юрий Петрович взгромоздился коленями на стол совещаний и так и вышел на общем снимке с генеральным – на голову выше остальных и весьма этим довольный. Газеты напечатали.
Виктор Семёнович Косоуров был человеком уже иной формации, время становилось всё более жёстким. Но меня лично однажды порадовал случай, когда на бюро обкома комсомола (редактор по статусу был членом бюро) обсуждался вопрос о гибели студента-стройотрядовца в Сузуне. Причина банальная – пьянка. Кто-то поставил вопрос об исключении из комсомола (а это значило и отчисление из института) ответственного товарища, который сам «принял» и не доглядел. Обсуждение уже склонялось именно к исключению, но Косоуров взял слово и расставил точки над i: давайте о судьбах людей подумаем.
Подавляющая часть наиболее активной молодёжи в те годы, естественно, проходила через комсомол. И многотысячные комсомольские организации заводов-гигантов имени Чкалова, «Сибсельмаша», Химконцентратов и т.п., и малые первички на стройках или в школах, магазинах терпеливо выполняли свою главную работу по организации и структурированию общества. И когда они внезапно все по «большому» уму в 91-м развалились, на какое-то время значительная часть молодёжи, прости меня, господи, буквально окрысела и стала стихийно сбиваться в стаи. И нам ещё долго расхлебывать последствия этого «прогрессивного» процесса.
… Кстати: в период службы на флоте я тоже был в комсомольском активе, и мне доводилось организовывать отчётно-выборную кампанию прямо в море во время похода. Очень интересно, между прочим: например, отстрелялись учебной ракетой – отбой боевой тревоги, а ты идёшь в девятый отсек проводить в комсомольской группе торпедистов отчётно-выборное собрание. Когда увольнялся в запас, начальник политотдела бригады кораблей для университета написал мне характеристику: «хорошие мореходные качества»…
Слышишь, время гудит: БАМ!
Наверное, у всякого большого дела есть даже не две, а три «стороны медали». Так, например, я очень хорошо помню, как «прямо» со съезда ВЛКСМ отправляли ударный отряд на БАМ, безусловно, самую значительную стройку того времени. И хотя споры о судьбе магистрали не утихают и по сей день, уверен, что она была и есть необходима, а в будущем, когда, надеюсь, прекратится это противостояние Запада и России, дальневосточный поток грузов наконец хлынет через страну в Европу, эти разговоры навсегда закончатся. В 70-е БАМ пропагандистки гудел так, что хоть затыкай уши. Моё поколение, наверное, хорошо помнит эту песню Муслима Магомаева («.. на просторах крутых БАМ!») с азербайджанским «акцентом», и как я не благоговею перед великим певцом и музыкантом, должен сказать, однако, что даже его песня в его личном исполнении в иные минуты воспринималась как ироническая насмешка над показушной казёнщиной. Не зря же в народе вспыхивали озорные частушки типа «Приезжай ко мне на БАМ…». И мне как журналисту «Молодёжки» довелось несколько раз побывать на великой стройке, и каждый раз всякая поездка заставляла меня о многом задумываться.
Первая поездка состоялась осенью 1976 года с группой сотрудников института «Сибгипротранс», которой руководил главный в ту пору инженер проекта (западный участок БАМа) Эдуард Антонович Приц (впоследствии директор института). Самолёт Новосибирск-Улан-Удэ, затем незабываемое путешествие на крошечном вертолёте МИ-2 над Байкалом, и вот мы в Нижнеангарске, где была база экспедиции «Сибгипротранса». По прибрежной гальке, где ещё и намёка не было на будущую магистраль, нас на тряском вездеходе ГАЗ-66 подбросили в расположение палаточного лагеря поисковиков, в котором помимо уже опытных специалистов работали студенты НИИЖТа (СГУПС) и – как это бывает в отдалённых местах – несколько работяг весьма сомнительного происхождения. Новосибирские проектировщики проводили изыскательские работы по будущему ложу западного участка магистрали. Очень хорошо помню разговор с Прицем: он отвёл меня чуть выше от палаточного лагеря и показал: видишь просвет между деревьями? Да, вижу. Это следы проектных работ, выполненные ещё до войны, – прорубили лёгкую просеку. Но почему не использовать старые изыскания? – спросил я. Требования, задачи изменились…
Из Нижнеангарска мы совершили ещё несколько поездок по местам изысканий, кое-где уже начиналась масштабная работа по сооружению базы для строителей. И делалось всё это настолько быстро и «засучив рукава», что когда я вновь попал в эти места пару лет спустя, в байкальских «прижимах» (сбегающие к воде откосы гор) уже вовсю кипели тоннельные работы.
А в 76-м ребята-ниижтовцы к нашему приезду выпустили своеобразную стенгзету: на кусках бумаги-миллиметровки (сейчас, наверное, не всякий знает, что это такое) нарисовали несколько замысловатых не то иероглифов, не то древних ведических фигур и были, по-моему, весьма довольны. Вечер провели у костра, и, не смотря на сухой закон, действующий на стройке с первых дней, пили «чай», пели песни и вообще чувствовали себя вполне комфортно. Запомнился извечный спор вокруг техники: тогда на БАМ уже начали прибывать мощные тракторы «Катерпиллеры» и подъёмные краны «КАТО», которым явно проигрывали отечественные аналоги. Но кое-кто из инженеров не сдавался: да пошли они…, наша техника всё равно надёжнее! Разумеется, разумеется, успокаивал их мудрый Приц. Переспали в «собачьих» спальниках на раскладушках, а утром кто-то поймал по радио сообщение: умер великий кормчий Мао… Начиналась другая эпоха. А на Севро-Байкальском перевале, в Нижнеангарске и Северобайкальске вовсю стучали топоры: первые отряды бамовцев сооружали первые жилые дома.
Мне посчастливилось ещё дважды побывать здесь. Спустя два года – с группой молодых учёных Сибирского отделения, возглавлял которую действительно молодой и уже известный химик Кирилл Замараев (впоследствии директор Института катализа СО АН СССР). Чувствовалось, что самому ему было очень интересно всё, что он видел. На встречи с руководством строителей он брал с собой кого-нибудь, а с остальными откровенно не понимал, что делать. Но не думаю, что эта поездка была для ребят бессмысленной, увидели они многое, но вот пользы от них БАМу… В один из дней в Северобайкальске по согласованию с местным комсомольским штабом стройки повесили у клуба объявление: «Встреча с учёными Сибирского отделения…». В назначенный час на площадку, где планировалась встреча, никто не пришёл. На минуту появился смущённый «штабист» и объяснил провал мероприятия так: в столовой проходит комсомольская свадьба, если желаете, то… Мы не пожелали и гордо отправились в гостиницу, откуда уже утром собирались на самолёт, чтобы лететь в Тынду, столицу БАМа.
Уже много позже, когда Новосибирск по приказу партии взял шефство над строительством станции Берёзовская (восточный участок БАМа), мы регулярно печатали материалы о ходе реальных поставок, работ, и я до сих пор знаком с некоторыми участниками и строительства Берёзовской, и агитбригадовцами той поры, среди которых, кстати, мой старый знакомый телевизионный журналист Виктор Серов, сам покрутивший на БАМе шофёрскую баранку не одну тысячу километров и впоследствии написавший книгу об этом.
За многие годы работы, связанные с комсомолом, я не раз убеждался, что успех какого-либо молодёжного дела определяется тем, насколько оно связано с реальной жизнью. Но и тут нужно найти своё место. К примеру, вспоминается шефская поездка к нашим солдатам, несущим службу на Крайнем Севере, в Тикси. Солдатики действительно встретили нас с распростёртыми объятиями, потому что очень скучали по Новосибирску, были рады любому контакту с земляками. Мы, совершенно осоловевшие от непривычного бесконечного летнего дня, что-то мямлили, дарили подарки, жали руки, но настоящим успехом пользовались те, кто живьём привёз сюда «искусство». Пусть самодеятельное, пусть это была всего лишь агитбригада из сельхозинститута, но хозяева восхищались её выступлением так, как будто внимали самому Муслиму или Дину Риду и падали от смеха, когда слушали сомнительные шуточки студентов.
После этой замечательной поездки к служивым на Север я столкнулся с неожиданной цензурной проблемой: правила в ту пору были сурорвые: всё, что касалось военных, даже праздничные парады, тщательно редактировалось, а «лишние» снимки и текст изымались. И от заметок о той поездке у меня остались жалкие безадресные сто пятьдесят строк на последней полосе. Но, честно говоря, дело не только в цензуре, неча на зеркало пенять… Не хватило журналистского мастерства и хитроумия, чтобы рассказать об «абстрактной» войсковой части. А написать-то было о чём: вот лишь несколько штрихов. Неподалёку от ВЧ в скалах маячили чёрно-красные муляжи якобы стратегически ракет: трепещи, потенциальный супостат, ежели что, мы тебя и через полюс достанем! Не силён я в военном деле, но думаю, наивно очень всё это. На прилегающей к солдатской казарме площадке ребята долбили ямки, вставляли в них трубы, заливали водой, которая вмиг замерзала, и волейбольная площадка вскоре была готова. А позади казармы высоко над землёй торчал на сваях «скворечник» туалета, и к нему вверх вёли деревянные сходни. На мой вопрос, почему так странно, объяснили: зимой снегу наметает столько, что приходится ходить, как на приступ…
А вот очерки о путешествии на БАМ, когда я как следует пообщался с изыскателями «Сибгипротранса», получились на славу, и в институте меня искренне поблагодарили. Да и читателю, надеюсь, было небезынтересно.
И Ленин такой молодой…
Здесь читателя надо бы предупредить, чтобы не быть неверно понятым. По убеждениям до сих пор я остаюсь несомненно «левым», даже в какой-то степени ленинцем, настолько уважаю его гений и вслед за ним уверен в неизбежности будущего социалистического всеобщего устройства. Но вот что любопытно: кое-что о нашей психологии тех лет. Редакция довольно часто принимала разного рода гостей: одних приглашала, других – нередко зарубежные молодёжные делегации – направлял к нам обком комсомола или туристическое бюро «Спутник». Всякий раз нужен был недорогой, но запоминающийся подарок. Обычно этим делом занимались девчонки-секретари, они, как водится, были неглупы и своё дело знали. Но на этот раз, когда в гости мы ждали молодого румына-писателя, секретарши на месте не было, и я попросил купить что-нибудь одну из юных сотрудниц, недавно окончившую Иркутский университет. Перед самым приходом гостя она поставила мне на стол довольно увесистый металлический бюст Ленина. Это, конечно, замечательно, сказал я ей, и хорошо говорит о твоей политической зрелости, но он (гость) ведь выбросит эту штуку при первом же удобном случае. Сотрудница очень огорчилась, надула губки, а злосчастный бюст после встречи мне вернул у лифта переводчик гостя, сказав, что мне эта вещь, пожалуй, будет нужнее...
А вообще-то встречи в редакции – часто не смотря на занятость – приносили нам новые впечатления, и мы были им в целом рады. Но, конечно, особенно рады тем людям, с кем сами хотели получше познакомиться. А некоторых приглашали даже по нескольку раз: так, например, солист балета Александр Балабанов надолго стал нашим другом. Часто это были известные спортсмены, тут Толя Михальцов был на высоте. В то время прекрасно играли наши баскетболистки-динамовки, гостем редакции был знаменитый хоккейный судья Юрий Карандин и другие. Валя Игнатенко водила деятелей искусства. Сам я хорошо был знаком со всеми собственными корреспондентами центральных газет, и они по очереди «отмечались» у нас. Например, Николай Самохин, писатель и собкор «Литературки», буквально заворожил нас своими устными рассказами и анекдотами, которых он не просто много знал, а они были как бы одной из форм его мышления. А сама среда его существования дышала тонким юмором и необыкновенной дружественностью. (Потом, в конце 80-х, случился этот трагичнейший январь в Подмосковье, и наш общий друг ушёл от нас навсегда. В голове не укладывается до сих пор почему…)
Одна такая встреча лично для меня растянулась даже на несколько лет, – транс-встреча. Осенью 1981-го, учитывая особую значимость поездки группы нашей интеллигенции в Англию, меня прикомандировали к ней кем-то вроде комиссара. (Ну, в составе группы был, конечно, один совершенно «обязательный человек», а я вроде как неофициальный ответственный от обкома). Отношения с капиталистами после попытки срыва Московской Олимпиады – хуже некуда. Наша группа – предупредили на инструктаже в Москве – первая туристическая за год.
Самолёт пошёл на посадку в Хитроу, мы прильнули к иллюминаторам и ахнули. В Европе, по рассказам наших газет, свирепствовал энергетический кризис, дело доходило до веерных отключений электричества. Но весь вечерний Лондон с высоты птичьего полёта казался сплошным морем огней и ярко освещённых стадионов. Казалось, что кроме футбольных полей там, внизу, ничего нет. Некоторых из нас, особо слабодушных, охватило нечто вроде лёгкой паники. Эта паника усилилась на другое утро, когда мы неподалёку от Лондона в Норидже пошли по утопающим в изобилии магазинам, а денег нам поменяли по пятнадцать рублей, – таковы были правила.
Горько и смешно, но нас повсюду сопровождали «узнаваемые лица», с которыми мы накануне выпивали за знакомство в гостинице, – внимание «специалистов» с английской стороны было очень плотное. Но и программа была отменная. После нескольких дней «карантина» в Норидже – Лондон, поселили в доме для приезжих какой-то религиозной миссии, специализирующейся на приемах полуголодной молодёжи из развивающихся стран. Но места посещений и приёмов – по высшему классу: Вестминстерское аббатство, парламент, встреча с несколькими депутатами, вечерний клуб молодёжи, театр, музей мадам Тюссо и т.д.
Весь Норидж и Лондон с окрестностями были оклеены фотографиями со свадьбы принца Чарльза и принцессы Дианы, – кому-то из нас нравилось, я недоумевал: что это за дурацкий национальный праздник? Зато во время посещения университета представители оппозиция нам подарили значки с изображением крысы (в прямом смысле) Тэтчер. Расчувствовавшись, я в ответ подарил одной даме сувенирный рубль с профилем Ленина и брошюру «Империализм как высшая стадия капитализма» с его портретом. Она показушно поцеловала монету и спрятала побыстрее всё подальше от греха.
По прилёте в Москву в Шереметьеве обязательный досмотр багажа. У одной нашей комсомолки изъяли томик Солженицына. Но этот факт не имел никаких последствий: позже она сделала неплохую карьеру.
И вот, представьте себе, через год ответный визит английской молодёжи в Новосибирск, – значит, и мы недаром ездили, и англичане искали контакта с Советами. Знакомая нам по Англии переводчица – в роли руководителя группы. Мы, новосибирцы, все созвонились, скинулись и устроили англичанам тёплый вечер в кафе ДК «Строитель». Всем достались сувениры, мне – отличные, а ля звёздно-полосатые шнурки для башмаков. Не знаю уж, с намёком или случайно…
Вместе весело шагать по просторам…
Когда в новую эпоху в Новосибирске не просто сами по себе, а по недалёкому умыслу некоторых служивых людей практически исчезли почти все ведущие газеты, не то слово сказать, что мы все от этого очень много потеряли. Я абсолютно убеждён (и есть хороший пример Москвы, а также наших соседних регионов), что печать, именно печатное слово надо холить и лелеять. Общаться руководству региона, города или даже страны с народом через интернет (далёко не всю информацию можно подать с помощью того же ТВ) – это то же самое, что нюхать розу через противогаз или того хуже (мужчины знают)…
В равной степени я убеждён, что молодёжи необходимы свои издания – газета, журнал, альманах и т.п. У новой власти в нашей области не хватило на это ни ума, ни пороху. «Молодёжка» как законная младшая сестра «Комсомольской правды» в своё время прекрасно исполняла свои функции не только агитатора и пропагандиста, но и несла своё живое слово, мнение, взгляд в массы. Разумеется, под глазом обкомов КПСС и ВЛКСМ. Но сегодня мне мало кто поверит, что «глаз» этот был совсем не докучливым, опека – едва ощутимая, и за семь лет работы редактором я не помню случая, чтобы, допустим, на бюро первый или другой секретарь обкома сказал: «Что-то у нас, товарищи, понимаете ли, редакция «Молодости Сибири» хреновиной занимается!» Не было этого. И вместе с тем мы работали в тесном контакте, были продолжением общей большой работы по воспитанию «подрастающего поколения».
Первейшие наши коллеги – аппарат организационного отдела обкома, отделов пропаганды и учащейся молодёжи. Совместно со штабом ССО (стройотряды) мы много лет выпускали специальный вкладыш, посвящённый летнему трудовому семестру, и потом распространяли его по отрядам. Помню, как сам в качестве корреспондента не раз принимал участие в рейдах «Комсомольского прожектора» по городу и области. Безо всякой натяжки могу сказать, что там, где была молодёжь, там была и наша газета. Наши специальные посты действовали на важнейших комсомольско-молодёжных стройках (ВАСХНиЛ, Новосибирский электродный завод, БАМ). Наша лучшая и самая эффективная опора того времени – райкомы комсомола и крупные первички заводов им. Чкалова, «Сибсельмаш», «Сибтекстильмаш» и др. (Заводов «Химаппарат» и «Химконцентрат» для прессы из соображений «секретности» как бы не существовало). Мне приходилось бывать на сотнях комсомольских собраний того времени, и я вынес оттуда на всю жизнь твёрдое убеждение в необходимости мощной общественной структуры для молодёжи. Да, формализма хватало и в наши дни, но кому-то очень мешала набивать краденым карманы структура, в основе которой лежала коммунистическая идеология. Что уж там говорить о партии или Народном контроле…
Буквально несколько предложений об одной из поездок в область. Из письма в редакцию узнал, что в Спирине Ордынского района в тяжёлых условиях живёт старушка, которая ещё в 30-х годах принимала активное участие в коллективизации. Поехал на автобусе, нашёл нужный адрес. Оказалось, что старая женщина (язык не повернётся сказать «дама», а жаль) действительно прожила даже чересчур бурную жизнь и под старость лет оказалась в родной деревне с мизерной пенсией, потому что не заботилась о «бумажках», и сейчас доживает на усадьбе родственника в отдельной избушке (буквально так – печь, кровать, стол и табуретка на четырёх квадратах). Когда я изучил её «бумажки», толково побеседовал и рассказал о ней родственнику, он был немало изумлён и пообещал улучшить её положение. А потом старую комсомолку взял под опеку райком, отремонтировали её избушку, помогли материально, жизнь чуть улучшилась, и то ладно.
Справедливости ради надо сказать, что встречались в моей журналистской судьбе экземпляры и другого рода. Например, в Искитиме рассказали об одной женщине, по доносам которой перед войной отправили в лагеря немало её знакомых. Бывали и такие. Или: один активист коллективизации так живописал мне свою работу в Бурмистрове, что у меня волосы встали дыбом. Я сидел, слушал эту сволочь и думал: боже мой, вот такие типы уничтожили моего деда, дядю по матери на полжизни законопатили на Колыму, а сейчас геройствуют… Так что не всё и в журналистике было гладко и складно. Например, отец одного высокопоставленного в области человека однажды хвастался мне, как на фронте в конце войны расстрелял ни за что ни про что группу ошалевших от страха беглых фашистов в лесочке, потому что не знал, что с ней делать.
Это я вспоминаю не потому, чтобы лишний раз подчеркнуть, что война это грязное и тяжёлое дело, а потому, чтобы мы помнили, что жить по человечески – это вообще очень непросто, и это где-то там, далеко, в Сирии или Донбассе стреляют, а нам до этого и дела нет. Помните у классика: колокол звонит по тебе…
Раз дощечка, два дощечка, будет лесенка…
Мне бы не хотелось, чтобы у читателя сложилось впечатление, что мы в 70-е только и знали, что освещали социалистическое соревнование комсомольско-молодёжных бригад, писали о комсомольской дисциплине и т.п. Это была нормальная жизнь во всём её многообразии – и с хорошим, и дряни хватало. Например, был ли комсомолу изначально присущ бюрократизм? Вряд ли, задумка была уж очень хорошая. К тому же, как известно, бюрократами не рождаются, а становятся. И попробуй обойтись без них в любом налаженном деле, особенно если сама структура объединяет миллионы и миллионы. Сам я всю жизнь проработал в прессе, в том числе комсомольской и партийной, хорошо знаю, что такое быть «рычагом» и «проводником», но, честно говоря, до поры до времени никогда особо не тяготился этим. Потому что иной жизни просто не знал и к тому же хорошо понимал, что без управленческого аппарата, бюрократии, в хорошем смысле слова, её советской иерархии в виде номенклатуры в серьёзной кадровой политики, просто не обойтись. А кадровая политика, или работа с кадрами при советской власти была по нынешним временам на недосягаемой высоте. (Уж воздержимся от банальностей типа «кадры решают всё»). Управленческие кадры в те времена очень даже хорошо готовили. Начиналось всё со школы: староста класса, звеньевой, председатель совета отряда, член, председатель совета дружины, комсорг, член, секретарь комитета комсомола школы, факультета, вуза, цеха, завода и т.д. по «лесенке», которая на определённом этапе, в зависимости от твоих личных способностей переплеталась с иной, уже партийно-государственной структурой. И случайных – за деньги или по знакомству – людей там не было.
Мне лично довелось пройти многие ступени этой лестницы, пока я не нашёл «своё», о чём мечтал с юности – журналистику, и никогда не жалел ни о должностях, которые постепенно занимали мои бывшие и настоящие комсомольские друзья, ни о «потерянном» времени. Журналистика – чУдная профессия, если ею заниматься серьёзно, предоставляет массу личных знакомств с интереснейшими людьми, позволяет быть и наблюдателем, и в разной степени участником важнейших событий. От комсомольских съездов, в моём случае, до последнего XXVIII съезда КПСС, когда вслед за закрываемыми в Кремлёвском дворце съездов дверьми за спиной уходящего Ельцина отсекалась целая эпоха…
…Любопытный штришок о том, как мало, в сущности, по жизни меняются люди. В силу профессии и довольно коммуникабельного характера от комсомольских лет у меня остались сотни друзей и знакомых. С десятками из них судьба пересекала меня в жизни по делам, сейчас в силу возраста – в основном по социальным сетям. И с улыбкой сегодня замечаешь, как был Вася с младых ногтей склонен к некоторой позе, так и остался, а вот Таня – до сих пор душа любой компании, в том числе и фейсбучной.
И далеко не всё в нашем славном комсомольском журналистском прошлом было так уж радужно. Вызывает меня однажды к себе заведующий сектором печати обкома КПСС: как ты объяснишь вот это? И показывает длинную «телегу» на меня, какой я бесчестный редактор, потому что такому-то человеку не заплатил положенные по договору деньги за выполненную журналистскую акцию. Пишу объяснительную: договор был устный, человек наблюдает за работой религиозной секты и пишет непредвзятые заметки об этом. Мы их публикуем и выплачиваем причитающийся гонорар, иных источников финансирования у нас нет, и сумма гонорара заранее была обговорена. Вопрос, вроде, был решён, но осадочек остался. С тех пор с парнем этим, который позже стал известным журналистом и издателем, мы не здоровались, хотя я об этом жалею: то ли «жаба» его придавила, то ли похуже? Знаю немало случаев, когда «бомбардировки» жалобами в «инстанции» человека со свету сживали. Одним из них, кстати, был прекрасный человек и редактор «Вечёрки» Виктор Анатольевич Гордин, которого «телеги» довели до того, что он вынужденно ушёл на пенсию далеко раньше времени. Но это отдельная история…
К сожалению, вместе со многим положительным «номенклатуре» было присуще и некое повышенное внимание (назовём это так) к продвижению коллег по служебной лестнице. И бесконечные разговоры о том, кто куда на чьё место и за какие заслуги, и были ли связи и т.д. и т.п. – всё это наличествовало. Но это как воспринимать: одним по «барабану», другие ловят каждый штрих, чтобы затем в узком или нужном кругу щегольнуть осведомлённостью. Я знал одну партийно-комсомольскую дамочку, которую хлебом, бывало, не корми, но дай сходить на чьё-нибудь собрание, особенно, если «жареным» пахнет. Помню одну такую из Кировского райкома. «Пролетел» я однажды на работе: по личным делам мне нужно было на три дня отлучиться из Новосибирска, и нет бы это сделать официально, но личные дела тогда не афишировались, в телестудиях родство не устанавливали и наследство не делили, и я, не потратив, кстати, редакционных денег, купил себе билет, оставил за редактора вместо себя товарища и уехал. Партийная организация была в редакции маленькая, да удаленькая, а я был глуп и не понимал, что коли ты редактор, то блюди! И другой «товарищ», который сразу после моего назначения мне однажды заявил, что редактором должен быть он, а не я, сразу же, как я уехал, развил бурную деятельность по выяснению обстоятельств моего отсутствия на работе, а когда я вернулся, потребовал моего исключения из партии за нарушение трудовой дисциплины. Сами понимаете, что это тогда значило: конец не только карьере, но, не исключено, вообще профессии. Хорошо разогретое собрание приняло решение – исключить. Дело передавалось в партийную комиссию райкома, а там заседали такие принципиальные волки… Совсем я нос повесил. Старая, ещё с флота язва желудка открылась. Пропало дело. Прихожу на партийную комиссию. И вдруг чую: ветераны партии не такие уж бездушные люди – вникли в детали личной жизни, убедились, что казённых денег я на дорогу не тратил, разобрались по-человечески, поругали, конечно, но ограничились «строгачём». Через год, учитывая плодотворную работу, с меня выговор сняли. А ведь всяко могло повернуться… Попался бы в составе парткомиссии, как у нас в редакции, один особо «целеустремлённый», и нету «комсомольской биографии». Какие любопытные ассоциации! Помните случай на бюро обкома, когда Виктор Косоуров парня-стройотрядовца пожалел? Вот то-то и оно…
Пишу эти строчки и надеюсь быть правильно понятым: не «чернуху» выковыриваю, а хочу, чтобы читатели хоть немного почувствовали вкус той эпохи.
Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные…
В «наше» время существовало много чего загадочного: если, например, Академгородок, Краснообск, Нижняя Ельцовка – основные столпы фундаментальной, медицинской и сельскохозяйственной наук были для журналистов доступны и всегда охотно шли на контакт с прессой, то вот Кольцова с «Вектором» вроде как бы и не было: ну, что вы, какая микробиология? Отродясь не слыхивали! И в самом деле, впервые я познакомился с настоящим учёным-микробиологом только в поездке делегации нашей области в Германию в 1992 году. И смех, и грех: когда были в гостях у знаменитой компании «Босх», немцы поинтересовались: где-то под Новосибирском вроде как существует родственный нам институт… Да, с готовностью отозвался наш руководитель, а вот и генеральный директор «Вектора» академик Сандахчиев! И Лев Степанович смущённо поклонился… Но это к слову. А если серьёзно: научная молодёжь и всё, всё, всё с нею связанное в «добрые старые времена» были всегда в центре внимания и обкома комсомола, и газеты. Этот был, безусловно, один из важнейших участков нашей работы.
Правда, после знаменитого и скандального фестиваля бардовской песни в Академгородке и шума вокруг выступлений диссидента Галича в 1968 году, и прихлопнутой чрезмерно активной коммерческой не по времени и эпохе деятельности научно-производственного объединения «Факел» в 1971 году, отношение ко всем начинаниям научной молодёжи было всё-таки несколько настороженное: что там они ещё выкинут? И вот что особенно любопытно: «выкидывали» постоянно что-нибудь новенькое и интересное, нередко смелое. Всем известны знаменитые Интернедели той поры, команды КВН последних советских десятилетий, «подарившие» миру немало известных людей. Многочисленные конкурсы, маёвки, песни и концерты на весенних площадях и лужайках. Известные всему миру гости, стенгазеты в десятки метров, где позволительно было многое, попробуй, партком, вылови! И главное – ощущение вольницы, разумеется. И хотя где-то рядом не дремлет чуткий партийный глаз, всё же как бы свобода – в первую очередь от скуки будней и обязательности ежедневной лямки. А нередко можно было ещё и заработать, как на том же фестивале бардовской песни или в «Факеле», финансовые операции которого опасно росли, и поэтому и у власти, и у комсомольско-партийных органов «крышу» сносило от забот, как бы чего не вышло, и почти невозможно было в этих условиях совместить развитой социализм и предпринимательскую жилку молодых учёных. Дай бог, если это когда-нибудь всё-таки получится! Если кто-то считает, что в новой России эта проблема с помощью тех же технопарков уже окончательно решена, то, полагаю, он пока приятно заблуждается. И здесь инициаторы до сих пор по грани закона ходят, что время от времени подтверждают внезапные проверки счётной комиссии и последующие кадровые перестановки в технопарках. Мораль: будь честным, а это, когда серьёзными деньгами пахнет, очень сложно.
Но нашлись, слава богу, люди, которые не дали кануть в Лету памяти всех начинаний в Академгородке вообще и в НГУ, в частности. Один из активистов 70-х, в последующем профессор НГУ Алексей Борзенков сделал главной темой своей научной работы историю неформальных движений от знаменитых Интернедель и «маёвок» до анализа молодёжного, как он писал, нонконформизма, – вроде как протест, но не жёсткий. Он и сам по себе, к сожалению, теперь уже был, легендарной личностью и отличался каким-то особым бессребреничеством. Недаром про него в своё время такую эпиграмму сочинили: «Спала немытая Россия при тусклой лампе Маленкова, когда вовсю заголосила мать при рожденьи Борзенкова». Говорят, над его кроватью в общаге висел плакат «Колыбель революции», а на двери комнаты, в которой он жил, красовалась надпись «Музей революции».
А другой, более поздний свидетель «славных общественных дел» Академгородка бывший первый секретарь райком комсомола Алексей Гордиенко написал об этом философскую монографию и несколько лет был главой администрации Советского района. Вообще, то, что касается памяти о прошлом Академгородка и всего Сибирского отделения, тут всё в порядке: и общественность много работает, вплоть до создания музеев, и Институт истории СО РАН тематические сборники монографий выпускает, и издательства на эту тему охотно откликаются, да и в коллективах почти каждого института находятся энтузиасты, которые не дают захиреть памяти о действительно славном прошлом. Хорошо бы кто-нибудь собрал со временем полную библиотеку книг и рукописных изданий об Академгородке. Кое-кто такие попытки уже предпринимает, – успеха ему!
Но мне бы хотелось коснуться ещё одной особо важной темы – научно-технического творчества молодёжи. Этому направлению мысли в Академгородке всегда уделялось особое внимание. И сегодня, даст бог, и власть не забудет, активная деятельность уже на прочной материальной базе технопарка немало способствует этому. В 70-80-х некоторые секретари обкома комсомола тоже были увлечены этой темой. Тяготели к науке, если так позволительно выразиться, а затем и связали с нею всю свою жизнь Александр Евсеенко и Игорь Гомеров. «Молодёжка» тоже руку приложила. Из крупных мероприятий тех лет хорошо помню июль 1981-го: в Академгородке состоялся Всесоюзный форум «Развитие производительных сил Сибири». Насколько «задним умом» сейчас понимаю, инициаторами форума были только что назначенный новый руководитель Госкомитета по науке и технике СССР академик Гурий Марчук, переведённый из Новосибирска, и недавно избранный новый председатель Сибирского отделения АН СССР академик Валентин Коптюг. В работе форума принимали участие и придавали ему особый повышенный статус значимости секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин и президент академии наук СССР академик Анатолий Александров. Разумеется, здесь же были руководители крупнейших регионов Сибири, заинтересованных ведомств Совмина.
Запомнились два эпизода, один из них курьёзный. Когда на пленарном заседании в Доме учёных выступал Анатолий Петрович Александров, он убедительно попросил журналистов-телевизионщиков выключить софиты: «Вы мне всю лысину изжарите!». А когда начал говорить – иная напасть, один из микрофонов на трибуне перед ним вдруг заговорил тоже, – как позже выяснилось, это собкор ЦТ Игорь Соснин запутался в переключениях режима, а магнитофон был устроен так, что мог воспроизводить записанное. Александров вообще рассвирепел, а Игорь, спотыкаясь, кинулся к трибуне и, обрывая провода, отключил микрофон.
Зимянин тоже вёл себя как не как гость, а московский хозяин. Он поддержал тезис Александрова о том, что в Советском Союзе нужно развивать самостоятельную, независимую от Запада экономику и науку (очень похоже на нынешний день), а что касается многочисленных замечаний и просьб о каком-то дополнительном финансировании, особых условиях социально-экономического развития – забудьте, время не то… Как сейчас выясняется, времена в нашей стране всегда как-то не очень, и с деньгами тоже постоянная напряжёнка…
…Относительно недавно в малом зале Дома учёных состоялась встреча депутатов Законодательного собрания области с руководством Сибирского отделения и директорами ведущих институтов: новый виток разговоров про шестой технологический уклад, связь науки и производства и т.д. и т.п. В России интересно жить долго и наблюдать, как с новым энтузиазмом и даже душевным восторгом народные избранники и чиновники снова говорят одно и то же. Польза от этих разговоров есть несомненная, но всем давно ясно, что пока сам бизнес новой России не заинтересуется внедренческой работой, пока не увидит в ней прямой и ясный смысл, потому что ему это очень выгодно, может быть, даже выгоднее, чем скважины бурить, толку не будет. Хотя, не исключено, этот день может наступить быстрее, чем сегодня представляется...
+ + +
Недавно в интернет-чате как бы возобновили давнее наше знакомство с одним «бывшим». Тоже, мягко скажем так, человек в годах, но в силу должностного положения сумел кое-что раньше говорили «скоммуниздить» – сейчас – приватизировать. Но не утратил работоспособности головы, и сегодня социальные сети предоставляют ему возможность почти былого широкого общения и чуть иногда прихвастнуть достатком (это уж как водится у русских людей).
Изучив мою страничку в ФБ, он как-то воскликнул: «Я понял, ты типичный не сказать нищий, но малоимущий государственник-патриот, которого предали его прежние лидеры, давно исчезла страна, в которой ты жил, и до сих пор пребывающий в иллюзии, что миром правит так называемая правда, в которой якобы сила».
Я задумался: обижаться на таких – смешно и даже грешно, они при слове «интеллигенция» до сих пор в лучшем случае полагают, что она вся давно тоже куплена, в худшем – по-прежнему за пистолет в мыслях хватаются. Как объяснить человеку, пусть с противоположной позицией, свою точку зрения, чтобы он хотя бы усомнился, что бывают люди другие. И я предложил ему свой собственный алгоритм, который – если человек захочет, конечно – позволит ему не заблудиться в современном «лабиринте», почти совсем утратившем нравственные ценности. Я предложил своему старому знакомому простую формулу, типа детской игры в «да» и «нет» не говорить, черно с белым не носить..»…
Свобода слова – «да», словоблудие и мат – «нет».
Россия – «да», прибежище для негодяев – «нет».
Власть – «да», коррупционная, лживая – «нет».
Народ – «да», толпы подонков – «нет».
СМИ – «да», ТВ в российском варианте – «нет».
Искусство – «да», пошлость – «нет».
Патриотизм – «да», за деньги – «нет».
Вера – «да», в царя-батюшку – «нет».
Свобода личности – «да», без ветрил – «нет».
И т.д., и т.п. Можно продолжать до тех пор, пока ВЫ САМИ не составите список того, что безусловно «хорошо», и того, что «плохо». Совсем не обязательно копаться в партийных программах и кандидатов в президенты, и в депутаты: мы сами на основании собственного нравственного чувства (если будем честными, прежде всего перед самими собой) в состоянии определиться в этом мире. Абсолютно ничего сложного в нём нет, – всё то же, как и четыре столетия, и четыре тысячелетия назад: сначала было слово, потом скрижали, ещё позже скромные попытки отдельных гениев прочистить наши мозги – от «to be, or not to be» до «белого венчика из роз» и наивного доброжелательного плагиата Морального кодекса. И я лично верю и надеюсь...
КОНЁК ВОРОНОЙ
Бывших журналистов, как, впрочем, и «комсомолят» не бывает. Но чтобы понять эту немудрёную истину, лично мне пришлось «отмотать» пять десятилетий в прессе, или, как сейчас говорят, в СМИ, из них девять лучших – хотя бы потому, что первых – в молодёжной печати. Ну, и уж естественно – семь лет редактором «Молодёжки» – «Молодости Сибири» – с 1975 по 1982-й – кое-что значат.
Пришёл я в областную молодёжную газету (орган обкома ВЛКСМ) по приглашению тогдашнего редактора и попутно поэта Виктора Овчарова. Был он немолод, под сорок, крепок и силён, тайно гордился шрамом от фашистской пули, которая едва не отправила на тот свет в оккупационной зоне русского пацана, а после работы сам любил за чаем посидеть, и мы были не против. Это он, Виктор Викторович, придумал, чтобы своеобразным гимном «Молодёжки» стала популярная в те годы песня «Там, вдали за рекой…»:
…Он упал возле ног
Вороного коня
И закрыл свои карие очи.
— ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих...
К этому времени я был уже довольно тёртым человеком, послужил на флоте, поработал на заводе, окончил заочно университет, начинал входить и в журналистскую профессиональную форму, но, честно сказать, плановую, хорошо продуманную газетную работу встретил только здесь, у Овчарова. Человек он, не смотря на пристрастие к поэзии и вообще довольно вольной жизни, был в работе аккуратный, ответственный и того же требовал от нас.
Меня это вполне устраивало, я был настроен именно на настоящую работу и я зачастил в командировки по области, исследуя не только «трудовую доблесть передовых строителей коммунизма», но и широчайшее поле жизни простых советских людей, среди которых в те годы были живы не только ветераны войн, но ещё и ЧОНовцы, и свидетели коллективизации, и даже горе-герои, своими руками разрушающие до основания храмы Колывани, Завьялова, Новосибирска и даже гордившиеся этим. Это потом уже к нам всем приходило понимание, что не всё было ладно в прошлом Отечества. Постепенно вместе с изменением «генеральной линии партии» приходило осознание и ошибок отцов, и собственной близорукости, но никогда бы у меня язык не повернулся назвать свой народ совками, как это стало возможным и даже показушно горделивым несколько позже...
Буквально через год Овчарова пригласили на работу собкором в набирающую силу «Советскую Россию», и меня утвердили редактором «Молодёжки» вместо него.
Об этом можно отдельно сказать несколько слов. Существовало в ту пору такое понятие «номенклатура». Так вот редактор «МС» тоже входил в номенклатуру обкома КПСС и одновременно ЦК ВЛКСМ. А это значит, что перед утверждением в должности меня провели по всем ступеням собеседования и в обкомах ВЛКСМ и КПСС в Новосибирске, и даже показали на этажах «согласования» в ЦК ВЛКСМ. После этого я впервые оказался на заседании бюро обкома КПСС, где сам Фёдор Степанович Горячев, покосившись на меня, спросил Юрия Савенко, первого секретаря обкома комсомола:
– Выдержит, не сбежит?
– Он сибиряк, Фёдор Степанович! – заверил Юрий Петрович. И вопрос был решён.
За все десятилетия работы в журналистике (и немало лет на руководящих, так сказать, должностях) я, честно говоря, до конца так и не понял, как формируются хорошие редакционные коллективы: наверное, немножко мозгов редактора и главное тут всё же – госпожа удача. Так вот «Молодёжка» тех лет была несомненно сильным коллективом.
Вчитайтесь в названия отделов редакции: для нынешнего уха они звучат несколько экзотически, но для посвящённого – это своеобразная музыка. Сам я пришёл в редакцию заведующим идеологическим отделом (политучёба, пропаганда и агитация), а моя сотрудница и коллега Валентина Игнатенко (впоследствии Мальцева) ведала вопросами культуры и искусства. Виктор Юкечев (тот самый, который впоследствии стал редактором перестроечной «Сибирской газеты») возглавлял отдел комсомольской жизни (тут всё понятно, добавлю совсем уж для «тёмного»: нам, к счастью, довелось жить в структурированном обществе, где, безусловно, основную организующую функцию в молодёжной среде выполнял комсомол). Александр Корчуганов – отдел рабочей и сельской молодёжи (именно коммунистический труд сделал из обезьяны человека!). Татьяна Киршина (впоследствии Зак) и Лидия Живлюк– отдел учащейся молодёжи, – школы, студенчество и «святое» – стройотряды. Отдел спорта – сначала забияка, резкий, всё время нарывающийся на конфликты с бюрократами от спорта Анатолий Михальцов, потом – помягче, «художественный» Александр Гуринович. Отдел писем – хитроумный Валерий Игошин, потом Владимир Макеенко и Александра Попова. Ответственным секретарём все эти годы был незаменимый Анатолий Сидоров. Но это я назвал лишь несколько человек «основного состава», на самом деле подлинную школу «МС» прошли десятки ставших впоследствии известными журналистов. Среди них один из первых депутатов Госдумы Борис Коновалов, которого мы «выписали» (беспрецедентный для технического вуза случай) по распределению из НЭТИ. С тонким юмором Сергей Бобровский, молчун-аналитик Валерий Бущик, фотокор Виталий Скок, заражающий нас нескончаемой любовью к рыбалке Владимир Кузнецов, необычайно энергичная и предприимчивая Татьяна Фаст (впоследствии собкор «Литгазеты» в Риге и сейчас главный редактор прибалтийского журнала «Открытый город»), Анатолий Русанов, Татьяна Шипилова, Наталья Поцелуёнок и многие, многие другие.
Нам удавалось, на мой взгляд, главное: не потерять за казёнщиной образ живого человека. Нелегко это было, но мы жили среди живых людей, – да, передовиков и ударников, членов комсомольско-молодёжных бригад, настоящих трудовых ребят, которые тоже отдавали дань известным условностям, но для которых, кроме работы и комсомола, существовала и обычная человеческая жизнь.
Трое суток шагать…
Пешком в наше время журналисты уже ходили, конечно, мало, но приходилось и мне лично иногда бывать там, куда не добраться никак, кроме как на своих двоих. Но эти случаи, можно сказать, экзотические, их можно по пальцам перечесть, а вот область и страну я повидал изрядно, да и за рубежами – случалось.
И вот когда меня попросили написать эти заметки, первое, что я сделал, пошёл в областную научную библиотеку и поднял подшивки тех лет, когда работал в «Молодёжке». Удивительное это было погружение в своё – не скажу всегда славное – прошлое. (И как это здорово, что какие-то заботливые люди, оказывается, всю жизнь только тем и занимаются, что «коллекционируют» по службе старые газеты).
Открываю наугад подшивку 1980 года. На первой полосе справа от сине-праздничного новогоднего плаката на «красном» месте «фантастический монолог»: «Ночью под луной не спится трактору марки «ДТ-75». (Если кто не знает, напомню, что это самая популярная марка гусеничного дизельного трактора в то время и основное орудие сельскохозяйственного производства: на ДТ пахали, сеяли, возили зерно и силос, и даже – прости их господи! – людей, – в тележках доярок в поле или студентов на картошку). И вот, значит, трактор под новый 1980 год мыслит и воспроизводит свои мысли в газете о судьбе молодого механизатора Николая Савина из колхоза «Большевик» Ордынского района, как он здорово живёт и работает. Так, смотрим подпись: «Думал, как трактор А. Безлошадный». Скорее всего, это я сам – редактор – и «думал», но за давностью лет, честно сказать, забыл.
Признаться, такие вольности мы позволяли себе нечасто. Но тут можно: Новый год, то да сё…
Листаем дальше. Ага, вот это тоже интересно: «28 декабря (перед Новым годом) в Доме политического просвещения обкома КПСС состоялась XXI областная комсомольская конференция. С отчётным докладом выступил первый секретарь обком комсомола В. Косоуров». И дальше: секретарями обкома организационный пленум вновь избранного состава избрал В. Косоурова, С. Михайлова, В. Ловцова и О. Тучину. А редактором газеты «Молодость Сибири» пленум вновь утвердил члена бюро обкома А. Надточия...
Немного позже, в канун 21 января: шапка «Комсомолец! Следуй заветам Ленина!» и идёт анкета, ответы на вопросы которой подразумевают наше полное соответствие великому учению…
Заголовки последующих номеров по-своему замечательные: «Девиз молодых – пятилетку досрочно!», «Работа на «отлично»!, «Швейники – юбилею»…
А вот новая рубрика: «Агитпоезд в пути» и рассказ о том, как работает реальный агитпоезд «Кулундинский» в Купинском районе. И фото местного фотокора Бориса Москвина: сельская молодёжь, сплошь добротно одетая в песцовые меха (было такое время) радостно машет прибывшим агитаторам. Несколько номеров спустя – очерк «Твое мгновение, машинист» о кандидате в депутаты Верховного Совета РСФСР машинисте Барабинского депо Сергее Титкове (дай бог здоровья нынешнему депутату областного Законодательного собрания).
Здесь на специально отведённой полосе заведующая отделом писем Саша Попова подробно анализирует текущую почту: «Какой быть «МС» -80». Очень толковая по-журналистски полоска. Литературная страничка «Утро»: опубликован крохотный (думаю, из-за места) рассказ молодого писателя Михаила Щукина «Настя», заметки о творчестве очеркиста-мэтра Евгения Лучинецкого, новые стихи Нины Греховой: «Лист ещё не упал, но надорван, заворожен звездой ледяной. Где мой друг?...»
Вот тут нечто особенное: рубрика «Кавалер ордена Ленина», «Где не могли все – он мог!» Саша Гуринович пишет репортаж из ДКЖ с проводов из большого спорта Александра Тихонова, – великий спортсмен плачет и утирает платком слёзы.
Кто-то хорошо знакомый, но ещё молодой смотрит на меня с полосы: читаю очерк «Кандидат комсомольских наук» о председателе совета молодых учёных Сибирского отделения Николае Ляхове (сейчас академик, научный руководитель Института химии твёрдого тела и механохимии СО РАН).
А вот и событие в самом Академгородке: после уже описанной мною конференции «Развитие производительных сил Сибири»
В ДК «Академия» состоялась встреча с одним из приглашённых её участников Борисом Павловичем Никитиным. Сейчас вряд ли кто припомнит его систему воспитания собственных многочисленных детей, основанную на особом напряжении и усиленном развитии интеллекта и физических данных ребятишек. Я хорошо помню эту встречу, поёживаясь, наблюдал, как его дети на сцене ДК выделывали номера своими телами. Цитата: «Ваня Никитин в свои 11 лет отрывает от пола около 150 килограммов, хотя сам весит 50. Дети Никитина бегают по снегу босиком, не страдают простудными заболеваниями, переходят из класса в класс «через ступеньку» и т.д.» Вряд ли подобный опыт может быть широко тиражируемым, но задуматься заставляет…
Так, так, так… А вот уже и 1981-й год. Указ Президиума верховного Совета СССР о награждении товарища Брежнева Леонида Ильича очередной Золотой звездой Героя Советского Союза… И потрет соответствующий. Не дай бог повторения опыта…
Скромная заметка ТАСС: в Польше главари «Солидарности» объявили «забастовочную готовность». И рядом соседствует прекрасная аналитическая корреспонденция Наташи Ивониной «Требуется человек с дефицитными качествами», – о проблемах детских клубов, которые в «новой России» почти повсеместно угробили. А я помню, что только в округе издательства «Советская Сибирь» их было множество: и спортивных, и технических. Ох, ребята, не всё было плохо у Советской власти…
Поздней осень 1981-го я опубликовал сдержанные, но настороженные заметки о нашей поездке в Англию: «Нулевой меридиан», – куда склоняется Великобритания Тэтчер в своей политике: на восток, в сторону Европы и Советского Союза, или ей привлекательнее хищная Америка? 37 лет прошло, а всё актуально: давно нет СССР, Варшавского договора, а островная Великобритания до сих пор (официально) тратит на вооружение денег больше, чем Россия.
Серия очерков о делегатах XXI съезда ВЛКСМ, в работе которого я в качестве специального корреспондента тоже принимал участие (конец мая 1981 года). «Мужество продолжать борьбу», – это рассказ о другом нашем выдающемся спортсмене Викторе Маркине. И, между прочим, за две золотых медали на Московской олимпиаде студент-медик из Новосибирска был награждён орденом Красного знамени, – это по тем временам очень серьёзная награда.
(Несколько слов в скобках. Я очень люблю и уважаю спорт, сам бегал стайером на 1-й разряд, юношеский бокс, баскетбол, плавание) и, убей, не пойму, почему были великие Маматов, Кулакова, Сметанина, Тихонов, Маркин, Позняков, классные баскетболистки и хоккеисты, когда они получали кроме наград и квартир копейки, а нынешние миллионеры при гигантских вложениях в профессиональный государственный спорт – увы. В чём тут дело? Конечно, не только спортом жив человек, но что-то в нынешней нашей работе с молодёжью, в том числе и спортивной, явно не так).
Май 1981-го, «съездовские» материалы. С подножки поезда нам машет на прощанье делегат – молодой композитор Олег Иванов. На каждой крупной станции поезд с делегатами съезда приветствовала местная молодёжь: музыка, танцы. Конечно, это организовывалось, но честное слово, это было здорово.
Едва мы прибыли в Москву, как в гостинице «Россия» я уже раздавал ребятам свежие номера «Молодёжки» с опубликованными материалами о нашем путешествии. А на самом съезде со мной произошло ЧП. На груди у меня был прикреплён бейджик «Пресса», который позволял, несмотря на строгий контроль «голубых фуражек», довольно свободно передвигаться внутри Дворца съездов. И вот в поисках, чем бы утолить жажду (буфеты с началом заседаний закрывались), я буквально заблудился за кулисами Дворца. И наконец, к ужасу, очутился прямо рядом с президиумом, – вот Брежнев, подходи и жми руку. Но меня тут же подхватили и повернули к выходу. А Леонид Ильич, между прочим, не смотря на то, что был уже не очень здоров, выступил перед комсомольским съездом и произнёс речь, которую мы опубликовали: «Забота об интересах народа – дело чести комсомола».
…Порвали парус
Когда слышу или читаю сегодня, как мол, им, бедолагам, тяжко жилось в тоталитарном обществе так называемого развитого социализма, смеюсь горько-весело: или ни хрена вы, дорогие мои «либеры», не понимаете, или злостно врёте, – мы были счастливы. Недавно сложный человек и режиссёр Никита Михалков публично заметил: вот, мол, когда я служил на флоте на Камчатке, то не было больше в моей жизни периода, чтобы я чувствовал себя настолько свободным. На мой взгляд – перебор: настоящая служба – дело тяжкое, я, например, заработал на флоте пожизненную язву и хондроз, хотя не исключаю, что у матроса Михалкова условия были несколько иные. Но, в целом, он в чём-то прав: когда существуют чёткие правила жизни, она строго регламентирована, и под ногами у любого есть твёрдая социальная почва, не то что ныне… Да, была цензура (Главлит), у кого-то на десятилетия клали фильмы на полку, кому-то недалёкому не нравились Гроссман и Любимов, но, честное слово, никогда позже я лично не был так свободен внутренне, как в 70-е годы. Я уж не говорю о том, что всё лучшее, что было снято, поставлено, написано в отечественной культуре прошлого века – это сделано в распроклятую эпоху «административно-командной системы».
Не худшим образом обстояли дела и в журналистике. Мы, редакторы, чётко знали правила игры, и в редчайших случаях допускали какую-то нелепость, которую приходилось исправлять. Вот, к примеру, декабрь 1981-го: у дорогого Леонида Ильича юбилей. На первой полосе размещаем большой портрет генсека, как он есть, не очень живой и презентабельный. Но кто-то излишне внимательный (даже не работник лито) увидел уже на машине в типографии готовый оттиск и испугался: что это за истукан! Немедленно дошло до обкома, велено снять и заменить. Тираж уже был отпечатан, – порезали, заменили снимок, прогнали машину снова. Ну и ладно. Но, подчёркиваю, у меня как у редактора за все годы не было ни одного случая серьёзного столкновения с цензурой или с сектором печати обкома КПСС. Да, нельзя было критиковать советскую власть, как будто сейчас это делать можно серьёзно по отношению к нынешней власти, особенно, как это ни странно – местной, да и критика «либералов» «на вороту не виснет». Широко были распространены эвфемизмы. Помню, на одной из встреч с британской молодёжью у нас в редакции меня спросили: «Почему вы не критикуете своё правительство?» И я, не моргнув глазом, ответил: «Оно настолько эффективно работает, что его просто не за что критиковать!», чем привёл в полный восторг моих собеседников, они оценили мой «юмор» и долго трясли мою руку, прощаясь. А уж знаменитый анекдот про то, что и у нас тоже есть возможность выйти на Красную площадь и крикнуть «Рейган – дурак!» стал народной классикой. И тут я полностью согласен со знаменитым режиссёром: свобода личности определяется её внутренним состоянием, а не законами, которые на Руси, мягко скажем так – не очень эффективно работают.
Помню смешной эпизод, когда Витя Юкечев однажды, нарушая все инструкции, прокатился в кабине электровоза в Барабинске и написал об этом репортаж, и этот случай стал поводом для наказания машиниста (ишь, додумался!) и покритиковали редактора за глупость. Тоже правильно. Но, подчёркиваю: мы строили свою работу, как хотели и считали нужным, ездили куда хотели в командировки, вовсю упражнялись в стилистике изложения, очень любили жизнь и. пожалуй, самое главное – мы абсолютно в ту пору не понимали, что такое зависимость от денег. Да, их почти у нас и не было, и немалой радостью было перейти через дорожку у издательства «Советская Сибирь» и в полуподвале пивного бара процедить кружку восхитительного «Жигулёвского», чтобы потом в столовой съесть, между прочим, полноценный обед за рубль при зарплате в сто пятьдесят…Или всей редакцией под патронажем Володи Кузнецова рвануть на остров Сапожок, что на водохранилище, и всю ночь у костра с ухой петь Окуджаву, Высоцкого и Визбора. А наутро бороздить бухту на виндсерфинге, изготовленном собственными руками Сергея Бобровского. Не знаю, задумывался ли кто из нас о счастье в то время, но твёрдо знаю: мы и без мыслей о нём были вполне счастливы. Умом я понимаю, что те самые искры, из которых возгорается бешеное, всё разрушающее пламя, зарождались именно в те годы, которые некоторые из нас называют прекрасной эпохой, кто-то застоем, но вот сердцу, увы, не прикажешь…
Ах ты, палуба, палуба…
Мне довелось служить в подводном флоте. Экипаж подводной лодки – это очень своеобразная «организация». Одно дело – на берегу, когда доминирует вся атрибутика соподчинённости («Есть, товарищ капитан второго ранга!»). Другое дело – в море, там отношения иные… Рулевой старшина по значимости на одном из первых мест, трюмный матрос или кок – важность их работы тоже трудно переоценить, и т.д. Каждый незаменим на своём месте. И вот лодка пошла на всплытие: короткая передышка, все высыпали на палубу, из карманов достают сигареты, шоколад, тараньку… Находящийся неподалёку японский сейнер спешит приветствовать. Там тоже все свободные от вахты высыпали на палубу, чтобы посмотреть на русских моряков. Блаженствуем на солнышке, наблюдаем за волной, которая никогда мощный, с глубокой осадкой корабль не качает, а лишь ласкает. Редкие минуты идиллии, всеобщего братства и почти космической прострации…
Нечто похожее на это чувство возникало иногда раньше и в комсомоле, и в молодёжной журналистике. Каждый на своём месте, иногда высоком, но все вместе делаем одно важное дело. Не хочется переходить на казённый язык, но упрёки типа «Знаем мы вас, прихватизаторов-комсомольцев, Ходорковский и компания!» появились много-много позже и далеко не всегда они справедливы. Я никогда не завидовал своим более удачливым товарищам молодости: ну, банкир, депутат, глава района или даже области теперь, – значит способный. Вот только если приворовывает или явно гребёт под себя, используя службу, тогда иной разговор…. Но всё-таки в основном это было настоящее «братство палубы».
Вспоминаю замечательные курсы при Высшей комсомольской школе. Учёба кадров была неотъемлемой частью процесса. Месяц-полтора в Москве, великолепные лекции и встречи с замечательными людьми, да и сама Москва… Там на одной «палубе» оказывались вместе редакторы «молодёжек» со всего Союза. И хотя хохлы, азиаты, кавказцы и особенно прибалты вечерами держались особнячком, мы всё-таки были одним целым. Со многими я подружился именно в те благословленные месяцы. А потом, после 91-го, с удивлением узнавал, что вот Она написала книжку явно с националистическим душком. А Он вообще давно за океаном. Одна моя подруга тех лет сегодня душой мучается в Донбассе. Может быть, я неисправимый идеалист, но мне кажется, что наши совместные походы в Большой театр, в музей-квартиру Ленина, поездки в Константиново и Ясную поляну таки не пропали даром, и в каждом из нас сохранилась хоть искорка другого тепла, не бешеного, на чём и держится человеческое братство.
Мне довелось поработать с двумя первыми секретарями обкома. Юрий Петрович Савенко был, на мой взгляд, не только умён, но и по-деревенски хитёр, «работал» иногда под простачка. Характерный случай: знаменитая поездка Брежнева по Сибири и Дальнему Востоку в 1978 году. (Потом мы все дружно обсуждали в партийных организациях мудрые записки генсека и мотали на ус). По-весеннему сыроватый Новосибирск с помощью авиадвигателей высушили и вычистили, так что он заблестел. Савенко среди встречающих на вокзале. Затем приём в обкоме КПСС в кабинете Горячева на Свердлова. Чтобы как-то выделиться, Юрий Петрович взгромоздился коленями на стол совещаний и так и вышел на общем снимке с генеральным – на голову выше остальных и весьма этим довольный. Газеты напечатали.
Виктор Семёнович Косоуров был человеком уже иной формации, время становилось всё более жёстким. Но меня лично однажды порадовал случай, когда на бюро обкома комсомола (редактор по статусу был членом бюро) обсуждался вопрос о гибели студента-стройотрядовца в Сузуне. Причина банальная – пьянка. Кто-то поставил вопрос об исключении из комсомола (а это значило и отчисление из института) ответственного товарища, который сам «принял» и не доглядел. Обсуждение уже склонялось именно к исключению, но Косоуров взял слово и расставил точки над i: давайте о судьбах людей подумаем.
Подавляющая часть наиболее активной молодёжи в те годы, естественно, проходила через комсомол. И многотысячные комсомольские организации заводов-гигантов имени Чкалова, «Сибсельмаша», Химконцентратов и т.п., и малые первички на стройках или в школах, магазинах терпеливо выполняли свою главную работу по организации и структурированию общества. И когда они внезапно все по «большому» уму в 91-м развалились, на какое-то время значительная часть молодёжи, прости меня, господи, буквально окрысела и стала стихийно сбиваться в стаи. И нам ещё долго расхлебывать последствия этого «прогрессивного» процесса.
… Кстати: в период службы на флоте я тоже был в комсомольском активе, и мне доводилось организовывать отчётно-выборную кампанию прямо в море во время похода. Очень интересно, между прочим: например, отстрелялись учебной ракетой – отбой боевой тревоги, а ты идёшь в девятый отсек проводить в комсомольской группе торпедистов отчётно-выборное собрание. Когда увольнялся в запас, начальник политотдела бригады кораблей для университета написал мне характеристику: «хорошие мореходные качества»…
Слышишь, время гудит: БАМ!
Наверное, у всякого большого дела есть даже не две, а три «стороны медали». Так, например, я очень хорошо помню, как «прямо» со съезда ВЛКСМ отправляли ударный отряд на БАМ, безусловно, самую значительную стройку того времени. И хотя споры о судьбе магистрали не утихают и по сей день, уверен, что она была и есть необходима, а в будущем, когда, надеюсь, прекратится это противостояние Запада и России, дальневосточный поток грузов наконец хлынет через страну в Европу, эти разговоры навсегда закончатся. В 70-е БАМ пропагандистки гудел так, что хоть затыкай уши. Моё поколение, наверное, хорошо помнит эту песню Муслима Магомаева («.. на просторах крутых БАМ!») с азербайджанским «акцентом», и как я не благоговею перед великим певцом и музыкантом, должен сказать, однако, что даже его песня в его личном исполнении в иные минуты воспринималась как ироническая насмешка над показушной казёнщиной. Не зря же в народе вспыхивали озорные частушки типа «Приезжай ко мне на БАМ…». И мне как журналисту «Молодёжки» довелось несколько раз побывать на великой стройке, и каждый раз всякая поездка заставляла меня о многом задумываться.
Первая поездка состоялась осенью 1976 года с группой сотрудников института «Сибгипротранс», которой руководил главный в ту пору инженер проекта (западный участок БАМа) Эдуард Антонович Приц (впоследствии директор института). Самолёт Новосибирск-Улан-Удэ, затем незабываемое путешествие на крошечном вертолёте МИ-2 над Байкалом, и вот мы в Нижнеангарске, где была база экспедиции «Сибгипротранса». По прибрежной гальке, где ещё и намёка не было на будущую магистраль, нас на тряском вездеходе ГАЗ-66 подбросили в расположение палаточного лагеря поисковиков, в котором помимо уже опытных специалистов работали студенты НИИЖТа (СГУПС) и – как это бывает в отдалённых местах – несколько работяг весьма сомнительного происхождения. Новосибирские проектировщики проводили изыскательские работы по будущему ложу западного участка магистрали. Очень хорошо помню разговор с Прицем: он отвёл меня чуть выше от палаточного лагеря и показал: видишь просвет между деревьями? Да, вижу. Это следы проектных работ, выполненные ещё до войны, – прорубили лёгкую просеку. Но почему не использовать старые изыскания? – спросил я. Требования, задачи изменились…
Из Нижнеангарска мы совершили ещё несколько поездок по местам изысканий, кое-где уже начиналась масштабная работа по сооружению базы для строителей. И делалось всё это настолько быстро и «засучив рукава», что когда я вновь попал в эти места пару лет спустя, в байкальских «прижимах» (сбегающие к воде откосы гор) уже вовсю кипели тоннельные работы.
А в 76-м ребята-ниижтовцы к нашему приезду выпустили своеобразную стенгзету: на кусках бумаги-миллиметровки (сейчас, наверное, не всякий знает, что это такое) нарисовали несколько замысловатых не то иероглифов, не то древних ведических фигур и были, по-моему, весьма довольны. Вечер провели у костра, и, не смотря на сухой закон, действующий на стройке с первых дней, пили «чай», пели песни и вообще чувствовали себя вполне комфортно. Запомнился извечный спор вокруг техники: тогда на БАМ уже начали прибывать мощные тракторы «Катерпиллеры» и подъёмные краны «КАТО», которым явно проигрывали отечественные аналоги. Но кое-кто из инженеров не сдавался: да пошли они…, наша техника всё равно надёжнее! Разумеется, разумеется, успокаивал их мудрый Приц. Переспали в «собачьих» спальниках на раскладушках, а утром кто-то поймал по радио сообщение: умер великий кормчий Мао… Начиналась другая эпоха. А на Севро-Байкальском перевале, в Нижнеангарске и Северобайкальске вовсю стучали топоры: первые отряды бамовцев сооружали первые жилые дома.
Мне посчастливилось ещё дважды побывать здесь. Спустя два года – с группой молодых учёных Сибирского отделения, возглавлял которую действительно молодой и уже известный химик Кирилл Замараев (впоследствии директор Института катализа СО АН СССР). Чувствовалось, что самому ему было очень интересно всё, что он видел. На встречи с руководством строителей он брал с собой кого-нибудь, а с остальными откровенно не понимал, что делать. Но не думаю, что эта поездка была для ребят бессмысленной, увидели они многое, но вот пользы от них БАМу… В один из дней в Северобайкальске по согласованию с местным комсомольским штабом стройки повесили у клуба объявление: «Встреча с учёными Сибирского отделения…». В назначенный час на площадку, где планировалась встреча, никто не пришёл. На минуту появился смущённый «штабист» и объяснил провал мероприятия так: в столовой проходит комсомольская свадьба, если желаете, то… Мы не пожелали и гордо отправились в гостиницу, откуда уже утром собирались на самолёт, чтобы лететь в Тынду, столицу БАМа.
Уже много позже, когда Новосибирск по приказу партии взял шефство над строительством станции Берёзовская (восточный участок БАМа), мы регулярно печатали материалы о ходе реальных поставок, работ, и я до сих пор знаком с некоторыми участниками и строительства Берёзовской, и агитбригадовцами той поры, среди которых, кстати, мой старый знакомый телевизионный журналист Виктор Серов, сам покрутивший на БАМе шофёрскую баранку не одну тысячу километров и впоследствии написавший книгу об этом.
За многие годы работы, связанные с комсомолом, я не раз убеждался, что успех какого-либо молодёжного дела определяется тем, насколько оно связано с реальной жизнью. Но и тут нужно найти своё место. К примеру, вспоминается шефская поездка к нашим солдатам, несущим службу на Крайнем Севере, в Тикси. Солдатики действительно встретили нас с распростёртыми объятиями, потому что очень скучали по Новосибирску, были рады любому контакту с земляками. Мы, совершенно осоловевшие от непривычного бесконечного летнего дня, что-то мямлили, дарили подарки, жали руки, но настоящим успехом пользовались те, кто живьём привёз сюда «искусство». Пусть самодеятельное, пусть это была всего лишь агитбригада из сельхозинститута, но хозяева восхищались её выступлением так, как будто внимали самому Муслиму или Дину Риду и падали от смеха, когда слушали сомнительные шуточки студентов.
После этой замечательной поездки к служивым на Север я столкнулся с неожиданной цензурной проблемой: правила в ту пору были сурорвые: всё, что касалось военных, даже праздничные парады, тщательно редактировалось, а «лишние» снимки и текст изымались. И от заметок о той поездке у меня остались жалкие безадресные сто пятьдесят строк на последней полосе. Но, честно говоря, дело не только в цензуре, неча на зеркало пенять… Не хватило журналистского мастерства и хитроумия, чтобы рассказать об «абстрактной» войсковой части. А написать-то было о чём: вот лишь несколько штрихов. Неподалёку от ВЧ в скалах маячили чёрно-красные муляжи якобы стратегически ракет: трепещи, потенциальный супостат, ежели что, мы тебя и через полюс достанем! Не силён я в военном деле, но думаю, наивно очень всё это. На прилегающей к солдатской казарме площадке ребята долбили ямки, вставляли в них трубы, заливали водой, которая вмиг замерзала, и волейбольная площадка вскоре была готова. А позади казармы высоко над землёй торчал на сваях «скворечник» туалета, и к нему вверх вёли деревянные сходни. На мой вопрос, почему так странно, объяснили: зимой снегу наметает столько, что приходится ходить, как на приступ…
А вот очерки о путешествии на БАМ, когда я как следует пообщался с изыскателями «Сибгипротранса», получились на славу, и в институте меня искренне поблагодарили. Да и читателю, надеюсь, было небезынтересно.
И Ленин такой молодой…
Здесь читателя надо бы предупредить, чтобы не быть неверно понятым. По убеждениям до сих пор я остаюсь несомненно «левым», даже в какой-то степени ленинцем, настолько уважаю его гений и вслед за ним уверен в неизбежности будущего социалистического всеобщего устройства. Но вот что любопытно: кое-что о нашей психологии тех лет. Редакция довольно часто принимала разного рода гостей: одних приглашала, других – нередко зарубежные молодёжные делегации – направлял к нам обком комсомола или туристическое бюро «Спутник». Всякий раз нужен был недорогой, но запоминающийся подарок. Обычно этим делом занимались девчонки-секретари, они, как водится, были неглупы и своё дело знали. Но на этот раз, когда в гости мы ждали молодого румына-писателя, секретарши на месте не было, и я попросил купить что-нибудь одну из юных сотрудниц, недавно окончившую Иркутский университет. Перед самым приходом гостя она поставила мне на стол довольно увесистый металлический бюст Ленина. Это, конечно, замечательно, сказал я ей, и хорошо говорит о твоей политической зрелости, но он (гость) ведь выбросит эту штуку при первом же удобном случае. Сотрудница очень огорчилась, надула губки, а злосчастный бюст после встречи мне вернул у лифта переводчик гостя, сказав, что мне эта вещь, пожалуй, будет нужнее...
А вообще-то встречи в редакции – часто не смотря на занятость – приносили нам новые впечатления, и мы были им в целом рады. Но, конечно, особенно рады тем людям, с кем сами хотели получше познакомиться. А некоторых приглашали даже по нескольку раз: так, например, солист балета Александр Балабанов надолго стал нашим другом. Часто это были известные спортсмены, тут Толя Михальцов был на высоте. В то время прекрасно играли наши баскетболистки-динамовки, гостем редакции был знаменитый хоккейный судья Юрий Карандин и другие. Валя Игнатенко водила деятелей искусства. Сам я хорошо был знаком со всеми собственными корреспондентами центральных газет, и они по очереди «отмечались» у нас. Например, Николай Самохин, писатель и собкор «Литературки», буквально заворожил нас своими устными рассказами и анекдотами, которых он не просто много знал, а они были как бы одной из форм его мышления. А сама среда его существования дышала тонким юмором и необыкновенной дружественностью. (Потом, в конце 80-х, случился этот трагичнейший январь в Подмосковье, и наш общий друг ушёл от нас навсегда. В голове не укладывается до сих пор почему…)
Одна такая встреча лично для меня растянулась даже на несколько лет, – транс-встреча. Осенью 1981-го, учитывая особую значимость поездки группы нашей интеллигенции в Англию, меня прикомандировали к ней кем-то вроде комиссара. (Ну, в составе группы был, конечно, один совершенно «обязательный человек», а я вроде как неофициальный ответственный от обкома). Отношения с капиталистами после попытки срыва Московской Олимпиады – хуже некуда. Наша группа – предупредили на инструктаже в Москве – первая туристическая за год.
Самолёт пошёл на посадку в Хитроу, мы прильнули к иллюминаторам и ахнули. В Европе, по рассказам наших газет, свирепствовал энергетический кризис, дело доходило до веерных отключений электричества. Но весь вечерний Лондон с высоты птичьего полёта казался сплошным морем огней и ярко освещённых стадионов. Казалось, что кроме футбольных полей там, внизу, ничего нет. Некоторых из нас, особо слабодушных, охватило нечто вроде лёгкой паники. Эта паника усилилась на другое утро, когда мы неподалёку от Лондона в Норидже пошли по утопающим в изобилии магазинам, а денег нам поменяли по пятнадцать рублей, – таковы были правила.
Горько и смешно, но нас повсюду сопровождали «узнаваемые лица», с которыми мы накануне выпивали за знакомство в гостинице, – внимание «специалистов» с английской стороны было очень плотное. Но и программа была отменная. После нескольких дней «карантина» в Норидже – Лондон, поселили в доме для приезжих какой-то религиозной миссии, специализирующейся на приемах полуголодной молодёжи из развивающихся стран. Но места посещений и приёмов – по высшему классу: Вестминстерское аббатство, парламент, встреча с несколькими депутатами, вечерний клуб молодёжи, театр, музей мадам Тюссо и т.д.
Весь Норидж и Лондон с окрестностями были оклеены фотографиями со свадьбы принца Чарльза и принцессы Дианы, – кому-то из нас нравилось, я недоумевал: что это за дурацкий национальный праздник? Зато во время посещения университета представители оппозиция нам подарили значки с изображением крысы (в прямом смысле) Тэтчер. Расчувствовавшись, я в ответ подарил одной даме сувенирный рубль с профилем Ленина и брошюру «Империализм как высшая стадия капитализма» с его портретом. Она показушно поцеловала монету и спрятала побыстрее всё подальше от греха.
По прилёте в Москву в Шереметьеве обязательный досмотр багажа. У одной нашей комсомолки изъяли томик Солженицына. Но этот факт не имел никаких последствий: позже она сделала неплохую карьеру.
И вот, представьте себе, через год ответный визит английской молодёжи в Новосибирск, – значит, и мы недаром ездили, и англичане искали контакта с Советами. Знакомая нам по Англии переводчица – в роли руководителя группы. Мы, новосибирцы, все созвонились, скинулись и устроили англичанам тёплый вечер в кафе ДК «Строитель». Всем достались сувениры, мне – отличные, а ля звёздно-полосатые шнурки для башмаков. Не знаю уж, с намёком или случайно…
Вместе весело шагать по просторам…
Когда в новую эпоху в Новосибирске не просто сами по себе, а по недалёкому умыслу некоторых служивых людей практически исчезли почти все ведущие газеты, не то слово сказать, что мы все от этого очень много потеряли. Я абсолютно убеждён (и есть хороший пример Москвы, а также наших соседних регионов), что печать, именно печатное слово надо холить и лелеять. Общаться руководству региона, города или даже страны с народом через интернет (далёко не всю информацию можно подать с помощью того же ТВ) – это то же самое, что нюхать розу через противогаз или того хуже (мужчины знают)…
В равной степени я убеждён, что молодёжи необходимы свои издания – газета, журнал, альманах и т.п. У новой власти в нашей области не хватило на это ни ума, ни пороху. «Молодёжка» как законная младшая сестра «Комсомольской правды» в своё время прекрасно исполняла свои функции не только агитатора и пропагандиста, но и несла своё живое слово, мнение, взгляд в массы. Разумеется, под глазом обкомов КПСС и ВЛКСМ. Но сегодня мне мало кто поверит, что «глаз» этот был совсем не докучливым, опека – едва ощутимая, и за семь лет работы редактором я не помню случая, чтобы, допустим, на бюро первый или другой секретарь обкома сказал: «Что-то у нас, товарищи, понимаете ли, редакция «Молодости Сибири» хреновиной занимается!» Не было этого. И вместе с тем мы работали в тесном контакте, были продолжением общей большой работы по воспитанию «подрастающего поколения».
Первейшие наши коллеги – аппарат организационного отдела обкома, отделов пропаганды и учащейся молодёжи. Совместно со штабом ССО (стройотряды) мы много лет выпускали специальный вкладыш, посвящённый летнему трудовому семестру, и потом распространяли его по отрядам. Помню, как сам в качестве корреспондента не раз принимал участие в рейдах «Комсомольского прожектора» по городу и области. Безо всякой натяжки могу сказать, что там, где была молодёжь, там была и наша газета. Наши специальные посты действовали на важнейших комсомольско-молодёжных стройках (ВАСХНиЛ, Новосибирский электродный завод, БАМ). Наша лучшая и самая эффективная опора того времени – райкомы комсомола и крупные первички заводов им. Чкалова, «Сибсельмаш», «Сибтекстильмаш» и др. (Заводов «Химаппарат» и «Химконцентрат» для прессы из соображений «секретности» как бы не существовало). Мне приходилось бывать на сотнях комсомольских собраний того времени, и я вынес оттуда на всю жизнь твёрдое убеждение в необходимости мощной общественной структуры для молодёжи. Да, формализма хватало и в наши дни, но кому-то очень мешала набивать краденым карманы структура, в основе которой лежала коммунистическая идеология. Что уж там говорить о партии или Народном контроле…
Буквально несколько предложений об одной из поездок в область. Из письма в редакцию узнал, что в Спирине Ордынского района в тяжёлых условиях живёт старушка, которая ещё в 30-х годах принимала активное участие в коллективизации. Поехал на автобусе, нашёл нужный адрес. Оказалось, что старая женщина (язык не повернётся сказать «дама», а жаль) действительно прожила даже чересчур бурную жизнь и под старость лет оказалась в родной деревне с мизерной пенсией, потому что не заботилась о «бумажках», и сейчас доживает на усадьбе родственника в отдельной избушке (буквально так – печь, кровать, стол и табуретка на четырёх квадратах). Когда я изучил её «бумажки», толково побеседовал и рассказал о ней родственнику, он был немало изумлён и пообещал улучшить её положение. А потом старую комсомолку взял под опеку райком, отремонтировали её избушку, помогли материально, жизнь чуть улучшилась, и то ладно.
Справедливости ради надо сказать, что встречались в моей журналистской судьбе экземпляры и другого рода. Например, в Искитиме рассказали об одной женщине, по доносам которой перед войной отправили в лагеря немало её знакомых. Бывали и такие. Или: один активист коллективизации так живописал мне свою работу в Бурмистрове, что у меня волосы встали дыбом. Я сидел, слушал эту сволочь и думал: боже мой, вот такие типы уничтожили моего деда, дядю по матери на полжизни законопатили на Колыму, а сейчас геройствуют… Так что не всё и в журналистике было гладко и складно. Например, отец одного высокопоставленного в области человека однажды хвастался мне, как на фронте в конце войны расстрелял ни за что ни про что группу ошалевших от страха беглых фашистов в лесочке, потому что не знал, что с ней делать.
Это я вспоминаю не потому, чтобы лишний раз подчеркнуть, что война это грязное и тяжёлое дело, а потому, чтобы мы помнили, что жить по человечески – это вообще очень непросто, и это где-то там, далеко, в Сирии или Донбассе стреляют, а нам до этого и дела нет. Помните у классика: колокол звонит по тебе…
Раз дощечка, два дощечка, будет лесенка…
Мне бы не хотелось, чтобы у читателя сложилось впечатление, что мы в 70-е только и знали, что освещали социалистическое соревнование комсомольско-молодёжных бригад, писали о комсомольской дисциплине и т.п. Это была нормальная жизнь во всём её многообразии – и с хорошим, и дряни хватало. Например, был ли комсомолу изначально присущ бюрократизм? Вряд ли, задумка была уж очень хорошая. К тому же, как известно, бюрократами не рождаются, а становятся. И попробуй обойтись без них в любом налаженном деле, особенно если сама структура объединяет миллионы и миллионы. Сам я всю жизнь проработал в прессе, в том числе комсомольской и партийной, хорошо знаю, что такое быть «рычагом» и «проводником», но, честно говоря, до поры до времени никогда особо не тяготился этим. Потому что иной жизни просто не знал и к тому же хорошо понимал, что без управленческого аппарата, бюрократии, в хорошем смысле слова, её советской иерархии в виде номенклатуры в серьёзной кадровой политики, просто не обойтись. А кадровая политика, или работа с кадрами при советской власти была по нынешним временам на недосягаемой высоте. (Уж воздержимся от банальностей типа «кадры решают всё»). Управленческие кадры в те времена очень даже хорошо готовили. Начиналось всё со школы: староста класса, звеньевой, председатель совета отряда, член, председатель совета дружины, комсорг, член, секретарь комитета комсомола школы, факультета, вуза, цеха, завода и т.д. по «лесенке», которая на определённом этапе, в зависимости от твоих личных способностей переплеталась с иной, уже партийно-государственной структурой. И случайных – за деньги или по знакомству – людей там не было.
Мне лично довелось пройти многие ступени этой лестницы, пока я не нашёл «своё», о чём мечтал с юности – журналистику, и никогда не жалел ни о должностях, которые постепенно занимали мои бывшие и настоящие комсомольские друзья, ни о «потерянном» времени. Журналистика – чУдная профессия, если ею заниматься серьёзно, предоставляет массу личных знакомств с интереснейшими людьми, позволяет быть и наблюдателем, и в разной степени участником важнейших событий. От комсомольских съездов, в моём случае, до последнего XXVIII съезда КПСС, когда вслед за закрываемыми в Кремлёвском дворце съездов дверьми за спиной уходящего Ельцина отсекалась целая эпоха…
…Любопытный штришок о том, как мало, в сущности, по жизни меняются люди. В силу профессии и довольно коммуникабельного характера от комсомольских лет у меня остались сотни друзей и знакомых. С десятками из них судьба пересекала меня в жизни по делам, сейчас в силу возраста – в основном по социальным сетям. И с улыбкой сегодня замечаешь, как был Вася с младых ногтей склонен к некоторой позе, так и остался, а вот Таня – до сих пор душа любой компании, в том числе и фейсбучной.
И далеко не всё в нашем славном комсомольском журналистском прошлом было так уж радужно. Вызывает меня однажды к себе заведующий сектором печати обкома КПСС: как ты объяснишь вот это? И показывает длинную «телегу» на меня, какой я бесчестный редактор, потому что такому-то человеку не заплатил положенные по договору деньги за выполненную журналистскую акцию. Пишу объяснительную: договор был устный, человек наблюдает за работой религиозной секты и пишет непредвзятые заметки об этом. Мы их публикуем и выплачиваем причитающийся гонорар, иных источников финансирования у нас нет, и сумма гонорара заранее была обговорена. Вопрос, вроде, был решён, но осадочек остался. С тех пор с парнем этим, который позже стал известным журналистом и издателем, мы не здоровались, хотя я об этом жалею: то ли «жаба» его придавила, то ли похуже? Знаю немало случаев, когда «бомбардировки» жалобами в «инстанции» человека со свету сживали. Одним из них, кстати, был прекрасный человек и редактор «Вечёрки» Виктор Анатольевич Гордин, которого «телеги» довели до того, что он вынужденно ушёл на пенсию далеко раньше времени. Но это отдельная история…
К сожалению, вместе со многим положительным «номенклатуре» было присуще и некое повышенное внимание (назовём это так) к продвижению коллег по служебной лестнице. И бесконечные разговоры о том, кто куда на чьё место и за какие заслуги, и были ли связи и т.д. и т.п. – всё это наличествовало. Но это как воспринимать: одним по «барабану», другие ловят каждый штрих, чтобы затем в узком или нужном кругу щегольнуть осведомлённостью. Я знал одну партийно-комсомольскую дамочку, которую хлебом, бывало, не корми, но дай сходить на чьё-нибудь собрание, особенно, если «жареным» пахнет. Помню одну такую из Кировского райкома. «Пролетел» я однажды на работе: по личным делам мне нужно было на три дня отлучиться из Новосибирска, и нет бы это сделать официально, но личные дела тогда не афишировались, в телестудиях родство не устанавливали и наследство не делили, и я, не потратив, кстати, редакционных денег, купил себе билет, оставил за редактора вместо себя товарища и уехал. Партийная организация была в редакции маленькая, да удаленькая, а я был глуп и не понимал, что коли ты редактор, то блюди! И другой «товарищ», который сразу после моего назначения мне однажды заявил, что редактором должен быть он, а не я, сразу же, как я уехал, развил бурную деятельность по выяснению обстоятельств моего отсутствия на работе, а когда я вернулся, потребовал моего исключения из партии за нарушение трудовой дисциплины. Сами понимаете, что это тогда значило: конец не только карьере, но, не исключено, вообще профессии. Хорошо разогретое собрание приняло решение – исключить. Дело передавалось в партийную комиссию райкома, а там заседали такие принципиальные волки… Совсем я нос повесил. Старая, ещё с флота язва желудка открылась. Пропало дело. Прихожу на партийную комиссию. И вдруг чую: ветераны партии не такие уж бездушные люди – вникли в детали личной жизни, убедились, что казённых денег я на дорогу не тратил, разобрались по-человечески, поругали, конечно, но ограничились «строгачём». Через год, учитывая плодотворную работу, с меня выговор сняли. А ведь всяко могло повернуться… Попался бы в составе парткомиссии, как у нас в редакции, один особо «целеустремлённый», и нету «комсомольской биографии». Какие любопытные ассоциации! Помните случай на бюро обкома, когда Виктор Косоуров парня-стройотрядовца пожалел? Вот то-то и оно…
Пишу эти строчки и надеюсь быть правильно понятым: не «чернуху» выковыриваю, а хочу, чтобы читатели хоть немного почувствовали вкус той эпохи.
Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные…
В «наше» время существовало много чего загадочного: если, например, Академгородок, Краснообск, Нижняя Ельцовка – основные столпы фундаментальной, медицинской и сельскохозяйственной наук были для журналистов доступны и всегда охотно шли на контакт с прессой, то вот Кольцова с «Вектором» вроде как бы и не было: ну, что вы, какая микробиология? Отродясь не слыхивали! И в самом деле, впервые я познакомился с настоящим учёным-микробиологом только в поездке делегации нашей области в Германию в 1992 году. И смех, и грех: когда были в гостях у знаменитой компании «Босх», немцы поинтересовались: где-то под Новосибирском вроде как существует родственный нам институт… Да, с готовностью отозвался наш руководитель, а вот и генеральный директор «Вектора» академик Сандахчиев! И Лев Степанович смущённо поклонился… Но это к слову. А если серьёзно: научная молодёжь и всё, всё, всё с нею связанное в «добрые старые времена» были всегда в центре внимания и обкома комсомола, и газеты. Этот был, безусловно, один из важнейших участков нашей работы.
Правда, после знаменитого и скандального фестиваля бардовской песни в Академгородке и шума вокруг выступлений диссидента Галича в 1968 году, и прихлопнутой чрезмерно активной коммерческой не по времени и эпохе деятельности научно-производственного объединения «Факел» в 1971 году, отношение ко всем начинаниям научной молодёжи было всё-таки несколько настороженное: что там они ещё выкинут? И вот что особенно любопытно: «выкидывали» постоянно что-нибудь новенькое и интересное, нередко смелое. Всем известны знаменитые Интернедели той поры, команды КВН последних советских десятилетий, «подарившие» миру немало известных людей. Многочисленные конкурсы, маёвки, песни и концерты на весенних площадях и лужайках. Известные всему миру гости, стенгазеты в десятки метров, где позволительно было многое, попробуй, партком, вылови! И главное – ощущение вольницы, разумеется. И хотя где-то рядом не дремлет чуткий партийный глаз, всё же как бы свобода – в первую очередь от скуки будней и обязательности ежедневной лямки. А нередко можно было ещё и заработать, как на том же фестивале бардовской песни или в «Факеле», финансовые операции которого опасно росли, и поэтому и у власти, и у комсомольско-партийных органов «крышу» сносило от забот, как бы чего не вышло, и почти невозможно было в этих условиях совместить развитой социализм и предпринимательскую жилку молодых учёных. Дай бог, если это когда-нибудь всё-таки получится! Если кто-то считает, что в новой России эта проблема с помощью тех же технопарков уже окончательно решена, то, полагаю, он пока приятно заблуждается. И здесь инициаторы до сих пор по грани закона ходят, что время от времени подтверждают внезапные проверки счётной комиссии и последующие кадровые перестановки в технопарках. Мораль: будь честным, а это, когда серьёзными деньгами пахнет, очень сложно.
Но нашлись, слава богу, люди, которые не дали кануть в Лету памяти всех начинаний в Академгородке вообще и в НГУ, в частности. Один из активистов 70-х, в последующем профессор НГУ Алексей Борзенков сделал главной темой своей научной работы историю неформальных движений от знаменитых Интернедель и «маёвок» до анализа молодёжного, как он писал, нонконформизма, – вроде как протест, но не жёсткий. Он и сам по себе, к сожалению, теперь уже был, легендарной личностью и отличался каким-то особым бессребреничеством. Недаром про него в своё время такую эпиграмму сочинили: «Спала немытая Россия при тусклой лампе Маленкова, когда вовсю заголосила мать при рожденьи Борзенкова». Говорят, над его кроватью в общаге висел плакат «Колыбель революции», а на двери комнаты, в которой он жил, красовалась надпись «Музей революции».
А другой, более поздний свидетель «славных общественных дел» Академгородка бывший первый секретарь райком комсомола Алексей Гордиенко написал об этом философскую монографию и несколько лет был главой администрации Советского района. Вообще, то, что касается памяти о прошлом Академгородка и всего Сибирского отделения, тут всё в порядке: и общественность много работает, вплоть до создания музеев, и Институт истории СО РАН тематические сборники монографий выпускает, и издательства на эту тему охотно откликаются, да и в коллективах почти каждого института находятся энтузиасты, которые не дают захиреть памяти о действительно славном прошлом. Хорошо бы кто-нибудь собрал со временем полную библиотеку книг и рукописных изданий об Академгородке. Кое-кто такие попытки уже предпринимает, – успеха ему!
Но мне бы хотелось коснуться ещё одной особо важной темы – научно-технического творчества молодёжи. Этому направлению мысли в Академгородке всегда уделялось особое внимание. И сегодня, даст бог, и власть не забудет, активная деятельность уже на прочной материальной базе технопарка немало способствует этому. В 70-80-х некоторые секретари обкома комсомола тоже были увлечены этой темой. Тяготели к науке, если так позволительно выразиться, а затем и связали с нею всю свою жизнь Александр Евсеенко и Игорь Гомеров. «Молодёжка» тоже руку приложила. Из крупных мероприятий тех лет хорошо помню июль 1981-го: в Академгородке состоялся Всесоюзный форум «Развитие производительных сил Сибири». Насколько «задним умом» сейчас понимаю, инициаторами форума были только что назначенный новый руководитель Госкомитета по науке и технике СССР академик Гурий Марчук, переведённый из Новосибирска, и недавно избранный новый председатель Сибирского отделения АН СССР академик Валентин Коптюг. В работе форума принимали участие и придавали ему особый повышенный статус значимости секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин и президент академии наук СССР академик Анатолий Александров. Разумеется, здесь же были руководители крупнейших регионов Сибири, заинтересованных ведомств Совмина.
Запомнились два эпизода, один из них курьёзный. Когда на пленарном заседании в Доме учёных выступал Анатолий Петрович Александров, он убедительно попросил журналистов-телевизионщиков выключить софиты: «Вы мне всю лысину изжарите!». А когда начал говорить – иная напасть, один из микрофонов на трибуне перед ним вдруг заговорил тоже, – как позже выяснилось, это собкор ЦТ Игорь Соснин запутался в переключениях режима, а магнитофон был устроен так, что мог воспроизводить записанное. Александров вообще рассвирепел, а Игорь, спотыкаясь, кинулся к трибуне и, обрывая провода, отключил микрофон.
Зимянин тоже вёл себя как не как гость, а московский хозяин. Он поддержал тезис Александрова о том, что в Советском Союзе нужно развивать самостоятельную, независимую от Запада экономику и науку (очень похоже на нынешний день), а что касается многочисленных замечаний и просьб о каком-то дополнительном финансировании, особых условиях социально-экономического развития – забудьте, время не то… Как сейчас выясняется, времена в нашей стране всегда как-то не очень, и с деньгами тоже постоянная напряжёнка…
…Относительно недавно в малом зале Дома учёных состоялась встреча депутатов Законодательного собрания области с руководством Сибирского отделения и директорами ведущих институтов: новый виток разговоров про шестой технологический уклад, связь науки и производства и т.д. и т.п. В России интересно жить долго и наблюдать, как с новым энтузиазмом и даже душевным восторгом народные избранники и чиновники снова говорят одно и то же. Польза от этих разговоров есть несомненная, но всем давно ясно, что пока сам бизнес новой России не заинтересуется внедренческой работой, пока не увидит в ней прямой и ясный смысл, потому что ему это очень выгодно, может быть, даже выгоднее, чем скважины бурить, толку не будет. Хотя, не исключено, этот день может наступить быстрее, чем сегодня представляется...
+ + +
Недавно в интернет-чате как бы возобновили давнее наше знакомство с одним «бывшим». Тоже, мягко скажем так, человек в годах, но в силу должностного положения сумел кое-что раньше говорили «скоммуниздить» – сейчас – приватизировать. Но не утратил работоспособности головы, и сегодня социальные сети предоставляют ему возможность почти былого широкого общения и чуть иногда прихвастнуть достатком (это уж как водится у русских людей).
Изучив мою страничку в ФБ, он как-то воскликнул: «Я понял, ты типичный не сказать нищий, но малоимущий государственник-патриот, которого предали его прежние лидеры, давно исчезла страна, в которой ты жил, и до сих пор пребывающий в иллюзии, что миром правит так называемая правда, в которой якобы сила».
Я задумался: обижаться на таких – смешно и даже грешно, они при слове «интеллигенция» до сих пор в лучшем случае полагают, что она вся давно тоже куплена, в худшем – по-прежнему за пистолет в мыслях хватаются. Как объяснить человеку, пусть с противоположной позицией, свою точку зрения, чтобы он хотя бы усомнился, что бывают люди другие. И я предложил ему свой собственный алгоритм, который – если человек захочет, конечно – позволит ему не заблудиться в современном «лабиринте», почти совсем утратившем нравственные ценности. Я предложил своему старому знакомому простую формулу, типа детской игры в «да» и «нет» не говорить, черно с белым не носить..»…
Свобода слова – «да», словоблудие и мат – «нет».
Россия – «да», прибежище для негодяев – «нет».
Власть – «да», коррупционная, лживая – «нет».
Народ – «да», толпы подонков – «нет».
СМИ – «да», ТВ в российском варианте – «нет».
Искусство – «да», пошлость – «нет».
Патриотизм – «да», за деньги – «нет».
Вера – «да», в царя-батюшку – «нет».
Свобода личности – «да», без ветрил – «нет».
И т.д., и т.п. Можно продолжать до тех пор, пока ВЫ САМИ не составите список того, что безусловно «хорошо», и того, что «плохо». Совсем не обязательно копаться в партийных программах и кандидатов в президенты, и в депутаты: мы сами на основании собственного нравственного чувства (если будем честными, прежде всего перед самими собой) в состоянии определиться в этом мире. Абсолютно ничего сложного в нём нет, – всё то же, как и четыре столетия, и четыре тысячелетия назад: сначала было слово, потом скрижали, ещё позже скромные попытки отдельных гениев прочистить наши мозги – от «to be, or not to be» до «белого венчика из роз» и наивного доброжелательного плагиата Морального кодекса. И я лично верю и надеюсь...
КОНЁК ВОРОНОЙ
Бывших журналистов, как, впрочем, и «комсомолят» не бывает. Но чтобы понять эту немудрёную истину, лично мне пришлось «отмотать» пять десятилетий в прессе, или, как сейчас говорят, в СМИ, из них девять лучших – хотя бы потому, что первых – в молодёжной печати. Ну, и уж естественно – семь лет редактором «Молодёжки» – «Молодости Сибири» – с 1975 по 1982-й – кое-что значат.
Пришёл я в областную молодёжную газету (орган обкома ВЛКСМ) по приглашению тогдашнего редактора и попутно поэта Виктора Овчарова. Был он немолод, под сорок, крепок и силён, тайно гордился шрамом от фашистской пули, которая едва не отправила на тот свет в оккупационной зоне русского пацана, а после работы сам любил за чаем посидеть, и мы были не против. Это он, Виктор Викторович, придумал, чтобы своеобразным гимном «Молодёжки» стала популярная в те годы песня «Там, вдали за рекой…»:
…Он упал возле ног
Вороного коня
И закрыл свои карие очи.
— ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих...
К этому времени я был уже довольно тёртым человеком, послужил на флоте, поработал на заводе, окончил заочно университет, начинал входить и в журналистскую профессиональную форму, но, честно сказать, плановую, хорошо продуманную газетную работу встретил только здесь, у Овчарова. Человек он, не смотря на пристрастие к поэзии и вообще довольно вольной жизни, был в работе аккуратный, ответственный и того же требовал от нас.
Меня это вполне устраивало, я был настроен именно на настоящую работу и я зачастил в командировки по области, исследуя не только «трудовую доблесть передовых строителей коммунизма», но и широчайшее поле жизни простых советских людей, среди которых в те годы были живы не только ветераны войн, но ещё и ЧОНовцы, и свидетели коллективизации, и даже горе-герои, своими руками разрушающие до основания храмы Колывани, Завьялова, Новосибирска и даже гордившиеся этим. Это потом уже к нам всем приходило понимание, что не всё было ладно в прошлом Отечества. Постепенно вместе с изменением «генеральной линии партии» приходило осознание и ошибок отцов, и собственной близорукости, но никогда бы у меня язык не повернулся назвать свой народ совками, как это стало возможным и даже показушно горделивым несколько позже...
Буквально через год Овчарова пригласили на работу собкором в набирающую силу «Советскую Россию», и меня утвердили редактором «Молодёжки» вместо него.
Об этом можно отдельно сказать несколько слов. Существовало в ту пору такое понятие «номенклатура». Так вот редактор «МС» тоже входил в номенклатуру обкома КПСС и одновременно ЦК ВЛКСМ. А это значит, что перед утверждением в должности меня провели по всем ступеням собеседования и в обкомах ВЛКСМ и КПСС в Новосибирске, и даже показали на этажах «согласования» в ЦК ВЛКСМ. После этого я впервые оказался на заседании бюро обкома КПСС, где сам Фёдор Степанович Горячев, покосившись на меня, спросил Юрия Савенко, первого секретаря обкома комсомола:
– Выдержит, не сбежит?
– Он сибиряк, Фёдор Степанович! – заверил Юрий Петрович. И вопрос был решён.
За все десятилетия работы в журналистике (и немало лет на руководящих, так сказать, должностях) я, честно говоря, до конца так и не понял, как формируются хорошие редакционные коллективы: наверное, немножко мозгов редактора и главное тут всё же – госпожа удача. Так вот «Молодёжка» тех лет была несомненно сильным коллективом.
Вчитайтесь в названия отделов редакции: для нынешнего уха они звучат несколько экзотически, но для посвящённого – это своеобразная музыка. Сам я пришёл в редакцию заведующим идеологическим отделом (политучёба, пропаганда и агитация), а моя сотрудница и коллега Валентина Игнатенко (впоследствии Мальцева) ведала вопросами культуры и искусства. Виктор Юкечев (тот самый, который впоследствии стал редактором перестроечной «Сибирской газеты») возглавлял отдел комсомольской жизни (тут всё понятно, добавлю совсем уж для «тёмного»: нам, к счастью, довелось жить в структурированном обществе, где, безусловно, основную организующую функцию в молодёжной среде выполнял комсомол). Александр Корчуганов – отдел рабочей и сельской молодёжи (именно коммунистический труд сделал из обезьяны человека!). Татьяна Киршина (впоследствии Зак) и Лидия Живлюк– отдел учащейся молодёжи, – школы, студенчество и «святое» – стройотряды. Отдел спорта – сначала забияка, резкий, всё время нарывающийся на конфликты с бюрократами от спорта Анатолий Михальцов, потом – помягче, «художественный» Александр Гуринович. Отдел писем – хитроумный Валерий Игошин, потом Владимир Макеенко и Александра Попова. Ответственным секретарём все эти годы был незаменимый Анатолий Сидоров. Но это я назвал лишь несколько человек «основного состава», на самом деле подлинную школу «МС» прошли десятки ставших впоследствии известными журналистов. Среди них один из первых депутатов Госдумы Борис Коновалов, которого мы «выписали» (беспрецедентный для технического вуза случай) по распределению из НЭТИ. С тонким юмором Сергей Бобровский, молчун-аналитик Валерий Бущик, фотокор Виталий Скок, заражающий нас нескончаемой любовью к рыбалке Владимир Кузнецов, необычайно энергичная и предприимчивая Татьяна Фаст (впоследствии собкор «Литгазеты» в Риге и сейчас главный редактор прибалтийского журнала «Открытый город»), Анатолий Русанов, Татьяна Шипилова, Наталья Поцелуёнок и многие, многие другие.
Нам удавалось, на мой взгляд, главное: не потерять за казёнщиной образ живого человека. Нелегко это было, но мы жили среди живых людей, – да, передовиков и ударников, членов комсомольско-молодёжных бригад, настоящих трудовых ребят, которые тоже отдавали дань известным условностям, но для которых, кроме работы и комсомола, существовала и обычная человеческая жизнь.
Трое суток шагать…
Пешком в наше время журналисты уже ходили, конечно, мало, но приходилось и мне лично иногда бывать там, куда не добраться никак, кроме как на своих двоих. Но эти случаи, можно сказать, экзотические, их можно по пальцам перечесть, а вот область и страну я повидал изрядно, да и за рубежами – случалось.
И вот когда меня попросили написать эти заметки, первое, что я сделал, пошёл в областную научную библиотеку и поднял подшивки тех лет, когда работал в «Молодёжке». Удивительное это было погружение в своё – не скажу всегда славное – прошлое. (И как это здорово, что какие-то заботливые люди, оказывается, всю жизнь только тем и занимаются, что «коллекционируют» по службе старые газеты).
Открываю наугад подшивку 1980 года. На первой полосе справа от сине-праздничного новогоднего плаката на «красном» месте «фантастический монолог»: «Ночью под луной не спится трактору марки «ДТ-75». (Если кто не знает, напомню, что это самая популярная марка гусеничного дизельного трактора в то время и основное орудие сельскохозяйственного производства: на ДТ пахали, сеяли, возили зерно и силос, и даже – прости их господи! – людей, – в тележках доярок в поле или студентов на картошку). И вот, значит, трактор под новый 1980 год мыслит и воспроизводит свои мысли в газете о судьбе молодого механизатора Николая Савина из колхоза «Большевик» Ордынского района, как он здорово живёт и работает. Так, смотрим подпись: «Думал, как трактор А. Безлошадный». Скорее всего, это я сам – редактор – и «думал», но за давностью лет, честно сказать, забыл.
Признаться, такие вольности мы позволяли себе нечасто. Но тут можно: Новый год, то да сё…
Листаем дальше. Ага, вот это тоже интересно: «28 декабря (перед Новым годом) в Доме политического просвещения обкома КПСС состоялась XXI областная комсомольская конференция. С отчётным докладом выступил первый секретарь обком комсомола В. Косоуров». И дальше: секретарями обкома организационный пленум вновь избранного состава избрал В. Косоурова, С. Михайлова, В. Ловцова и О. Тучину. А редактором газеты «Молодость Сибири» пленум вновь утвердил члена бюро обкома А. Надточия...
Немного позже, в канун 21 января: шапка «Комсомолец! Следуй заветам Ленина!» и идёт анкета, ответы на вопросы которой подразумевают наше полное соответствие великому учению…
Заголовки последующих номеров по-своему замечательные: «Девиз молодых – пятилетку досрочно!», «Работа на «отлично»!, «Швейники – юбилею»…
А вот новая рубрика: «Агитпоезд в пути» и рассказ о том, как работает реальный агитпоезд «Кулундинский» в Купинском районе. И фото местного фотокора Бориса Москвина: сельская молодёжь, сплошь добротно одетая в песцовые меха (было такое время) радостно машет прибывшим агитаторам. Несколько номеров спустя – очерк «Твое мгновение, машинист» о кандидате в депутаты Верховного Совета РСФСР машинисте Барабинского депо Сергее Титкове (дай бог здоровья нынешнему депутату областного Законодательного собрания).
Здесь на специально отведённой полосе заведующая отделом писем Саша Попова подробно анализирует текущую почту: «Какой быть «МС» -80». Очень толковая по-журналистски полоска. Литературная страничка «Утро»: опубликован крохотный (думаю, из-за места) рассказ молодого писателя Михаила Щукина «Настя», заметки о творчестве очеркиста-мэтра Евгения Лучинецкого, новые стихи Нины Греховой: «Лист ещё не упал, но надорван, заворожен звездой ледяной. Где мой друг?...»
Вот тут нечто особенное: рубрика «Кавалер ордена Ленина», «Где не могли все – он мог!» Саша Гуринович пишет репортаж из ДКЖ с проводов из большого спорта Александра Тихонова, – великий спортсмен плачет и утирает платком слёзы.
Кто-то хорошо знакомый, но ещё молодой смотрит на меня с полосы: читаю очерк «Кандидат комсомольских наук» о председателе совета молодых учёных Сибирского отделения Николае Ляхове (сейчас академик, научный руководитель Института химии твёрдого тела и механохимии СО РАН).
А вот и событие в самом Академгородке: после уже описанной мною конференции «Развитие производительных сил Сибири»
В ДК «Академия» состоялась встреча с одним из приглашённых её участников Борисом Павловичем Никитиным. Сейчас вряд ли кто припомнит его систему воспитания собственных многочисленных детей, основанную на особом напряжении и усиленном развитии интеллекта и физических данных ребятишек. Я хорошо помню эту встречу, поёживаясь, наблюдал, как его дети на сцене ДК выделывали номера своими телами. Цитата: «Ваня Никитин в свои 11 лет отрывает от пола около 150 килограммов, хотя сам весит 50. Дети Никитина бегают по снегу босиком, не страдают простудными заболеваниями, переходят из класса в класс «через ступеньку» и т.д.» Вряд ли подобный опыт может быть широко тиражируемым, но задуматься заставляет…
Так, так, так… А вот уже и 1981-й год. Указ Президиума верховного Совета СССР о награждении товарища Брежнева Леонида Ильича очередной Золотой звездой Героя Советского Союза… И потрет соответствующий. Не дай бог повторения опыта…
Скромная заметка ТАСС: в Польше главари «Солидарности» объявили «забастовочную готовность». И рядом соседствует прекрасная аналитическая корреспонденция Наташи Ивониной «Требуется человек с дефицитными качествами», – о проблемах детских клубов, которые в «новой России» почти повсеместно угробили. А я помню, что только в округе издательства «Советская Сибирь» их было множество: и спортивных, и технических. Ох, ребята, не всё было плохо у Советской власти…
Поздней осень 1981-го я опубликовал сдержанные, но настороженные заметки о нашей поездке в Англию: «Нулевой меридиан», – куда склоняется Великобритания Тэтчер в своей политике: на восток, в сторону Европы и Советского Союза, или ей привлекательнее хищная Америка? 37 лет прошло, а всё актуально: давно нет СССР, Варшавского договора, а островная Великобритания до сих пор (официально) тратит на вооружение денег больше, чем Россия.
Серия очерков о делегатах XXI съезда ВЛКСМ, в работе которого я в качестве специального корреспондента тоже принимал участие (конец мая 1981 года). «Мужество продолжать борьбу», – это рассказ о другом нашем выдающемся спортсмене Викторе Маркине. И, между прочим, за две золотых медали на Московской олимпиаде студент-медик из Новосибирска был награждён орденом Красного знамени, – это по тем временам очень серьёзная награда.
(Несколько слов в скобках. Я очень люблю и уважаю спорт, сам бегал стайером на 1-й разряд, юношеский бокс, баскетбол, плавание) и, убей, не пойму, почему были великие Маматов, Кулакова, Сметанина, Тихонов, Маркин, Позняков, классные баскетболистки и хоккеисты, когда они получали кроме наград и квартир копейки, а нынешние миллионеры при гигантских вложениях в профессиональный государственный спорт – увы. В чём тут дело? Конечно, не только спортом жив человек, но что-то в нынешней нашей работе с молодёжью, в том числе и спортивной, явно не так).
Май 1981-го, «съездовские» материалы. С подножки поезда нам машет на прощанье делегат – молодой композитор Олег Иванов. На каждой крупной станции поезд с делегатами съезда приветствовала местная молодёжь: музыка, танцы. Конечно, это организовывалось, но честное слово, это было здорово.
Едва мы прибыли в Москву, как в гостинице «Россия» я уже раздавал ребятам свежие номера «Молодёжки» с опубликованными материалами о нашем путешествии. А на самом съезде со мной произошло ЧП. На груди у меня был прикреплён бейджик «Пресса», который позволял, несмотря на строгий контроль «голубых фуражек», довольно свободно передвигаться внутри Дворца съездов. И вот в поисках, чем бы утолить жажду (буфеты с началом заседаний закрывались), я буквально заблудился за кулисами Дворца. И наконец, к ужасу, очутился прямо рядом с президиумом, – вот Брежнев, подходи и жми руку. Но меня тут же подхватили и повернули к выходу. А Леонид Ильич, между прочим, не смотря на то, что был уже не очень здоров, выступил перед комсомольским съездом и произнёс речь, которую мы опубликовали: «Забота об интересах народа – дело чести комсомола».
…Порвали парус
Когда слышу или читаю сегодня, как мол, им, бедолагам, тяжко жилось в тоталитарном обществе так называемого развитого социализма, смеюсь горько-весело: или ни хрена вы, дорогие мои «либеры», не понимаете, или злостно врёте, – мы были счастливы. Недавно сложный человек и режиссёр Никита Михалков публично заметил: вот, мол, когда я служил на флоте на Камчатке, то не было больше в моей жизни периода, чтобы я чувствовал себя настолько свободным. На мой взгляд – перебор: настоящая служба – дело тяжкое, я, например, заработал на флоте пожизненную язву и хондроз, хотя не исключаю, что у матроса Михалкова условия были несколько иные. Но, в целом, он в чём-то прав: когда существуют чёткие правила жизни, она строго регламентирована, и под ногами у любого есть твёрдая социальная почва, не то что ныне… Да, была цензура (Главлит), у кого-то на десятилетия клали фильмы на полку, кому-то недалёкому не нравились Гроссман и Любимов, но, честное слово, никогда позже я лично не был так свободен внутренне, как в 70-е годы. Я уж не говорю о том, что всё лучшее, что было снято, поставлено, написано в отечественной культуре прошлого века – это сделано в распроклятую эпоху «административно-командной системы».
Не худшим образом обстояли дела и в журналистике. Мы, редакторы, чётко знали правила игры, и в редчайших случаях допускали какую-то нелепость, которую приходилось исправлять. Вот, к примеру, декабрь 1981-го: у дорогого Леонида Ильича юбилей. На первой полосе размещаем большой портрет генсека, как он есть, не очень живой и презентабельный. Но кто-то излишне внимательный (даже не работник лито) увидел уже на машине в типографии готовый оттиск и испугался: что это за истукан! Немедленно дошло до обкома, велено снять и заменить. Тираж уже был отпечатан, – порезали, заменили снимок, прогнали машину снова. Ну и ладно. Но, подчёркиваю, у меня как у редактора за все годы не было ни одного случая серьёзного столкновения с цензурой или с сектором печати обкома КПСС. Да, нельзя было критиковать советскую власть, как будто сейчас это делать можно серьёзно по отношению к нынешней власти, особенно, как это ни странно – местной, да и критика «либералов» «на вороту не виснет». Широко были распространены эвфемизмы. Помню, на одной из встреч с британской молодёжью у нас в редакции меня спросили: «Почему вы не критикуете своё правительство?» И я, не моргнув глазом, ответил: «Оно настолько эффективно работает, что его просто не за что критиковать!», чем привёл в полный восторг моих собеседников, они оценили мой «юмор» и долго трясли мою руку, прощаясь. А уж знаменитый анекдот про то, что и у нас тоже есть возможность выйти на Красную площадь и крикнуть «Рейган – дурак!» стал народной классикой. И тут я полностью согласен со знаменитым режиссёром: свобода личности определяется её внутренним состоянием, а не законами, которые на Руси, мягко скажем так – не очень эффективно работают.
Помню смешной эпизод, когда Витя Юкечев однажды, нарушая все инструкции, прокатился в кабине электровоза в Барабинске и написал об этом репортаж, и этот случай стал поводом для наказания машиниста (ишь, додумался!) и покритиковали редактора за глупость. Тоже правильно. Но, подчёркиваю: мы строили свою работу, как хотели и считали нужным, ездили куда хотели в командировки, вовсю упражнялись в стилистике изложения, очень любили жизнь и. пожалуй, самое главное – мы абсолютно в ту пору не понимали, что такое зависимость от денег. Да, их почти у нас и не было, и немалой радостью было перейти через дорожку у издательства «Советская Сибирь» и в полуподвале пивного бара процедить кружку восхитительного «Жигулёвского», чтобы потом в столовой съесть, между прочим, полноценный обед за рубль при зарплате в сто пятьдесят…Или всей редакцией под патронажем Володи Кузнецова рвануть на остров Сапожок, что на водохранилище, и всю ночь у костра с ухой петь Окуджаву, Высоцкого и Визбора. А наутро бороздить бухту на виндсерфинге, изготовленном собственными руками Сергея Бобровского. Не знаю, задумывался ли кто из нас о счастье в то время, но твёрдо знаю: мы и без мыслей о нём были вполне счастливы. Умом я понимаю, что те самые искры, из которых возгорается бешеное, всё разрушающее пламя, зарождались именно в те годы, которые некоторые из нас называют прекрасной эпохой, кто-то застоем, но вот сердцу, увы, не прикажешь…
Ах ты, палуба, палуба…
Мне довелось служить в подводном флоте. Экипаж подводной лодки – это очень своеобразная «организация». Одно дело – на берегу, когда доминирует вся атрибутика соподчинённости («Есть, товарищ капитан второго ранга!»). Другое дело – в море, там отношения иные… Рулевой старшина по значимости на одном из первых мест, трюмный матрос или кок – важность их работы тоже трудно переоценить, и т.д. Каждый незаменим на своём месте. И вот лодка пошла на всплытие: короткая передышка, все высыпали на палубу, из карманов достают сигареты, шоколад, тараньку… Находящийся неподалёку японский сейнер спешит приветствовать. Там тоже все свободные от вахты высыпали на палубу, чтобы посмотреть на русских моряков. Блаженствуем на солнышке, наблюдаем за волной, которая никогда мощный, с глубокой осадкой корабль не качает, а лишь ласкает. Редкие минуты идиллии, всеобщего братства и почти космической прострации…
Нечто похожее на это чувство возникало иногда раньше и в комсомоле, и в молодёжной журналистике. Каждый на своём месте, иногда высоком, но все вместе делаем одно важное дело. Не хочется переходить на казённый язык, но упрёки типа «Знаем мы вас, прихватизаторов-комсомольцев, Ходорковский и компания!» появились много-много позже и далеко не всегда они справедливы. Я никогда не завидовал своим более удачливым товарищам молодости: ну, банкир, депутат, глава района или даже области теперь, – значит способный. Вот только если приворовывает или явно гребёт под себя, используя службу, тогда иной разговор…. Но всё-таки в основном это было настоящее «братство палубы».
Вспоминаю замечательные курсы при Высшей комсомольской школе. Учёба кадров была неотъемлемой частью процесса. Месяц-полтора в Москве, великолепные лекции и встречи с замечательными людьми, да и сама Москва… Там на одной «палубе» оказывались вместе редакторы «молодёжек» со всего Союза. И хотя хохлы, азиаты, кавказцы и особенно прибалты вечерами держались особнячком, мы всё-таки были одним целым. Со многими я подружился именно в те благословленные месяцы. А потом, после 91-го, с удивлением узнавал, что вот Она написала книжку явно с националистическим душком. А Он вообще давно за океаном. Одна моя подруга тех лет сегодня душой мучается в Донбассе. Может быть, я неисправимый идеалист, но мне кажется, что наши совместные походы в Большой театр, в музей-квартиру Ленина, поездки в Константиново и Ясную поляну таки не пропали даром, и в каждом из нас сохранилась хоть искорка другого тепла, не бешеного, на чём и держится человеческое братство.
Мне довелось поработать с двумя первыми секретарями обкома. Юрий Петрович Савенко был, на мой взгляд, не только умён, но и по-деревенски хитёр, «работал» иногда под простачка. Характерный случай: знаменитая поездка Брежнева по Сибири и Дальнему Востоку в 1978 году. (Потом мы все дружно обсуждали в партийных организациях мудрые записки генсека и мотали на ус). По-весеннему сыроватый Новосибирск с помощью авиадвигателей высушили и вычистили, так что он заблестел. Савенко среди встречающих на вокзале. Затем приём в обкоме КПСС в кабинете Горячева на Свердлова. Чтобы как-то выделиться, Юрий Петрович взгромоздился коленями на стол совещаний и так и вышел на общем снимке с генеральным – на голову выше остальных и весьма этим довольный. Газеты напечатали.
Виктор Семёнович Косоуров был человеком уже иной формации, время становилось всё более жёстким. Но меня лично однажды порадовал случай, когда на бюро обкома комсомола (редактор по статусу был членом бюро) обсуждался вопрос о гибели студента-стройотрядовца в Сузуне. Причина банальная – пьянка. Кто-то поставил вопрос об исключении из комсомола (а это значило и отчисление из института) ответственного товарища, который сам «принял» и не доглядел. Обсуждение уже склонялось именно к исключению, но Косоуров взял слово и расставил точки над i: давайте о судьбах людей подумаем.
Подавляющая часть наиболее активной молодёжи в те годы, естественно, проходила через комсомол. И многотысячные комсомольские организации заводов-гигантов имени Чкалова, «Сибсельмаша», Химконцентратов и т.п., и малые первички на стройках или в школах, магазинах терпеливо выполняли свою главную работу по организации и структурированию общества. И когда они внезапно все по «большому» уму в 91-м развалились, на какое-то время значительная часть молодёжи, прости меня, господи, буквально окрысела и стала стихийно сбиваться в стаи. И нам ещё долго расхлебывать последствия этого «прогрессивного» процесса.
… Кстати: в период службы на флоте я тоже был в комсомольском активе, и мне доводилось организовывать отчётно-выборную кампанию прямо в море во время похода. Очень интересно, между прочим: например, отстрелялись учебной ракетой – отбой боевой тревоги, а ты идёшь в девятый отсек проводить в комсомольской группе торпедистов отчётно-выборное собрание. Когда увольнялся в запас, начальник политотдела бригады кораблей для университета написал мне характеристику: «хорошие мореходные качества»…
Слышишь, время гудит: БАМ!
Наверное, у всякого большого дела есть даже не две, а три «стороны медали». Так, например, я очень хорошо помню, как «прямо» со съезда ВЛКСМ отправляли ударный отряд на БАМ, безусловно, самую значительную стройку того времени. И хотя споры о судьбе магистрали не утихают и по сей день, уверен, что она была и есть необходима, а в будущем, когда, надеюсь, прекратится это противостояние Запада и России, дальневосточный поток грузов наконец хлынет через страну в Европу, эти разговоры навсегда закончатся. В 70-е БАМ пропагандистки гудел так, что хоть затыкай уши. Моё поколение, наверное, хорошо помнит эту песню Муслима Магомаева («.. на просторах крутых БАМ!») с азербайджанским «акцентом», и как я не благоговею перед великим певцом и музыкантом, должен сказать, однако, что даже его песня в его личном исполнении в иные минуты воспринималась как ироническая насмешка над показушной казёнщиной. Не зря же в народе вспыхивали озорные частушки типа «Приезжай ко мне на БАМ…». И мне как журналисту «Молодёжки» довелось несколько раз побывать на великой стройке, и каждый раз всякая поездка заставляла меня о многом задумываться.
Первая поездка состоялась осенью 1976 года с группой сотрудников института «Сибгипротранс», которой руководил главный в ту пору инженер проекта (западный участок БАМа) Эдуард Антонович Приц (впоследствии директор института). Самолёт Новосибирск-Улан-Удэ, затем незабываемое путешествие на крошечном вертолёте МИ-2 над Байкалом, и вот мы в Нижнеангарске, где была база экспедиции «Сибгипротранса». По прибрежной гальке, где ещё и намёка не было на будущую магистраль, нас на тряском вездеходе ГАЗ-66 подбросили в расположение палаточного лагеря поисковиков, в котором помимо уже опытных специалистов работали студенты НИИЖТа (СГУПС) и – как это бывает в отдалённых местах – несколько работяг весьма сомнительного происхождения. Новосибирские проектировщики проводили изыскательские работы по будущему ложу западного участка магистрали. Очень хорошо помню разговор с Прицем: он отвёл меня чуть выше от палаточного лагеря и показал: видишь просвет между деревьями? Да, вижу. Это следы проектных работ, выполненные ещё до войны, – прорубили лёгкую просеку. Но почему не использовать старые изыскания? – спросил я. Требования, задачи изменились…
Из Нижнеангарска мы совершили ещё несколько поездок по местам изысканий, кое-где уже начиналась масштабная работа по сооружению базы для строителей. И делалось всё это настолько быстро и «засучив рукава», что когда я вновь попал в эти места пару лет спустя, в байкальских «прижимах» (сбегающие к воде откосы гор) уже вовсю кипели тоннельные работы.
А в 76-м ребята-ниижтовцы к нашему приезду выпустили своеобразную стенгзету: на кусках бумаги-миллиметровки (сейчас, наверное, не всякий знает, что это такое) нарисовали несколько замысловатых не то иероглифов, не то древних ведических фигур и были, по-моему, весьма довольны. Вечер провели у костра, и, не смотря на сухой закон, действующий на стройке с первых дней, пили «чай», пели песни и вообще чувствовали себя вполне комфортно. Запомнился извечный спор вокруг техники: тогда на БАМ уже начали прибывать мощные тракторы «Катерпиллеры» и подъёмные краны «КАТО», которым явно проигрывали отечественные аналоги. Но кое-кто из инженеров не сдавался: да пошли они…, наша техника всё равно надёжнее! Разумеется, разумеется, успокаивал их мудрый Приц. Переспали в «собачьих» спальниках на раскладушках, а утром кто-то поймал по радио сообщение: умер великий кормчий Мао… Начиналась другая эпоха. А на Севро-Байкальском перевале, в Нижнеангарске и Северобайкальске вовсю стучали топоры: первые отряды бамовцев сооружали первые жилые дома.
Мне посчастливилось ещё дважды побывать здесь. Спустя два года – с группой молодых учёных Сибирского отделения, возглавлял которую действительно молодой и уже известный химик Кирилл Замараев (впоследствии директор Института катализа СО АН СССР). Чувствовалось, что самому ему было очень интересно всё, что он видел. На встречи с руководством строителей он брал с собой кого-нибудь, а с остальными откровенно не понимал, что делать. Но не думаю, что эта поездка была для ребят бессмысленной, увидели они многое, но вот пользы от них БАМу… В один из дней в Северобайкальске по согласованию с местным комсомольским штабом стройки повесили у клуба объявление: «Встреча с учёными Сибирского отделения…». В назначенный час на площадку, где планировалась встреча, никто не пришёл. На минуту появился смущённый «штабист» и объяснил провал мероприятия так: в столовой проходит комсомольская свадьба, если желаете, то… Мы не пожелали и гордо отправились в гостиницу, откуда уже утром собирались на самолёт, чтобы лететь в Тынду, столицу БАМа.
Уже много позже, когда Новосибирск по приказу партии взял шефство над строительством станции Берёзовская (восточный участок БАМа), мы регулярно печатали материалы о ходе реальных поставок, работ, и я до сих пор знаком с некоторыми участниками и строительства Берёзовской, и агитбригадовцами той поры, среди которых, кстати, мой старый знакомый телевизионный журналист Виктор Серов, сам покрутивший на БАМе шофёрскую баранку не одну тысячу километров и впоследствии написавший книгу об этом.
За многие годы работы, связанные с комсомолом, я не раз убеждался, что успех какого-либо молодёжного дела определяется тем, насколько оно связано с реальной жизнью. Но и тут нужно найти своё место. К примеру, вспоминается шефская поездка к нашим солдатам, несущим службу на Крайнем Севере, в Тикси. Солдатики действительно встретили нас с распростёртыми объятиями, потому что очень скучали по Новосибирску, были рады любому контакту с земляками. Мы, совершенно осоловевшие от непривычного бесконечного летнего дня, что-то мямлили, дарили подарки, жали руки, но настоящим успехом пользовались те, кто живьём привёз сюда «искусство». Пусть самодеятельное, пусть это была всего лишь агитбригада из сельхозинститута, но хозяева восхищались её выступлением так, как будто внимали самому Муслиму или Дину Риду и падали от смеха, когда слушали сомнительные шуточки студентов.
После этой замечательной поездки к служивым на Север я столкнулся с неожиданной цензурной проблемой: правила в ту пору были сурорвые: всё, что касалось военных, даже праздничные парады, тщательно редактировалось, а «лишние» снимки и текст изымались. И от заметок о той поездке у меня остались жалкие безадресные сто пятьдесят строк на последней полосе. Но, честно говоря, дело не только в цензуре, неча на зеркало пенять… Не хватило журналистского мастерства и хитроумия, чтобы рассказать об «абстрактной» войсковой части. А написать-то было о чём: вот лишь несколько штрихов. Неподалёку от ВЧ в скалах маячили чёрно-красные муляжи якобы стратегически ракет: трепещи, потенциальный супостат, ежели что, мы тебя и через полюс достанем! Не силён я в военном деле, но думаю, наивно очень всё это. На прилегающей к солдатской казарме площадке ребята долбили ямки, вставляли в них трубы, заливали водой, которая вмиг замерзала, и волейбольная площадка вскоре была готова. А позади казармы высоко над землёй торчал на сваях «скворечник» туалета, и к нему вверх вёли деревянные сходни. На мой вопрос, почему так странно, объяснили: зимой снегу наметает столько, что приходится ходить, как на приступ…
А вот очерки о путешествии на БАМ, когда я как следует пообщался с изыскателями «Сибгипротранса», получились на славу, и в институте меня искренне поблагодарили. Да и читателю, надеюсь, было небезынтересно.
И Ленин такой молодой…
Здесь читателя надо бы предупредить, чтобы не быть неверно понятым. По убеждениям до сих пор я остаюсь несомненно «левым», даже в какой-то степени ленинцем, настолько уважаю его гений и вслед за ним уверен в неизбежности будущего социалистического всеобщего устройства. Но вот что любопытно: кое-что о нашей психологии тех лет. Редакция довольно часто принимала разного рода гостей: одних приглашала, других – нередко зарубежные молодёжные делегации – направлял к нам обком комсомола или туристическое бюро «Спутник». Всякий раз нужен был недорогой, но запоминающийся подарок. Обычно этим делом занимались девчонки-секретари, они, как водится, были неглупы и своё дело знали. Но на этот раз, когда в гости мы ждали молодого румына-писателя, секретарши на месте не было, и я попросил купить что-нибудь одну из юных сотрудниц, недавно окончившую Иркутский университет. Перед самым приходом гостя она поставила мне на стол довольно увесистый металлический бюст Ленина. Это, конечно, замечательно, сказал я ей, и хорошо говорит о твоей политической зрелости, но он (гость) ведь выбросит эту штуку при первом же удобном случае. Сотрудница очень огорчилась, надула губки, а злосчастный бюст после встречи мне вернул у лифта переводчик гостя, сказав, что мне эта вещь, пожалуй, будет нужнее...
А вообще-то встречи в редакции – часто не смотря на занятость – приносили нам новые впечатления, и мы были им в целом рады. Но, конечно, особенно рады тем людям, с кем сами хотели получше познакомиться. А некоторых приглашали даже по нескольку раз: так, например, солист балета Александр Балабанов надолго стал нашим другом. Часто это были известные спортсмены, тут Толя Михальцов был на высоте. В то время прекрасно играли наши баскетболистки-динамовки, гостем редакции был знаменитый хоккейный судья Юрий Карандин и другие. Валя Игнатенко водила деятелей искусства. Сам я хорошо был знаком со всеми собственными корреспондентами центральных газет, и они по очереди «отмечались» у нас. Например, Николай Самохин, писатель и собкор «Литературки», буквально заворожил нас своими устными рассказами и анекдотами, которых он не просто много знал, а они были как бы одной из форм его мышления. А сама среда его существования дышала тонким юмором и необыкновенной дружественностью. (Потом, в конце 80-х, случился этот трагичнейший январь в Подмосковье, и наш общий друг ушёл от нас навсегда. В голове не укладывается до сих пор почему…)
Одна такая встреча лично для меня растянулась даже на несколько лет, – транс-встреча. Осенью 1981-го, учитывая особую значимость поездки группы нашей интеллигенции в Англию, меня прикомандировали к ней кем-то вроде комиссара. (Ну, в составе группы был, конечно, один совершенно «обязательный человек», а я вроде как неофициальный ответственный от обкома). Отношения с капиталистами после попытки срыва Московской Олимпиады – хуже некуда. Наша группа – предупредили на инструктаже в Москве – первая туристическая за год.
Самолёт пошёл на посадку в Хитроу, мы прильнули к иллюминаторам и ахнули. В Европе, по рассказам наших газет, свирепствовал энергетический кризис, дело доходило до веерных отключений электричества. Но весь вечерний Лондон с высоты птичьего полёта казался сплошным морем огней и ярко освещённых стадионов. Казалось, что кроме футбольных полей там, внизу, ничего нет. Некоторых из нас, особо слабодушных, охватило нечто вроде лёгкой паники. Эта паника усилилась на другое утро, когда мы неподалёку от Лондона в Норидже пошли по утопающим в изобилии магазинам, а денег нам поменяли по пятнадцать рублей, – таковы были правила.
Горько и смешно, но нас повсюду сопровождали «узнаваемые лица», с которыми мы накануне выпивали за знакомство в гостинице, – внимание «специалистов» с английской стороны было очень плотное. Но и программа была отменная. После нескольких дней «карантина» в Норидже – Лондон, поселили в доме для приезжих какой-то религиозной миссии, специализирующейся на приемах полуголодной молодёжи из развивающихся стран. Но места посещений и приёмов – по высшему классу: Вестминстерское аббатство, парламент, встреча с несколькими депутатами, вечерний клуб молодёжи, театр, музей мадам Тюссо и т.д.
Весь Норидж и Лондон с окрестностями были оклеены фотографиями со свадьбы принца Чарльза и принцессы Дианы, – кому-то из нас нравилось, я недоумевал: что это за дурацкий национальный праздник? Зато во время посещения университета представители оппозиция нам подарили значки с изображением крысы (в прямом смысле) Тэтчер. Расчувствовавшись, я в ответ подарил одной даме сувенирный рубль с профилем Ленина и брошюру «Империализм как высшая стадия капитализма» с его портретом. Она показушно поцеловала монету и спрятала побыстрее всё подальше от греха.
По прилёте в Москву в Шереметьеве обязательный досмотр багажа. У одной нашей комсомолки изъяли томик Солженицына. Но этот факт не имел никаких последствий: позже она сделала неплохую карьеру.
И вот, представьте себе, через год ответный визит английской молодёжи в Новосибирск, – значит, и мы недаром ездили, и англичане искали контакта с Советами. Знакомая нам по Англии переводчица – в роли руководителя группы. Мы, новосибирцы, все созвонились, скинулись и устроили англичанам тёплый вечер в кафе ДК «Строитель». Всем достались сувениры, мне – отличные, а ля звёздно-полосатые шнурки для башмаков. Не знаю уж, с намёком или случайно…
Вместе весело шагать по просторам…
Когда в новую эпоху в Новосибирске не просто сами по себе, а по недалёкому умыслу некоторых служивых людей практически исчезли почти все ведущие газеты, не то слово сказать, что мы все от этого очень много потеряли. Я абсолютно убеждён (и есть хороший пример Москвы, а также наших соседних регионов), что печать, именно печатное слово надо холить и лелеять. Общаться руководству региона, города или даже страны с народом через интернет (далёко не всю информацию можно подать с помощью того же ТВ) – это то же самое, что нюхать розу через противогаз или того хуже (мужчины знают)…
В равной степени я убеждён, что молодёжи необходимы свои издания – газета, журнал, альманах и т.п. У новой власти в нашей области не хватило на это ни ума, ни пороху. «Молодёжка» как законная младшая сестра «Комсомольской правды» в своё время прекрасно исполняла свои функции не только агитатора и пропагандиста, но и несла своё живое слово, мнение, взгляд в массы. Разумеется, под глазом обкомов КПСС и ВЛКСМ. Но сегодня мне мало кто поверит, что «глаз» этот был совсем не докучливым, опека – едва ощутимая, и за семь лет работы редактором я не помню случая, чтобы, допустим, на бюро первый или другой секретарь обкома сказал: «Что-то у нас, товарищи, понимаете ли, редакция «Молодости Сибири» хреновиной занимается!» Не было этого. И вместе с тем мы работали в тесном контакте, были продолжением общей большой работы по воспитанию «подрастающего поколения».
Первейшие наши коллеги – аппарат организационного отдела обкома, отделов пропаганды и учащейся молодёжи. Совместно со штабом ССО (стройотряды) мы много лет выпускали специальный вкладыш, посвящённый летнему трудовому семестру, и потом распространяли его по отрядам. Помню, как сам в качестве корреспондента не раз принимал участие в рейдах «Комсомольского прожектора» по городу и области. Безо всякой натяжки могу сказать, что там, где была молодёжь, там была и наша газета. Наши специальные посты действовали на важнейших комсомольско-молодёжных стройках (ВАСХНиЛ, Новосибирский электродный завод, БАМ). Наша лучшая и самая эффективная опора того времени – райкомы комсомола и крупные первички заводов им. Чкалова, «Сибсельмаш», «Сибтекстильмаш» и др. (Заводов «Химаппарат» и «Химконцентрат» для прессы из соображений «секретности» как бы не существовало). Мне приходилось бывать на сотнях комсомольских собраний того времени, и я вынес оттуда на всю жизнь твёрдое убеждение в необходимости мощной общественной структуры для молодёжи. Да, формализма хватало и в наши дни, но кому-то очень мешала набивать краденым карманы структура, в основе которой лежала коммунистическая идеология. Что уж там говорить о партии или Народном контроле…
Буквально несколько предложений об одной из поездок в область. Из письма в редакцию узнал, что в Спирине Ордынского района в тяжёлых условиях живёт старушка, которая ещё в 30-х годах принимала активное участие в коллективизации. Поехал на автобусе, нашёл нужный адрес. Оказалось, что старая женщина (язык не повернётся сказать «дама», а жаль) действительно прожила даже чересчур бурную жизнь и под старость лет оказалась в родной деревне с мизерной пенсией, потому что не заботилась о «бумажках», и сейчас доживает на усадьбе родственника в отдельной избушке (буквально так – печь, кровать, стол и табуретка на четырёх квадратах). Когда я изучил её «бумажки», толково побеседовал и рассказал о ней родственнику, он был немало изумлён и пообещал улучшить её положение. А потом старую комсомолку взял под опеку райком, отремонтировали её избушку, помогли материально, жизнь чуть улучшилась, и то ладно.
Справедливости ради надо сказать, что встречались в моей журналистской судьбе экземпляры и другого рода. Например, в Искитиме рассказали об одной женщине, по доносам которой перед войной отправили в лагеря немало её знакомых. Бывали и такие. Или: один активист коллективизации так живописал мне свою работу в Бурмистрове, что у меня волосы встали дыбом. Я сидел, слушал эту сволочь и думал: боже мой, вот такие типы уничтожили моего деда, дядю по матери на полжизни законопатили на Колыму, а сейчас геройствуют… Так что не всё и в журналистике было гладко и складно. Например, отец одного высокопоставленного в области человека однажды хвастался мне, как на фронте в конце войны расстрелял ни за что ни про что группу ошалевших от страха беглых фашистов в лесочке, потому что не знал, что с ней делать.
Это я вспоминаю не потому, чтобы лишний раз подчеркнуть, что война это грязное и тяжёлое дело, а потому, чтобы мы помнили, что жить по человечески – это вообще очень непросто, и это где-то там, далеко, в Сирии или Донбассе стреляют, а нам до этого и дела нет. Помните у классика: колокол звонит по тебе…
Раз дощечка, два дощечка, будет лесенка…
Мне бы не хотелось, чтобы у читателя сложилось впечатление, что мы в 70-е только и знали, что освещали социалистическое соревнование комсомольско-молодёжных бригад, писали о комсомольской дисциплине и т.п. Это была нормальная жизнь во всём её многообразии – и с хорошим, и дряни хватало. Например, был ли комсомолу изначально присущ бюрократизм? Вряд ли, задумка была уж очень хорошая. К тому же, как известно, бюрократами не рождаются, а становятся. И попробуй обойтись без них в любом налаженном деле, особенно если сама структура объединяет миллионы и миллионы. Сам я всю жизнь проработал в прессе, в том числе комсомольской и партийной, хорошо знаю, что такое быть «рычагом» и «проводником», но, честно говоря, до поры до времени никогда особо не тяготился этим. Потому что иной жизни просто не знал и к тому же хорошо понимал, что без управленческого аппарата, бюрократии, в хорошем смысле слова, её советской иерархии в виде номенклатуры в серьёзной кадровой политики, просто не обойтись. А кадровая политика, или работа с кадрами при советской власти была по нынешним временам на недосягаемой высоте. (Уж воздержимся от банальностей типа «кадры решают всё»). Управленческие кадры в те времена очень даже хорошо готовили. Начиналось всё со школы: староста класса, звеньевой, председатель совета отряда, член, председатель совета дружины, комсорг, член, секретарь комитета комсомола школы, факультета, вуза, цеха, завода и т.д. по «лесенке», которая на определённом этапе, в зависимости от твоих личных способностей переплеталась с иной, уже партийно-государственной структурой. И случайных – за деньги или по знакомству – людей там не было.
Мне лично довелось пройти многие ступени этой лестницы, пока я не нашёл «своё», о чём мечтал с юности – журналистику, и никогда не жалел ни о должностях, которые постепенно занимали мои бывшие и настоящие комсомольские друзья, ни о «потерянном» времени. Журналистика – чУдная профессия, если ею заниматься серьёзно, предоставляет массу личных знакомств с интереснейшими людьми, позволяет быть и наблюдателем, и в разной степени участником важнейших событий. От комсомольских съездов, в моём случае, до последнего XXVIII съезда КПСС, когда вслед за закрываемыми в Кремлёвском дворце съездов дверьми за спиной уходящего Ельцина отсекалась целая эпоха…
…Любопытный штришок о том, как мало, в сущности, по жизни меняются люди. В силу профессии и довольно коммуникабельного характера от комсомольских лет у меня остались сотни друзей и знакомых. С десятками из них судьба пересекала меня в жизни по делам, сейчас в силу возраста – в основном по социальным сетям. И с улыбкой сегодня замечаешь, как был Вася с младых ногтей склонен к некоторой позе, так и остался, а вот Таня – до сих пор душа любой компании, в том числе и фейсбучной.
И далеко не всё в нашем славном комсомольском журналистском прошлом было так уж радужно. Вызывает меня однажды к себе заведующий сектором печати обкома КПСС: как ты объяснишь вот это? И показывает длинную «телегу» на меня, какой я бесчестный редактор, потому что такому-то человеку не заплатил положенные по договору деньги за выполненную журналистскую акцию. Пишу объяснительную: договор был устный, человек наблюдает за работой религиозной секты и пишет непредвзятые заметки об этом. Мы их публикуем и выплачиваем причитающийся гонорар, иных источников финансирования у нас нет, и сумма гонорара заранее была обговорена. Вопрос, вроде, был решён, но осадочек остался. С тех пор с парнем этим, который позже стал известным журналистом и издателем, мы не здоровались, хотя я об этом жалею: то ли «жаба» его придавила, то ли похуже? Знаю немало случаев, когда «бомбардировки» жалобами в «инстанции» человека со свету сживали. Одним из них, кстати, был прекрасный человек и редактор «Вечёрки» Виктор Анатольевич Гордин, которого «телеги» довели до того, что он вынужденно ушёл на пенсию далеко раньше времени. Но это отдельная история…
К сожалению, вместе со многим положительным «номенклатуре» было присуще и некое повышенное внимание (назовём это так) к продвижению коллег по служебной лестнице. И бесконечные разговоры о том, кто куда на чьё место и за какие заслуги, и были ли связи и т.д. и т.п. – всё это наличествовало. Но это как воспринимать: одним по «барабану», другие ловят каждый штрих, чтобы затем в узком или нужном кругу щегольнуть осведомлённостью. Я знал одну партийно-комсомольскую дамочку, которую хлебом, бывало, не корми, но дай сходить на чьё-нибудь собрание, особенно, если «жареным» пахнет. Помню одну такую из Кировского райкома. «Пролетел» я однажды на работе: по личным делам мне нужно было на три дня отлучиться из Новосибирска, и нет бы это сделать официально, но личные дела тогда не афишировались, в телестудиях родство не устанавливали и наследство не делили, и я, не потратив, кстати, редакционных денег, купил себе билет, оставил за редактора вместо себя товарища и уехал. Партийная организация была в редакции маленькая, да удаленькая, а я был глуп и не понимал, что коли ты редактор, то блюди! И другой «товарищ», который сразу после моего назначения мне однажды заявил, что редактором должен быть он, а не я, сразу же, как я уехал, развил бурную деятельность по выяснению обстоятельств моего отсутствия на работе, а когда я вернулся, потребовал моего исключения из партии за нарушение трудовой дисциплины. Сами понимаете, что это тогда значило: конец не только карьере, но, не исключено, вообще профессии. Хорошо разогретое собрание приняло решение – исключить. Дело передавалось в партийную комиссию райкома, а там заседали такие принципиальные волки… Совсем я нос повесил. Старая, ещё с флота язва желудка открылась. Пропало дело. Прихожу на партийную комиссию. И вдруг чую: ветераны партии не такие уж бездушные люди – вникли в детали личной жизни, убедились, что казённых денег я на дорогу не тратил, разобрались по-человечески, поругали, конечно, но ограничились «строгачём». Через год, учитывая плодотворную работу, с меня выговор сняли. А ведь всяко могло повернуться… Попался бы в составе парткомиссии, как у нас в редакции, один особо «целеустремлённый», и нету «комсомольской биографии». Какие любопытные ассоциации! Помните случай на бюро обкома, когда Виктор Косоуров парня-стройотрядовца пожалел? Вот то-то и оно…
Пишу эти строчки и надеюсь быть правильно понятым: не «чернуху» выковыриваю, а хочу, чтобы читатели хоть немного почувствовали вкус той эпохи.
Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные…
В «наше» время существовало много чего загадочного: если, например, Академгородок, Краснообск, Нижняя Ельцовка – основные столпы фундаментальной, медицинской и сельскохозяйственной наук были для журналистов доступны и всегда охотно шли на контакт с прессой, то вот Кольцова с «Вектором» вроде как бы и не было: ну, что вы, какая микробиология? Отродясь не слыхивали! И в самом деле, впервые я познакомился с настоящим учёным-микробиологом только в поездке делегации нашей области в Германию в 1992 году. И смех, и грех: когда были в гостях у знаменитой компании «Босх», немцы поинтересовались: где-то под Новосибирском вроде как существует родственный нам институт… Да, с готовностью отозвался наш руководитель, а вот и генеральный директор «Вектора» академик Сандахчиев! И Лев Степанович смущённо поклонился… Но это к слову. А если серьёзно: научная молодёжь и всё, всё, всё с нею связанное в «добрые старые времена» были всегда в центре внимания и обкома комсомола, и газеты. Этот был, безусловно, один из важнейших участков нашей работы.
Правда, после знаменитого и скандального фестиваля бардовской песни в Академгородке и шума вокруг выступлений диссидента Галича в 1968 году, и прихлопнутой чрезмерно активной коммерческой не по времени и эпохе деятельности научно-производственного объединения «Факел» в 1971 году, отношение ко всем начинаниям научной молодёжи было всё-таки несколько настороженное: что там они ещё выкинут? И вот что особенно любопытно: «выкидывали» постоянно что-нибудь новенькое и интересное, нередко смелое. Всем известны знаменитые Интернедели той поры, команды КВН последних советских десятилетий, «подарившие» миру немало известных людей. Многочисленные конкурсы, маёвки, песни и концерты на весенних площадях и лужайках. Известные всему миру гости, стенгазеты в десятки метров, где позволительно было многое, попробуй, партком, вылови! И главное – ощущение вольницы, разумеется. И хотя где-то рядом не дремлет чуткий партийный глаз, всё же как бы свобода – в первую очередь от скуки будней и обязательности ежедневной лямки. А нередко можно было ещё и заработать, как на том же фестивале бардовской песни или в «Факеле», финансовые операции которого опасно росли, и поэтому и у власти, и у комсомольско-партийных органов «крышу» сносило от забот, как бы чего не вышло, и почти невозможно было в этих условиях совместить развитой социализм и предпринимательскую жилку молодых учёных. Дай бог, если это когда-нибудь всё-таки получится! Если кто-то считает, что в новой России эта проблема с помощью тех же технопарков уже окончательно решена, то, полагаю, он пока приятно заблуждается. И здесь инициаторы до сих пор по грани закона ходят, что время от времени подтверждают внезапные проверки счётной комиссии и последующие кадровые перестановки в технопарках. Мораль: будь честным, а это, когда серьёзными деньгами пахнет, очень сложно.
Но нашлись, слава богу, люди, которые не дали кануть в Лету памяти всех начинаний в Академгородке вообще и в НГУ, в частности. Один из активистов 70-х, в последующем профессор НГУ Алексей Борзенков сделал главной темой своей научной работы историю неформальных движений от знаменитых Интернедель и «маёвок» до анализа молодёжного, как он писал, нонконформизма, – вроде как протест, но не жёсткий. Он и сам по себе, к сожалению, теперь уже был, легендарной личностью и отличался каким-то особым бессребреничеством. Недаром про него в своё время такую эпиграмму сочинили: «Спала немытая Россия при тусклой лампе Маленкова, когда вовсю заголосила мать при рожденьи Борзенкова». Говорят, над его кроватью в общаге висел плакат «Колыбель революции», а на двери комнаты, в которой он жил, красовалась надпись «Музей революции».
А другой, более поздний свидетель «славных общественных дел» Академгородка бывший первый секретарь райком комсомола Алексей Гордиенко написал об этом философскую монографию и несколько лет был главой администрации Советского района. Вообще, то, что касается памяти о прошлом Академгородка и всего Сибирского отделения, тут всё в порядке: и общественность много работает, вплоть до создания музеев, и Институт истории СО РАН тематические сборники монографий выпускает, и издательства на эту тему охотно откликаются, да и в коллективах почти каждого института находятся энтузиасты, которые не дают захиреть памяти о действительно славном прошлом. Хорошо бы кто-нибудь собрал со временем полную библиотеку книг и рукописных изданий об Академгородке. Кое-кто такие попытки уже предпринимает, – успеха ему!
Но мне бы хотелось коснуться ещё одной особо важной темы – научно-технического творчества молодёжи. Этому направлению мысли в Академгородке всегда уделялось особое внимание. И сегодня, даст бог, и власть не забудет, активная деятельность уже на прочной материальной базе технопарка немало способствует этому. В 70-80-х некоторые секретари обкома комсомола тоже были увлечены этой темой. Тяготели к науке, если так позволительно выразиться, а затем и связали с нею всю свою жизнь Александр Евсеенко и Игорь Гомеров. «Молодёжка» тоже руку приложила. Из крупных мероприятий тех лет хорошо помню июль 1981-го: в Академгородке состоялся Всесоюзный форум «Развитие производительных сил Сибири». Насколько «задним умом» сейчас понимаю, инициаторами форума были только что назначенный новый руководитель Госкомитета по науке и технике СССР академик Гурий Марчук, переведённый из Новосибирска, и недавно избранный новый председатель Сибирского отделения АН СССР академик Валентин Коптюг. В работе форума принимали участие и придавали ему особый повышенный статус значимости секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин и президент академии наук СССР академик Анатолий Александров. Разумеется, здесь же были руководители крупнейших регионов Сибири, заинтересованных ведомств Совмина.
Запомнились два эпизода, один из них курьёзный. Когда на пленарном заседании в Доме учёных выступал Анатолий Петрович Александров, он убедительно попросил журналистов-телевизионщиков выключить софиты: «Вы мне всю лысину изжарите!». А когда начал говорить – иная напасть, один из микрофонов на трибуне перед ним вдруг заговорил тоже, – как позже выяснилось, это собкор ЦТ Игорь Соснин запутался в переключениях режима, а магнитофон был устроен так, что мог воспроизводить записанное. Александров вообще рассвирепел, а Игорь, спотыкаясь, кинулся к трибуне и, обрывая провода, отключил микрофон.
Зимянин тоже вёл себя как не как гость, а московский хозяин. Он поддержал тезис Александрова о том, что в Советском Союзе нужно развивать самостоятельную, независимую от Запада экономику и науку (очень похоже на нынешний день), а что касается многочисленных замечаний и просьб о каком-то дополнительном финансировании, особых условиях социально-экономического развития – забудьте, время не то… Как сейчас выясняется, времена в нашей стране всегда как-то не очень, и с деньгами тоже постоянная напряжёнка…
…Относительно недавно в малом зале Дома учёных состоялась встреча депутатов Законодательного собрания области с руководством Сибирского отделения и директорами ведущих институтов: новый виток разговоров про шестой технологический уклад, связь науки и производства и т.д. и т.п. В России интересно жить долго и наблюдать, как с новым энтузиазмом и даже душевным восторгом народные избранники и чиновники снова говорят одно и то же. Польза от этих разговоров есть несомненная, но всем давно ясно, что пока сам бизнес новой России не заинтересуется внедренческой работой, пока не увидит в ней прямой и ясный смысл, потому что ему это очень выгодно, может быть, даже выгоднее, чем скважины бурить, толку не будет. Хотя, не исключено, этот день может наступить быстрее, чем сегодня представляется...
+ + +
Недавно в интернет-чате как бы возобновили давнее наше знакомство с одним «бывшим». Тоже, мягко скажем так, человек в годах, но в силу должностного положения сумел кое-что раньше говорили «скоммуниздить» – сейчас – приватизировать. Но не утратил работоспособности головы, и сегодня социальные сети предоставляют ему возможность почти былого широкого общения и чуть иногда прихвастнуть достатком (это уж как водится у русских людей).
Изучив мою страничку в ФБ, он как-то воскликнул: «Я понял, ты типичный не сказать нищий, но малоимущий государственник-патриот, которого предали его прежние лидеры, давно исчезла страна, в которой ты жил, и до сих пор пребывающий в иллюзии, что миром правит так называемая правда, в которой якобы сила».
Я задумался: обижаться на таких – смешно и даже грешно, они при слове «интеллигенция» до сих пор в лучшем случае полагают, что она вся давно тоже куплена, в худшем – по-прежнему за пистолет в мыслях хватаются. Как объяснить человеку, пусть с противоположной позицией, свою точку зрения, чтобы он хотя бы усомнился, что бывают люди другие. И я предложил ему свой собственный алгоритм, который – если человек захочет, конечно – позволит ему не заблудиться в современном «лабиринте», почти совсем утратившем нравственные ценности. Я предложил своему старому знакомому простую формулу, типа детской игры в «да» и «нет» не говорить, черно с белым не носить..»…
Свобода слова – «да», словоблудие и мат – «нет».
Россия – «да», прибежище для негодяев – «нет».
Власть – «да», коррупционная, лживая – «нет».
Народ – «да», толпы подонков – «нет».
СМИ – «да», ТВ в российском варианте – «нет».
Искусство – «да», пошлость – «нет».
Патриотизм – «да», за деньги – «нет».
Вера – «да», в царя-батюшку – «нет».
Свобода личности – «да», без ветрил – «нет».
И т.д., и т.п. Можно продолжать до тех пор, пока ВЫ САМИ не составите список того, что безусловно «хорошо», и того, что «плохо». Совсем не обязательно копаться в партийных программах и кандидатов в президенты, и в депутаты: мы сами на основании собственного нравственного чувства (если будем честными, прежде всего перед самими собой) в состоянии определиться в этом мире. Абсолютно ничего сложного в нём нет, – всё то же, как и четыре столетия, и четыре тысячелетия назад: сначала было слово, потом скрижали, ещё позже скромные попытки отдельных гениев прочистить наши мозги – от «to be, or not to be» до «белого венчика из роз» и наивного доброжелательного плагиата Морального кодекса. И я лично верю и надеюсь...